Блокнотик номер два

Знаете, та история не была… такой уж прям ложью. Ну, та история про монстра, собирателя кукол, и невинную красавицу Анну. Ну и что с того, что настоящим монстром в итоге оказалась кукла — «Анна», — а пугающий, драматичный мужчина-кукловод, легендарный «хозяин башни», был лишь ее марионеткой. По большому счету, это ни-че-го в общем раскладе истории не меняло. Кто-нибудь заметил… маленькую несостыковку? В кукол превращаются все, кто войдет в башню. В башню люди пытаются войти, предположительно, чтобы спасти невинную деву. Так где же все они — куклы юношей и мужчин при оружии и в доспехах, куклы в одеяниях жрецов и магов — вроде тех тряпичных игрушек, в которые постепенно превратилась их команда? Где они, хм? У входа — да и по всей башне — куда ни взгляни, лишь белый фарфор, блестящие волосы и любовно разглаженные оборки платьев. Видите ли, у собравшего их в башне монстра — монстрессы — действительно был пунктик на красивых дев. Девы, как водится, были или заманены в её логово — угрозами, обещаниями, куклами, марионетками, чем-то еще — или похищены; и каждая становилась её новой куклой. А у одной из жертв она — зачем-то — даже переняла облик. Никто из монстров не понимал, зачем она все это делает. Все эти усилия, все эти человечки. По какому принципу она их выбирает. Почему так настойчиво гоняется за некоторыми из них, и почему порой приходит в бешенство, если с её куклами что-то случается. Зачем? Почему? С тех пор прошло несколько веков. Кукловод благополучно почила от руки Лины — с его небольшой помощью, — её странная история и странная противоестественная идея вновь забылись… А потом — неожиданно для него — вспомнились одним дерганым вечером, когда свет костра прыгал на белом и розовом, блестел в золотых волосах, и очень хотелось наговорить одной нахальной ящерице ещё гадостей… Кажется, он начал понимать, в чем там было дело. Из нее вышла бы чудесная кукла. Фарфор — иронично, да? — и ворох розовых оборок… Не так много и изменится, ведь правда? Разве что характер и поведение — очевидно, в лучшую сторону. С его уровнем силы превратить её труда не составит. Это… надо сказать, это довольно заманчивая мысль. Как-то незаметно она начала обдумываться почти — совсем — всерьез. Превратить в куклу. Это значит — контролировать. Полностью. Это значит — ограничить. Лишить выбора, лишить возможности нести чепуху, всячески отвлекать и мешаться. Это значит — управлять. Напрямую использовать в своих целях. Это значит — присвоить. … Это — память о превращенном существе. Потенциально — вечная. Маленький, удобный материальный образ. Это — немножко обесценивание. — Мы же не можем их так просто отпустить, — обеспокоенно обращается он к ярко-нежной, чуть изумленной фарфоровой кукле, которую держит в сгибе локтя — правда, Филия? Взгляды невезучих монстров — случайных наёмников — о, или, лучше, каких-нибудь золотых драконов! — удостоенных чести лицезреть сию картину, были бы совершенно прекрасны, непередаваемы и незабываемы. Кто-то поворошил палкой горящие ветки. Золотая драконесса с другой стороны костра, перекинувшись парой слов со своей темноволосой соседкой, раздраженно надула губы — они у неё и без того бантиком — и оперлась щекой на кулак. Щека от этого забавно поднялась, подтягивая вверх нижнее веко и уголок глаза. Зеллос — у которого вдруг резко приподнялось настроение — хмыкнул, прикрывая улыбку ладонью. Кукла всегда хуже оригинала.