Вечное Чудище

...Дождь спускает на землю косые линейки, строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки без узла и гвоздя. Теплый дождь моросит. Как и льву, им гортань не остудишь. Ты не будешь любим и забыт не будешь. И тебя в поздний час из земли воскресит, если чудищем был ты, компания чудищ. Разгласит твой побег дождь и снег. И, не склонный к простуде, все равно ты вернешься в сей мир на ночлег. Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде. Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди, и голубки - в ковчег. (И. А. Бродский) Когда она видит его впервые с того самого дня, он переругивается со старым лавочником, торгующем на рынке прелым хлебом. Линялая, штопанная множество раз рубаха, потертые грубые брюки и грязные сапоги. За плечом бесформенная дорожная сумка едва ли заполненная хотя бы до половины. Волосы коротко острижены, а у корней поблескивает начавшая пробиваться проседь - не так полагалось бы выглядеть гриве Бесстрашного Льва Оза. Из-за толпы карета застряла посреди площади, и как бы не старалась стража разогнать людей, они проскальзывают между латниками, преграждая дорогу, и Озме остается одно развлечение - наблюдать, как Лев, наконец-то, теряет терпение и подается вперед всем телом, опуская на грязный прилавок тяжелые кулачища. Лицо лавочника за секунды меняет цвет от густо красного до серого. Он выплевывает какие-то едкие ругательства и выхватывает протянутые ему медяки, взамен отдавая пол буханки подгоревшего хлеба. - Прочь с дороги! Прочь! - рявкают стражи, отпихивая в сторону пронырливых горожан. - Дорогу Королеве! - кричат они. Но горожанам слова стражи, что ведьме пуля. «Глупо было ехать во время Большой Ярмарки, - думает Озма с досадой, выглядывая в занавешенное серебристым тюлем окошко кареты». А Лев тем временем сложил отвоеванную у торговца буханку в сумку и двинулся прочь с площади. Взгляд опущен вниз. Крепко ухватился за свои скромные пожитки, будто каждый миг ожидая нападения пронырливого воришки. Когда его тяжелые сапоги отстукивают дробь рядом с каретой, Озма на миг зажмуривает глаза, и ладонью нащупывает висящий на поясе кинжал. Но Лев проходит мимо, даже не подняв головы и пропадает в толпе прежде чем Озма успевает разглядеть в каком направление он скрылся. Она вжимает голову в плечи, когда поблизости раздается чей-то громкий крик. Но это просто крестьянский мальчишка попытался стащить у булочника пирожок, а тот отвесил ему крепкую затрещину. Он падает на колени, не отрывая от нее глаз. И они молят ее о пощаде. Его черные глаза, которые глядят на нее со страхом и ненавистью. Потому что она лишила его всего. И может отобрать еще больше. Но Озме его не жаль. - Все в порядке? Тип? - окликает Уэст. Откашливается, прочищая горло. Ее сладковатое дыхание пахнет гнилью. - Что вы наделали? - в ужасе говорит он. И ужас льется из его горла, из его глаз. Расплескался по каменной площади, замарал сапоги глядящих с презрением ведьм. -Ты забрал у меня семью, а я забрала твою. Ты будешь изгнан из Изумрудного Города, лишен земли и титула. И метаться тебе по землям Оза не как человеку, а как зверю, коим ты и являешься! - кричит Озма, выплевывая каждое слово, так словно они удары хлыста, удары ножа, звонкие пощечины. Потому что все, чего она хочет — видеть в его глазах боль. И она видит. - Тип? Тип? - холодные пальцы Уэст трогают ее щеку. - Не называй меня Тип, - бросает Озма, хмуро глянув на протянутую к ней руку. Уэст отдергивает ладонь, поправляет длинные перчатки, и на губах ее улыбка — нехорошая — кривятся густо накрашенные винным губы. - Как пожелаете, Ваше Высочество, - исторгает из глотки едкий смешок, и он выскакивает колючкой сквозь ее желтые зубы. Озма кривится, когда запах ведьминого дыхания трогает ноздри. Но не позволяет себе отвернутся или прикрыть рукой нос. - Прости, - шепчет Озма, качнув головой и сжимает в своих руках тонкую, как птичья лапка, руку Уэст. - Ты одна знаешь меня. Одна знаешь, кто я на самом деле, - говорит, пытаясь поймать блуждающий взгляд ведьмы Запада. - Да. Я одна, - смеется та, - Даже ты не знаешь, мой милый мальчик. Мой дорогой Тип, Королева Оза. Озма, моргнув, отпускает ведьмину ладонь. Свет пляшет в зрачках алыми мазками безумия. По полу - мечи и кинжалы. И всюду кровь, кровь, кровь... Озма боится представить скольких из ее солдат не стало в этот вечер. Уэст лежит среди подушек, и ее обнаженная матовая кожа кажется алебастрово-белой, а волосы - клочьями раскиданы всюду - на полу и на подушках, и на мечах солдат. - Моя Королева. Мой милый мальчик... Озма хватает кинжал, не задумавшись ни на секунду. Золотое лезвие прямо к темно-синей вене, туда, где следы поцелуев и укусы. И свежие следы чужих рук. - Только ведьма может убить ведьму, Тип. Так сделай это как ведьма! Сделай это своей магией, Тип! - визжит Уэст, цепляясь руками за мокрые простыни. - Назовешь меня так еще раз - запру в башне, - говорит Озма и выходит из кареты, пока влажный хриплый смех ведьмы Запада стучит дробью по ее лопаткам. - Ваша Светлость... - пытается возразить стража, но Озма останавливает их коротким движением руки. - Они жители Оза, а не Вечное Чудище. Я не собираюсь просидеть в карете весь день. Возьмите с собой четверых, кто сопроводит меня во дворец. Остальных отправьте к воротам. И разверните карету, - отдает она приказ, сложив на подоле сливового жаккардового платья руки. - Как пожелаете, - отвечает страж на мгновение склонив голову, а затем отправляется выполнять указание. Озма не оборачивается назад, зная, что глаза Уэст следят за ней из окошка кареты.

***

- Десять тысяч ружей, - говорит Озма, сверля взглядом лунно-желтую маску Королевы Лангвидер. - Пять тысяч. И не одним ружьем больше, - отрезает девчонка, сжимая в кулак тонкую ножку бокала. - Нам нужно десять, - повторяет Озма с нажимом. - Он убил сотни за пару мгновений. Нам нужно больше ружей, чтобы хотя бы одно из них успело выстрелить. Лица Лангвидер ей за маской не разглядеть. Но плечи королевы, ее тонкие ключицы, которых чуть касается расшитый золотом ворот платья напряжения не выдают, а значит девчонка на ее игру не купится. - Он погубит не только Изумрудный город, Лангвидер. Он погубит весь Оз, - говорит Озма тихо и сжимает пальцами край холодной металлической столешницы. - Мы хорошо вам заплатим. Лангвидер отводит взгляд в сторону, раскачивает в руке бокал с вином и темно-вишневая жидкость играет бликами под светом сотен электрических ламп. - А если он убьет их всех? Десять тысяч воинов? - говорит она, не глядя Озме в глаза. - Этого не будет, - произносит Озма резче, чем подобает этикет, и один из стражников Королевы-В-Маске едва заметно опускает пальцы на рукоять меча. - Но если он убьет их..? - развернув к Озме лицо, повторяет Лангвидер, и в голосе ее медь. Но Озму этим не обмануть. Она научилась чувствовать страх даже там, где его запирают за семью печатями. - Тогда всем нам конец, - говорит Озма и быстрыми пружинистыми шагами удаляется прочь из обеденного зала.

***

В руках ее - кинжал. Холодная тяжесть, как шестой палец, как продолжение собственных плоти и крови. Кинжал ее отца. Их взгляды снизу вверх. Недоверчивые, напряженные. Они - стая волков, ждущая, когда вожак примет решение. Сдастся он или поведет их в битву? Что следует сделать им: разодрать горло слабаку или склонить головы перед Сильным? Все это написано на их лица широкими мазками художника-самоучки. Когда Уэст протягивает ей корону, Озма смотрит вовсе не на нее. В большом изумруде - лицо. Ее настоящее лицо. Лицо Тип. Лицо мальчика-сиротки с глазами зверя. Но там с площади - ото всюду - их взгляды. Жгут, подгоняют. «Возьми ее. Возьми корону. Веди нас в бой, Озма! Веди нас, наша Королева!». И когда Озма протягивает к короне руки, она знает, что не сможет их всех предать. Она не оставит свою новую семью. Она не оставит ведьм. Власть - то, что ее по праву. Такой она рождена. Тогда она закрывает глаза, и лицо Тип исчезает навсегда, поглощенное чернотой опущенных век. - Что вас тревожит, дитя? - вкрадчивый голос Глинды разрезает плотные образы. Озма оборачивается на звук ее голос, опуская вниз руку с кинжалом. - Вечное Чудище - чем не повод для беспокойства? - без улыбки отвечает ведьме Севера, тихо ступающей по каменной дорожке сада. Ее лицо, застывшая метель, зима, заставшая путника в дороге, обескровленная и жестокая. Прекрасная в своей неподвижной красоте. Платье Глинды - поток серебра, стекает к ее ногам мягкими складками и поблескивает инеем при каждом шаге. Жемчуг в волосах и россыпь бриллиантов на длинных острых пальцах. - Я вижу не меньше моей драгоценной сестрицы, хотя вы и не так часто удостаиваете меня своим вниманием. И, увы, Ваше Высочество, но я тоже женщина, и вам меня не обмануть, - звучит ее ровный плавный голос. «Я тоже женщина...». Озма прячет кинжал в ножны и опускается на скамейку, подобрав длинные юбки платья. - Что за нелепые эти одежки? Отчего Королеве нельзя носить брюк? - фыркает она, не глядя на ведьму Севера. Глинда ее реплику оставляет без внимания. Присаживается рядом и опускает свою ладонь на ладонь Озмы. - Возможно я могла бы помочь вам, дитя, - говорит она. Озма смотрит на руку Глинды. На ее идеальную кожу, на тонкие браслеты, обвивающие хрупкое запястье. На фоне смуглой кожи Озмы рука Глинды молочно-белая, как будто кто-то плеснул сливок в кружку с горячим шоколадом. - И чем же вы поможете? Найдете мне новую портниху? - не поднимая взгляда, уточняет Озма. - Или подскажете как одолеть Чудище? Губы Глинды трогает легкая улыбка. Расцветает зимней розой — странная и пугающая. - Вы выбрали не ту ведьму, Ваше Высочество, - говорит Глинда. - Моя сестра... - Ваша сестра мне верна, - обрывает Озма. - О, и ваши солдаты, стало быть, считают точно так же? Озма поднимает взгляд. Натыкается на улыбку Глинды и все ждет, когда она наконец стечет с ее губ. Но Глинда улыбается до тех пор, пока Озма, наконец, не отводит взгляд. - Ты убила их! Ты убила их всех! - кричит Озма, вцепившись ведьме в волосы. Грязные черные патлы Уэст остаются клочками в ее ладонях. - Как ты могла?! Что ты наделала?! - трясет ее за плечи, и голова ведьмы прыгает по полу - тук тук тук - а из груди раздается хриплый дрожащий смех. - Что ты наделала? - сипло шепчет Озма, оседая на пол и сжимает лицо Уэст ладонями. - Отношения между моими людьми не должны мешать тому, что мы делаем. - Мудрые слова, моя Королева, - кивает Глинда, убирая прочь свою руку. Озма ждет, что ведьма оставит ее. Но та уходить не собирается. - Что-то еще? - вопросительно поднимает бровь Озма. - Всего лишь совет. Если позволите, - добавляет Глинда, чуть склонив на бок голову. Озма сверлит взглядом ее голубые глаза. Разглядывает льдисто-серые крапинки в их радужках. - Если он не касается вашей сестры... - пожимает она плечами. - Он касается только вас, - произносит Глинда, поднимаясь со скамейки и оправляет длинную юбку. - Никогда не поздно исправить то, о чем жалеете. Если только то, о чем вы жалеете - это не смерть. Легкая ткань серебряного платья ведьмы Севера струится и извивается снежными кружевными вихрями, пока та удаляется прочь. Он уходит прочь, сопровождаемый их шипением и их злыми взглядами. Уходит как человек, а не как зверь, хотя тело его покрыто львиной шкурой. И Озма смотрит ему вслед, пока львиная грива не исчезает среди толпы. Подбадривающий взгляд Уэст маячит перед глазами. А потом ей протягивают корону — прежде, чем она успеет подумать о том, что совершила. Намного раньше, прежде чем успеет пожалеть.