Проснуться

Устал. Так сильно устал сегодня. Так много работы, монотонной, бумажной, скучной. Буквы расплываются перед глазами. Ноет плечо. Наверное, из-за погоды — третий день на улице не дождь, не снег, а что-то мокрое, противное, застывающее на тротуарах скользкой пленкой. Как-то подозрительно постреливает в ноге, только этого не хватало! И нудно ноет висок. Не болит, а именно ноет, давит, словно на череп надели стальной неровный обруч, и он сдавливает голову то в одном месте, то в другом. Устал. Настроение ни к черту. Вроде хочется кофе, а может, и не хочется. Чего на самом деле хочется — так это оказаться дома, в своей комнате, желательно без похода по скользким улицам и поездок на метро, а так вот сразу. А там забраться в кровать и не вылезать из неё несколько суток. Спать. Греться. Молчать. Увы, невыполнимый план. Шерлок не позволит. Почему-то самому Холмсу можно валяться до полудня в постели, потом перемещаться на диван и лежать в той же позе, лениво отмалчиваясь на все вопросы. А ему это не позволено. Он должен. Должен ходить на работу в любую, даже такую паршивую погоду. Должен заваривать чай и вливать его в капризного гения. Должен бегать по поручениям, забывая о себе, забывая себя… Устал. Когда же это началось? Еще утром поддразнивал Шерлока, утверждая, что тот скоро превратится в диванную подушку, а сейчас сам бы с радостью… Только вот Шерлок бы стал симпатичной плотной подушечкой, обтянутой голубым шелком, а он — старой, раздавленной, с высыпающимся из дыр наполнителем. Развалина… Устал. Впасть бы в спячку, да на всю зиму. На всю эту проклятую, мокрую, холодную, пасмурную лондонскую зиму. Чтоб никто не трогал. Чтоб тепло, тихо и темно. И проснуться летом. Может, у него авитаминоз? Или, не приведи Боже, депрессия? Да что за чушь, депрессия не грипп, чтоб вот так просто взять и заболеть. Он просто устал. Устал. Как-то сразу, вдруг. Все стало серым, каким-то пыльным. И он сам тоже. Да ещё это мерзкое чувство, будто что-то забыл… О чем он мог забыть? Купить молока? Или что-то ещё? Да нет, это не то. Забыл что-то гораздо более важное. И при попытке задуматься, вспомнить начинает болеть голова. Есть такая пытка — на лоб надевают верёвку с узлами, в петлю на затылке вставляют палку и начинают медленно закручивать. Дёшево и сердито, да. Слава богу, на себе этого не испытал, но последствия видел. А сейчас… Невидимые узлы врезаются прямо в мозг, и никакое обезболивающее не поможет. Устал. Да что врать самому себе? Он знает, что это такое. И началось это не сегодня, совсем не сегодня, а несколько недель назад, после возвращения из Девоншира. Именно тогда поселился в груди колкий и холодный кусочек льда — разбитое доверие. Разбитое той самой чашкой кофе с сахаром. Вдребезги. Как же он устал… И ведь наркотиком меньше всех надышался, и не так уж напуган был. В самом овраге, конечно, не в лаборатории. А там… Нет, нет, он не будет об этом думать. Но всё же… Теперь ему не хочется домой. Разве что в свою комнату. Начал запираться на ночь. Начал покупать себе кофе в пакетиках и тщательно мыть чашку перед тем, как что-нибудь в неё налить. Прекратил заваривать чай в заварнике, купил в пакетиках. И каждый раз чувствовал, как постыдно дрожат пальцы, когда наугад вытаскивал пакетик из коробки. Это не риск, вызывающий адреналин, нет, это горький, колкий ком недоверия и стыд за него. Понимал, что это невыносимая глупость, но иначе просто не мог. И домой теперь входил, словно… Словно в логово дракона. Удивился — откуда такая странная ассоциация? Шерлок не дракон. И не боялся он. Просто не был больше уверен ни в чем. По прежнему был готов защищать его, даже ценой собственной жизни, вот только раньше знал, что и Шерлок поступит так же, а теперь — нет, не знал, сомневался. Мучился из-за этого, корил себя, да разве можно мыслями заставить себя не чувствовать? Пытался делать вид, что всё в порядке, всё как прежде. И устал. Устал тащить на себе тяжёлый, липкий груз своей разбитой веры. Устал пытаться склеить себя, собрать из осколков. Устал. А еще были сны. Странные, не похожие на привычные кошмары. Иногда яркие и невозможно красивые, иногда серые и мрачные. Подробностей не помнил, но просыпаясь, каждый раз жалел. Жалел, что проснулся. В снах всё было… честным. Красочным или угрюмым, но честным. А в реальности ничего не мог с собой поделать. Не верил больше. Не мог. И не знал, что делать с этим, как жить дальше? Сегодняшний сон был серым. Шёл куда-то под дождем. Или ехал? Долго, долго шёл, и дождь шёл с ним вместе. Единственным светлым пятном помнились только чьи-то яркие синие глаза, глядящие на него со странной смесью гнева и радости. Невидимая верёвка снова натянулась на голове, даже тихонько взвыл от неожиданной боли. Принять, что ли, аспирин? Так не поможет ведь, пробовал уже. Не первый день эта боль донимает, особенно когда он пытается вспомнить свои сны. Может, в этом всё дело? Может, из-за этого терзает его чувство, что забыл что-то важное? Может, это снова Шерлок проводит над ним какой-то эксперимент? Устал. *** Мы бредём чрез мглистых гор хребет В пещеры, где не брезжит свет. Наш путь лежит сквозь тьмы гранит, Чтобы найти злато в пути. Ветра стонали в мраке ночном, Шептали ветви всё о своем. То рьян и ал огонь пылал, Бушуя с небом наравне. Джон резко сел на кровати. Казалось, низкий мужской голос, певший эту странную песню, все еще звучал, постепенно растворяясь в относительной тишине лондонской ночи. Его заглушал гул машин и шагов на никогда не засыпавшей до конца Бейкер-стрит. Джон нервно оглянулся, пытаясь найти того, кто пел, неуверенно шепнул в темноту: — Шерлок?.. Но тут же понял, что это никак не мог быть Холмс. Во-первых, Шерлок никогда не пел. Это было совсем не в его привычках. Хотя — кольнула неприятная мысль — что Джон на самом деле знал о его привычках? О привычке проводить на нём эксперименты, накачивая его наркотиками и пугая до паники, он тоже раньше не подозревал… Но было ещё во-вторых: голос, певший песню, хоть и низкий, глубокий и красивый, всё же не был голосом Холмса. Скорее всего, ему это просто приснилось. Но это было до невозможности странно. Ладно бы, если б хоть песня была знакомая, но Джон был уверен, что никогда не слышал ничего подобного — ни мелодию, ни слова. Да он даже не понял, о чем она! Какие-то горы, пещеры, пожары… Что за чушь? Джон снова лег и попытался заснуть. Но глаза открывались сами, а в голове вертелись слова песни: «Наш путь лежит сквозь тьмы гранит…» Он и не подозревал, что так хорошо запомнил их. Поворочавшись ещё некоторое время, он понял, что уснуть не удастся. Что ж, самым логичным в этой ситуации будет встать и сделать себе чаю. Джон вздохнул. Вылезать из теплой постели не хотелось, но лежать и пялиться в потолок — не вариант. Он встал, быстро оделся, тихо шипя себе под нос ругательства — пол был ледяным. Эта зима была неожиданно холодной, после Рождества и вовсе ударили морозы под десять градусов. Шерлок все время жёг камин и сидел перед огнем, закутавшись в плед по самые уши. После того, как он пару раз жутко замерз в своем тонком пальто, Джон начал заставлять его надевать свитер, пожертвовав свой самый теплый. Шерлок ворчал, но соглашался — простудиться не хотел. Хотя, конечно, выглядел очень забавно — рукава были слишком короткие. Но видел это только Джон, Шерлок не снимал пальто даже в Ярде. Заставить его купить себе теплый свитер по размеру Джон так и не смог. Найдя под кроватью тапки, Джон с облегчением натянул их на замерзшие ноги и спустился в темную гостиную. И там его внезапно накрыло волной удушливого страха — показалось вдруг, что на него из мрака глянуло что-то огромное, нечеловеческое, он даже услышал шорох чешуи, будто исполинский змей, свернувшийся кольцами, поднял голову и внимательно посмотрел на того, кто рискнул нарушить его покой. Похолодевшей рукой Джон хлопнул по выключателю. Шерлок, сидевший в кресле, возмущенно зашипел и прикрыл глаза ладонью. — Джон! — Извини, — пробормотал доктор, судорожно пытаясь отдышаться. Шерлок, проморгавшись, изучающе глянул на него и спросил: — Кошмары? — Да, что-то вроде… — непределённо отозвался Джон. — Ты почему не спишь? — Я спал, — буркнул Холмс. — В кресле? — Камин погас, — недовольно сказал Шерлок, не отвечая на вопрос. — Так разожги, — хмыкнул Джон, проходя на кухню. — Чай будешь? Шерлок согласно промычал, снова закапываясь в плед. Возиться с дровами он явно не собирался. Джон включил чайник, бросил в кружки по пакетику и занялся камином. Через минуту огонь снова разгорелся, согревая комнату. Не отводя глаз от пламени, Джон тихо позвал: — Шерлок, я хотел спросить… Только честно скажи, пожалуйста, я не обижусь… Ты… — он замялся, спиной чувствуя изучающий взгляд Холмса. — Ты больше никаких экспериментов со мной не проводишь? Прямо сейчас? Ничего не… подсыпаешь мне? Или внушаешь? — Нет, — угрюмо ответил Шерлок. — Можешь прекратить бояться и спокойно пить свой чай. — Я не боюсь, — поморщился Джон. — Просто мне снится всё время какая-то чушь с тех самых пор, и чем дальше, тем ненормальнее. Совсем не похоже на мои обычные сны. Я подумал, может, ты снова что-то изучаешь. — Я извинился, — сердито сказал Шерлок, — и меня не интересуют твои сны. — Я… Да, конечно. — Джон поднялся, всё так же не глядя на друга, и пошёл на кухню. Он пытался разозлиться, но ощущал только стыд. Ради всего святого! Это же не он провел жестокий эксперимент над полностью доверяющим ему человеком, почему же именно он чувствует себя виноватым?! — Ты все еще обижен, — сделал вывод Шерлок, задумчиво провожая его взглядом. — Нет, — слишком поспешно отозвался Джон. — Все в порядке. Просто эти сны меня немного выбивают из колеи. Раз ты ни причем, значит, это моё собственное воображение распоясалось. Всё хорошо. — Было бы чему распоясываться, — сварливо буркнул Шерлок. — Ну конечно, — рассердился Джон. — Можно подумать, у тебя одного здесь есть воображение. — Я, в отличие от тебя, умею думать. — И что же ты думаешь по этому поводу?! — Что чайник закипел, а ты до сих пор не сделал мне чай! Джон вздохнул, привычно придушивая раздражение. — Иногда ты просто невозможен. — Тебе это нравится, — спокойно парировал Шерлок. — Не всегда, — ответил Джон, подавая ему чашку. Шерлок промолчал. Джон уселся в собственное кресло, вытянул ноги к огню и уже начал задремывать, когда в его расслабленные мысли ворвался голос Холмса. — Так что тебе снится? — Не помню, — сонно отозвался Джон, не открывая глаз. — Горы, пещеры… Куда-то иду, еду, лечу… — И что в этом такого странного? — попытался уточнить Шерлок. — Трудно объяснить. — Джон вяло пытался понять, почему он сам решил, что это всё связано. — Мне кажется… Это будто один и тот же сон, понимаешь? — он взмахнул рукой, едва не опрокинув чашку. — Будто я не засыпаю, а открываю одну и ту же книгу каждую ночь, и начинаю её читать. Я точно знаю, что это та же самая история, но никак не могу её запомнить. Вот и подумал… Шерлок тихо вздохнул — Джон, я не имею отношения к твоим снам, клянусь. Это просто сны. Мне жаль, что та история в Баскервиле так сильно тебя задела. Я не провожу никаких экспериментов над тобой с тех пор. — И одного хватило — Сон исчез, как не бывало, и Джон почувствовал, что ему душно в этой полутемной гостиной. Он встал и направился наверх, к себе. — Мне тоже жаль, Шерлок. Быстро одевшись потеплее, доктор направился к выходу. Шерлок крикнул вслед: — Куда ты? — Пройдусь, — сумрачно ответил Джон. — Три часа ночи, девять градусов мороза, снегопад и ветер. — Да, погода ужасная, — согласился Джон, выходя за дверь. И тихо добавил сквозь летящие ему в лицо снежинки: — Зато честная.