***
— КАК ЭТО — ПРЕКРАСНЫХ ДАМ НЕ БУДЕТ?! Мариан подскакивает, в ужасе глядя на старшего брата. — А вот так, — тот вовсю потешается над ним, с трудом сохраняя спокойную морду лица. — Они узнали, что тетушка и маман тоже будут у Кэмпбеллов, и от горя повесились на собственных платьях. Мариан напоминает морскую рыбешку, волей судьбы оказавшуюся на берегу — тот же открытый рот, те же чумные глаза. Он понимает, что братец его дразнит, и хочет сказать ему ого-го как много хорошего, но тут вмешивается тетушка. — Мурзик, перестань дразнить ребенка. Его и так спермотоксикоз мучает, а тут еще и ты масла в огонь подливаешь. «Ребенок», которому, на минуточку, восемнадцать лет, вспыхивает аки помидор, а новопровозглашенный Мурзик возмущенно давится воздухом. Мариан не знает точно, кем ему приходится Аннабет — то ли двоюродной тетей, то ли еще какой дальней родственницей, поэтому называет ее просто тетушкой. Она из тех дам, которых с придыханием называют прекрасными: ее пышным рыжим волосам, красивому лицу, на котором даже удлиненный нос смотрится гармонично, ухоженным рукам и тонкой талии завидуют все соседки. Аннабет красива, и любвеобильный Мариан не отказался бы провести с ней ночь, но стоит ей открыть рот… — Стоит тебе открыть рот, как я тут же забываю, что ты женщина, — язвит Кросс. — Это намек на то, что я говорю, как мужик? — Это намек на то, что ты невыносима! Аннабет весело хохочет. Вскоре карета подъезжает к особняку Кэмпбеллов, и семья Кросс с превеликим удовольствием выходит на свежий воздух. Солнце нещадно бьет в глаза, освещая ворота, около которых стоит несколько десятков карет, и Катерину, лично приветствующую гостей. Мариан был здесь лишь раз, восемь лет назад, и день тот вспоминает с содроганием. Тогда в особняке гостила куча детей, и его, как самого старшего, оставили за ними присматривать. Бедный Кросс искренне желал застрелиться: ну какая из него, десятилетнего болвана, нянька? Но взрослые, как всегда, категоричны. Сиди, Мариан, с мелюзгой окаянной, какие у тебя могут быть дела? Орава детей почти довела его до истерики, когда дверь распахнулась и детвора вытянулась по струнке, потому что на пороге появился местный барин — Неа Д.Кэмпбелл. — Вы чего расшумелись? — недовольно поморщился он. — Вас на другом конце дома слышно! — Это все Мариан-дурак виноват! — пискнула Пенелопа. Кросс от такой наглости просто охренел. — Виноват? — прищурился Неа. — И что же он сделал? — Он приказал нам заткнуться! — взвизгнула маленькая бестия. — И он мешает нам играть! — А вы не задумывались о том, что вас много, а он один? И что ему самому не в кайф с вами возиться? — Вот пусть и не возится, — надулась Пенелопа. — Возомнил себя, видите ли, самым умным… Неа закатил глаза, красноречиво давая понять, что думает о Пенелопе, да и не только о ней. — Знаете, что? — внезапно воодушевился он. — Делайте все, что хотите! Можете хоть дом разнести, если того пожелаете. Я вам разрешаю! Дети восхищенно загудели, а Неа сказал Мариану: — Ты идешь со мной. — С фига ли? — запротестовал Кросс. — Хочешь остаться с ними — оставайся. Мне все равно. Их двух зол обычно выбирают меньшее, так что Мариан покорно поперся за Неа. Лучше один странный, но вроде бы адекватный ребенок, чем толпа враждебно настроенных спиногрызов. — Куда ты меня ведешь? — полюбопытствовал Кросс, когда Кэмпбелл вывел его на улицу. Для семилетнего ребенка Неа выглядел слишком задумчивым, и, в отличие от оставшейся в особняке оборзевшей детворы, казался интересным. — К Корнелию, — поймав недоуменный взгляд, он пояснил: — Дерево такое. В поле стоит. — И зачем ты меня к нему тащишь? — Я просто подумал, что тебе нужно побыть в тишине. По себе знаю, как иногда задалбывают эти дети… «Так говоришь, будто ты сам — старик великовозрастный, а не их ровесник» — подумал Мариан. Хотя, несмотря на ранний возраст, по поведению Неа действительно напоминал не старика, но вкусившего жизнь человека. Распрощались они на позитивной ноте и, пожалуй, с этим мальчишкой он был бы не прочь пообщаться еще, да маман с Катериной разругались капитально. Как они умудрились помириться сейчас, спустя восемь лет, Кросс не знает, но на бал их пригласили, и Неа Д.Кэмпбелл точно будет там. Интересно, а его братец поправился? С ним-то он познакомиться не успел!***
Воистину прав был тупой братишка, когда говорил, что прекрасных дам здесь не будет. Уродинами они, конечно, тоже не были, но и чего-то выдающегося Мариан в них не видит. Так уж устроен его организм: если женщина, с которой Кросс решил перепихнуться, ведет себя, как полная дура, член автоматически падает. Он любит не только красивых, но и остроумных, интересных, готовых поддержать светский разговор или хотя бы держать рот на замке, не показывая миру свою тупость. Аннабет с маман как раз из таких, и на фоне местных аристократок кажутсябогинями. Неа Мариан замечает не сразу — тот сидит на подоконнике, лениво поглядывая на танцующих. За восемь лет из мелкого мальчишки он превратился в симпатичного юношу, но манера держать себя осталась прежней. — Скучный бал, верно? — говорит Кросс, подойдя к нему. Его появление становится для Кэмпбелла неожиданностью: вздрогнув, он окидывает Мариана настороженным взглядом, который быстро перерастает в удивленный. — Я тебя помню. — Я тебя тоже. — Не ожидал, что мама все-таки помирится с миссис Кросс. Где она, кстати говоря? — Вон там, у столов. Они с Аннабет перемывают косточки местному бабью. Неа переводит взгляд туда, куда указал Мариан, и с интересом глядит на болтающих женщин. Да, род Кроссов, может, не самый богатый в их окружении, зато однозначно самый яркий. Они — последние потомки Ноя Одаренности. Они — люди, не боящиеся водиться с потомками Сердца и устраивать в их рядах полнейшую неразбериху. Они — семья, стоящая друг за друга горой. И Мариан гордится тем, что он не просто какой-то там Стоун или Уильямс, а самый настоящий Кросс. Неа без тени смущения глазеет на Аннабет и очень удивляется, когда на реплику о красавице-сестре Мариан начинает смеяться. — Вообще-то, — ухмыляется Кросс, — она моя тетка. Угадай, сколько ей лет. — Немного за тридцать? — предполагает Неа. Аннабет, как и все здесь присутствующие, Меченая — потомок первых Ноев и их последователей, а значит — обладает вечной молодостью и относительным бессмертием. Выглядит она на двадцать пять, но раз Мариан задал этот вопрос, значит, есть какой-то подвох. — Ну, если семьдесят пять для тебя «немного за тридцать», то ты угадал, — Кросс веселится вовсю, глядя на прилично обалдевшую физиономию Кэмпбелла. Он обожает доводить людей до такого состояния, хоть и ненавидит, когда это же проделывают с ним. — Не верю, — выпаливает Неа, вскакивая с подоконника. — Вот прямо сейчас подойду к ней и спрошу! Сказано — сделано. Он уверенным шагом направляется к дамам, оставив Кросса скучать в одиночестве, и Мариан поражается тому, насколько разным может быть один человек. Кэмпбелл на подоконнике — угрюмый, скучающий, ссутулившийся мальчишка, полностью себе на уме. Кэмпбелл с женщинами — истинный джентльмен, являющий миру идеальное воспитание и какое-то лицемерное дружелюбие. Лицемерное — потому что Кросс не верит, что тот, кто минуту назад пялился на всех, как на недругов, готовых в любой момент бросить нож ему в спину, способен так быстро подобреть. Неа беседует с Аннабет, и Мариан чувствует, как его одолевает скука. Единственный, с кем он не прочь поговорить, попал под тетушкины чары, контактировать с местными барышнями не хотелось, и Кросс приходит к логичному решению: пора валить. Выйти на улицу, пока на него никто не смотрит, и рвануть в Лондон на очередную гулянку (тем более, в любимый бар как раз приезжают французские скрипачи — надо же оценить их игру!). Сказано — сделано. Покинуть бальный зал труда не составляет, а вот найти выход оказывается гораздо сложнее. Особняк Кэмпбеллов — адский лабиринт с кучей комнат и коридоров, и заблудившийся Мариан начинает сатанеть. — Не видать мне французских скрипачей… — бурчит он и подпрыгивает от неожиданности, когда за спиной произносят нежным голоском: — Французские скрипачи? Оу, прелесть какая. Я тоже играю на скрипке, но до их мастерства мне еще далеко. Сердце Кросса начинает биться чаще, когда он видит эту незнакомку. Пышное фиалковое платье делает ее похожей на принцессу, длинные, чуть вьющиеся волосы красиво уложены, улыбка — ласковая, а глаза — синие-синие… «Нафиг скрипачей!» — думает Кросс, выпрямляет спину и спрашивает, включив режим интеллигентного альфа-самца: — Не позволите оценить ваше мастерство? Вы, признаться, разожгли во мне любопытство. — С удовольствием, — воркует незнакомка. Очарованный Мариан тает от умиления. Может, хотя бы сегодня его спермотоксикоз будет вылечен? И ведь она действительно божественно играет, а спермотоксикоз в итоге отступает сам. Эта дама настолько прекрасна, что даже отпетому бабнику Кроссу не хочется ее порочить. — Вы бывали в Праге, мистер… — Кросс. Но вы можете звать меня Мариан. — Хорошо, Мариан. Так были или нет? Я мечтаю туда поехать, но, к сожалению… И тут открывается дверь, а на пороге появляется незнакомый очкастый хрен. Кросс примерно догадывается, кто это такой: об Аллене Уолкере — мальчишке, которого Неа нашел в пшенице и притащил в особняк, ему рассказывала мама, которая услышала это от подруги, а та — от своей сестры, друг которой одно время гостил у Катерины. Лично они не пересекались (как тут пересечешься, когда мамашеньки разошлись со скандалом), но стоит очкастого увидеть, как интуиция подсказывает, кто он. Ввалившийся следом Неа догадки подтверждает. — Я говорю тебе, Аллен, он передумал и прячется! — и тут его взгляд падает на незнакомку. — О, Мана. А что здесь происходит? Мир Мариана рушится с оглушительным грохотом. — Мана? Эта дамочка — Мана Д.Кэмпбелл?! Судя по тому, как нервно улыбается незнакомка, Неа прав. — Мана… — ошарашенно бормочет Мариан. — Мана, да, Мана… Так сильно Кросса еще никогда не обламывали.***
— Ты не подумай ничего такого, мой брат нормальный, — оправдывается Неа, — просто он проиграл в карты одной хитрой морде, а та загадала ему танец на балу в маске и женском платье. — И из-за тебя танец так и не свершился, — говорит хитрая морда по имени Аллен. — На, держи: травяной чай собственного приготовления. Может, хоть это тебя успокоит. Взять чай, выпить чай, отдать чашку Уолкеру — действия совершаются на автомате, а перед глазами маячит переодевшийся Мана, который хоть и выглядит элегантно и женственно, все же далеко не девчонка. А ведь Кросс ему почти предложение сделал — так очаровал, зараза, но встречаться с парнем, особенно с Кэмпбеллом, он не собирается. В их окружении всем по большому счету пофиг, кто с кем спит, это не Ватикан с его гомофобными замашками, и осуждения можно не бояться. Но Мариан искренне не понимает, зачем нормальному парню смотреть на других мужиков, когда вокруг столько женщин, и в голубую братию поддаваться не собирается. — Так ты все-таки мужик? — спрашивает Кросс с надеждой, что его все-таки разыгрывают. — Да, мужик, — кивает Мана. «Жаль» — проносится в голове. Впрочем, они ведь теперь долго не увидятся, верно? Со временем этот эпизод забудется, прекрасные дамы помогут забыть. Кросс еще не знает, что влип по полной программе, и совсем скоро станет частью этой компашки. И уж тем более он не догадывается о том, что их история кончится плохо.