Штольман и медиум

- Докладывай, - скомандовал на следующее утро подчиненному Штольман. - Миронова Анна Викторовна, двадцать пять лет, не замужем, детей нет, уроженка города Затонска, - начал Дорошенко. – Переехала в Москву восемь лет назад, поступив в МГУ. Закончила факультет психологии университета. - Ну, а какой же еще, - саркастически заметил Штольман. Дорошенко бросил странный взгляд на следователя, который со вчерашней встречи с Мироновой находился в непонятном состоянии, но промолчал и продолжил. - Шесть лет назад зарегистрировалась как индивидуальный предприниматель и создала салон «Особая связь». За эти годы салон несколько раз менял местоположение, с каждым разом переезжая во все более престижные районы и дорогие помещения. Спросил у ребят на «земле». Миронова не создает им ни малейших проблем. Наоборот… - оперативник слегка сбился. - В чем дело? – почуяв подвох, резко спросил Штольман. - Они особо не распространялись. Сказали, что Миронова – замечательная девушка, что никаких проблем от нее нет, как и от ее клиентуры, которая весьма солидная. Ценник у Анны Викторовны, судя по всему, за услуги ого-го какой. Просто знакомый мой не сказал прямо, но намекнул, что их сыскари обращаются к Мироновой за помощью время от времени. - Что за бред?! – в ледяной ярости переспросил Штольман. - Яков Платонович, я просто передал, что мне рассказали, - поднял руки, как бы защищаясь, Дорошенко. - Ладно. Дальше. - Четыре года назад купила в ипотеку двухкомнатную квартиру там же на проспекте Мира, недалеко от своего нынешнего офиса. Насколько удалось выяснить, около года назад полностью погасила кредит. В собственности также автомобиль Тойота. - Зачем ей автомобиль? – удивился Штольман. – Городская жительница, работает рядом с домом. Парковочная и дорожная политика в Москве все более зверская. Ей такси с лихвой должно хватать. Хотя понты дело такое… - Похоже, она довольно часто ездит к родителям в Затонск, - пояснил Дорошенко. - Туда около трехсот километров от Москвы. - Что еще? - Да вроде все. Остальное вы сами вчера узнали, - причем по его тону было непонятно, говорит он всерьез или издевается над следователем. Или то и другое одновременно. «Да уж, вчерашний разговор с Мироновой не задался», - признался сам себе Штольман, и винить ему в этом было некого кроме себя. Давнишняя ненависть к мошенникам от эзотерики наложилась на шок от осознания того, что покорившая его девушка одна из них. Ситуация усугублялась тем, что там в метро она произвела на него впечатление замечательно искреннего и честного человека. Мысль, что ему, прожженному цинику и следователю с огромным опытом, за какие-то пять минут вскружила голову и обвела вокруг пальца, даже сама того не желая, мошенница, бесила неимоверно. Хуже того, даже во вчерашнем вечернем разговоре он не заметил ни единого признака фальши в Мироновой, что говорило либо об ее выдающемся актерском таланте, либо… Вторую опцию он даже мысленно не был готов проговорить, потому что идея, что можно всерьез принять весь этот бред с потусторонним миром и общением с духами умерших, не лезла в его представлении ни в какие ворота. В результате все обернулось практически скандалом на повышенных тонах с взаимными обвинениями. Следователь чуть ли не прямо обвинил Миронову в убийстве Тереховой, а та не осталась в долгу и обещала накатать на него жалобу за непрофессионализм и превышение полномочий. Ситуацию спас Дорошенко, прекративший разгоравшуюся склоку и добившийся, чтобы они перенесли разговор на следующий день. Штольман чувствовал благодарность оперативнику, хотя, очевидно, не был в восторге, что тот стал свидетелем, как он практически сорвался. Штольман посмотрел на часы. Миронова должна была прийти в полдень. До назначенного времени оставалось две минуты, и в этот момент раздался стук в дверь. - Войдите, - громко сказал он, одновременно сделав вид, что сосредоточенно читает лежащий перед ним документ. В кабинет вошла Миронова. Сегодня на ней были вполне обычные джинсы, зато они дополнялись какой-то необычной сложносочиненной блузкой и многочисленными серебряными украшениями на руках. - Добрый день, Яков Платонович, - спокойно поприветствовала она следователя. - Здравствуйте, Анна Викторовна. Присаживайтесь. Устроившись на стуле, Миронова спокойно и серьезно посмотрела на Штольмана. Она явно ждала от него извинений, а Яков однозначно не был готов их принести, так что он сразу взял быка за рога. - Анна Викторовна, расскажите, пожалуйста, в подробностях о вашей клиентке Алине Тереховой. Поняв ситуацию, Анна холодным тоном начала рассказ. Спустя десять минут Штольман был в курсе деталей общения Тереховой и Мироновой. - Духи живут в своем мире и руководствуются собственной, не похожей на нашу, логикой, - объясняла Миронова. - Обычно их вообще больше не трогают проблемы и переживания, которые мучили их при жизни. Это с одной стороны, затрудняет общение с ними. Иногда им становится настолько все равно, что пробиться сквозь стену не удается. А с другой, это же и облегчает работу. Потому что слетает все наносное, что люди сами себе накручивают при жизни. Остается только главное. - Так было и с Тереховой и ее матерью? – спросил Штольман. - Да, это был вполне обычный случай. Несмотря на сложности и многочисленные ссоры, мать и дочь любили друг друга. И когда я дала им возможность пообщаться, это помогло Алине Сергеевне примириться с произошедшим. - А зачем же она снова к вам решила прийти? Остались какие-то неразрешенные проблемы с матерью? -Нет. Дело было не в матери. Да, бывают сложные случаи, когда требуется несколько сеансов. Но это была не та ситуация. - А зачем же она к вам записалась на прием? - Она не сказала. Только упомянула, что у нее возникла проблема, по которой ей требуется консультация. - Что же вы не вызвали ее дух и не поинтересовались? – Штольман не смог сдержать язвительные нотки в голосе. - Я пыталась. Вчера вечером, - спокойно ответила Миронова, - Но первое время после смерти умершие часто дезориентированы и вообще не идут на контакт. В этом случае приходится прибегать ко всяким ухищрениям. Например, вызов духа на месте смерти иногда помогает. Тут же я пыталась вызвать Терехову на работе, и это оказалось безрезультатно. Спустя пятнадцать минут и еще несколько вопросов у Штольмана не осталось никаких поводов задерживать посетительницу. Но он просто не мог заставить себя ее отпустить. Казалось, он мог бесконечно смотреть просто на то, как она поправляет браслеты на руках и завитки на шее, как взмахивает ресницами и прикусывает нижнюю губу, как смешно морщит нос, когда сердится, и как начинают сиять ее глаза, когда говорит о чем-то радующем ее. «Да что со мной!», - взбешенно подумал Штольман, осознав это, а вслух довольно резко сказал: - На этом мы пока закончили, Анна Викторовна. Прошу вас из города не уезжать, возможно, вы еще понадобитесь. Почувствовав очередную резкую перемену в тоне следователя, Миронова холодно попрощалась и быстро вышла из кабинета. Через пару минут Штольман обнаружил, что она забыла пропуск на столе, и выскочил вслед за ней. Он нагнал ее у лифта и заскочил в уже закрывающуюся кабину. - Вы забыли пропуск, - протянул он ей листок. - Спасибо. Она взяла бумажку, их пальцы соприкоснулись и внезапно атмосфера в небольшом лифте, где они находились только вдвоем, стала такой густой, что, казалось, ее можно ножом резать. Они не говорили ни слова и не касались больше друг друга. Они просто стояли напротив и смотрели друг на друга. Яков буквально пожирал взглядом губы Анны, а она начала тяжело дышать, как если бы только что пробежала стометровку. Ее щеки стали пунцовыми, а глаза заблестели. Они не сразу поняли, что лифт прибыл на первый этаж и его дверь открылась. Там на них сначала с некоторым недоумением, а потом понимающими улыбками смотрели ожидавшие лифт люди. - До свидания, Яков Платонович, - пролепетала Анна и вылетела из лифта, а Штольман остался в нем. Анна, едва помня себя, вышла из полиции и зашла в расположенный рядом парк. Там она села на скамейку и просто дышала, успокаиваясь. Спустя несколько минут она произнесла вслух: - Что со мной? – а спустя еще немного времени с каким-то отчаянием в голосе продолжила: - Что же мне делать?