Река Жизни

Солнечные пятна на дорожке похожи на полосы пешеходных переходов. Светлое – темное, светлое – темное… узловатые ветки старых деревьев парка почти скрывают солнце, и жаркие полуденные лучи обжигают, когда залетаешь в их полосы с разбега. Впрочем, если бежать достаточно быстро… Солнечные вспышки сменяются ласковой прохладой тени, растоптанные сандалетки стучат по булыжникам парковой дорожки, и главное – не споткнуться, а то мама расстроится, и будет долго оттирать рассаженную коленку платком. Одна коленка, кстати, уже изгваздана черным и зеленым – Шон успел кувыркнуться на газон, и демонстрировать свою растяпистость на камнях ему совсем не хочется. Ведь больно же падать на камни, в самом деле! Наверное, даже больнее, чем на асфальт… Шустрый мальчишка шести с половиной (с целой половиной!) лет детально изучил асфальт в окрестностях дома и двора. Это пусть пятилетняя малышня сидит в песочнице под приглядом бабушек и матушек, а он взрослый и будет бегать там, где интереснее. Ну а что может быть интереснее старого городского парка в Кальме?.. У них в Мидгаре парков нет… Столица слишком молода, чтобы в ней успели вырасти такие деревья, даже если бы их сажали. Но умные инженеры солидно рассуждали, что корневая система деревьев может разрушить Плиту, а это несет опасность не только почтенным горожанам, но и обитателям трущоб. Поэтому парки разводить попросту опасно, зато можно организовать постоянные рейсы в окрестные городки для тех, кто желает отдохнуть в тишине и зелени. Те самые бабушки, приглядывающие за внуками во дворах, шептались, что в городе никакое дерево не выживет, цветы в горшках – и те сохнут да вянут. Город проклят, не иначе. Вот в пору их юности… Шон и его сверстники, дети нового века, о таких вещах и не задумывались, принимая мир, как данность. В Мидгаре парков нет и не будет, зато, если хорошенько попросить родителей (самые сообразительные подгадывали к родительской зарплате), то тебя обязательно повезут куда-нибудь за город. Может быть, даже с ночевкой. И можно будет побегать, попрыгать и покувыркаться, не опасаясь нарваться на ругань и подзатыльники – а вокруг тебя бегают, прыгают и кувыркаются такие же мальчишки и девчонки, и никого это не волнует, их же в парк именно за этим вот и привели. Можно даже познакомиться и поиграть вместе – в простые догонялки и прятки среди кустов, в «кондорцев и гвардейцев», если хватает народа, или в «Древних и Небесное Бедствие» , если не хватает. Но Шону не хочется сейчас ни с кем играть. У него есть такая замечательная, чудесная, лучшая в мире модель самолета, из тех самых, первых, с винтами и двойными крыльями (папа говорил, как этот самолет называется, но Шон забыл), с которой он не успел наиграться! Потом, конечно, он и друзьям-приятелям покажет, и даже даст в руках подержать – он не жадный! – но пока… пока он никому свой самый лучший в мире самолет не отдаст. Пока он будет сам с ним бегать! - Шон, далеко не убегай! – окликает мама. - Да, мам! – отзывается мальчишка. – Я до конца и обратно! Молодая женщина качает головой (темно-русые волосы, собранные в высокий хвост, хлещут по плечам) и присаживается на скамейку в начале дорожки – надо же видеть, куда шустрое дитя побежало. «Иногда» - думает она – «Я завидую тем, у кого девочки…» Конечно же, это шутка. Разве можно променять на какую-то неведомую девочку своего неповторимого, непослушного и самого любимого сына… А Шон, прекрасно знающий, что он – любимый и неповторимый, поправляет желтую в зеленых чокобах панамку, поднимает модель и со счастливым: «Взззз!» - несется вперед. Нет, он честно собирался до конца дорожки и обратно, маму обманывать нехорошо (и в следующий раз не отпустит). Но кто ж знал, что в конце дорожки будет интересное? Интересное в самый ответственный момент возникло под носом в виде большого дядьки, примостившегося на лавочке и обреченно скрючившегося над нарядной бело-розовой коляской. В коляске капризно хныкали. - Ну что такое… - в тихом голосе мужчины отчетливо звучала подступающая паника. – Ну все же хорошо… ну не плачь, сейчас мама придет… Мальчик затормозил, обернувшись. Маленьких детей он вблизи еще не видел, не было их в его доме, в его дворе. Еще одна данность мира… Это родители могли бы рассказать о политических обострениях, о слухах, зловещим шепотком ползущих от человека к человеку – что может случиться война, а кто будет рожать детей, когда беда приближается? Только очень рисковые или очень уверенные в будущем люди. Шон ничего не знал. Пока о войне не говорили вслух, а тем более при детях. - Тише-тише, маленькая… - продолжал уговаривать ребенка дядька. Любопытный мальчишка потихоньку подошел и заинтересованно заглянул в коляску. Среди рюшечек, кружавчиков и прочих оборочек виднелась сердитая мордашка. Крохотный носик недовольно морщился, серые глаза требовательно смотрели на папу, а папа, в растерянности, никак не мог понять, что от него хотят. Новое лицо девочку (а это, без сомнений, была девочка) заинтересовало, да так, что она замолчала и принялась изучать неведомое явление. Видимо, поэтому отец не шуганул мальчишку сразу же. Шон заметил, что взгляд малявки переместился на модель в его руках. И, то ли по наитию, то ли продолжая игру, провел самолет над коляской. - Вззззз! Смотри, летит! Девочка смотрела, не отрываясь. Глазенки распахнулись, беззубый ротик растянулся в улыбке. Отец малышки внимательно наблюдал и явно делал выводы. - Шон! – донеслось издалека. - Ой, - мальчик опустил руку, малышка в коляске недовольно сморщилась, опять собираясь хныкать, – ну, я пошел. До свидания! - До свидания, молодой человек, - рассеянно попрощался отец капризули. Мальчик еще успел расслышать за своим бодрым топотом, как позади весело затрещала погремушка. Коляска с малявкой быстро вылетели из головы – камни легко ложились под ноги, лак на тонких деревянных крыльях модели вспыхивал в солнечных лучах, а папа обещал сходить за мороженным – и, наверное, уже его принес! Высокий мужчина на лавочке отвлекся от дочери, с улыбкой проводив глазами мальчишку в желто-зеленом летнем костюмчике. Тот бежал, не оборачиваясь – из темной полосы в светлую, и темной – в светлую…