back to the streets

Когда жаркое лето становится невыносимо душным, а от упрямого солнца не спрятаться даже под крышей, Брендон переступает порог захудалого домика возле гречневого поля, окутываясь в запах сахара и малины. В этом маленьком городе, размером всего в десяток таких же крошечных домов, как этот, всегда чувствуешь себя особенно. Дверь противно скрипит, темная макушка Ури заглядывает в помещение, глаза начинают искать какое-то движение, а нос — чесаться от муки и старой мебели. На запыленных деревянных стенах висят старые фотографии, украшенные аккуратной бежевой рамочкой, кое-где побитой и потресканной в уголках, а над окнами висит тюль кофейного цвета. Низкая женщина — бабушка Брендона — что-то старательно делает на кухне, поглядывая на занятую печь, и потом, шаркая вязаными тапочками, садится в кресло. Ури так сильно любит ее, что даже не зайдет поздороваться, а просто, воспользовавшись моментом, дернет ручку двери и выбежит на задний двор. И так каждое чертово лето. Родители Брендона говорят ему, что то место, где ты ходишь в душ на улице, не можешь зарядить телефон, а свежие продукты привозят раз в две недели — самое лучшее место на Земле, поэтому они скидывают ему его желтый рюкзак с вещами из окна фургона, желают хороших каникул и исчезают в клубах пыли, оставленной шинами. А брюнет идет по узкой дорожке к низкому домику, которого даже не видно из-за фиолетовых цветов гречки и лаванды, пиная мелкие камушки носками кед и обдумывая, что он будет делать в этой цветочной дыре, которая встречает его с распростертыми объятьями уже четыре года, с пятнадцати лет. Нет, на самом деле, Брендон даже любит это место (и бабушку), ведь, эм, она добрая, не кричит на него, даже не ругает, когда он поздно приходит домой, всегда желает ему спокойной ночи и готовит его самую любимую еду, разрешает делать, что он захочет, и если так подумать, то можно решить, что это просто рай. Но кроме Брендона и бабушки, в этом городке живут только пожилые люди, иногда сменяясь парочкой трехлетних детей. Знакомо, правда? Ури проводит почти все время или у озера или на чердаке, устраивая там себе уютное гнездышко для (деградации и) сна. Он обклеивает стены вырезками из журналов и старыми фото, которые он откопал на чердаке под сантиметровыми слоями пыли, а из окна его комнаты видно фиолетовое поле, и Брендон решает, что пойдет к нему сегодня же. Он вытаскивает из рюкзака все свое барахло, заменяя его порцией шоколадного печенья и блокнотом с картонной обложкой, спускается вниз, заглядывает на кухню и выходит из дома. Ури выдыхает с облегчением —бабушка пошла просить у соседей что-то, чего ей не хватает для готовки, потому что магазин здесь только через несколько километров, а чтоб добраться туда, как-бы, такси не закажешь. Брендон думает, что здесь — все-таки неплохо. А еще он думает, что было бы неплохо, если бы его кто-нибудь из его сверстников был бы сейчас рядом. Например тот парень в поле, который только что...исчез в высоких цветках? — Эй? — восклицает брюнет и резко останавливается. Что он делает? Брендон переступает деревянное ограждение из сухих палок, которое вот-вот превратится в горку опилок, и входит в поле. Голова того парня на секунду показалась и снова исчезла, и Брендону кажется, что его кто-то дергает за ноги, не давая спокойно встать и пойти. Он кидает желтый рюкзак в цветы, под предлогом того, что, ну, он же желтый, его можно будет легко найти, и бросается вперед, раздвигая длинными руками тонкие стебли и прислушиваясь к шуму комбайна в стороне. Он проводит в поле еще час, находя и снова теряя свой рюкзак, но он так и не находит того парня, хотя, кажется, это он идет, нет, бежит по направлению к домам. У него джинсовая рубашка и длинные ноги, он очень неловкий и похож на цаплю или страуса, а еще у него прическа как прическа у Ури, и он бежит так быстро, что парень не успевает рассмотреть ничего больше. Брендон забирает рюкзак с нетронутой пачкой печенья и идет домой, на его кроссовках лиловые следы и он сбивает их, несколько раз потрусив ногой. Комбайн расплывается сзади, и Ури уже видит крышу своего жилища. Он слышит, что бабушка разговаривает с кем-то и вспоминает, что вечером должна позвонить его мама и спросить, как у него дела. (Он наврет ей, что-то типа «все хорошо, я отлично провожу здесь время, я помогаю бабуле каждый день, да-да, я счастлив и не хочу умереть» и положит трубку). Он обходит чертов дом три раза, перед тем, как зайти в него. На кухне пахнет свежей выпечкой и чаем. Ури подкрадывается со стороны двери и замечает высокого парня в расстегнутой джинсовой рубашке и белой футболке, с цветками гречки в волосах. Он сидит и пьет чай из любимой чашки Брендона и сидит на его любимом месте, ест его любимые сливочные кексы и мило беседует с его любимой бабушкой. Ему уже можно волноваться? — Что это еще такое? — говорит Ури и его голова начинает кружиться. Только он может так улыбаться своей бабушке и никто больше. — Боже, какой ты грубый, Брен, — сладко говорит пожилая женщина и отпускает руку того парня, — Это Даллон. — Привет, — чел с веточкой гречки в волосах улыбается и поднимает свои голубые-ого-они-голубые-как-ебучее-небо-глаза. — Ага, — сухо отвечает Брендон и становится похожим на недовольного индюка, — Что ты здесь делаешь, Дал...эм? — Даллон. Я пришел познакомиться с тобой, — он продолжает искренне улыбаться и протягивает Ури тарелку с выпечкой. — Спасибо, я и один неплохо справляюсь, — он забирает тарелку, натянуто улыбается, и поднимается наверх, решая, что лучше бы он остался в поле и ел свое дурацкое печенье, честно. — Мне и одному нормально, — врет себе Брендон и, видя Уикса в своей комнате, зло шипит, — Ты издеваешься, чувак, я же вроде ответил? Но Даллон опять улыбается, и Ури подавляет желание сказать «не улыбайся, ты меня бесишь». — Здесь довольно мило, — говорит Уикс и садится рядом с Ури. У Брендона опять начинает кружится голова. — Знаешь, ты выглядишь одиноким и постепенно сходящим с ума. Ури пожимает плечами. — Может быть. А сейчас он уже может волноваться?