not today

Психбольница место не тихое вообще. Сокджин знает не понаслышке, он же врач. И работает там давно, не хвастается, но говорит с уважением, как будто сам с ума не сходит из-за криков и воплей из палат. Все равно никто не поможет, так что смысла показывать нет. Сам работу выбрал - сам и отдувайся, а нормальных, адекватных людей не впутывай. Тем более никто не хочет слушать о психически больных. А своих они прячут, чтобы не нашли. И стыдятся, очень стыдятся. Сокджин врач хороший, пациентов своих в лицо знает, по криками различает, приходит всегда в халате - соблюдает дресс-код Джин двигается бесшумно, пытаясь не вызвать новую волну. Ему больше не надо, уже хватит. Но кто-то тихо начинает петь песню, и остальные подхватывают криками. Дрожь проходит по всему телу от голоса. Сокджин думает, что никогда не сможет к этому привыкнуть. Джину рассмеяться хочется в лицо тем, кто говорит, что их жизнь — сумасшедший дом. Но не смеется, потому что воспитан слишком хорошо. Смеется только внутри, скаля зубы в злой улыбке, уподобляясь, и выпускает дым изо рта — курит, потому что по-другому нельзя. По-другому Джин свихнется сразу. Слишком иронично. Слишком правдиво. Он все чаще напевает песню из четвертой палаты, которая красивая и заставляет кричать всех. Джин хочет уволиться очень — не может. Страшно за себя становится с каждым днем. А в четвертой мальчик с черными волосами, щеками пухлыми немного и пугающими глазами — фальшивыми, пустыми, и темными слишком, нечеловеческими. Мальчик улыбается и не выглядит как псих, как все остальные. Он разговаривает нормально, в одном тоне, не срываясь на истерический смех, крик. И выглядит даже лучше самого Джина: без синяков болезненных под глазами, без бледности, и лицом не замученным, совершенно нормальным. А когда поет, то видно все. И почему попал сюда — видно, и почему глаза такие — видно тоже. Джин разговаривать с ним больше не хочет. Пугает. У Джина крики утром, крики вечером, крики каждый день двадцать четыре часа в сутки. Джину кажется, что он сходит с ума. А может так и есть, сходит, смеется сам с собой, пение слушает тихое. Уволиться больше не хочет. Вообще ничего не хочет. В четвертую палату больше не заходит. Видеть вот это не может. А мальчик находит сам. Садится на край джиновой постели, говорит. П у г а е т. Но Джину теперь глубоко параллельно. У него смех в голове и крики. А за несуществующими окнами — осень мягкая и теплая. Улыбающийся мальчик с черными волосами и неискренними глазами ловит губы Джина своими. Мальчика зовут Пак Чимин. У Пак Чимина демоны в голове повсеместно и мягкие до головокружения поцелуи.