Песчинка

Глава 19 Новые откровения «Незнание законов не освобождает от ответственности, да?» — подумал я, с тоской глядя на серебристые, просто невозможные, звёзды. Ещё в самую первую ночь на островах группы «Сакисима» я познал всю потрясающую красоту ночного неба на море. В той жизни ничего подобного не видывал, пусть и бывал на морях. Но здесь, я имею ввиду острова посреди моря-окияна, всё иначе. Нет разницы куда смотришь — вверх или вниз — всё одно! Всматриваешься в черноту, отливающую глубокой синевой, в которой поселилось множество маяков-проводников жизни, путеводных источников тепла, одиноких героев, стерегущих и лелеющих, ослепляющих и испепеляющих. Всё глубже проваливаешься в бездонные черные воды, исполненные миражами звёзд, боясь, что потеряешься в холоде космоса. Тебя всё дальше затягивает в ледяную бездну одиночества, прекрасного и колкого. Боишься сделать вздох, вздрагивая от страха захлебнуться, или замерзнуть... опасаешься шевельнуться, или заговорить громче шепота, чтобы не вспугнуть восторг единения с чем-то удивительным. Я не боялся погибнуть, или лишиться магии — это оказалось неважно после услышанного. Я узнал, что тот, чья душа однажды видела волшебство чудес магии, никогда его не забудет, даже если пройдёт Чистилища, Инферно или Покой. Если однажды магия коснулась души, никогда более не покинет! Она жестока! Она может наказать за грехи, лишить силы, но душа будет долго страдать, даже если не понимает за что, не помнит, чего лишилась, просто будет чувствовать, что в чём-то увечна. У меня на коленях лежит серебряная пластина, а в ладонях песок, щедро напитаный магией. Песок просыпается сквозь пальцы, меняет цвет по моему желанию, под мои эмоции окрашивается любыми оттенками. Я это просто ЗНАЮ, пусть ни разу и не смотрел вниз, не видел, что происходит. Чудеса — епархия живых, и не важно кто и что они, — это мне также открыли не так давно. Чудеса — это правильно, и быть они должны, иначе, жизнь уходит прочь, покидает мир. Нет логики? А ВЫ — ЖИЗНЬ? Жизнь. Её частица, но лишь невозможно малая, и частице не понять ВСЕГО замысла. Да, меланхолия — она такая. Мне тяжело и неуютно на душе, а потом захотелось воплотить звездную ночь, и вот я здесь. Я понял, что нужно делать. Я понял, как нужно делать. И теперь погружаюсь всё глубже в бездну холодного космоса, и ласковое тепло Южно-Китайского моря. *** Вязкий бред долго не выпускал меня. Словно грязная, вязкая трясина горячки мучила и крутила. Смазанные вспышки реальности слепили сверхновыми в мире густой, тёмной карамели, липкой, и обжигающей. Но вот, однажды я просто «всплыл» из этой трясины, и узнал, что лежу в хиленьком домике-бунгало, на примитивной лежанке. Но меня это не заботило, ведь лежать было неожиданно удобно, а свободно гуляющий в комнатах ветерок приятно освежал. Приподнявшись на локтях, поднял выше подушку и смог рассмотреть залитый солнечным светом берег. Яркое солнце не слепило, не обжигало, и казалось каким-то... «родным», что ли? Это сложно объяснить, особенно, если сам не понимаешь своих чувств. Лазурная волна неспешно и спокойно омывала белоснежный песок, создавая мерный, приятный шелест. Он убаюкивал, приносил покой в сердце. Чуть поведя головой, увидел Рюко. Девочка обосновалась в тени пальм, и игралась с ракушками и камешками, а вокруг неё крутилась уйма живых существ, вроде разнокалиберных птиц, крабов, и одной большой черепахи, от которой ощущался мощный напор жизненной силы, покоя и доброжелательности. Сам же ребенок излучал мощный фонтан чистых эмоций, пробивающих даже блоки контроля и подавления. — Проснулся? — голос раздался откуда-то сзади. Я повернул голову, встретившись с очень красивой азиаткой, примерно, моего роста. Непроизвольно втянув ноздрями воздух, сразу же определил — это мама Рюко. Девушка, а выглядит она молодо и свежо, прошла в комнату легкой, чуть танцующей, походкой, и опустилась в плетеное кресло. Отвечать не имело смысла, так как вопроса, считай, и не было. То, что мне удалось ощутить многое сказало о существе, выглядящем восхитительной красоткой. Удивительно гармонична, потрясающе идеальна, нечеловечески прекрасна, нереально чудесна... я мог бы еще долго упражняться в словоблудии, но суть одна — ЧУДО. Воплощенное чудо. Простец увидит просто восхитительную девушку, обладать которой желает любой мужчина, даже неизлечимый импотент, а любая женщина познает отчаянье. Тэнно-сама очень красива, от неё исходит просто бешеная сексуальная привлекательность, а также ощущение какой-то недосягаемости. От чего и хочешь её, и понимаешь, что не имеешь на это права. Здесь же совершенно иное. Разве видя прекрасный закат, наполненный всеми красками мира, хочется им завладеть? Разве видя чистые прозрачные воды теплых морей, желаешь их? Разве воспылаешь похотью к недоступным заснеженным пикам? Дракона оказалась чистым идеалом, на который хочется любоваться, и беречь от осквернения. Воплощенное чудо. Из украшений на драконе оказались очень похожие на те, что у Рюко, белые серьги с жемчугом, отливающих лазурью, кулон на тонкой цепочке, и тонкие кольца на каждом пальце. Ещё меня заинтересовало то, что, в отличие от дочери, у девушки не было рожек, да и ушки оказались вполне человеческими, это не говоря о цвете волос. Нет, всё-таки, она удивительна... — Мэйуми-сама, — я сменил позу, и выполнил поклон сидя на кровати на коленях. — Вы позволите изобразить вас? Девушка, повернув ко мне голову, удивленно моргнула, и склонила голову к плечу, рассматривая меня своими удивительными лазурными глазами. Свой вопрос она изобразила лишь приподнятой бровью. Я же начал волноваться, а внутри поселилось нетерпение — будто что-то рвалось наружу. — Я хочу написать ваш портрет, если позволите. — опускаю голову. — Почему? — на этот раз это действительно вопрос. — Вы — Чудо, и пусть мне не удастся передать ВСЮ Вашу красоту, но даже крох, доступных мне, будет достаточно для утоления моей гордости художника, и голода тех, кто увидит Вас. — А если я не отдам картину? — чуть улыбнулась дракона. — Одним своим дозволением изобразить Вас, Вы делаете мне честь, которую я никогда не забуду. Ежели пожелаете сохранить мою работу, я буду только рад. — Хорошо. — через минуту молчания, ответила дракона, чуть качнув головой, отвернувшись к дочери. — Но ты напишешь не одну картину, и начнешь с одного пейзажа, место на острове я покажу. Если мне не понравится, то изображать себя не позволю... — Я приложу все силы... — снова склоняю голову. *** Пейзаж я написал за день. Ложь, скажете? Нет, такое бывает, когда что-то внутри рвётся воплотиться в мире, и художник, музыкант, скульптор или другой творец создает шедевр буквально за одну ночь. Возможно, уже после будет что-то добавлено, удалены помарки, но уже в тот момент, когда мастер отложит кисть, работа будет готова. Пейзаж скалы, уходящей в глубокий провал в море, я не считал чем-то особенным. Он не тянул на шедевр, но и на дешевую поделку также не тянул. Хорошая картина, теплая, живая, в меру «реалистичная». Но вперёд меня толкала мысль, жгучее желание прикоснуться к идеалу — запечатлеть прекрасный образ женственной части природы, воплотившейся в драконе. Но и после пейзажа меня не подпустили к желаемому, а озвучили условия: портрет дочери, совместный с дочерью, и только после то, чего я просил. Я согласился без вопросов, и уснул без снов. На следующий день я проснулся к обеду, и снова застал картину развлекающейся Рюко в кругу различной живности. Браться за кисть сразу я не стал, но всё то время, что девочка провела на пляже, я находился в трансе, и наблюдал за ней. Эта работа заняла неделю. В своих наблюдениях я увидел то, что не заметил сразу, или не обратил на это внимание. Рюко — дочь Мэйуми. Кровь от крови. Магия от магии. Чудо от Чуда. Осознание этого открыло мне многое, что было недоступно ранее, и портрет маленькой дракошки стал шедевром. Мэйуми не заглядывала мне через плечо, не подглядывала, но когда из моей трясущейся руки выпала кисть, а я замер, не способный оторваться от портрета, девушка оказалась рядом. Просто раз, и она уже тут. На картине была изображена чудесная девочка с волосами искрящегося моря, что-то рассказывающая птицам и крабам, сидя на клочке травы и опираясь спиной о панцирь большой морской черепахи. Каждый штрих, каждый оттенок — всё это создавало неповторимый образ «Гармония». За кисть я смог взяться только спустя месяц, да и то, изобразил корраловый риф, а к семейному портрету я смог приступить ещё спустя неделю. Весь перерыв меня разрывали противоречивые мысли и идеи, а еще я банально боялся взяться за другое ЧУДО. Боялся испортить своей неспособностью передать хоть чуточку этого воплощенного идеала. Следующая картина изображала молодую девушку, с сидящей у неё на коленях необычной девочкой. Они любовались закатом, и о чём-то говорили. От созерцаемого тепла моя душа рвалась от боли. Драконы воплотили очередной идеал, и мне оказалось больно от осознания, что даже ТАМ, ТАКОГО у меня не было. Здесь я оказался чужим всем, а мать видит во мне лишь свою выгоду. Впервые в этой жизни я напился, ушел на другую сторону небольшого острова и надрался ромом до невменяемости, и не просыхал несколько дней, пока не пришла Мэйуми-сама, и не устроила выволочку. Пару месяцев ушло на «реабилитацию», хотя, наверное, можно и без кавычек, ибо реально паршиво было на душе. К последней работе я приступил с пересохшими от волнения губами, и трясущимися руками. Девушка просто села на веранде в любимое плетеное кресло, и наблюдала за дочерью, из-под полуприкрытых век блестели жидким золотом глаза. День за днем прошло несколько недель. Бывало, за целый день я делал всего пару мазков, бывало — ни одного, но глаза мои видели все больше, и понимал я всё больше. Философские беседы, совместные игры с этой маленькой семьёй, забавы с дикой живностью, смех яркой дракошки и невозмутимый покой её матери. Спустя пол года я осознал, наконец, ЧЕМ являются драконы. Если совсем просто, без чувств, ощущений и эмоций, можно сказать, что каждый дракон — это отдельный мир. Они самодостаточны, они ни в чём, как правило, не нуждаются — в исключениях быстро обзаводятся. Они меняют вокруг себя другой мир, становятся центром этого мира. Они — проводники жизни. Они — ЧУДО. По завершении портрета Мэйуми-сама, я понял, что мне говорила Аматэрасу-сама, и в чём заключается моя «избранность». Последнее — хрень... ну, пусть не совсем, но, где-то рядом. Просто в природе нет ничего бессмысленного, у всякой детальки в механизме своя цель, необходимость. Но не каждой «детальке» открывают ее роль. Мне открыли. И только сейчас я её понял. Увидел в драконах: равновесие, гармония, жизнь... А потом случился разговор... *** — ...не идеализируй нас, Сора-сан. — я задумался, потому начало монолога Мэйуми-сама пропустил. — Драконы такие же живые, как и другие существа. Мы можем грустить и радоваться, плакать и смеяться. Мы не боги, да и боги не идеальны. — Есть мнение, что идеала вообще нет. — расслабленно пробормотал, глядя на море. — Ошибаешься, идеал есть, но у каждого живого он свой, от чего воплотиться ему почти невозможно. С другой стороны, сама жизнь — идеал. — Хмммм... — мысли начали собираться в кучку. — Что вы пытаетесь мне сказать, Мэйуми-сама? — девушка ненадолго замолчала, глядя на горизонт. — Драконы не идеальны, как и многие другие сущности, — неспешно заговорила девушка, поймав в объятья дочь. — но мы чувствуем мир, в котором живём и стараемся в меру своих сил поддерживать хрупкое равновесие. Всегда и везде есть кто-то или что-то, способное сместить его, изменить мир в угодную сторону, осознанно или нет — не важно, важен лишь баланс, гармония. Иногда, мы и нам подобные, или близкие расы действуем сами, иногда находим другие возможности, помощников. Порой, достаточно сделать небольшой толчок, не самый очевидный, порой, совершенно незаметный, и ситуация меняется самым кардинальным образом. — девушка замолчала, лаская разомлевшую и довольную дочку. — В мифах вас часто выставляют мудрыми, но всегда себе на уме и с какими-то планами... — после минуты молчания решил заговорить, от моих слов девушка слабо улыбнулась. — В большинстве случаев мы так развлекаемся: приходит герой за Великой Мудростью, получает непонятную, полуфилософскую речь/стих, да ещё и со множеством подтекстов и толкований. Довольно интересно и весело наблюдать за метаниями героя, когда он пытается расшифровать какое-нибудь «предсказание». — А вы жестоки... — не могу не улыбаться от открывшейся информации, думаю, будь я драконом, тоже так веселился, если не хуже. — У всех свои слабости. — дракона лишь пожала плечами, затем хитро улыбнулась, и принялась щекотать Рюко-чан, когда наигралась, продолжила. — Около тысячелетия назад, Великий Дух, Огненная Птица Фэн-хуан, хранящий баланс Инь-Ян, выбрал молодую семью магов, и одарил их своим благословением. Маги стали сильнее, крепче, приблизились к духовному миру зверей, обрели идеальный баланс Инь-Ян. Но, люди не избежали отпечатка сущности самого Фэн-хуан — огня жизни, природного равновесия, добродетели и порядка, а ещё стойкой непереносимости лжи. — при последних словах дракона бросила на меня косой взгляд, от чего у меня пробежали мурашки по спине. — Молодой Род стремительно возвысился, заложил несколько храмов поклонения Живому Огню, и превратился в полноценный клан. Однако, смешение крови с более древними родами принесло беду — раскол. На тот момент в клане было две Старших Ветви, и одна, наиболее «разбавленная», подняла мятеж и отстранила вторую — менее многочисленную. Угроза уничтожения заставила Ветвь покинуть Поднебесную и перебраться в Страну Восходящего Солнца. С силой, опытом и знаниями, Ветвь быстро нашла здесь своё место, и сменила имя на «Хошино», прекратив именоваться «Лан». — повисла продолжительная тишина. Интересная история, я нигде не встречал этой информации, тем более не предполагал, что клан Хошино — выходцы из Китая. Через несколько минут дракона снова заговорила. — Как думаешь, почему Фэн-хуан сделал свой выбор именно тогда? Не «почему именно их». — Великий Замысел, нет? — Верно. В те времена шли большие и продолжительные войны, и верх стали брать нечестные и нечестивые люди. Появление Лан заставило дрогнуть весы и сместиться в сторону равновесия, их качества позволяли людям доверять Лан, ведь те всегда держат своё слово, и не пытаются искажать Клятвы. — Но ведь... — я хотел высказаться, но меня оборвали. — Так было задумано изначально: Лан должны были разделиться и покинуть Китай. Однако, кровь не должна была литься, за что ныне существующие Лан несут наказание. — девушка замолчала, поглядывая на меня, дав возможность спросить её. — Выходит, клан Хошино стал не нужен в мире, раз его уничтожили? — Если бы так оказалось, родился бы нежеланный ребёнок у заключенной ведьмы? Нет, не родился. У Хошино был, есть, шанс на возрождение... — как-то странно протянула дракона. — даже больший, чем ты можешь предполагать, Сора-сан. Вы освободились, когда вас предали, и теперь никому ничего не должны. — А как же клятвы кланов Императору? Там же приносилась чуть ли не вассальная клятва! — сказал чуть громче, чем следовало, но мне важен ответ, так как подобные клятвы касаются и потомков. — Магические клятвы не бывают односторонними, ВСЕГДА. Если этого не видно, значит, ты чего-то не знаешь, только и всего. Император мог защитить клан, запретить внутреннюю войну, но не сделал этого, чем разорвал обязательства, и клан Хошино освободился от своих клятв. — А второе дно? Без него ведь ничего не бывает, никогда. — Это смертные склонны юлить и хитрить — уж слишком мало живут, и слишком торопятся ухватить как можно больше. В Клятвах не бывает второго дна, или ещё какого. Правда — едина: если ты клянешься, что не задумал зла против кого-то, то клятва так и воспринимается. То есть, её следует рассматривать именно так, как и при каких обстоятельствах она была дана, когда это сделано. — То есть... — я облизал пересохшие губы. — Ты свободен выполнять свое предназначение так, как пожелаешь. Всё это время я старался гнать от себя мысли об откатах от клятв. Пусть у меня их и не было, кроме той глупости о «нежелании вреда Императору и клану», но вот заработать родовое проклятие в «наследство» я серьёзно опасался, так как не знал условий тех старых клятв, но и остановиться не мог. Теперь мне не стоит опасаться подобного, и это радует, ведь мне совсем не хотелось проходить кучи ритуалов очищения, и просить помощи у богов и старших духов. — Почему вы мне это рассказали, Мэйуми-сама? — только долгов мне не хватало. — Долг. — просто ответила дракона, а у меня зашевелились от страха волосы. — Ты спас мою дочь, а ее жизнь для меня бесценна, поэтому, я открою тебе то, что важно. Твой дух не спокоен и я помогу тебе отыскать путь к равновесию. — дракона снова ненадолго умолкла. Некоторое время мы сидели молча. Я пробирался сквозь кашу мыслей, пытаясь их сортировать, понимая, что потребуется долгая глубокая медитация. Однако, не признать правоту слов драконы не мог: я в замешательстве. На самом деле долгое время я жил дальней целью — побегом из клана и не покидающей жаждой получить новые знания, и превратить их в навыки. Я не знал, куда бежать, как потом жить, что делать. Да и сейчас, если честно, без понятия, но, хотя бы, начал немного разбираться в себе, в окружающем мире. Да ещё, как оказалось, половина занятий в клане по политике и экономике были или полуправдой, или идеологической накачкой, или откровенным враньем. Мне приходится открывать мир заново. Я перевел взгляд на двух драконов, играющих в игру «Голиаф и куча давидов». Ее суть заключается в том, что Мэйуми создает из песка осьминога, покрытого тонкой плёнкой огня всего, кроме половины щупалец. Задача «давидов» — небольших шариков воды, затушить весь огонь, и размыть песок, а «Голиафа» — расплескать шарики воды щупальцами. Старшая дракона, свободно повеливающая всеми стихиями природы, создает осьминога, а Рюко, хорошо овладевшая только воздухом, а сейчас создает водяные шары, таким образом тренирует воду. Шарики кружили вокруг «чудовищного Кракена», раз за разом атакуя его, но тот, ленивыми взмахами щупалец расплескивал воду, заставляя девочку пыхтеть от досады, а её мать тепло улыбаться, поглядывая на дочь. Мне тоже очень нравились образовательно-тренировочные игры драконы, коих за эти месяцы наблюдал, и даже принимал в них участие во множестве. - Во всех волшебных мирах, во времена зарождения цивилизаций, рождаются пророки, особенные пророки, наделенные даром самим миром. Они видят и слышат законы природы, мира и магии, и переносят эти знания на носители. Всегда довольно быстро эти знания расходятся по миру, и магам становятся известны эти законы со всеми подробностями. Далее, эти законы вплавляются в нерушимые традиции, обязательные обряды и тому подобное. Их не то чтобы очень много, но и не мало, и я советую тебе обзавестись сводом Законов. Для любого мага это важно. — я понятливо кивнул, а ещё сделал пометку в голове: «почему НИКТО об этом мне не говорил»? — Сейчас я хочу рассказать об одном из законов. О защите детей. «Всякое дитя, одаренное милостью чудес, должно быть окружено заботой и защитой. Человек, зверь-перевертыш, эльф или дракон — не важно, всякое дитя волшебное НЕПРИКОСНОВЕННО, коли СКВЕРНОЙ не запачкано. Каждому ребёнку, отроку, юноше/деве полагается надёжная опека до порога третьей зрелости. Надёжным опекуном зваться может тот лишь, что накормит, защитит, обучит должно статуса крови и природы, и вылечит дитя, вне зависимости от родства крови и магии. Невыполнение своих обязательств опекуном снимает все права долги и обязательства с дитя ПОЛНОСТЬЮ, БЕЗ ОГОВОРОК. Само дитя волшебное может отречься от опекуна, коли не обрело должного внимания. Само же дитя свободно выбрать иного опекуна/учителя/новую семью по своему желанию, приняв словом его/её старшинство, превосходящую мудрость. Опекун, при согласии своём, должен слова ритуальной клятвы заботы изречь, подтвердив свои обязательства, и права на дитя до периода третьей, а порой и четвертой зрелости. С момента подтверждения клятвы опекун обретает полную заботу, власть и защиту над ребёнком. Дитя же переходит в ПОЛНОЕ подчинение выбранного опекуна до установленного минимального срока третьего взросления, или максимального четвертого порога зрелости. Ни словом, ни делом не перечить опекуну в делах о защите, воспитании, обучении или прочих, принимая заботу с благодарностью. Кровные, родовые и духовные наследия, наследия материальные должно беречь и сохранять до вхождения во взрослую жизнь опекаемого дитя, с оговорками на правильное становление силы и знаний дитя. В особых случаях, дитя вольно само о себе заботиться, коли не наносит себе вреда невежеством, и способно выполнять не менее половины озвученного самостоятельно». — дракона замолчала, я тоже молчал. Пока драконы снова во что-то игрались, причём как-то шумно, я, в лёгкой медитации, прокручивал слова Мэйуми-сама. Кстати, на второй месяц жизни здесь, девушка показала сложный комплекс плетений, составляющих структуру артефакта «Речь Виристы» — детектор правды. А называется так потому, что в одном из миров в пантеоне богов есть одноименная богиня правды и лжи. По легенде, у нее гетерохромия, и когда начинает светится голубой глаз её статуи в Высшем Храме, то разумный говорит правду, когда золотой — лжет. Вот и артефакт состоит из двух прозрачных стеклянных шариков, и их свечение говорит о том, что говорит разумный. Даже неправильно сказанное, или недосказанное с умыслом определяется ложью. И смотреть на него все время не обязательно, так как владелец ощущает особенное мягкое тепло правды, и ледяное покалывание лжи. Структура оказалась ОЧЕНЬ сложной, поэтому мне пришлось создать стеклянный шар, типа как для гадания, и в него поместить структуру, чтобы изучать, и снимать копии, если понадобиться. Мне дракона сказала правду, поэтому сидел и разбирал слова, и предложения часа два, пока не остановился на паре-тройке сомнительных для меня мест. Сомнительных от того, что вызывали очень нехорошие предположения. Это стоит уточнить. — Мэйуми-сама, вы позволите задать несколько вопросов? — Хм? — девушка повернула голову, приподняв одну бровь. — Выходит, что ЛЮБОЙ ребёнок-маг, или дитя волшебной расы должен быть защищен и воспитан должным образом. Что случится с теми, кто нарушает этот закон? — Проклятья разной силы, возможно полное вырождение рода. — просто ответила дракона, а у меня пробежали мурашки по коже, ведь волшебные законы редко рассматривают мага одного, чаще осуждается весь род, то есть зацепить могло и меня. — Родовые проклятья? — Да. Но таковыми можно обзавестись по разным причинам, так что повторяю: обзаведись Сводом Законов. — Я помню. — киваю. — А если ребёнок вроде и под присмотром, и, одновременно, никто конкретно о нём не заботится на постоянной основе? — Опекуном считается определённый разумный, или пара разумных, если они не определены, таковых официально нет. — А если родители живы, но не хотят, или не могут заботиться о ребенке? — Не опекуны. Опекун должен принимать непосредственное участие в жизни ребёнка лично, даже направление посторонних людей не считается полноценной заботой. От чего часто получается, что родители нанимают своему отпрыску учителей в науках, а сами обучают, например, этикету, шитью, охоте, езде верхом на лошадях, или ещё чему, на первый взгляд бесполезному. Часто разумные это воспринимают как традиции рода или общества, но истинный смысл — сохранение прав на полную опеку над ребёнком. — Понятно. А что значат слова «полная опека»? Более развернуто, если вам не сложно. — А то и значат. — пожала точеными плечами девушка. — Опекун волен принимать любые судьбоносные решения за ребёнка до наступления семнадцати, или двадцати одного года, если это человек, у других рас возраст может отличаться. — То есть опекун может решить чему подопечный будет обучаться, где и как жить... — в горле вдруг пересохло, а на коже выступил пот. — Верно. Свадебные вопросы также, традиционно решаются в этот период, так как большинство родителей считает, что им лучше известно о нуждах ребенка и его долге перед своим родом. Ответить в голос не получалось — горло свела судорога, поэтому я просто благодарно кивнул, поднялся на ноги и пошёл прочь. С болезненным щелчком всё встало на свои места. Ни шикарный вид на морской закат, ни одуряющие ароматы буйной растительности вокруг скалы, уходящей в море, на которой мне полюбилось сидеть, меня не трогали. Я просто сидел, и остекленевшим взглядом пялился вдаль, пока в голове проносились воспоминания о всех странностях, которые я не понимал. Я чувствовал для себя проблемы, ощущал, как на меня что-то надвигается, не плохое, но неприятное. Это сильно нервировало, не давало покоя. Молчание и «кривые» отговорки матери о причинах её бесконечных посиделок у Лисы. Хуже и больнее встало на свое место понимание странных разговоров вечерами, когда заканчивались тренировки и обучение боевой магии. Я сильно уставал, мои тренировки на острове больше держали меня в форме, или позволяли отточить какой-то сложный приём. Так вот, приходил я тогда усталый, с желанием принять душ, поесть и завалиться спать, но мать частенько начинала доставать, задвигать речи, в которые старалась втянуть и меня, о смысле клановости, величии наследования поколений, и гордости за подвиги предков. Идеалогическая накачка, конечно, так себе получалась, сразу видно, что болтология не является сильной стороной Хошино Дзюнко. Но на усталые мозги это давило изрядно, и прилично раздражало. Я едва сдерживался, чтобы не высказаться едко и резко. Иногда появлялось желание выдать что-то вроде «жираф большой — ему видней! То есть ты старше, опыта больше, так что вперёд — восстанавливай клан, раз так хочется, а я, если будет время и желание, подумаю о помощи». Выходит, если бы я это, или что-то подобное выдал (а вариантов высказывания было немало), то Дзюнко-сан могла тут же подтвердить клятву, и лишить меня свободы, взяв в руки власть, ПОЛНУЮ. Не знаю, сама она додумалась, или надоумил кто, но сильно сомневаюсь, что позже она облажалась бы со своими обязанностями, давая шанс освободиться. Повезло? Повезло! *** Вот поэтому я попал под влияние депрессии и меланхолии. Ничего не хочется делать, никуда не хочется двигаться. Бывало, просыпался, ложился на воду, и так целый день и проходил, на волнах (остров окружен куполом магии, от чего течение мою тушку никуда и не уносило — так и плавал вокруг острова). Постепенно, не сразу, начали появляться мысли о том, куда я хотел бы переехать, где бы хотел жить, и чего я, собственно, хочу. Эдакое, не масштабное, переосмысление, или же обдумывание, наступающее по завершению школы или института на тему «что дальше». Жить там же, где жил в прошлой жизни не хочу — болото. Я больше не простой человек, многое умею и знаю, и вот со всем этим возвращаться в обычную жизнь? Нет, не хочу. Но, если разобраться, в той жизни все мои мечты крутились только вокруг обеспечения нормального уровня жизни, дальше я не заходил в своих мечтах. Когда же достигаешь некого уровня насыщения, горизонты значительно расширяются. Даже сейчас, пусть и не умею ещё полноценно колдовать концентратором, но с помощью ритуалов и возможности работать с духами, я могу за неделю устроиться так, как захочу. Построить большой дом из любого материала, накрыть его защитой, обставить выращенной духами мебелью, прокормиться. И это только с помощью своей магии. Я могу наняться по контракту за большие деньги: оммёдзи, шаман-астральщик, говорящий с духами, — любая из моих натренированных способностей может обеспечить безбедную жизнь. Можно продавать амулеты и несложные артефакты. О золоте, драгоценных камнях, и образцах редчайших растений, и некоторых видах морской фауны также не стоит забывать. Короче, вопрос о заработке денег можно не трогать — он маловажен, незначителен. Вопрос стоит именно в том, чего мне хочется от жизни, и где и как я хочу её строить. Однако, стоит учитывать ещё и то, что на мне висят обязательства перед чем-то или кем-то, кто меня перебросил сюда. «Избранность» на ровном месте не появляется, и, как мне думается, это плата, которую я буду платить. Да и, если так посмотреть, то многое из случившегося можно определить как «удача»: нахождение тайной комнаты в библиотеке, драгоценные камни и металл на острове, обнаружение именно этих духов, ставших Братьями (имена....), да и ещё прочее, прочее. А что, если мне специально кто-то подкидывал эти подарочки, чтобы дальше было легче выплачивать долг? Хотя, какая теперь разница? Я ни о чем не жалею, даже рад, ведь после здешней жизни моя душа теперь навсегда останется с даром магии. Осталось только решить, КАК подступиться к делу, но на этот счёт начали появляться мыслишки. Насчет матери и «хороших аякаси» я тоже пришел к окончательному решению. В принципе, если отодвинуть в сторону эмоции, и поставить себя на их место, то всё просто: все и всех используют, видишь шанс — используй его. Так же поступили и они, увидев выгоду. То, что я чуть не вляпался в историю — мои проблемы, и моё невежество, излишняя доверчивость. Гадостей мне сделать не успели, стало быть, мстить не за что. К сожалению. А вот то, что меня «кинули на бабки» я не забуду, и, при случае, сдеру столько, что они ещё не раз вспомнят свои «хитрые планы» в мою сторону. Жить где-то в глуши, и заниматься одной наукой скучно, — это я понял на этом острове, ведь не будь здесь озорной и энергичной Рюко-чан и её мудрейшей, но веселой мамы, я бы чокнулся. Поэтому, нужно искать такое место миграции, чтобы жить среди людей, чтобы можно было развлекаться, найти новые знакомства, девушку, или трёх, хе-хе, как в том воспоминании. Улыбка сама-собой вылезла на лицо, от воспоминаний о тех девушках. — Хорошо, что ты пришел в себя. — от голоса драконы я вздрогнул, и резко повернулся к ней. — Значит, тебе пришло время двигаться дальше. — девушка посмотрела на красно-оранжевый горизонт, где только что спряталось солнце. — Но, перед уходом, я прошу тебя написать еще одну картину, после чего я отдам тебе ещё кое-что... Странные интонации в голосе драконы меня сильно заинтриговали, к тому же, ещё одна картина... нет, я не против, но и так уже семь месяцев я здесь... — Только одну? — спрашиваю. — Хм? — Я ведь уже семь месяцев здесь... — честно, не знаю, зачем спрашиваю. — О-о-о... — у драконы странно заблестели глаза озорством. — Ты сильно удивишься! — широкая хитрая улыбка, и проступившие на идеальном лице хищные черты я увидел впервые. Поистине, «драконья» улыбка — дьявольски-хитрая, и чертовски привлекательная одновременно.