Война

Fired earth music — Aphelion

      Она идёт, смиренно не поднимая головы, надёжно скованная по рукам и ногам и со всех сторон окружённая конвоем. Цепи тяжело звенят при каждом её шаге, а их лязг эхом разносится по мрачному коридору, привлекая внимание других узников. Из каждой камеры на неё пристально смотрят, оценивают и утробно рычат, словно приветствуя и принимая гостью в свои ряды. Она прекрасно знает, что теперь обречена занять место среди них, — врагов Асгарда, — на веки вечные оставляя при себе лишь растоптанную гордость вместе с поруганной честью. Глаза её неизменно остаются прикрытыми, а омертвелый взгляд устремлён в пол. Тонкие губы плотно сжаты в упрямую линию, но всего этого не видно из-за завесы длинных волос цвета ржавчины — никому не позволено видеть унижение дочери самого Хаоса, которое по воле Одина будет с ней омерзительным клеймом до тех пор, пока Смерть не сжалится и не заберёт её. Некогда свободная и могущественная богиня, вселяющая ужас во всех, кому не посчастливилось с ней столкнуться, создание, вобравшее в себя боль и гнев всех Девяти миров, отныне была связана при помощи древнего заклинания, почти полностью подавившего её опасную магию. Былое величие померкло, едва в Асгарде прогремели победные горны, извещая всех и вся о том, что великий Один подчинил ту, которую другие боялись и желали одновременно. Узрев уродливое лицо Войны, Всеотец приказал запереть её так далеко, как только позволит асгардская тюрьма, чтобы впредь никогда не опасаться за сохранность мира в охраняемой им Вселенной.       Сегодня в час суда над священной землёй Асгарда впервые за всё время прогремели оглушающие раскаты грома и из тяжёлых туч, затянувших небо, пролился обжигающий дождь, в панике разгоняя с улиц асов. То были жгучие слёзы Войны: душа богини вновь и вновь рвалась из своей беспомощной оболочки, стеная от боли и обиды, проклиная всех и каждого в обители богов. Окружающим заметить этого было не дано, поскольку девушка не менялась в лице, горделиво приподняв голову и презрительно взирая на шепчущуюся толпу зевак, пришедших посмотреть представление. Покидая тронный зал, пленница обвела всех насмешливым взглядом, а встретившись глазами с Одином, одарила его кривой улыбкой, позже превратившейся в оскал. В повисшей тишине раздался хохот, от которого у любого кровь застыла бы в жилах. Смех стих также внезапно, и Война, хищно облизав губы, произнесла:       — Радуйся, пока можешь, царь Асгарда, Один Всеотец, — её вкрадчивый голос был холоднее самой лютой стужи. — Но за то, что заточил меня, ты заплатишь, в своё время. Однажды я заберу у тебя самое дорогое, а твоё царство сгинет в моём пламени.       — Этому не бывать, — она не могла не отдать должное непоколебимой уверенности правителя. Его божественная сила чувствовалась повсюду в этом зале, мощными волнами накатывая со всех сторон. Рыжеволосая утешала себя хотя бы тем, что её падение состоялось от руки не менее достойного, чем она, воина.       Один властно простёр в её сторону руку, встав с трона.       — Увести!       Она не проронила ни слова с тех пор, да и говорить было не с кем. Спустившись на самый нижний уровень, где держали опаснейших преступников, стража доставила девушку к отведённой специально для неё камере, залитой слепящим белым светом. В отличие от других, эта ячейка оказалась более просторной и даже содержала несколько предметов мебели: пару светлых плетёных кресел, чайный столик со стеклянной поверхностью, софу из того же плетёного комплекта с подушками и несколько полок с книгами. Война знала, что Один не станет равнять её с другими нарушителями закона, но не сможет выказать этого ни в чём более, кроме как распорядится предоставить ей в пользование несколько предметов обихода. Никто, запертый здесь, не мог похвастать такой щедростью со стороны асгардского царя. Вернее, почти никто…       Когда с неё сняли кандалы, цепи со звоном пали, а сама дочь Хаоса потёрла покрасневшие от грубого металла запястья.       — Заходи, — голос капитана казался жёстким, но Война как никто другой знала, что, несмотря на обезоруживающие её оковы, бравый воин Асгарда ощущает исходящую от неё опасность. Она чувствовала его страх и слышала, как заметно ускорились удары его сердца. Подчиняясь приказу, рыжеволосая медленно поднялась по каменным ступеням и прошла в центр камеры, ловя себя на мысли, что помимо всеобщего внимания к ней приковано ещё чьё-то, куда более пристальное. Впрочем, сразу выяснять, кто это мог бы быть, узница не стала.       Она не поворачивалась до тех пор, пока не услышала, как силовой барьер с шипением быстро затягивает бывший проход. Девушка слегка повела головой, проводив боковым зрением удаляющихся конвоиров, после чего приблизилась к полупрозрачной энергетической стене, мерцающей золотистыми бликами на фоне мрачного коридора. Война подняла руку в надежде узнать, на что похож этот барьер, если коснуться его.       — Не советую этого делать, — её тонкие пальцы на мгновение застыли и, скользнув по воздуху вдоль преграды, но так и не коснувшись её, сжались в кулак. Богиня опустила руку и устремила взгляд кроваво-алых глаз на хозяина камеры, расположенной точно напротив её собственной. — Если, конечно, ты не любитель острых ощущений.       Обладателем бархатистого мелодичного голоса, что предостерёг её, оказался молодой мужчина с иссиня-чёрными волосами до плеч, небрежно уложенными назад и с завитками на концах. Кроме того у него было красивое благородное лицо: высокий чистый лоб, острые скулы, изящные брови, прямой нос и тонкие очерченные губы, едва растянутые в улыбке. Но больше всего её привлекли его глаза, сверкнувшие в полумраке лукавым блеском. Цвет их она разглядеть не могла, сколько не старалась. Незнакомец стоял лицом к Войне, гордо расправив плечи и заведя руки за спину. В другой ситуации девушка удивилась бы той неприкрытой наглости, с которой он сейчас мерил её изучающим взглядом, однако, отныне в глазах каждого она всего лишь преступница — ни больше, ни меньше.       — Ты богиня? — Мужчина задал интересующий его вопрос, ответом на который было лишь молчание. Вскинув брови, он усмехнулся и, склонив голову набок, вновь заговорил: — Конечно богиня, раз Один предоставил тебе поистине царские условия. Но чтобы попасть сюда, нужно быть отъявленной злодейкой.       Война искренне не понимала, зачем он пытается заговорить с ней. Разве он не должен понять, что она до сих пор не произнесла ни звука, потому что не намерена говорить? И всё же этот бог, — а это был именно он, рыжеволосая знала точно, — явно отличался от тех, которых она видела прежде. Внешне, разумеется, никаких особых отличий не было, исключая смазливую мордашку, а вот внутренняя энергия говорила ей о необычной природе силы своего обладателя. Богиня прищурилась, пристально следя за оппонентом и, когда тот повторил её жест, криво улыбнулась, прикрывая глаза.       — Как твоё имя, бог? — неожиданно спросила она, втягивая через ноздри прохладный воздух.       — Локи, — просто бросил он, довольно обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Похоже, факт того, что никогда ранее не встречавшаяся ему девушка знает о его божественности, нисколько не волновал сына Лафея. — А твоё имя я могу узнать?       — У меня его нет, — без промедления откликнулась Война, как-то уж больно странно рассматривая его. Трикстер озадаченно свёл брови к переносице, приподняв подбородок. Именно в этот момент дочь Хаоса нашла ответы сразу на все волновавшие её вопросы. В том числе, почему его глаза заслужили её особое внимание: сколько бы Локи не улыбался, и какого бы рода не была эта улыбка, его взгляд всегда будет оставаться холодным и пронзительным, знающим всё про всех и одновременно не дающим кому-либо проникнуть в душу хозяина. Таким оружием могли похвастать исключительно люди знающие толк во лжи. — Войне бессмысленно давать имя. Какая разница, как зовут меня те, чьи глаза наполнены ненавистью?       — Надо же мне как-то к тебе обращаться. Отсюда мы выйдем не скоро, так что можно пообщаться на досуге.       — Локи, — протянула узница. — Ты Бог Лжи и Коварства, но отчего же сидишь здесь?       В её словах Локи почувствовал отравляющий душу яд. Он покачал головой.       — В жизни нужно попробовать всё, — он откровенно глумился над ситуацией. — Я нестандартный.       — Ты мазохист, — Война сложила руки на груди. Волнистые медные пряди оттенили её лицо, подчеркивая горящие кровавые глаза. — И зачем тебе знать моё имя?       — Имя делает тебя особенным, отделяет от всех остальных, — трикстер неспешно двинулся по камере, глядя в пол. — Представь, что если бы вокруг было бы полным полно тех, кто звал бы себя Войной, при том имея разную внешность, характер, желания и чувства. Как мне понять, какую Войну я хочу выбрать?       — У каждого своя война. Её не выбирают.       — И всё же очевидно, что наличие имени заметно облегчит задачу, — он остановился, косо взглянув на собеседницу. — Те, у кого есть имя, особенные. Ты так не думаешь?       — Для кого?       — Ну, для близких, родственников, друзей и знакомых. Для всех, кто хоть немного тебя знает, так или иначе, — при перечислении бог недовольно поморщился, в следующую минуту вновь улыбнувшись. — Порой одно лишь имя способно вселить ужас перед тем, кто его носит. Войны, без сомнений, боятся все, а вот заставить дрожать в страхе перед простым набором букв нужно ещё суметь.       — Тогда дай мне имя, достойное моего величия, — с вызовом хмыкнула дочь Хаоса.       — Что? — Локи изумлённо изогнул брови, стараясь сдержать рвущийся наружу смех. Не каждый день такие горделивые создания позволяют проделывать столь интимные в определённой степени вещи.       — Не заставляй меня повторять, — воскликнула девушка. — Дай мне имя, достойное меня, сила которого устрашит самого Одина!       — Тише, тише, хорошо, — он поднял руки в примирительном жесте. — Но ты должна понимать, что от того, как я назову тебя, сейчас ничего не изменится.       — И, тем не менее, я не изменю своего желания, — настаивала она. Локи придирчиво взглянул на рыжеволосую, в уме начав перебирать все известные ему женские имена.       — Фрейя, — шёпот сорвался с его бледных чувственных губ, заглушаемый посторонним шумом иных голосов и звуков, но он тут же был пойман острым слухом Войны. Трикстер не стал повторять дважды, с интересом наблюдая за её реакцией, последовавшей незамедлительно. И сказать откровенно, Локи остался доволен увиденным.       — Фрейя, — она закрыла глаза, запрокинув голову назад, и вновь повторила данное ей богом имя с таким упоением, будто вкушала сладчайший нектар. В считанные секунды лёгкая улыбка превратилась в злорадную ухмылку; глаза Войны широко распахнулись, вспыхнув ярче прежнего, а из горла вырвался сдавленный рык. Она снова обратила свой искажённый гримасой восторга лик к доселе молчавшему мужчине и, словно благодаря, кивнула, выдыхая горячий воздух. Локи отступил чуть назад, пока не понимая всю выигрышность своего положения, но чувствуя себя в нужной компании.