Еда — это тот же секс, просто более оральный

— И что, — Куини Голдштейн, официантка по призванию и блондинка по состоянию души, прилипла недоверчивым взглядом к деловито листающей пухлый ежедневник сестре. Тина Голдштейн — тоже официантка, но это пока: все говорят, что она подаёт большие надежды и в будущем переплюнет саму Серафину-всемогущую на ниве администраторской деятельности. — Этот мальчик придёт прямо к нам? Прямо… к Персику? На кухню?! — Ты же в курсе, что он с тобой сделает, если узнает про «Персика»? — Тина достает из-за уха маленький карандаш и быстро черкает что-то в центре пустой страницы. Куинни загадочно улыбается и поправляет на груди блузку: — Во-первых, ничего, что не включало бы красочное описание противоестественных способов полового сношения с продуктами, — она мечтательно вздыхает, но берёт себя в руки и уже гораздо прозаичнее заканчивает. — А во-вторых, он и не узнает… Не от тебя, так это точно. Но подожди: что там с малышом-поваром? И как Серафина уговорила Грейвса на подобный… богопротивный эксперимент? — Думаю, она поставила мистера Грейвса перед фактом: кулинарные шоу — это отличные рейтинги, отличные рейтинги — это реклама на весь штат, а то и страну. А реклама — это всегда толпы любопытных посетителей, которые желают своими глазами увидеть место «из телешоу». В конце концов, именно люди несут нам деньги — и на эти деньги шеф Грейвс может позволить себе готовить австралийскую мраморную говядину на углях из трёхсотлетней секвойи, — Тина закрывает ежедневник и прячет карандаш в причёску. — А Бербоун… Он всего лишь побочный продукт. Для зрителей всё закончилось, когда он победил, Серафине теперь тоже не до «юного кулинарного гения» — она и рада сплавить мальчишку Грейвсу. И забыть про него. Жаль, если сломается, он показался мне талантливым... — Мои дорогие бездельники, говорящие креветки и весьма посредственные кулинары! — доносится из кухни неожиданно и громко. — Какого пресвятого соуса бешамель у нас на разделочном столе делает руккола? Ньют-о-н, подойди-ка сюда, вегетарианский выблядок! В «Фудпорн» — один из лучших ресторанов авторской кухни Восточного побережья — пришёл новый рабочий день. И пусть формально рабочий день у «Фудпорна» и адептов его — от Серафины Пиквери, хозяйки и «господина управляющего» в одном лице, до Марты, «менеджера по чистоте», и её бойкого взвода посудомойщиков — продолжался уже несколько часов, но по-настоящему ресторан ожил только сейчас. Когда через служебный вход — тихо, скромно и с раскатисто-весёлым: «Не дождётесь!» — под его своды вступил Персиваль Артур Грейвс. Бог местного масштаба, свято чтимый самыми придирчивыми критиками, и премного обожаемый посетителями от шестнадцати до девяносто шести шеф-повар, мать и отец для каждого члена команды «Фудпорна», мужчина в самом расцвете карьеры и просто невероятный… — Мудак! — Да, шеф! — Абернатти, повар-разделочник, отвечающий за подготовку продуктов к ужину, вытягивается в струнку и привычно задерживает дыхание. Его зовут Майкл, но он облажался в момент знакомства с «великим и ужасным»: начал заикаться и не продвинулся дальше «М-мма-м…ма..» в имени «Майкл». Мистер Грейвс великодушно позволил ему получить эту должность, но, прекратив чужое жалкое блеяние отрывистым: «Мудак. Будем знакомы, меня называй шеф», с тех пор иначе к Абернатти и не обращался. Персиваль Грейвс с нескрываемым наслаждением поднимает с разделочной доски внушительный пучок салатных листьев и почти нежно проводит ими по щеке застывшего мрамором подчинённого. Он говорит тихо — на грани слышимости, но кончик прекрасного шефского носа нервно вздрагивает, а свободная рука опускается Абернатти на плечо с тяжестью гранитной столешницы. — Что. Это. Такое, — и, тут же повышая голос до хорошо поставленного рычания: — Почему руккола лежит на доске для кинзы? Кинзы, радость моя? У тебя проблемы с обонянием? Ты перестал различать цвета? Абернатти ревностно мотает головой, но рта предусмотрительно не раскрывает: начальственная тирада ещё не завершена. Сейчас будет… — Да за каким морским чёртом ты вообще взялся за салаты?! — неминуемый взрыв ожидаем, но по-прежнему пугает до неукротимой икоты. Шеф сжимает многострадальную рукколу в кулаке и аккуратно опускает её на провинившуюся голову. — Где Ньютон шляется? Почему он тебя не отогнал? — Не горячитесь, Шеф, — Якоб Ковальски, бессменный шеф-кондитер, вытирает руки полотенцем и вкусно причмокивает губами. Якоб, вообще, всё делает очень вкусно и как-то уютно: вымешивает вручную тесто, украшает глазурью торты, шутит с сёстрами Голдштейн, уважительно кивает Ньюту и разговаривает с Грейвсом. Он единственный, кто знал Персиваля не всемирно известным кулинаром, не гордым обладателем мишленовской звезды, а честолюбивым — и самым молодым — су-шефом знаменитого «МАКУСА». Они пришли в «Фудпорн» вместе — вслед за Серафиной Пиквери и мечтой о славе. Пришли, остались, а слава и известность подтянулись довольно быстро. — Ньют давно готов — он Пикетта пошёл проведать. Малышу одиноко… — Малышу? — Грейвс раздражённо потирает переносицу, но отворачивается от выдохнувшего наконец разделочника и проходит к рабочему месту Ньютона Саламандера, непревзойденного мастера холодных закусок, рассматривая идеальные ряды заготовок. — Он перерос тебя на полторы свиные головы, хотя по-прежнему сильно отстает в массе. А ты всё ещё зовешь парня «малышом»? Якоб пытается незаметно втянуть живот, но быстро плюёт на это неблагодарное дело и преувеличенно тяжело вздыхает: — Я имел в виду Пиккета, шеф. — Господи, он хренов палочник! Зачем нам в принципе в зале палочник? Они же ничего не делают и целыми днями притворяются… чёртовой веткой! — Миссис Пиквери считает это отличным ходом. И палочники чрезвычайно... — Ньют вегетарианец, воспитывает игуану, не прячет классические шрамы «повдоль» на левом предплечье. И единственный, кого Персиваль принял на работу молча — кивком и взглядом. Ньют прячет рыжину волос под колпак, улыбается россыпью веснушек Якобу, ловко оттесняет Грейвса от своего стола острым плечом и заканчивает: — …привязчивые создания, шеф. Не волнуйтесь, мы полностью готовы к работе. — «Не волнуйтесь!» — передразнивает Ньюта горько вздохнувший шеф. — Конечно, во всём этом бедламе легкомыслия и непрофессионализма только я один ещё переживаю, получат ли наши гости рукколу со стойким ароматом кинзы или… — Доброе утро! Абернатти роняет с головы остатки салата, Якоб выглядывает из-за штабеля противней, Ньют любопытно морщит нос, а Персиваль Артур Грейвс… Грейвс, которого звенящее оптимистическим энтузиазмом приветствие прерывает на середине фразы, только раздувает ноздри и машинально тянется к любимому топорику для мяса. Топорик — на всеобщее удивление — оказывается в пределах досягаемости постоянно, в каком бы месте просторной кухни не находился его именитый владелец. — Здравствуйте, — повторяет попытку нежданный гость, а Грейвс впервые на своём веку промахивается мимо отполированной рукоятки «верного друга» и хватается за прохладную, нежнейшую, рассветно-розовую и облачно-мягкую вырезку. — Это же «Фудпо…порн»? Грейвс стискивает несчастное мясо побелевшими пальцами и выдавливает сквозь зубы: — Если бы эта вырезка не стоила дороже твоих жалких потрохов раз эдак в пятьдесят, я бы устроил тебе херово порно с её непосредственным участием, парень. Несостоявшийся порноактёр сутулит плечи, как-то беззащитно моргает, но улыбка — правда всё же чуть выцветшая — по-прежнему храбро не покидает его лица. На самом деле, мальчик — Грейвс с удивлением отмечает, что на телеэкране «кулинарная надежда Америки» смотрелась несколько… солиднее и старше — держится лучше ожидаемого. Процентов сорок из претендентов на место в команде Персиваля сбегали с внутренними криками маленькой девочки уже на этапе приветственной реплики от «шефа». А этот — ничего, даже не дёрнулся в сторону выхода. — Я пришёл в понедельник, как сказала миссис Пиквери, — «Ух ты, упорный!» — с неприятной нежностью отмечает мимоходом Грейвс и ласково-поощрительно кивает вмиг побледневшему мальчишке, — Я выиграл конкурс, и работа… Миссис Пиквери… Готовить, вот. Меня зовут Кри… — Ох, родной, да насрать мне как там тебя окрестили мамочка с папочкой! — Шефу Грейвсу надоедает невнятный рассказ и он решает закончить подзатянувшуюся комедию. — Хочешь работать — вперёд! Форму и швабру получишь у Марты, ведро в зубы — и шагом марш! Текущая уборка кухни — пятнадцать процентов успеха любого ужина. А в ресторане — особенно. И не красней, парень, — ты не Люсьен Оливье, чтобы я твое имя запоминал. «Если откажется… если хоть чуть-чуть морду скривит — выпну к чёртовой матери! И никакая Серафина меня не остановит", — сладко предвкушает Персиваль. Он много повидал на своем веку таких вот «поваров», готовых с первого дня на его кухне творить свои «шедевры» и получать благодарности от посетителей. Никто из них никогда не задумывался — несмотря на годы обучения, стажировок, практики — что кулинария — это, в первую очередь, дьявольски тяжёлый труд: до ломоты в пояснице, до неспособности удержать в немеющих пальцах незаметно ставший неподъёмным нож, до горячих и болезненно пульсирующих вен на чугунных после двенадцатичасового рабочего дня ногах. И что ни один шедевр не родится просто «из любви к искусству» — не на его кухне. Но парень только губы упрямо поджал и вопросительно обвёл взглядом «фронт работ». Якоб, дождавшись еле заметного движения бровей от шефа, мягко улыбнулся и махнул полотенцем, привлекая внимание новичка: — Марта сейчас следит за уборкой зала. Иди к ней, не бойся — она всё объяснит, — и тут же с ворчливым укором оборачивается к Персивалю, провожая тёмную мальчишескую макушку взглядом. — Может, помягче с ним, шеф? Я ничего не имею против твоих методов… — Да знаю я, как ты «не имеешь», Ковальски, — Грейвс задумчиво рассматривает пресловутую вырезку и решительно встряхивает головой. — Всё, отставили пиздострадания и забыли про надежду, хрен с ней, Америки — начинаем работать. Мудак, овощи для гарниров? — Готовы, шеф! — Отлично, Ньют, ты проверил окуня? На нём достаточно кожи для нормальной корочки? А не как в прошлый раз, когда мне пришлось лепить «восхитительный хруст быстро обжаренной рыбы» из панировки? — Окунь в полном порядке, шеф! — Для твоего же душевного и физического благополучия надеюсь, что это так, — Грейвс развернулся к своему столу и длинно выдохнул — всё, пора начинать. И через столько лет — спустя бесчисленное количество ужинов, кухонь, плит, ножей, официантов, соусов, десертов, критиков и наград — он остро переживал этот момент, когда наконец оставался один на один с ингредиентами чуда. На протяжении вечера — от первого заказа и до последней остывающей конфорки — люди, подчинённые и клиенты, их лица и голоса смазывались, уходили на задний план, растворялись в душном, нагретом воздухе его царства. Царства, где главными жителями были блюда — его блюда. Мало кто понимал, что для Персиваля Грейвса в это время существуют только пучок петрушки, чеснок, анчоусы, маслины и несколько кедровых орешков. Что главным оказывается растолочь все овощи и зелень в ступке до правильной консистенции и добавить правильную каплю оливкового масла. Что листики базилика никогда не должны пригорать в печи, а сыр из буйволиного молока — давать течь.

***

Персиваль отрывисто диктует последний заказ и проверяет Якоба. Тот мурлычет себе под нос и гладит горелкой пузырящуюся поверхность шоколадного суфле. За суфле от Ковальски Персиваль, пожалуй, сегодня спокоен и поэтому позволяет себе оглядеться вокруг с тайной надеждой: а вдруг сбежал? Но нет, кулинарные боги не услышали его жарких молитв: мальчишка вертится возле Ньюта — в обнимку со шваброй — и слушает жадно, как тот на память весело перечисляет все рестораны, откуда выгоняли «мистера Ньютона Саламандера». Персиваль умудряется выразить всё негодование мира в одном презрительном фырканье в ответ на вопросительный взгляд Серафины. Миссис Пиквери слушает как всегда обстоятельный доклад Тины Голдштейн и отрицательно качает головой на грейвсово немое: «Нахуя?» Персиваль Грейвс понимает, что дорогое начальство только что самолично отреклось от всяческого права влиять на сложившуюся ситуацию и поворачивает обратно. Но до кухни он не доходит, потому что из зала доносится неожиданно бойкое: — А какой, по-вашему, она должна быть? Ресторанная еда высшего уровня? — Криденс Бербоун встряхивает тёмными кудрями и запальчиво хлопает ладонью по спинке стула. Он пришёл в «Фудпорн», чтобы стать поваром экстра-класса, и какой-то день со шваброй его не остановит. Криденс умеет готовить — ему нужно просто дать шанс показать себя. Криденс справится, точно, — он выучил меню наизусть, а наблюдая за работой Ньюта и шефа — составил в уме примерную рецептуру основных заказываемых блюд. Криденс умеет терпеть и бороться, Криденс… Криденс глупо замирает с полуоткрытым ртом, когда к ним подходит Персиваль Грейвс. Ньют понимающе хмурится и кладёт руку на чужое плечо, Якоб прячет смешинку в кулаке, а Куинни подхватывает пустой поднос и изображает крайнюю степень занятости делом. Персиваль устало опирается о стол обеими руками и говорит негромко, не обращаясь к Криденсу напрямую, разумеется: — Серафине пора подумать о более позднем закрытии ресторана, раз уж работники не торопятся по вечерам домой... Отвечая на твой детский вопрос, парень… Еда должна быть простой. Любая еда: не важно, ресторанная она или нет. Но только абсолютные невежи с мозгами креветки и не умеющие приготовить что-то посложней замороженных полуфабрикатов домохозяйки полагают, что простая еда — это примитивно. В их представлении, простая еда — это что-то жареное на масле и политое кетчупом! Человек должен понимать, что он ест. Простые ингредиенты могут и должны выглядеть красиво. Правильно, и без псевдоноваторских вывертов вроде «гранул» свекольного пюре, размазанного по тарелке диаметром с полметра. — Но мистер Гриндевальд утверждает… Во внезапно наступившей после этого тишине слышно, как жалобно скрипнул под железными пальцами дубовый стол. Якоб расстроено крякнул и опустил глаза, Ньют поморщился как от зубной боли, а Куинни беззвучно приложилась блондинистой головой о поднос. Как они могли упустить... Никто не предупредил Криденса, что.. никогда, ни при каких обстоятельствах, ни под угрозой горелки, ни под дулом кондитерского шприца нельзя произносить имя Геллерта Гриндевальда в присутствии шефа. Просто — не стоит, если ваше физическое и психическое здоровье вам дороги. — Так почему ты припёрся в «Фудпорн», а? И не пошёл в… ресторан к своему обожаемому гуру молекулярной кухни? — пугающе тихо спрашивает Грейвс растерянного Криденса, и вокруг становится ощутимо холоднее. — Свихнувшийся на старости лет Альбус может позволить своему шеф-повару кормить людей китовым дерьмом в обёртке из нанобактерий, мне плевать! Но я не потерплю упоминаний об этом проходимце на своей кухне, тебе ясно? Криденс опускает ресницы и сжимает худые пальцы в кулаки, но отвечает громко и почти естественно: — Да, шеф. Персиваль Грейвс молча идёт к выходу, но перед тем, как дверь за ним захлопывается окончательно, Криденс и компания слышат: — Завтра жду тебя в девять. Не опаздывай, парень, и состриги, Бога ради, свои лохмы. Найду хоть один твой волос на территории «Фудпорна»… Ну, сам понимаешь — весёлого будет мало!