***
Криденсу жарко, у Криденса ужасно чешется правая коленка, Криденс пытается совладать с чёртовым осьминогом второй час. Это даже не смешно — ну где, г-д-е в таком простом рецепте можно ошибиться? Всего-то: осьминога отбиваешь (недолго, чтобы только разволокнить щупальца), кидаешь морского гада в кипяток с солью, сельдереем и гвоздикой, двадцать минут варишь, очищаешь, тушишь в оливковом масле, несколько капель лимонного сока — и всё. Всё, Криденс-тире-повар Бербоун! Элементарно? До идиотии, до имбецильности — Ньют вчера этих осьминогов десятками выдавал, а шеф пристально осматривал, пробовал — и отправлял в зал. А вот Криденсово очередное творение отправляется в мусорное ведро — ну, как отправляется — летит через полкухни с присвистом и комментарием от шефа: — Десятый, парень! Десятый житель моря нашёл бесславный конец в помоях! А дети Африки голодают, в то время как ты переводишь продукты на моей кухне. Персиваль лениво потягивается и неспешно подходит к незадачливому повару вплотную: — На самом деле, родной, как ты, возможно, догадываешься, мне глубоко похрен на африканских детей — может, они даже не едят осьминогов, кто знает? Но мне не похрен на посетителей, которые закажут этим вечером осьминога, потому что — что? Правильно, потому что они получат меньше, чем голодающие детишки от гуманитарного конвоя ООН. Потому что им придётся уйти голодными, но я не позволю кормить этих несчастных людей, несущих вдобавок в «Фудпорн» деньги, твоим блюдом, прошу прощения за слово «блюдо». Итак, давай сначала — надеюсь, ты не израсходуешь весь запас продуктов ещё до официального начала рабочего дня.***
К началу вечера («настоящего рабочего дня») Криденс чувствует себя настолько никчемным существом, что даже не особо расстраивается, когда на закуски (и на проклятого осьминога соответственно) встаёт Ньют. Криденсу уже больно думать словами на букву «о» — и поэтому он несказанно рад, когда шеф не прогоняет его из кухни как неприкаянно болтающегося под ногами бездельника, а зовёт «посмотреть на мясо». Вернее, на то, как шеф будет это самое мясо готовить. — Хорошо приготовленное мясо может дать фору любой красивой даме, — Персиваль Грейвс любит работать с вырезкой — и его настроение повышается с каждым новым ровным куском. — Или не совсем даме, а, радость? — На что вы намекаете? — Криденс не дурак и отлично понимает, на что шеф «намекает», но обсуждать свои сексуальные предпочтения он пока не готов. — А хрен вас, молодёжь, разберёшь! В старые добрые времена… Якоб с жалостью наблюдает за Криденсовыми попытками что-то изобразить в ответ — и решает прийти на помощь «птенчику»: — Персиваль, мне напомнить тебе про «старую добрую» стажировку во Франции? И про, дай-ка вспомнить, эскарго по-бургундски? — Грейвс на мгновение вскидывает бровь и улыбается уголком рта. А Якоб продолжает неторопливо. — Когда ты торопился втирать масло не в улиток, а в того блондинчика… лишь Господь сохранил мои юные глаза и непорочную душу от ваших игрищ. А так кухня — это храм, разумеется, и молодежь пошла нынче… — Ох, Якоб, затк… засунь свой я… пирог в духовку и не отвлекайся, — Персиваль со странным неудовольствием отмечает приступ нервной икоты у представителя «молодёжи» рядом с собой и заканчивает минутку воспоминаний, — видишь, твои сплетни отвлекают человека. Как он будет завтра мясо переводить, если сегодня половину этапов приготовления пропустит, представляя трахающегося шефа? Криденс не успевает опровергнуть это абсурдное предположение — ну кто в здравом уме захочет… заняться сексом с Шефом? Увидеть его без одежды, почувствовать на себе уверенную хватку ловких пальцев, и выгнуться под небрежной лаской широкой ладони, и задохнуться от горячей тяжести… Не успевает, в общем, он и подумать, что свернул куда-то не туда, как в кухне раздаётся незнакомый женский голос: — У тебя много работы этим вечером, дорогой? — Криденс оборачивается и исправляется про себя: голос, скорее, дамский. На пороге стоит невысокая леди — Криденс может дать ей пятьдесят, а может и ничего не дать — она красива тем благородным возрастом, о котором многие женщины не подозревают. Её огибает кухонный чад и не заглушает стук ножей. Леди кивает почтительно улыбнувшемуся Ньюту и здоровается с Якобом: — Мой дорогой Ковальски, я рада видеть вас. Якоб показывает ей руки, покрытые тонким слоем муки, и радостно кричит в ответ: — И я, миссис Грейвс! Криденс дёргается как на электрическом стуле и смахивает со стола нож. Шеф меряет его тяжёлым взглядом и, не оборачиваясь, спрашивает у вырезки: — Маам? Какого доброго самаритянина ты тут забыла? — Не груби матери, Персик, — миссис (ох) Грейвс (Криденс прикусывает щёку изнутри, чтобы не рассмеяться) невозмутимо покачивает сумочкой и оглядывается по сторонам. — Я что, не могу уже просто навестить сына? Того самого сына, который забывает временами, что у него есть мать? Того… — Не драматизируй, я заезжал вчера — и тебя не было дома. В час ночи. Миссис Грейвс задумчиво кивает и говорит уже совершенно другим тоном: — Маргарет опять звонила… Ей нужны деньги на курсы тенниса для Томми, и у Карлы какой-то дефект носовой перегородки — девочку не берут в модельную школу, и Сайрус… Персиваль сжимает нож слишком крепко ещё на «Маргарет опять», и на «Сайрусе» взрывается: — Это, блять, даже не мои дети! Какого… она вообще звонит?! — Не ругайся при матери, Персик, — Криденс восхищённо хлопает ресницами, а леди совершенно невозмутимо продолжает: — Тебе давно пора себе кого-нибудь найти…. Неужели тебе совсем никто не нравится, Персик? У моей соседки миссис Абрамс есть чудная… — Мам, мы можем обсудить, — Криденс не видел у шефа настолько несчастного выражения бровей, даже когда бесславно загубил одиннадцатого осьминога, — …это немного позже — как видишь, я тут готовить для людей пытаюсь… Хочешь, Якоб сделает твоё любимое суфле? Иди, Тина тебя усадит. Мам, пожалуйста, дай нам… Миссис Грейвс окидывает прощальным взглядом кухню, останавливается на Криденсе, но ничего (к его огромной радости) не говорит и выплывает за дверь. Якоб понятливо берётся за форму для суфле, Ньют прячет усмешку в рукаве, а шеф… Шеф поворачивается к Криденсу и выдыхает по-детски обиженно: — Твою мать, мне сорок лет… А мама до сих пор спрашивает, «не нравится ли мне кто-нибудь»? Криденс не улыбается в ответ — он серьёзно хмурится и собирает на лбу грустную складку: — Вы… Это очень здорово, шеф, что ваша мама спрашивает… — его перебивает неожиданно возмущённое: — Ох, давай только без сопливых историй из детства, радость! — Грейвс возвращается к мясу, но продолжает говорить: — Никаких: «Моя мать била меня по рукам и запирала в чулане под лестницей, а дядя пытался изнасиловать», идёт? Если бы я слушал ваши суровые, жизненные, а главное — охуенно правдивые истории, то давно повесился бы, потому что жизнь — хреново дерьмо. Жизнь — дерьмо, но смотри: ты, парень, можешь приготовить стейк. Можешь приготовить стейк и подать его, а вместе со стейком в организм человека поступает аминокислота триптофан, и вот сюрприз — именно она нужна для синтеза чудесного гормона серотонина. Который на раз поднимает уровень счастья в крови, мозгу, пещеристых телах и прочих местах организма. И человек, которому ты подашь свой стейк, его съест и не захочет убивать себя как минимум этим вечером. А на следующий вечер — или когда жизнь снова окажется полным дерьмом — он вспомнит про твой стейк и придёт снова. И это сработает, потому что хорошее мясо — не грёбанные мотивирующие плакатики: «путь в тысячу шагов», «ты особенный», «надо в себя верить» и прочая хуйня, а химия. Наука, радость моя!***
Этот день был долгим — Криденс сидит в зале, уронив тяжёлую голову на руки, и почти не слушает щебетание Куини над ухом. Шеф с дражайшей родительницей отбыли час назад (и Грейвс пообещал устроить ему завтра «мясной аттракцион», что бы это ни значило), Ньют вполголоса беседовал с Пикетом, Тина считала стулья (серьёзно? Кто-то из гостей мог прихватить с собой стул?), а Криденсу было тяжело поднять веки. — Ох, милый, — Куини мягко треплет его за плечо, — не засыпай, солнышко. Криденс собирает остатки сил в кулак и приподнимается. И он не может — не сможет уснуть, даже в таком состоянии, пока не узнает хотя бы… Хотя бы — это: — А кто такая Маргарет, Куини? — Маргарет была дурна собой и не умела готовить, — по секрету сообщает Пикету мистер Саламандер на другом конце зала. Куини же хлопает в ладоши и быстро отвечает: —Ох, милый, это его бывшая жена. Пер… мистера Грейвса. Она, конечно, не Геллерт Гриндевальд, но спрашивать про неё у шефа тоже не стоит. Слышишь, милый?