RAL

Остаток дня Юра проводит в своем номере. Врет Якову, что отравился, и игнорит весь внешний мир. Ходит кругами по комнате и пытается понять, что ему делать. Отабек ему нравится. Очень. Очень, блять, очень. А Мила его подруга. И? Не говорить ничего ни Милке, ни Отабеку? В конце концов, они даже не синхронные. Отабек видел Бабичеву, Бабичева видела Отабека. Искра не проскочила, сердце никому ничего не подсказало. Только вот Юра каждый, блять, раз, когда у Милки будет хуйня на личном фронте, будет думать о том, что ее соулмейт совсем рядом. Только вот они с Отабеком тоже несинхронные. Только вот Юра все еще не настолько мудак. Пойти, и рассказать им все. Сначала Отабеку, потом Милке. Ага, и что? Отабек сказал, что ему плевать на имя. Он, видите ли, ищет любовь. А Милка… Милка хочет найти соулмейта. Очень хочет. И даже если до настоящего момента она и не смотрела на Отабека… как только узнает, что речь о нем… посмотрит. И Юра догадывается, что она увидит. Доброту. Вежливость. Прямолинейность. Страсть. Все то, что увидел он сам. Плисецкий падает на кровать и в бессильной злобе лупит по подушке. Подушка не отвечает, и Юра заматывается в одеяло, чтобы впасть в окончательную печаль в подходящем антураже. Звонит телефон. Юра косится на экран без интереса. Он уже проигнорировал вызовы от Лилии, Милы, Георгия, и даже – скрепя сердце и закусив губу – от Отабека. Звонит Юри. Плисецкий пялится на экран. Чего японцу понадобилось? У него сейчас тоже отборочные, тут не до дружеских звонков. Юра хмурится и отвечает на вызов. - Чего теб… - Юрио! Я очень быстро, прости. – тараторит Кацуки, и Плисецкий даже отводит трубку от уха и смотрит на айфон, словно тот может что-то объяснить. – Виктор мне рассказал, с каким вопросом ты звонил ему… Юра сжимает зубы и мысленно матерится. Никифоров, сука. - … Я просто кое-что сказать хотел. То, что никому не говорил. Никогда. Даже ему. Тут Плисецкий, совсем охуев, снова смотрит на свой телефон. Тот продолжает безмолвствовать. - У меня не всегда было имя Виктора. Если бы потолок его номера внезапно обрушился, явив охуевшему взору Юры Зевса, он удивился бы меньше. Гораздо меньше. - Ты это серьезно..? – хрипит он в трубку. - Да, – слегка нервно смеется Юри. – Я даже ходил по врачам, когда это случилось. Те сказали, что так бывает. Еще реже, чем отсутствие метки. - И… и чье имя там было? До Виктора? – с трудом собирает мысли в кучу Плисецкий. Он слышал о том, что метка может изменяться. Но это настолько редкие случаи… По крайней мере, никто из его знакомых… и знакомых знакомых… и даже знакомых знакомых знакомых с этим не сталкивался. - Юко, – просто отвечает Юри. – примерно год это было имя Юко. А потом оно исчезло. Словно и не было. Как раз перед Гран-При. Плисецкий зажмуривает. Да уж, это многое объясняет. - А когда появилось имя Виктора? - Тоже через год, - смеется Кацуки. – спустя год, как он начал меня тренировать. Я испугался даже больше, чем когда имя исчезло. Блять, я бы тоже испугался, если бы на мне появилось имя Никифорова, думает Юра, но молчит. - Я просто хотел сказать, Юрио… - японец загнанно дышит, и Плисецкий понимает, что тот, скорее всего, звонит прямо посреди тренировки, - Если чему меня и научила эта ситуация, так тому, что все это хуйня. Юра моргает. Кацуки выругался. Блять, Кацуки! Выругался! На секунду меркнут все его терзания. Это ж апокалипсис! Юри хихикает, прекрасно понимая, какой произвел эффект. - Это правда, Юрио. Все эти метки – не более, чем для нашего собственно успокоения. Чтобы можно было найти человека с именем со своего тела и сказать себе: «Все, это он. Мой человек. Я буду любить его, ведь он мой соулмейт». Если думать так, любой человек станет тебе ближе. Любой. Юра молчит и пытается переварить сказанное. Не то, чтобы это было для него сюрпризом, нет. Но… как же охуенно услышать это от кого-то еще. - Спасибо. – прокашлявшись, хрипит он в трубку. – Спасибо, что позвонил. - Не за что, Юрио, - улыбается Юри и отключается. Плисецкий некоторое время смотрит в потолок, а затем решительно открывает телефонную книгу в телефоне. Ему нужно еще кое-кому позвонить.

***

Когда в двенадцатом часу ночи раздается стук в дверь, Отабек весьма удивляется. Он, конечно не спал – в основном из-за мыслей о Юре – но и точно никого не ждал. За дверью стоит очаровательно покрасневший, но решительный Юра. - Надо поговорить, - сообщает он и вталкивает Отабека в номер. Говорить они начинают спустя сорок с лихом минут, после того, как Алтын целует Плисецкого, Плисецкий целует Алтына, а потом они случайно оказываются в кровати. Юра заправляет разлохмаченные волосы за уши и садится по-турецки, лицом к казаху. - Я говорил с Милкой. – Отабек нахмуривается, но Юра машет руками, и он послушно молчит, - Я говорил с Милкой, и сказал ей, что скорее всего, ее соулмейт – ты. Алтын напрягается, но когда задает вопрос, голос у него спокойный: - С чего ты взял, что это я? - Потому, что умею пользоваться гуглом, а у Милки на руке «золото» на иврите. Алтын – золото. Отабек медленно кивает. Выглядит он все еще спокойным, но грудь вздымается часто. - А еще я сказал Милке, что на мне имя Женя. А хочется, чтобы было Отабек. Казах смотрит на него, не моргая, и, кажется, даже не дыша. Юра чувствует, как по лицу расползается румянец. - А еще, - Плисецкий делает глубокий вдох, - я сказал, что на тебе мое имя. И тебе я тоже это говорю, хоть ты и запретил. Мне похуй, потому что на тебе мое имя, и я в полном, блять, восторге от этого, и если ты… - Я знаю, Юр, - совершенно спокойно прерывает его Отабек. - Чего? – заикается Плисецкий. – Чего? Ты же ска… - Посмотрел сегодня утром, как только ты ушел. – снова прерывает его казах, и медленно берет за руку, - Мне друг рассказывал, каково это – узнавать, кто твой соулмейт. Я сегодня утром чувствовал себя именно так, как он рассказывал. Вот и решил перевести. Словно знал, что это ты. Юра чувствует, как у него першит в горле и щипет глаза. Он яростно трет лицо свободной рукой и хрипло говорит: - Ты же знаешь, что у меня не твое имя. Совсем. Я это ебучее «Женя» на все языки перевел, все транскрипции и толкования прочел, и нихуя. Отабек медленно качает головой и чуть улыбается. - Ну, ты же сейчас в кровати не с Женей, не так ли? Плисецкий чуть всхлипывает и падает Отабеку на грудь. Тот тут же заключает его в объятия. - Я звонил дедушке, - глухо говорит Юра. – они с бабушкой тоже несинхронные. Сказал, что не буду искать своего соулмейта. Потому что уже нашел свою настоящую родственную душу. Спросил, как он относится к татуировкам. - К татуировкам..? – удивленно переспрашивает Отабек и замолкает. Юра чувствует, как сердце Алтына начинает битья быстрее и по-глупому улыбается. - В конце концов, мне виднее, чье имя я должен носить на себе. Отабек прижимает его к себе так сильно, что становится больно, но Юра не протестует. Вот еще.

***

В конце концов, Отабек и Мила становятся хорошими друзьями. Да и девушка Бабичевой – Сара, тоже относится к нему неплохо. Юра не удивлен – к Алтыну нельзя относится иначе. Сам он на вопросы о своем соулмейте всегда отвечает лаконично «Отабек Алтын». И обязательно добавляет «Он – мой, а я – его». Мила в такие моменты всегда закатывает глаза и говорит, что Юра похож на ревнивого муженька. Они с Отабеком вместе идут в тату-салон, и Юра уверенно тыкает пальцем в то же место, где находится метка Отабека. Алтын отговаривает его фактически все время с того момента, как Плисецкий сказал о тату. Юра лишь фыркает, пропуская все слова казаха мимо ушей. Они чуть опаздывают к назначенному времени, и мастер беззлобно журит их. Сеанс проходит быстро, без расшаркиваний. Юра с порога говорит, что ему нужно, пишет на бумажке, чтоб мастер не ошибся, и плюхается на стул. Отабек беспокойно переминается с ноги на ногу рядом. Они уже закончили, и мастер обматывает тату пленкой, когда Отабеку звонят. «Тренер», коротко сообщает он Юре и выходит в коридор. - Спокойный он у тебя. Обычно пары нервничают, когда при них тату набивают, - хмыкает мастер. - Что есть, того не отнять, - тщательно скрывая гордость в голосе, сообщает Юра, и только сейчас видит скрытый под курткой бейджик мастера. «Женя», сообщает кусок пластика. Юра хмыкает и спрашивает: - Ну как, все? - Да, - откликается Женя. – отлично получилось. Главное, ухаживай в точности, как я сказал. - Отабек проследит, - кивает Юра, и поднимается. Жмет руку мастеру, - спасибо. - Не за что, - улыбается Женя, - носи с удовольствием. Прям словно труханы продал, хихикает Плисецкий, и, схватив Отабека за рукав, тянет его к выходу. Дождливый Петербург радует их внезапным солнцем. Вечером Юра обнаруживает, что имя Женя исчезает. * * * Утром следующего дня он видит на том же месте имя Отабека. - Я же говорил, что не нужно делать тату, - со сложным лицом сообщает Алтын. - Я же говорил, что не нужно делать тату, - укоризненно говорит ему дед по телефону. Юра страдальчески закатывает глаза и чувствует себя совершенно, абсолютно счастливым.