Колыбельная о монстрах

Swiss Lips — Books

Set fire to the books that you read, I wanna see 'em burning up. Let go of the dreams that you had. Поговаривают, что рукописи не горят. Это вранье. Ещё как горят. Прямо полыхают. Даже если это не книги, а песни. Почему бы песням тоже не стать книгами? Меня зовут Майкл, и мои песни меняют жизни людей. Звучит, как начало исповеди на встрече анонимных алкоголиков. Я сижу у костра и смотрю, как сгорают старые черновики, и мне кажется, будто из пламени костра раздаются яростные крики демонов, что заставляли меня играть в Бога. Каждый раз, беря в руки гитару, я слышал их шепот: «У тебя есть сосед, сочини о нём песню — и он получит всё, что ты о нём напишешь. Хоть сумму денег, хоть смертельную болезнь». Поначалу мне казалось, что болен как раз-таки я. Любой здравомыслящий человек решит, что у него поехала крыша, если однажды проснется от голосов, шепчущих, что он может написать песню и навсегда изменить жизни тех, кого он любит. Признаться, мои песни раньше не были хорошими, хотя я всегда мечтал, что они будут менять чьи-то жизни. Бойтесь своих мечтаний, они имеют свойство сбываться. Однажды, когда голоса в моей голове стали невыносимыми, я взял в руки гитару. И пусть в истории, скрытой между строк, не было ничего особенного, всего лишь сказка о бедном певце и его лучшем друге, которому несказанно повезло, я был ей доволен. Я думал: пусть я и свихнулся, зато наконец-то написал что-то, что нравится мне самому. А потом мой лучший друг выиграл в лотерею. Я подумал: совпадение, но голоса в голове, хихикая, приговаривали, что я могу убеждать себя, да. И я решился на другой эксперимент. Я написал песню о моей сестре Софи, встретившей мужчину, о котором она грезила, пока была романтичной и наивной студенткой. Ведь что может случиться? Самое страшное — Софи просто его не встретит, а я окажусь чокнутым, которому стоит наведаться к психиатру. Я почти видел себя, лежащим на кожаной кушетке и говорившим врачу, что мне кажется, будто я могу через песни влиять на жизни людей. Я почти мог слышать, как доктор вздыхает и говорит, что у меня — шизофрения, и до конца своих дней мне придется сидеть на таблетках. Колтон Майерс появился в жизни Софи, как принц в жизни Золушки. Едва не сбил её на машине, извинился, пригласил на кофе… я думал, так только в сказках бывает. В тех, которые никогда не сбываются. Однако Софи пригласила его на семейный ужин, познакомила с родителями и даже со мной («Кол, это — мой брат Майкл, он песни пишет» — «Правда? Как интересно. Споете хотя бы одну?». Спеть я, кстати, отказался). Пожимая Колтону Майерсу руку, я убедился, что он вполне себе реален. А, значит, я не шизофреник, не чокнутый. Тогда я в себя поверил. Мир под моими ногами перевернулся, но мне казалось — наоборот, всё встало на свои места. И, когда я снова услышал голоса в своей голове, я сдался им. Я позволил им увлечь меня во тьму, которая казалась спасением: ведь неважно, откуда приходят дары, если они приходят? Троянцы тоже так думали. когда завозили греческого коня в свои ворота. Кейт я встретил, когда попытался пропихнуть свои первые демо-записи в очередной лейбл. Она была помощницей одного из продюсеров — той самой девочкой, которая говорит вам, что все диски и флешки обязательно будут переданы менеджерам, и, если вы заинтересуете нас, вам позвонят. Она убирала длинные темные волосы в хвост, но одна упрямая короткая прядь постоянно выбивалась из прически, и, глядя, как Кейт заправляет её за ухо, я влюбился. Любовь требует жертву, и этой жертвой всегда становятся глупцы вроде меня. Она приходит, она зовет тебя, и, чтобы выжить, тебе приходится подчиниться. It'll come when it's you that's calling up, When it falls it'll fall to you for your own survival… О Кейт я — влюбленный кретин — написал с десяток песен, да только демоны, рисующие моим друзьям идеальные жизни, впервые дали сбой. Они не стремились выполнять моё желание. Ни одно, даже мечту хотя бы узнать её поближе. Я злился, даже разбил одну из своих гитар, но это не помогало. Я хотел бросить писать песни, да только что-то внутри не давало мне сделать это. Во сне я падал в бездну, где на дне выли чудовища, и они требовали только одного: пиши. Пиши. Пиши. Я не мог им сопротивляться. Они требовали мою душу. Они жаждали её в обмен на счастье, которое казалось призрачным. Я продолжал писать, и однажды Кейт всё-таки мне позвонила. Сказала, что мои песни заметил один из главных менеджеров компании, пригласила на встречу. Передо мной маячил контракт — пока что короткий, на запись только одного релиза, но это было уже хоть что-то. А Кейт согласилась поужинать со мной. Потом — согласилась остаться в моей жизни. И тогда я понял, что причиной моего страха перед моими же возможностями и моей силой было одиночество. Как только в моей жизни появилась Кейт, я осознал, что мне всё время хочется работать, работать, работать. Песни ещё никогда не рождались так легко. За месяц я сочинил треков на целый альбом, который так жаждал мой лейбл. Сведенные и нашедшие своё место на флешках, новые песни обладали невероятной силой. Я будто со стороны наблюдал, как жизнь моих друзей и знакомых превращается в сказку. Как я сам становлюсь тем, кем и не мечтал быть. Пишу свой альбом. Выпускаю сингл и клип. Становлюсь звездой. Прошло полгода. Мы с Кейт собирались съехаться. Мой первый релиз был на стадии сведения. Мир казался прекрасным, а демоны в моей голове тогда чудились благословением. Но у всего есть своя цена. Солнцу требуется жертва, и чаще всего ей становится твоя душа. Твоё сердце глупца. Хотя в книгах, которые нам читают в детстве, это называется «благородной жертвой во имя добра». Эти книги тоже не мешало бы сжечь. Любовь, которую я испытывал к близким людям и к себе, нашла своего дурака. Я и был дураком, которого принесли в жертву. Который сам принёс себя в жертву во имя любви к близким людям, но, что ещё хуже, во имя любви к самому себе. И во имя своего эгоизма. Я сам написал об этом. When the sun needs a sacrifice, She'll be there with a fool to offer up. Первым звонком был мой друг. Тот самый, да. Выигравший в лотерею. Он летел на отдых с семьей — всегда мечтал отдохнуть в Бразилии, с самого детства этой страной грезил. Самолет упал в Атлантический океан. Сейчас я уже могу думать об этом без сдавливающего горло горя, хотя до спокойствия мне далеко. Я плакал на его похоронах. как ребёнок. В могилу опускали пустые гробы, потому что тела так и не нашли, а я всё ещё надеялся, что это — лишь совпадение. Что расплата не постучалась в двери ко мне и к моим близким. Идиот. Вторым звонком стала Софи, однажды ночью появившаяся на моем пороге. Она рыдала, а на щеке у неё разливался огромный синяк. Идеальный Колтон Майерс ударил её, когда решил, что Софи слишком долго болтала с его бизнес-партнером на какой-то обязательной к посещению вечеринке. Софи сказала, что выскочила из машины, в чем была, и помчалась к метро, но Колтон даже догонять её не стал — был уверен, что она вернется. И я видел, что она колебается. Говорит, что, быть может, ей не стоило, и она зря это всё, и прочее… Когда она уснула у меня на диване, всё ещё всхлипывая, я потянулся к гитаре. Моя рука зависла на половине пути. «Напиши о нём, — шептали голоса демонов у меня в голове, змеиными навязчивым шипением завладевая разумом. — Напиши. напиши, напиши…» Тогда я сдержался. Убрал руку, ушел спать, от греха подальше. Кейт шепотом спросила меня, что произошло — она деликатно не выходила из спальни, чтобы не смущать Софи. Я сказал. что сестра поссорилась со своим парнем. Они помирятся, и всё будет в порядке. Люди часто лгут своим близким. Little white lies. Я правда надеялся, что Софи хватит ума уйти от Майерса, что она вернется в свою квартиру и попытается забыть его, как страшный сон. Сожжет эти мосты, бросит в костер книгу своей судьбы, которую я для неё случайно написал. Вчера Колтон Майерс избил её до смерти. Ударил, а она упала и ударилась виском о край стола. Моей сестры больше нет. Я чувствую, как ядовитое, черное, как мазут, чувство вины, поглощает меня. Опустошает меня. Я чувствую, как боль разъедает меня изнутри. Я должен быть рядом с родителями, но я отправил туда Кейт, а сам смотрю, как горят черновики моих песен, как плавятся диски и флешки, и мне остается надеяться, что тёмная магия моих демонов сгорит вместе с ними. В пламени я вижу лицо своей сестры. В кармане надрывается телефон. Я знаю, что мне звонит Кейт, и я знаю, что не должен отвечать. Её чувства — не настоящие. Всё, что я создал, не настоящее, но я буду платить и платить за свои творения. Одиночеством. Болью. Нищетой. Я буду платить, лишь бы не платили мои близкие. «Ты должен подливать масла в огонь, — воют демоны, и я слышу их голоса в треске пламени. — Невозможно повернуть вспять течение реки! Если ты попытаешься, то сдохнешь». По крайней мере, я попытаюсь. Даже если это будет стоить мне жизни. А оно будет. Я смотрю, как горят мои песни, и как мои демоны превращаются в угли и пепел, крутятся в воздухе серыми хлопьями. Я должен их уничтожить, пока они не уничтожили всех, кого я люблю. Будущее сгорает вместе с листами бумаги, но так должно быть. Никому не подвластно менять его. Будущее выходит из берегов и умирает где-то там, в далеких мечтах, которым не суждено сбыться. А я умру вместе с ним. Огонь захватывает последнюю флешку, на которую я сохранил песни о Кейт и о себе самом. Я чувствую, что задыхаюсь, что у меня в животе тысячи раскаленных ножей режут мои внутренности, но такова цена, которую платит дурак. Лишь бы мои демоны сгорели навсегда. Господи Иисусе, как же мне больно… We know that holy rivers don't end, We've gotta let the fires grow… Всегда нужно подливать масла в огонь.