***
Люси чувствовала, как на ее голову капала холодная дождевая вода. Было холодно. Она завернулась в дырявый клетчатый плед, пытаясь согреться. Но нужно было согревать не тело, а душу, что тряслась от страха перед необъяснимыми вещами. Нацу стоял рядом с ней. В руках Люси держала куклу Мишель. Последнее напоминание о прежней жизни. Мишель — ее приз в этой гонке за местью. Мишель — доказательство того, что Люси победила, одолела всех. Даже ценой собственной жизни. — Твое время пришло, Люси Хартфилия. — Спасибо тебе за все, — сказала девушка тихо: голос вовсе не слушался. — За все, что ты сделал для меня. За совершенную месть. За то, что мои родители теперь могут покоиться с миром, потому что за них уже отомстили. И спасибо за тех мразей, что сейчас горят в аду за свои грехи. — Ты тоже будешь гореть в адском огне. — Мне вовсе не страшно, — Люси улыбнулась. — Потому что я выполнила свой долг. Я готова, Нацу. Действительно готова. Она прикрыла глаза, прощаясь с миром и с куклой Мишель. И больше прощаться ей не с кем. Все дорогие ей люди погибли, осталась она одна. Маленькая девочка с огромным желанием отомстить обидчикам. Детские души готовы на многое. Нацу дотронулся до ее груди. Люси почувствовала холод, а затем — жгучую боль. Она открыла глаза, смотря, как рука Дьявола прошла сквозь ее грудь. На пол полилась кровь, пачкая дырявый плед и пол. Хартфилия не могла дышать: лишь беспомощно открывать рот. Нацу дотронулся до ее губ своими, тихо выдохнул, и в этом жесте было много печали и скорби, сожаления и отчаяния. — Прости, Люси. Послышался чавкающий звук. Люси с громким звуком упала на пол. Мертвой. На полу крови не было. Люси умерла от разрыва сердца.***
Грей пытался ехать как можно скорей. Его руки болели, как и спина, но он продолжал все ехать и ехать к ней, к его Джувии, потому что узнал страшные вести. Ее забирают домой. И всем известно, что за стенами Дома жизни нет. Дети тихо перешептывались, высказывая свое сожаление насчет Джувии, кто-то пускал слезы и сопли, но Грей знал точно одно — никто не хотел оказаться на месте девушки, потому что это означало конец всему. Джувия сидела в коридоре на скрипучей лавочке. Около нее собралась лужа дождевой воды. Девушка все время трогала свои волосы, ее маленький чемодан со скромными пожитками стоял рядом. Грей смог прочитать несколько надписей на поверхности чемодана и сжал руки в кулаки. У него даже не было сомнений, кто писал все эти гнусные пожелания насчет смерти. — Джувия! Девушка обернулась и приветливо улыбнулась, поправляя синюю шапку с желтым цветочком и белым мехом — роскошная вещь, которую в Доме не найти никогда в жизни. — Ты… уже уходишь? — Время пришло, Грей. — Я не позволю этого! Он уцепился руками в ее чемодан, вышвыривая его в сторону. — Я не отпущу тебя! Не к этой сумасшедшей женщине! Она убьет тебя, Джувия, почему ты не понимаешь этого? Девушка прикусила губу. — Джувия понимает это, и поэтому идет к миссис Локсар. Она хочет этого, и Джувия исполнит ее волю, даже если это будет стоить ей жизни. — Но… — Дом не принял Джувию. Он медленно уничтожает ее, всю ее сущность, все ее тело и разум. Джувия чувствует, как начинает сходить с ума в этих стенах. Джувия не понравилась Дому. А если кто-то не нравится Дому, его жизнь обречена на печальный конец. Она зашмыгала носом. — Джувию не принимают нигде: ни в родном поместье, ни в стенах этого Дома. Джувия бродяжка, которой никогда не найти теплого приюта в суровом мире. Ее жизнь была такой короткой и… глупой, никчемной. Но она рада… Девушка протянула руку и дотронулась до мокрого лица Грея. —…что встретила такого человека, как Грей. И не стоит плакать из-за Джувии. Джувия… не любит чужих слез. Она поцеловала парня в губы, задерживая дыхание. Если она вдохнет или выдохнет — все тут же исчезнет, потому что это иллюзия. Что это все просто страшный сон с примесью сладкого отчаяния в конце. Да, так и есть. Джувия в этом уверена. Потому что она не может умереть вот так просто. И что у нее где-то должен быть родной дом, приют, место, где ее встретят радостно, обнимут крепко и пообещают больше не отпускать. И это все заключалось лишь в одном человеке. — Спасибо за все… и прощай. Джувия подняла свой чемодан и покатила его к выходу. Грей так и остался на прежнем месте, не понимая происходящего. И только потом до него дошло, что Джувия уходит. — Н-нет… Он покатился вперед, смотря, как спина девушки стремительно исчезала. — Погоди… Грей увидел несколько мужчин, стоящих в холле. Один одобрительно гладил по голове Джувию, которая молча плакала. Шапка валялась в углу коридора, вся в паутине и потрепанная. Директор улыбался гостям, а когда увидел парня, тут же стер улыбку со своего гадкого лица. И закрыл дверь перед носом парня. Джувия посмотрела на Грея в последний раз.***
Люси похоронили тихо и скромно. Ее тело положили в самый простой деревянный гроб. Никто не плакал и не улыбался. Дети смотрели на тело с безразличным взглядом. В то время, как Хартфилия лежала с закрытыми глазами, но видела, казалось, все. Ей никто не подарил цветов и не сказал добрых слов. О мертвых говорят либо хорошее, либо ничего. Поэтому все дети молчали. Лаксас нахмурено смотрел на грязную дорогу, смотрел вслед уезжающей машине, и думал, думал, думал о том, как несправедлива жизнь — умереть молодой девушке от разрыва сердца. Причина смерти подозрительна. Но никто так и не решился опровергнуть ее — ни тогда, ни сейчас.***
Эрза была счастлива как никогда, потому что она проводила время с любимым и была рядом с ним на похоронах. Они стояли так близко друг к другу, что это опьяняло и сводило с ума. Хотелось наброситься на него и заняться диким сексом, несмотря на молчаливых детей, хмурых преподавателей, на строгих воспитателей и на тело в деревянном гробу. Но она не могла двинуться с места. Кажется, такое случилось впервые. Эрза сама не знала, чего хотела: соленого или сладкого, горького или кислого. Ее постоянно тошнило, и кружилась голова, а тест на беременность упорно показывал две полоски. Девушка трогала себя за живот, представляя, что там рос их малыш, быть может, не совсем здоровый, быть может, инвалид или здоровый, но он был. Эрза ничего не говорила Джерарду, потому что знала, что он не хотел детей. Но она хитрее, чем он. Через несколько месяцев все в Доме узнают, и тогда начнется самый грандиозный скандал. Но ее это не волновало. Потому что вскоре она будет мамой его ребенка. Будет трогать руками его маленькое тельце и обертывать в разные тряпки, чтобы согреть ночью. А еще у него обязательно будут его карие глаза. Эрза это знала, потому что иначе быть не может.***
Грей хранил шапку Джувии трепетно, никому не давал на нее посмотреть и не перепродавал на рынке в Доме. Он голодал, мерз, мечтал о нормальной подушке, но оставлял вещицу себе. Потому что это единственное напоминание о Джувии. О том, что она была, что это не иллюзия, что Грей не сходил с ума в стенах Дома. Шапка пахла ею. Парень закрывал глаза и представлял, что вот она — его Джувия. Стоит рядом с ним и держит за руку, улыбается и больше никогда не открывает глаза. Но реальность жестока. Они больше никогда не виделись. Это была их последняя встреча. И семнадцатое октября — день, когда они расстались, Грей воспринимал как дату ее смерти. Потому что прекрасно знал, что Джувии больше нет в этом мире. Грей часто плакал по ночам, прижимая к груди ее шапку. Соседи ничего не говорили: лишь разделяли его скорбь. Ведь нескольким людям носить тяжелую ношу легче, чем одному человеку. Каждый год семнадцатого октября он приносил в столовую венок из лаванды, клал его на подоконник и долго смотрел на цветы, и лишь только вечером ехал к себе в комнату. Джувия была не права. За стенами Дома жизни больше нет.***
Мереди больше никогда не ела в одиночестве. Она все также вяло ковырялась в тарелке и поглядывала на то место, где должна была сидеть Джувия. Но ее не было. Вместо нее сидел Грей. Они не общаются друг с другом, лишь сухие фразу: «Дай мне хлеб». Но Мереди больше и не требовалось. Она видела в его темных глазах печаль и горе, и боялась спросить тот самый заветный вопрос. Но его глаза говорили всё. Но Мереди никогда не приносила Джувии цветов. Потому что предпочитала думать, что она все еще жива. Просто уехала куда-то далеко-далеко, быть может, за целый океан и живет тихо, мирно, наслаждается теплым солнцем каждый день. И ест только лучшую еду, а не безвкусную кашу и черствый хлеб. Джувия все еще с ними. Просто очень-очень далеко.***
Мираджейн считала, что Люси была красива на похоронах. И это было единственным разом, когда Люси была по-настоящему красивой. Мираджейн крутила в руках маленькое карманное зеркальце и гляделась в него часто. Оно было заляпано в чьей-то крови, девушка не помнила, откуда оно у нее взялось, но самое главное то, что отражающаяся там Мираджейн красива. И красива по-настоящему. Ей говорили, что у нее провалы в памяти. И она это понимала, но сознательно не принимала таблетки. Мираджейн заворачивала их в салфетки и выкидывала в урну, или же собирала определенное количество и продавала на рынке. Девушка не хотела помнить всю свою жизнь. Потому что убитая ею сестренка начнет приходить к ней во снах. Мираджейн действительно красавица. Особенно с кровью на лице. Как тогда, когда она зарубила Лисанну топором и измазала лицо ее кровью, смотря на лезвие топора и наслаждаясь своей красотой. Мираджейн красивая. А, значит, счастливая.***
Кана уже потерялась, где реальность, а где вымысел. Она начала пить еще больше, от нее всегда пахло перегаром. Из девушки она превратилась в нечто непонятное, и все еще больше стали обходить ее стороной. Но Кане плевать. Ведь она живет в прекрасном мире иллюзий, где ее любит отец и лелеет мать. Она часто пила вместе с Эрзой, у которой заметно округлился живот. Кане плевать на ребенка, а Эрзе тем более. Зачем ей ребенок, когда Джерард бросил ее и ушел из Дома? Для нее он умер, потому что покинул стены Дома. — За то, чтобы твой ребенок поскорее сдох! — прокричала она, поднимая бутылку вверх. — За этого выблядка и его смерть, — выдохнула Эрза и залпом выпила стакан паленой и дешевой водки.***
Лаксас поглядывал на новичка с интересом и перелистывал блокнот, в котором были написаны имена жителей Дома и их «особенности», а также краткая характеристика. Он лидер, поэтому обязан был хоть кое-как следить за порядком. Рядом стоящий парень не выглядел опасным, но Дреяр знал, что за внешностью кроется довольно много опасных вещей. На личной шкуре Лаксас проверял это множество раз. Лидер вздохнул и закрыл тетрадку. — Ну, и как зовут тебя, парень? Он улыбнулся. — Я Нацу. Нацу Драгнил. И я Дьявол.