Пост-рейхенбах. Живые и мертвые

      …Всё происходило очень быстро. Эмма ожидала, что если в морге они кого-нибудь застанут, то будут какие-то объяснения, необходимость импровизировать и тому подобное. Но Джон, на мгновение замерев на пороге, стремительно сорвался с места, не растрачивая себя на объяснения, и просто оттолкнул того, кто склонился над прозекторским столом, как будто знал, что именно на нём он найдёт то, чего надеялся не найти. Со своего места миссис Хадсон увидела, что покойник под простынёй, сдёрнутой Джоном, был очень похож на Шерлока. Видимо, вблизи было видно ещё лучше, потому что доктор внезапно упал, как подкошенный.       Незнакомец, кажется, не делал ничего, чтобы лишить Ватсона сознания, но Эмма не могла быть в этом уверена, и вообще всего этого оказалось для неё многовато. Она схватилась за косяк, не зная, бежать ли ей за помощью или рвануться к Джону и столу. Вторая рука вцепилась в швабру, как в копьё.       Незнакомец повернулся к ней, и Эмме показалось, что она его где-то видела. Эта мысль едва коснулась её сознания, оглушённого пониманием того, что надежды для Шерлока, кажется, больше нет, но когда человек в чёрном заговорил так, будто её знает, это впечатление усилилось.       Миссис Хадсон отклеилась от косяка и воспользовалась возможностью условно безопасно добраться и до тела, и до товарища по несчастью. И ведро, и швабру она оставила у входа. Незнакомец тем временем занялся Джоном, и ей был виден в основном русый затылок. По-прежнему никаких вопросов «кто вы?» и «что тут делаете?». Кажется, этот человек знал ответы на эти вопросы.       Тело покойника было уже заново накрыто простынёй, и миссис Хадсон предпочла послушно заняться ещё живым квартирантом, присев на корточки.       — Джон, милый, какой ты впечатлительный для врача, — кажется, режим милого щебета был у Эммы каким-то автоматическим режимом, мало зависящим от обстоятельств, разве что голос чуть заметно подрагивал.       Пожилая женщина похлопала спутника по щекам, попутно незаметно скосив глаза на таинственную личность. Да, она могла поклясться, что раньше его где-то видела, но совершенно не помнила, где. Впрочем, можно было и обознаться, потому что лицо было мало примечательное. Но после этой сцены было бы сложно забыть его вновь, потому что выражение лица у него было примерно такое же дикое, как и у доктора, когда тот метнулся к столу.       Воззвания не помогли Джону, и тогда, пробормотав:       — Надо бы воды… — Эмма досеменила до раковины, налила воды в какую-то лоханку (кажется, чистую) и, вернувшись на место, плеснула немного товарищу в лицо.       — Очнись, Джон Ватсон! — неожиданно для самой себя рявкнула миссис Хадсон, кинула лоханку с остатками воды на пол, и под оглушительный звон металла по кафелю начала трясти «пациента», вцепившись в его одежду.       Крепко обхватив запястья рук, дергающих его за одежду, Джон открыл глаза. К счастью, он сделал это прежде, чем вслепую ударить лбом в лицо. Получилось бы неудобно, ведь трясла его за отвороты куртки ни кто иная, как собственная квартирная хозяйка.       — Отпустите меня, миссис Хадсон, я в порядке! — хрипло попросил Джон, осторожно отцепляя от себя худенькие кулачки, с недюжинной силой вцепившиеся в него. Несколько секунд он моргал, приходя в себя и пытаясь сориентироваться.       Помещение он опознал сразу — никакого сомнения, что они находились на рабочем месте Молли Хупер. Время суток определить из-за отсутствия окон было невозможно, но внутренний таймер указывал на ночь. Джон сидел на полу, прислонившись спиной к ножке прозекторского стола, его лицо и рубашка на груди отчего-то были мокрыми. Он с недоумением посмотрел на старушку, стоящую перед ним на коленях и облаченную в халат цвета яичного желтка. Фасон и расцветка сильно контрастировали с предпочтениями миссис Хадсон в одежде. Шерлок, конечно же, сразу бы вычислил причину ее странного одеяния и скорбного выражения лица…       — О боже, Шерлок! — выдохнул Джон, мгновенно припомнив, зачем ночью они с домохозяйкой проникли в Бартс, вместо того, чтобы дома мирно смотреть сериалы или сражаться в «Клюедо».       Опираясь о пол, он попытался встать. Немедленно откуда-то сбоку выдвинулась невидимая доселе фигура и протянула Джону руку, помогая подняться. Доктор сразу опознал полковника Морана, но отбросив неуместные сейчас игры в гордеца, принял помощь. Он бы сейчас самого дьявола не отверг бы, появись тот рядом.       Встав на ноги, Джон тут же отпустил руку полковника и повернулся к столу. Тело все так же покоилось на нем, прикрытое окровавленной простыней.       — Я не понимаю, почему он лежит здесь, — все так же хрипло сказал Джон. — Как его могли оставить здесь на ночь. Разве только… Он жив? Но тогда он должен быть подключен к приборам!..       Он опять схватился за край простыни, и, на сей раз медленно и осторожно, словно не желая потревожить спящего, обнажил разбитое лицо. Его вновь повело, но на сей раз он устоял на ногах. Забыв обо всех и вся, о своей спутнице и о своем недруге, о собственных чувствах и надеждах, он несколько долгих мгновений пристально вглядывался в лицо покойного. Затем бережно, как будто поправлял одеяло болящему ребенку, вернул саван на место.       — Да, это он, — тихо сказал он двум свидетелям его скорбной потери, подобно ангелам стоящим в изножье и в изголовье смертельного ложа Шерлока.       — Простите мой чудовищный эгоизм, миссис Хадсон. Извините, что привел вас сюда, не подумав о ваших чувствах. Тебя же, Тайгер, предупреждаю, что если ты наведался сюда, дабы и посмертно навредить моему другу, то я этого не допущу, чего бы мне это не стоило!       …Моран все еще чувствовал себя так, словно его заморозили изнутри, и двигался, как в тумане, поднимая и прислоняя к ножке стола бесчувственного доктора. И, когда миссис Хадсон вдруг начала активно хлопотать возле него, отстранился и замер немым свидетелем чужого горя.       Когда Джон пришел в сознание, Себастьян все так же молча помог ему подняться и наблюдал за лицом бывшего солдата, когда тот вновь поднял саван, осознал свою утрату и признал ее при свидетелях:       — Да, это он.       — Мне жаль, Джон. Действительно жаль. — искренне отозвался Себастьян, мельком подумав, проявил ли бы сам Ватсон к нему хоть какое-то сочувствие, если бы вместо покойного Шерлока перед ними сейчас лежало тело Джима Мориарти? Ему отчего-то хотелось верить, что Джон не стал бы отплясывать от радости джигу или хава нагилу… хотя следующие же слова доктора, прозвучавшие, как угроза, вернули Морана в ту реальность, где они по-прежнему находились по разные стороны добра и зла.       «Что ж, если тебе так будет легче, не стану разочаровывать…» — с сожалением подумал он, а вслух ответил:       — Ничего личного, док, я пришел сюда убедиться в том, что ваш друг все сделал честно. И… — он немного поколебался, говорить ли Джону всю правду о замысле Джима, и решил, что хуже уже никому от этого не будет — знайте, он пошел на это, спасая вас. Вас обоих. Вы никак не смогли бы ему помочь, так что… не вините себя, док. Это был достойный финал Большой Игры. И… чертова Пиррова победа (1).       Последнее признание вырвалось у него против воли, и Моран стиснул зубы — не хватало еще им на пару раскиснуть тут, объединившись вокруг своих утрат и временно зарыв топор войны. Нет, пока он еще ничего не выяснил про судьбу Джима, и ему рано хоронить его, ну, а Джон… Что ж, Джону повезло хотя бы в том, что теперь он точно уверился в смерти друга и может честно оплакать его.       …Эмма слушала и понимала, что эти двое джентльменов знакомы. Джон назвал собеседника «Тайгер». В чём-то он действительно напоминал тигра или ещё какое-нибудь хищное животное. Примерно на полголовы выше Ватсона, глаза голубые или серые, не разобрать в неверном свете морга. Он сказал, что пришёл убедиться в гибели Шерлока, хотя миссис Хадсон не уловила в его голосе чувства удовлетворения. Вид у этого Тайгера был какой-то больной, веки красноватые, будто он сутки не спал, словом, выглядел он никак не лучше Джона.       Пока Тайгер ненадолго умолк, миссис Хадсон обошла Ватсона и несмело приблизилась к столу, на котором лежало тело. Пожилая женщина протянула руку к простыне, но приподнять не решилась и просто прикоснулась сквозь ткань к твёрдой, безжизненной руке Шерлока. Краем уха она слышала, как Тайгер сказал:       — Знайте, он пошел на это, спасая вас. Вас обоих. Вы никак не смогли бы ему помочь, так что… не вините себя, док. Это был достойный финал Большой Игры. И… чертова Пиррова победа.       Что он имел ввиду? Какая игра? Какая победа?! Кто он вообще такой?.. Не надо было обладать IQ Эйнштейна, чтобы понять теперь, что этот человек из тех… из противников детектива. И что речь шла, кажется, о шантаже. Но как, что?..       Эмма обернулась к мужчинам, но не стала вмешиваться в их беседу. Ей показалось, что доктор понимает собеседника, и она инстинктивно чувствовала: в этом диалоге третий — лишний.       — Меня? — слова доносились до слуха глухо и нечетко, преодолевая темную волну горя, затопившей Джона с макушки до пяток. Сломленный неопровержимыми доказательствами, Джон неотвратимо погружался в пучину скорби, разом утратив всегда присущий ему оптимизм. Он разом отделился от всего остального мира, не слыша того, что Шерлок мог пожертвовать собой ради миссис Хадсон или Молли, либо кого-то еще из своего окружения. Словно Холмс принадлежал только ему. Будто только они вдвоем противостояли Мориарти, обходясь без чьей-либо помощи. Точно единственно для них двоих была затеяна Большая Игра, это дьявольское развлечение, неуправляемым бульдозером передавившая и покалечившая многих случайный пешеходов на своем пути.       — У него был договор с Мориарти? В чем он заключался? — забросал Джон Тайгера абсолютно бесполезными уже вопросами, ведь Шерлоку было уже не помочь — он дошел до финала в одиночку.       Джон, чье лицо исказило неподдельное горе, зачем-то решил доискаться истины, и Моран уже пожалел о том, что из лучших побуждений сболтнул при нем лишнее.       — Какое это имеет значение теперь, доктор? Ваш друг погиб, а вы остались живы, примите мои соболезнования и сделайте для него то, что должны. Остальное уже неважно, они квиты, счет обнулен…       «…если, конечно, ты не решишь стать продолжателем его дела…» — благоразумно додумал он уже про себя.       — Это имеет значение! Для меня, для нас, для всех! — к последним Джон одним махом причислил не только друзей, но даже тех, кто с охотой подхватил мерзкие наветы и тех, кто измышлял клевету. Всех, кто по словам детектива «будет готов слушать».       Моран проигнорировал ответный эмоциональный выпад Джона, он действительно считал, что гибель одного или даже обоих противников делает бессмысленным все, о чем они могли договориться при жизни — пусть даже о том, что это будет самурайский акт двойного суицида.       Ему, пожалуй, стоило оставить Ватсона и миссис Хадсон наедине с их скорбью и отправиться дальше, чтобы, понадеявшись на удачу, отыскать Джима в числе живых или застрявших между жизнью и смертью в реанимации. Ведь Моран до сих пор не знал, насколько серьезным было ранение, и все никак не мог поверить в то, что ему дополнительно подтвердил еще и Вергара — что Джим сам выстрелил себе в рот. Вот так, ни с того ни с сего, взял и пальнул! Ну не скуки же ради, в самом деле? А тот, кто мог бы доподлинно поведать о том, что случилось на крыше, унес эту тайну с собой туда, откуда еще никому не удавалось вернуться обратно, в мир живых.       Хотя… Джейн, кажется, говорила, что детектив перед прыжком успел позвонить Джону и говорил с ним о чем-то около минуты… Может быть, Джон знает что-то о Мориарти со слов покойного друга? Или больше того — знает, что за ловушку подстроил Джиму Холмс? Он ведь наверняка неспроста выбрал именно Бартс для финального раунда Большой Игры… где все и случилось так, как предсказывал Джим, когда они обсуждали возможные сценарии концовки. За исключением последней его «правки», внесенной собственной рукой уже в процессе…       — О чем вы говорили с вашим другом в его последние минуты? — придав голосу максимум вкрадчивой мягкости, на какую он был сейчас способен, спросил Моран, надеясь, что Ватсон, захваченный горем, захочет вспомнить их прощальный разговор.       — Наш последний разговор прервали. Мне позвонили из полиции и сообщили, что миссис Хадсон ранена, умирает и я помчался домой. Так значит, это было в какой-то мере правдой? Ей и в самом деле грозила опасность? — спросил Джон, медленно прозревая. — Уж не ваши ли сообщники держали всех нас на прицеле? Мы знали, что у нас в соседях отменные снайпера… Простите, миссис Хадсон за эту нашу оплошность! — второй раз за сегодня покаялся Джон, с запоздалым ужасом вспоминая лысого громилу, которого он застал тогда в обществе домохозяйки. Бог знает, что тот мог припрятать в своем объемистом ящике для инструментов, там в разобранном виде мог РПГ (2) поместиться, а не только пистолет!       Но, как бы то ни было, они с миссис Хадсон вышли сухими из воды, в отличие от бедного Шерлока, лежащего совсем рядом под окровавленной простыней…       …Последующие вопросы доктора, который, похоже, начал прозревать, подвели Морана к опасной черте, за которой и подтверждение и молчание будут означать одно и то же — признание в соучастии. А значит, будут иметь для доктора и присутствующей здесь же миссис Хадсон те самые последствия, от которых их хотел уберечь ныне покойный детектив.       «С трупами даже морочиться не придется, достаточно будет засунуть обоих в мешки и закинуть на соседние полки…» — мрачно подумал полковник, скорее по привычке, чем из насущной необходимости, просчитывая последствия такого сценария развития ситуации. Но оружия при нем не было, да и что, в сущности, могла бы изменить в произошедшем еще парочка смертей? Ничего… А вот будучи живым, Джон все еще мог дать ему зацепку, проливающую свет на случившееся на крыше. Но как заставить этого болвана выдать нужные Морану сведения?       Себастьян понимал, что даже если бы он сейчас приставил к башке Джона пистолет, тот из своего еврейского упрямства — «хуцпа, кажется?» — скорее дал бы вышибить себе мозги, чем пересказал ему последний свой разговор с Шерлоком. Если только не попробовать пойти на хитрость…       — Ты же помнишь, Джон, Мориарти никогда не устраивает переговоры без группы прикрытия. Да, на крышах по соседству были снайперы, и я в их числе, и мы выполняли там свою обычную работу, как тогда, на Рождество. Твой друг имеет… кхм… имел дурную привычку являться на встречу вооруженным, и даже в Альберт-холле у вас с ним на двоих был целый арсенал…       Себастьян замолчал, ругая себя за досадную оговорку и подыскивая более точные и правильные слова для решающего вопроса.       — Но, если ты и правда хочешь узнать, что за нелегкая понесла их обоих на крышу Бартса, то, возможно, ответ у тебя уже есть. Я видел, как Шерлок говорил с тобой перед прыжком, но не мог слышать, что именно он сказал, точнее, сказал ли он то, что от него требовалось? Но ты, ты ведь помнишь ваш последний разговор, не так ли? — Моран умолк, выжидательно глядя на Джона и краем глаза продолжая отслеживать домохозяйку с Бейкер-стрит, присутствующую здесь на правах лишнего свидетеля.       — Шерлока заставили спрыгнуть? — звенящим от напряжения голосом гнул свое Джон. Его слова отразились слабым эхом от блестящих металлических поверхностей — неурочно в такой поздний час и неуместно в этой обители тишины. Но доктора не волновали декорации, его беспокоила только одна мысль:       «Шерлок спрыгнул не добровольно! Ему поставили какие-то условия и, выполняя их, он шагнул с крыши!»       Моран даже выдал часть дьявольского уговора: самоубийство в обмен на спасение жизней самого Джона и миссис Хадсон. Больше он никого не упомянул. То ли сам не знал, то ли тот, кто задумал весь этот жуткий спектакль — главный, и не названный пока кукловод, был не в курсе, что у известного социопата есть друзья кроме Джона, и даже возлюбленная. Доктор надеялся, что его «каминг-аут» в Альберт-Холле не пропал втуне и вывел Молли Хупер из-под удара.       — Кто? Кто за все этим стоит и чем шантажировали Шерлока? Скажи мне, и я тебе в точности воспроизведу наш последний разговор, — Джон вперился взгляд в лицо Морана, также перейдя на более доверительное «ты».       Похоже, Джон и впрямь помешался от горя, скорость его мыслительных процессов оставляла желать лучшего — но оно было неудивительно, если учесть, что Мориарти устроил им обоим за последние два дня. Взять хотя бы эту чертову шоколадную фабрику, полицейский рейд на Бейкер-стрит, расстрелы одних киллеров другими, грязные статейки в прессе, мистификацию Ричи на квартирке Китти Райли, ложный звонок про миссис Хадсон и финальную сцену гибели друга… Да пройди он сам все это вместо Джона — уже давно свихнулся бы! Хотя, со стороны организатора и исполнителя всей этой грандиозной аферы напряжения было ничуть не меньше, просто отсутствовал фактор неизвестности. По крайней мере, до последнего момента, когда…       Моран отогнал от себя навязчиво замелькавшую картинку рокового выстрела, и в сотый раз возникший вопрос «почему?». Если Джим заставил Шерлока спрыгнуть, то кто или что смогло заставить Джима пустить себе пулю в рот? Себастьян действительно мог лишь догадываться, но не знал наверняка.       — Ты требуешь у меня сообщить тебе то, чего даже я не знаю. Одно могу сказать определенно — игра зашла дальше, чем планировал Джим. И кончилась совсем не так, как должна бы… — тут он не удержал судорожного вздоха, но с силой сжал челюсти и быстро взял себя в руки. — Мне жаль, мне действительно жаль, Джон. Если я разыщу того, кто на самом деле срежиссировал весь этот «спектакль», ты узнаешь об этом первым. Обещаю.       Именно тяжкий вздох Морана убедил Джона в его искренности. Разумеется, сподвижник Мориарти никогда не раскрыл бы ему всех своих карт, но уже дважды вслух выразил свое сожаление, вместо того, чтобы взять Джона за шкирку и вытрясти из него необходимую информацию. И он не угрожал, он просил оказать услугу.       Ватсон уже давно догадывался об участии в Большой Игре гораздо большего количества игроков, чем ему было позволено увидеть, и что всех правил даже Шерлок не успел вычислить.       — Я тебя правильно понял, что на крыше так же находился Мориарти, но он не слышал нашего разговора?       Пелена словно спала с глаз Джона, и он, наконец, обратил внимание на то, как неважно выглядит сам Тайгер. Прежде чем доктор оттолкнул его от стола, Моран стоял, как в трансе, над телом, словно не решаясь взглянуть в лицо покойному.       — Ты ведь не моего друга искал, верно? — на сей раз тихо, вполголоса спросил Джон. — Утешит тебя это или нет, но мы проверили всю реанимацию, но никого знакомого там не обнаружили. Никаких полицейских и секъюрити там тоже не было — весьма говорящий знак.       Кажется, теперь до Ватсона дошло, в чем заключался финальный раунд игры, затеянной гением криминальной импровизации с гением детективной дедукции. Больше того, он догадался о том, что Моран предпочел бы скрыть. Хотя, что теперь скрывать? Джону стоит просто добраться до крыши Бартс, а там уже не нужно быть детективом или даже полицейским, чтобы увидеть пятно крови и сложить два и два…       «Осторожно, Тигр, осторожно!» — красной лампочкой вспыхнуло в мозгу предупреждение, и Моран, отбросив иллюзию сопереживания, вновь оказался в мире, где они с Джоном находятся в состоянии войны, необъявленной, но от этого не менее реальной и жестокой.       Перемирие под знаком красного креста подходило к концу, и ему теперь точно пора покинуть стены клиники и организовать поиски Джима в другом месте, если доктор не солгал насчет реанимации. Он все равно должен будет убедится сам, но…       — Спасибо, Джон, я приму это к сведению. А ты… ты не верь тому, что газеты сегодня и завтра напишут о твоем друге. Он был достойным противником для Мориарти. Равным ему. Жаль только, что не принял всерьез предупреждения не становиться у него на пути. Теперь ты сам видишь, чем это заканчивается.       Себастьян кивнул в сторону покойника и, поколебавшись, все-таки протянул Джону раскрытую ладонь — отдавая дань уважения мужеству доктора и его вассальной преданности Холмсу.       — Прощай, Джон Ватсон. Думаю, наши пути больше не пересекутся.       Миссис Хадсон исправно играла роль мебели, пока мужчины разговаривали. О да, она могла бы подать голос, когда выяснилось, что тот милый мужчина-ремонтник, с которым разминулся Джон, скорее всего, был убийцей, подосланным к ней, Эмме. Или когда стало ясно, что Шерлока вынудили спрыгнуть с крыши шантажом (хотя тут, по правде сказать, у неё просто слова и любые другие звуки застряли в горле). Но собеседники были на одной волне, и любое её вмешательство было бы фальшивой нотой. Подай Эмма голос — и они могли бы дальше ничего не узнать. Они с Джоном теперь слишком много знают, а такие долго не живут.       С другой стороны, Тайгер, как отметил Джон, искал не Шерлока, а того самого Мориарти, который, видимо, был ему дорог. И Тайгер явно не в форме. Так что могло и пронести.       Пожилая женщина не решилась пошевелиться, но внутренне постаралась быть готовой к любому повороту событий. Даже когда тот тип подал руку Джону, миссис Хадсон скорее напряглась, чем расслабилась.       — Больше у нас нет на это причин, полковник Моран, — ответил Джон, пожимая руку в ответ. — Но если ты найдешь того, кто стоит за всем этим, то дай знать. Думаю, тебе достанет ресурсов справиться без меня, но если возникнет в том нужда — позови. Я умею доставать людей из-под земли (3).       После секундного колебания Джон добавил:       — У меня есть запись того разговора. Я могу дать послушать тебе прямо сейчас, только прежде выйдем в коридор. Это неправильно, чтобы его голос звучал здесь. Я не хочу, чтобы она слышала, — последнюю фразу Джон произнес одними губами, скосив глаза в сторону Эммы.       Ситуация отдавала сюрреализмом, в прежней жизни Джон не пожимал бы руку снайперу Мориарти и не предлагал бы ему (а на самом деле Мориарти, которого считал живым, но скрывающимся даже от своего ближайшего помощника) свою помощь. Но логика погибла вместе с Шерлоком, и Ватсон был готов на все, чтобы вернуть доброе имя друга. Судя по словам Морана, в типографиях уже верстались статьи, еще больше очерняющие великого детектива. Этого Джон остановить пока не мог. Но ради того, чтобы лично придушить виновника всех этих горестных событий, Ватсон готов был дьяволу душу продать…       …Похоже, войну был готов продолжать только он сам, а для Джона смысл вести ее закончился с гибелью друга. Иначе Моран не мог объяснить внезапную покладистость обычно весьма настороженно ведущего себя с ним доктора.       — Да, пойдем, думаю, что и вам тут задерживаться больше уже не стоит. — не стал возражать Себастьян, которому общество покойников успело приесться до тошноты.       Они вышли в длинный просторный коридор, и доктор дал ему прослушать их последний разговор с Шерлоком. Ничего, ни одной зацепки, просто полное саморазоблачение и признание Мориарти собственным измышлением… Все это едва ли не дословно было предугадано Джимом в финальной сцене Большой Игры, о которой Моран и так знал — Мориарти многократно и в ролях, словно репетируя грандиозный спектакль, разыгрывал перед ним каждый свой ход, каждый вероятный ответ противника, и даже упреждал снайпера, что, возможно, детектив в какой-то момент захочет сбросить его с крыши сам — особенно, когда узнает, что никакого кода нет. И этот опасный момент он тоже наблюдал в окуляр винтовки, и не выстрелил лишь потому, что знал, чем Джим способен замотивировать упрямого Холмса… Знал все, до финальных поклонов победителя… Только вот и предположить не мог, что тот выйдет из Игры таким нетривиальным способом еще до того, как сам удостоверится в проигрыше соперника…       «Может, Джим и правда альфа-центаврианин? Застрелился и испарился, перешел в свое любимое состояние протоплазмы?» — глупая мысль, но от Мориарти, как выяснилось, можно было ожидать все, что угодно. Почему бы не принять в расчет еще и такую, пусть и фантастическую версию того, куда делось его чертово тело с этой долбаной крыши?       Простившись с доктором и оставив его наедине с собственным горем и миссис Хадсон, Моран все-таки прогулялся до отделения реанимации и, убедившись в том, что Джон ему не лгал, хотел уже спускаться вниз, к выходу, но… ноги сами понесли его наверх.       Черный гудрон и недавний дождь сделали кровавое пятно таким же призраком, каким стал тот, чье тело Моран безуспешно пытался найти.       Шагнув к тому месту, которое намертво впечаталось ему в мозг силуэтом упавшего навзничь Джима, он присел на корточки и коснулся его пальцами, словно желал считать с пространства, о чем думал и что чувствовал Мориарти в тот миг, когда ему в голову пришла гениальная идея застрелиться? Почему он сделал это именно здесь, даже не удосужившись убедиться в том, что Холмс выполнит свою часть задуманного смертельного спектакля? Что-то тут не сходилось, и эта нестыковка скреблась в черепной коробке Тигра, как вороватая мышь в стене дома…       Моран закрыл глаза, и сделал несколько глубоких дыхательных актов, пытаясь войти в своего рода транс и уловить информационный след трагической развязки… Если Джим погиб, возможно, его душа все еще бродит тут, привязанная к месту своего расставания с телом, и, возможно, прямо сейчас пытается докричаться до сознания любовника и дополнить недостающие паззлы смысла в начавшей рассыпаться картине его мира?       «Где ты, Джимми? Ричи, где ты прячешься от меня, чертов шут? Я здесь, я хочу услышать, что за хрень тут произошла и почему вы внесли в свой план такую нелепую коррективу? Слышите меня, вы оба? Ответьте же! Ну!» — орал он в ментальное пространство и жестоко гасил все свои внутренние голоса в надежде услышать осмысленный ответ. Но внутренний датчик ничего не зафиксировал — эфир этого места был так же пуст, как оно само.       «А что, если повторить всю их последнюю сцену?» — мелькнула у него шальная мысль, и рука Морана привычным жестом сунулась к пистолету, но и здесь натолкнулась на пустоту — Горан как в воду глядел, отбирая у него глок перед визитом сюда. Теперь, если он и захотел бы поставить финальную точку, ему пришлось бы пойти по стопам детектива и прыгнуть, но эта форма суицида слишком претила натуре воина. Нет, если уж сводить счеты с жизнью, то лишь с помощью знакомого оружия и руки старого друга, которая не дрогнет, посылая прощальный привет ему в затылок.       Еще раз пообещав себе, что так и будет в случае подтверждения смерти Джима, Моран выпрямился и быстро покинул крышу клиники, оставив искушение заглянуть через ее край…       …Эмма всегда считала, что одна из причин, почему они с Шерлоком так хорошо поладили и продолжали ладить в отношениях «квартирная хозяйка — квартиросъёмщик» — это почти патологическое любопытство обоих. Даже когда Холмс разносил пол-квартиры и прятал по углам всякую гадость, а миссис Хадсон сердилась, всё проходило гладко, потому что выставить это ходячее бедствие из квартиры означало обречь себя на скучное сосуществование с каким-нибудь нудным субъектом. Из ненудных обычно подворачивалось либо хулиганьё, либо наркоманы, либо криминальные элементы. Шерлока можно было временами причислить ко всем трём группам, и всё же какой-то приемлемой для хозяйки грани он не переходил, зато любопытство Эммы всегда находило пищу.       Она не разобрала, что Джон очень тихо сказал Тайгеру, но, судя по взгляду, который он кинул на миссис Хадсон, та поняла, что он пытается исключить её из круга тех, кто услышит последние слова этого непутёвого мальчишки. На миг любопытство ей отказало — это действительно могло стать слишком больно. Но она должна знать.       Когда джентльмены покинули морг, пожилая женщина с потрясающей прытью метнулась к двери, и через приоткрытую дверь всё же услышала запись. Это и правда оказалось больно. Мальчишка точно врал. Даже без признаний Тайгера Эмма была в этом уверена.       Она решительно отправилась обратно к телу на столе. Откинуть простыню она не решилась, но громким голосом учительницы рявкнула:       — Врать нехорошо, молодой человек! Вы портите мне обои, из-за вас нас регулярно пытаются взорвать и в доме постоянно чем-то воняет. Но здесь вы превзошли самого себя! Так себя оболгать! — её голос споткнулся и разом сел, — Как ты мог, Шерлок, как ты мог?..       И пожилая женщина заплакала.