Блюдо, что подают холодным

— Судя по тому, что утром вы сделали попытку погладить свою рубашку и по этому кошмарному галстуку, вам предстоит вечер в компании моего брата, Лестрейд, — Шерлок скорчил гримасу. — Сочувствую. — Исчезни из моей жизни, — огрызнулся Грегори. — Тогда и с ним мне не придётся встречаться. Он ненавидел «тот самый день» один раз в месяц, когда невыносимый и надменный старший Холмс вызывал его «на ковёр». Ненавидел его ледяную вежливость, острый, как лезвие — и такой же стальной — взгляд, его неискреннюю улыбку, которую хотелось стереть с лица ударом кулака. Лестрейд ни к кому в жизни не испытывал такой неприязни, как к этому чопорному, высокомерному политику. Не в последнюю очередь потому, что каким-то шестым чувством ощущал: эта неприязнь взаимная. Никто, даже Шерлок, не мог заставить старшего детектива-инспектора нового Скотланд-Ярда почувствовать себя таким ничтожеством. Младший Холмс сыпал оскорблениями, язвил по поводу «маленьких смешных мозгов», раз за разом тыкал носом в просчеты и недоработки самого Лестрейда и его команды. А старший… он всего лишь улыбался и цедил сквозь зубы вежливые фразы. Но делал это так, что Грегори остро ощущал себя никчемным, жалким, постаревшим полицейским в неопрятной, плохо сидящей одежде, купленной на распродаже. Которая, даже когда была новой, не сгодилась бы и на то, чтобы мыть ею полы, по которым ступают сиятельные ботинки этой долбаной сиятельной персоны. Холмс был дьявольски учтив, почти предупредителен. Максимум, что инспектор мог бы вменить ему в вину, это лёгкая брезгливая гримаса, иногда появлявшаяся на породистом некрасивом лице. И исчезавшая так быстро, что её вполне можно было принять за разыгравшееся воображение. Грегори многое отдал бы, чтобы никогда не встречаться с этим кошмарным человеком лично. Но ему при первой же встрече не оставили выбора, дав понять, что пешки в партии ничего не решают, что они — расходный материал, которым можно пожертвовать. Что карьера, жизнь, близкие люди и все, что Лестрейду дорого, может быть уничтожено одним лёгким движением этого ухоженного аристократичного пальца. Приятно ли чувствовать себя насекомым, нанизанным на булавку? Грегори давно понимал, что этот надменный мудак отлично способен обойтись без его ежемесячных докладов, что при возможностях Холмса, ему не составит труда самолично получать любую информацию о подвигах Шерлока, вышколенные сотрудники будут притаскивать её на блюдце с золотой каемкой прямо к утреннему чаю. Но нет, правительственной сволочи нравилось тянуть жилы из бедняги-инспектора, выдёргивать к себе и заставлять подолгу торчать в приёмной, выслушивать с вежливой скучающей миной и выпроваживать небрежным жестом красивой холёной руки. Мол, прочь с глаз, ничтожество, недостоин. — Добрый вечер, мистер Холмс. — Здравствуйте, инспектор, — сиятельная персона растягивает губы в дежурной улыбке. Садиться не предлагает, лишь глядит выжидательно. Грегори старается не смотреть на него. Мысленно стиснув зубы и кулаки, ровным голосом рассказывает то, что Холмс, скорее всего, и сам знает. Причём, в таких подробностях, какие Лестрейду даже и не снились. Но слушает, слегка склонив голову к плечу. — Вы полагаете, что это хорошая работа, инспектор? — голос правительственного чиновника совершенно бесстрастен, в нем нет раздражения, нет даже презрения. Полное безразличие к мелкой букашке, что стоит перед ним. — Мой брат мог пострадать из-за вашей халатности. — При всём моём уважении, мистер Холмс, — Грегори изо всех сил старается не заводиться, — я офицер полиции, а не нянька Шерлока. Я понимаю, что вас совершенно не волнует, сколько людей могли пострадать из-за его действий. Он лишь приподнимает бровь. Что, это создание ещё смеет огрызаться? — Ваши проблемы мне действительно неинтересны, — цедит Холмс сквозь зубы. — На вас возложена ответственность. Будете ей пренебрегать — ответите. А сейчас можете идти. Лестрейд покидает кабинет, стараясь, чтобы это поменьше напоминало бегство. Он чувствует себя так, словно его изваляли в грязи. Едва дверь за ним закрывается, лицо Холмса меняется, его искажает болезненная судорога, тонкие пальцы сжимаются в кулаки так, что белеют суставы. — Ненавижу, — беззвучно бормочет он. *** — Не выношу его! — Грега аж передернуло, и это не имело никакого отношения к опрокинутой одним глотком порции виски. — Чудовище, а не человек. — Ты не преувеличиваешь? — Джон сочувственно похлопал приятеля по руке. — Вообще-то, Майкрофт — мужик нормальный. Ну, по крайней мере, мне всегда таким казался. Высокомерный зануда, конечно, есть такое… Но вовсе уж не чудовище. Я бы сказал, с ним вполне можно общаться, иногда даже легче, чем с Шерлоком. — Ну ты загнул, — Лестрейд поморщился и сделал знак официанту, чтобы повторил выпивку. — Шерлок, конечно, тот ещё засранец, но до этого рептилоида в костюме ему далеко. И ведь терпит же его жена как-то… — Какая жена? — Уотсон фыркнул, а потом понимающе усмехнулся. — А, ты тоже на кольцо повелся! Не бери в голову, это, как сказал Шерлок, статусная побрякушка. В вопросе отношений оба Холмса одинаковые — их подобное не интересует. Но старший, в отличие от младшего, обязан думать об имидже. — Да мне пофиг, вообще-то, — Грег скривился. — Как по мне, пусть что хочет делает, лишь бы видеть его пореже. А лучше — вообще больше не видеть. — А у самого-то на личном фронте как? — Джон подмигнул. — Та новая стажерка из твоего отдела все ещё на тебя засматривается? — Брось, она мне в дочери годится, — Лестрейд закатил глаза к потолку. — Я не педофил все-таки. Да и, если уж по-честному, с такой работой, как у меня, не до семьи… Опять все прахом пойдёт. Какая женщина будет терпеть мужа, вечно торчащего в участке? Он вздохнул и снова выпил виски залпом, тут же попросив повторить. — То есть, ты решил вообще на личной жизни крест поставить? — Уотсон покачал головой. — Ну, можно же не жениться, но просто кого-то для души… — Для тела, хочешь сказать? — Грегори скорчил гримасу. — Я уже староват для интрижек. Хочется чего-то стабильного, понимаешь? Не одноразового… Но отношения требуют душевных сил и времени, а где мне все это взять? — Слушай, если тебе один раз не повезло, то это не значит… — Значит, — Лестрейд чувствовал себя уже изрядно набравшимся. Не следовало так много пить на голодный желудок. — По молодости не думал, хорошо или плохо кончится, просто кровь кипела. А сейчас все прикидываю: надо ли оно мне, не будет ли хуже… При таком подходе лучше и не начинать никаких отношений. — А ты романтик, оказывается, — Джон пьяно хохотнул. — Хочешь большой и чистой любви, на маленькую и грязную не согласен? — Хочу хоть какой-нибудь любви, — Грегори опустил голову на руки и закрыл глаза. — Кажется, у меня и не было никогда… Влюблялся сто раз, потом проходило — и ничего не оставалось. Знаешь, когда Шерлок мне поведал про измены жены, я чуть ли не облегчение испытал. Значит, можно развестись без угрызений совести. Мы давно уже были чужими друг другу. — И ни разу никто не зацепил так, чтобы — пока смерть не разлучит? — Уотсон фыркнул. — Совсем? — Нет, — неожиданно резко ответил Лестрейд. — Никто. А потом поднялся и кинул на стол купюру в двадцать фунтов. — Мне пора, Джон. Спасибо за компанию.