***
— Сука, ты что наделала? Лекса, оскалившись, отошла от отца и спрятала мать за спину, пока мужчина, схватившись за руку, корчился от боли. — Сука, — он склонился к полу и по его лицу читалось, что мужчина пытается унять боль. Ему кажется, что у него защемило что-то, но только Лекса знает, что это «что-то» не защемило, а она сделала с ним то, чему недавно научилась у Джека. Позже Лекса узнала, что рука отца будет выведена из строя не на время. Ее отец будет чувствовать боли на протяжении всей жизни, и те повреждения, что она ему нанесла, будут преследовать его колкой острой болью. Она не жалела об этом в тот момент. Не жалела, потому что она видела в глазах отца некий страх, он стал немного спокойней. Во всяком случае, на протяжении нескольких месяцев позволял себе поднимать на них только голос. А потом, наблюдая, как Лекса все чаще и чаще ходит к Джеку, отец понял, чем они занимаются, но никак не мог запретить дочери проводить время с соседом, хотя пытался. Он знал, чему мужчина может научить его дочь, и боялся. Лекса не жалела о своем поступке и через год, когда видела, как отец дергался от боли, поднимая тяжести. Но она пожалела, когда они попали в аварию. У отца свело мышцы на руке. Он сообщил об этом за несколько минут до аварии. Она в тот раз не хотела выводить из строя руку отца на столь длительное время, даже не подозревала о том, что сделала что-то не так. Она была зла, была на эмоциях. Она владела знаниями, и научилась ими пользоваться. Джек не повторял Лексе о том, что это не ее вина. Это и не нужно было. Лекса и так знала, что она не виновата, но память об этом сохранилась по сей день и будет преследовать ее.***
«Авария — несчастный случай, Лекса. Несчастный случай». «Ты же знаешь все». «Несчастный случай». «Доверие к себе — это самое главное». — Лекса. «Посмотри на меня». — Лекса! Я открываю глаза и чуть подпрыгиваю, тут же вспоминая, где нахожусь. Маленькая комнатка три на три метра полностью погружена во мрак, и я вижу только силуэт передо мной. Мне требуется всего несколько секунд на то, чтобы понять, кто передо мной стоит. — Все хорошо? Тебе что-то снилось. — Да… да, все нормально. — Ну-ка, — Кларк наклоняется и обхватывает пальцами мой подбородок, чуть приподнимая мне голову. — На этот раз обошлось без травм, я смотрю. — Ну… судя по тому, что от меня требовалось, то так и должно было быть. — Тебе самой так не нравится? Это же эффективней, чем справляться с противниками в рукопашную. — Кларк выпрямилась и, пододвинув кресло, где недавно сидел Линкольн, расположилась напротив меня. — Эффективней, если суметь сделать захват. Но это то, от чего так просто не оклематься. Им потребуется время, чтобы их тело снова нормально функционировало. — Ты молодец. — Ты видела все? — Конечно. Это моя работа. — Хорошо. — Хотела спросить, — голос Кларк стал тише и она опустила голову, переведя от меня взгляд, а я выпрямилась на диване и присела, всматриваясь в ее лицо, которого почти не было видно. Я сжала ладони в кулаки, потому что, окончательно проснувшись, ощутила в своем теле прилив волнения и легкий мандраж. Про сердцебиение уж и говорить не стоит. — Спроси. — В тот раз, когда ты пропускала удары, это было как-то связано со мной? Я приоткрыла рот. Этот вопрос застал меня врасплох, но долго молчать я не стала. — Да. Твое присутствие заставляет меня нервничать. — Почему? — Ты меня волнуешь. Между нами что-то было и, мне кажется, это нормально. Я вру. Снова. — Понятно. Просто… не бери в голову, хорошо? — Хорошо. Кларк проводила меня до комнаты, а я не могла отпустить этот момент. Я не хотела с ней расставаться сейчас, не хотела, чтобы она пропадала снова. На день, на три или на неделю. Просто не могла это допустить, и не важно, почему. Потому что мне тут одиноко? Или потому, что я пиздец как влюбилась в нее? И неважно, на самом деле. Я ведь не боялась никогда одиночества, и сваливать все на это уже надоело. Все дело все-таки во втором. Чувствую, как она отдаляется. Чувствую, как нас все меньше и меньше. Я ей никто. Но между нами же было что-то. Я пыталась убежать, и она думает, что мне плевать. Наверняка она в этом даже уверена. Уверена, что я предала ее доверие. — Кларк. — Да, Лекса, — она остановилась, но не повернулась ко мне лицом. — Прости. Мне просто важно было узнать, что с Джеком. — Ты могла меня спросить. Возникла пауза. Я нарушила ее первая: — Ты могла мне сказать. — Могла. Но я не сказала, и ошиблась. Что-то еще? — она вдруг развернулась, и в ту же секунду мое дыхание перекрыло. Она стояла слишком близко ко мне, и это ничтожное расстояние между нашими лицами… Я забыла, о чем шла речь. — Тогда я пойду. — Стой, — я перегородила ей дорогу. — Кларк, кажется, я влюбилась. Вот это да. Вот это я вообще остановила ее, так остановила. Молодец, Лекса, тебе мало того, что ты не можешь пошевелиться, так еще моргать и дышать. Теперь стой с широко открытыми глазами от сказанного и охеревай вместе с Кларк. Которая, кстати, еще и рот открыла. — В кого? — вдруг подала голос Кларк. В нем читалось искреннее удивление. — В тебя, — тихо ответила я, а после сглотнула. Во рту мигом все пересохло. Я почувствовала, как стали гореть мои ладони, и сжала их в кулак. Никогда не признавалась никому в любви. — Что за бред ты говоришь? — Кларк шагнула назад, как будто для того, чтобы внимательнее всмотреться в мои глаза. Я в миг себя почувствовала маленькой девочкой. Школьницей, которая засмущалась, застеснялась, и готова провалиться под землю. Это состояние было мне немного ново, но так просто я сдаваться не собиралась. — Я тебя люблю, — уже более уверенно повторила я. — А я тебя нет, — как-то испугано произнесла Кларк. Я не так себе это представляла. Даже во всех мелодрамах, что я посмотрела, никто не говорил ничего подобного на признание в любви, а если и говорил, то точно не таким напуганным тоном. Как будто она тоже школьница, которую застали врасплох. Наверное, ее тон и взгляд не позволили мне почувствовать себя жалкой и слабой, наверное, только благодаря этому моя боль в груди не была настолько сильная, насколько могла. Ныло… Но я ошиблась. — Лекса, это какой-то там синдром… я забыла, как он называется. Когда влюбляются в похитителя или что-то типа того, — ее интонация стала более холодная. А может быть, она стала более уверенной, и начала все это говорить, чтобы прогнать собственные страхи. Это не важно, потому что мне стало больно. Кларк начинала меня лечить, и я знала, к чему она клонит. Лучше бы она поверила, сказала, что не любит и ушла, чем выставила мое признание и мои чувства как нечто ничтожное, незначительное и лживое. Я не знаю, о чем я говорю? Мне что, блять, десять лет? «…бред это все… » Она продолжала говорить, но я уже не слышала. Гул в ушах. Гул вернулся. Я стою в клетке, меня бьют наотмашь, а вокруг только гул и темнота. Темнеет перед глазами, и я чувствую необходимость присесть. Мне надо сесть, или я упаду. «…мы с тобой переспали и ты себе навязала какие-то глупости…» Я слышала только обрывки ее фраз. Я отпихнула ее и вошла в комнату, громко закрыв за собой дверь. Не хочу ее видеть. Не хочу ни видеть, ни слышать. Я хочу, чтобы она ушла. — Я завтра утром вернусь, — услышала я ее голос за дверью, — отдыхай. — Да пошла ты… — тихо прошептала я.