40 часов в Аду

— Будь любезна, подыграй мне, — шепчет Харон на ухо Йереме перед тем, как взять со стола добытое ранее оружие. Заняв позицию позади вставшей пленницы, он приставляет правой рукой грязный нож плашмя к её шее, а левой — сжимает пистолет. Глубоко вдыхает и считает про себя. Страх сдавливает лёгкие, царапает словно когтистой лапой. Смягчающим фактором выступает великое число пережитых стрессовых ситуаций, в последнее время в заключении уж точно, так что они с Кевином, с позволения сказать, «заклятые друзья». Главным всегда было и актуально сейчас держать себя в руках и обороняться словом. Как известно, им можно убить и спасти, и людей за собой повести. Словом можно предать и продать, и купить. Словом, всё, в чём способен ты убедить. Ввязываться в малоосмысленное кровопролитие, за которое велик шанс его не только отсчитают и лишат премии, мягко говоря, он не рассчитывал и потому постарается заболтать неприятных посетителей всеми возможными силами в затянувшемся ожидании спасительной лодки, и очень вряд ли у него снова есть право на ошибку. Один раз, можно сказать, он уже воспользовался им, когда оставил четвёрке жизнь. Замечаю краем глаз присутствие людей в комнате, но не успеваю разглядеть, как звучит грохочущий выстрел. Правее и выше меня в ярде или двух. В крыше повреждений не замечаю: только несколько капель стылой воды залетают внутрь. В моей же душе поселяется ураган ужаса, унося в свой вихрь всё то, что поддерживает жизнедеятельность. Даже стук сердца не слышен из-за многократно проигрываемого в ушах выстрела. Прятаться некуда — враг прямо спереди! И я в его власти. Внутри разрастается пустота, из-за какой я наверняка стал походить на заурядную оболочку из кожи и костей. — Бросай оружие на пол, — слышу сухой поставленный голос и невольно подчиняюсь. Ловко перехватывает инициативу и пугает до состояния «выпрыгивания из собственных штанов», умник! Его бледно-голубые глаза бегают по комнате, как у плотоядного животного. Кевин… Это действительно ты? Ну, какого чёрта?! Нет, правда, по всем вероятиям, было сверхнаивно полагать, что пропажа заключённого, вирусный устракт[1] и похищение некой «неоднозначной» бабёнки будет не взаимосвязана. Но… ты же был приветлив, ты спас нас, отвёз в Вевак. Мужик, ты подарил мне Вевак! И ты же сделал всё возможное, чтобы отнять его! Выродок! Почему бы тебе было просто не убраться по-тихому, захватив с собой эту замарашку? Зачем всё это? Стук шагов за хижиной наводит на размышления о том, что остальные члены квартета «борющихся несмотря ни на что» появятся через мгновение. — Логан, что у тебя?.. — громким шёпотом интересуется Сэмюэль, взяв поудобнее хромающую Мэй. Я хочу предупредить друзей не соваться внутрь, но вооружённый — теперь точно — бывший дружок мотает головой. Направленный на меня пистолет вынуждает замереть. Чувствую, скорее всего из-за паники, как замедляется кровоток. — Помощь нужна? — Появившись вслед за Картером без огнестрельного оружия, они изначально соглашаются на роль послушных марионеток, заложников ситуации. Йерема вынужденно загораживает своим телом преступника. Неподвижна, апатична. Только влага в глазах, которая, однако, может означать что угодно. Женщины меня поражали не раз загадочными настроем и поведением, и я не собираюсь гадать о её самочувствии. Главное, вот она, живая. Парна будет довольна тем фактом, что мы проделали такой… очередной сложный путь ради пострадавшей девушки не зря. — Ну, ты и мудила, кусок говна! — ругается Сэм, узнав бывшего приятеля. Харон, впрочем, реагирует на это флегматично. — И рукопашное оружие тоже. Я хорошо видел, что вы с ним вытворяли на Баное. Мистер Картер, вас попрошу в особенности. — Указывает дулом пистолета на затянутый пояс с ножами. Какая честь! Во избежание новых враждебных действий незамедлительно расстаюсь с недавно обретённым комплектом. Шипя Сэмюэль небрежно отпускает молоток рядом с собой; хмурящаяся Сянь Мэй кидает заляпанное кровью вакидзаси поближе к ногам Йеремы. — Мистер Битти, советую вам поступить также, как и …  — Что за вонючий официоз ты устроил? Думаешь, мы фильмов не видели? Да ты вылитый стандартный плохой парень, от которого уже всех тошнит. И от таких сценок тоже, в которых мы знаем, что произойдёт в следующий… — Оставим эти нелепости… — Да пошёл ты! — непреклонен Сэм. — Чтобы мы тут дрожали как запуганные щенки, слушали твою псевдофилософские херопланы по захвату мира и боялись хмурого взгляда?! Не быть та… — Замолчи! В этом пистолете хватит патронов, чтобы убить всех вас, и ещё половина останется, так что я бы вам порекомендовал остыть… — слегка вышедший из себя преступник напускает умиротворённый вид почти сразу. — А где же четвёртая, мисс Джексон? — Находчивость, натренированная годами в самых различных, в том числе напряжённых ситуациях, как известно, неблагоприятно влияющих на скорость мышления, подсказала Кевину лишить оппонента преимущества в атаке веским: — Покажись, иначе твоим друзьям придётся плохо! Создав внешнее впечатление того, что она театральная актриса, Парна показывается в входном проёме, как только слышит угрозы. Движениями резкими и стремительными, как будто отрепетированными, сперва выбрасывает на пол винтовку, затем становится рядом с Мэй. Озвучивают мысли Харон и Парна почти одновременно: — А, вот и вы, мои «ангелы смерти»… — Ах ты, грёбаный очк… — обрывает она гневный поток нецензурщины, сосредоточивая взгляд и замечая внешне изменившегося Харона. Конкретно в данном случае, отсутствие аксессуара, послужившего причиной сыпать бранью; — очковтиральский обмудок! — выкручивается она. — Отдавай нам Йерему, живо, иначе лишишься головы! Хрипящий нервный смех вырывается из горла человека, развеселённого угрозами в свой адрес. Пока он отвлечён, Парна рыщет рукой под полицейской курткой и хватается за оружие в кобуре. — С какой это стати, мисс Джексон? Вы под моим прицелом. — Ошибаешься. Может, и наоборот, потому что я очень хорошо стреляю, — предупреждающе заявляет Парна и делает шаг вперёд, вытаскивая и направляя пистолет на Харона в ответ. — И меткость моя возрастает рядом с ублюдками, которым нравится беззаконие. Особенно, с такими мудаками мужского пола, как ты! — злостью пропитано каждое её слово. Искренняя, неиссякаемая, страстная. Мне боязно находиться с ней в одном помещении сейчас. Кевин глубоко втягивает свежий воздух, чувствуя, как учащается сердцебиение. Как вся храбрость и стойкость выветриваются, оставив сознание с паническими мыслями сбежать, провалиться, или, на худой конец, договориться, если остальные замыслы потерпят крах. Порыв ветра, ворвавшийся в помещение, только ещё неутешительнее воздействует на и так неустойчивую твёрдость духа. Пол цепкими холодными лапами морозит кожу ног, поднимаясь всё выше. Прямо сейчас он понимает бестолковость мыслей о собственной неуязвимости, лелеянных самолично наречённой божественной сущностью, потому что ощущает неподалёку присутствие Мороса[2], подводящего смертных к их гибельной судьбе. Харон прячется за папуаской, пропадая из поля зрения тренированного стрелка. Хватит ли у него настойчивости убедить её не применять своё оружие? — Йерема, слышишь меня, мы спасём тебя от этого ссыкуна. Он тебе больше никогда не навредит. — Замечает Парна лилово-синюю область на правом плече девушки, причина появления которой фактически кроется в её неловкости, но никак не в насильственной природе Кевина. — Не делай резких движений, я во всём разберусь! — Пленная бросает ей всё тот же плаксивый взгляд. Выражение лица нашего бывшего спасителя претерпевает различные эмоции. Она во всём разберётся? Не мы? Кажется, я улавливаю некий посыл в данной обстановке. Оказавшись внутри этой хижины, мы с Парной стали преследовать разные задачи. Каждый свою. Как бы это соперничество не вылилось в печальное русло. Я хочу оставаться среди живых. Она же жаждет разобраться с Кевином любой ценой. Я бы тоже с ним разобрался, брось он пистолет. О, мы бы разобрались как мужчины, и я бы его живо уделал, как уделывал сотни подобных ему хлюпиков на поле! — Храбро, но и опрометчиво, мисс Джексон! Прошу вас, бросьте на пол пистолет, или я буду вынужден ранить вашу миловидную подругу, — дрожащий голос его почти незаметен, правой рукой он показательно монотонно водит плотно прижатым лезвием ножа по шее Йеремы. Она закрывает глаза, но веки дрожат. Парна заметно нервничает. — Не будешь! Лживая сволочь! — упрямая смелая реплика не иначе как шокирует каждого, –кажется, даже того, к кому обращена — вынуждая чуть ли не открыть рты в изумлении. Короткий пистолетный ствол, раздобытый у трусливого полицейского, всё ещё обвиняющее тычет в похитителя. — Она нужна тебе.  — Брехня! — неожиданно уверенно заявляет в ответ Харон. — У меня уже есть образцы заразы, а она мой «золотой билет» отсюда, шанс беспрепятственно покинуть остров. — Ты не стал бы так рисковать ради обычной девушки. Вызволять её из лаборатории, если бы она была просто запасным вариантом, обузой в твоём идиотском проекте. — Да, ты изначально вёль себя подозрительно. Пробрался в зякрытое научное крило черезь охрянную систему… — Ох, это оказалось не затруднительно, — вмешивается он в чужую реплику, не позволяя договорить. — Наивно задаваться мыслью, что я не просчитал все ходы наперёд. Вы же непобедимые убийцы и расчленители, прямо «мясники» с острова Баной… — Все наши жертвы — обезумевшие монстры, а не обычные люди, — раздаётся чёткая реплика опалённой Мэй. — Спорно утверждать так, Сянь нюши[3]. — Глаза китаянки округляются, услышав знакомое обращение. — Учитывая, что на первой стадии эта болезнь вполне себе излечима. — У Парны заметно изменяется лицо. Волевой дух срубает на корню, когда она вспоминает всех недавно заразившихся. Их испуганный взгляд, панические крики, как её приговаривающие пули оседают в их головах. В мыслях она пытается убедить себя, что преступник от страха и отчаяния лжёт. — Проанализировав все действия по видеокамерам, я ожидал с вашей стороны некой исключительной самоотверженности в поисках обидчика. А так как мне было нужно устроить здесь испытательный полигон для… своих целей, то предвидел, что вы понесётесь за мной. Заражённые и ваша дорогая подруга были необходимы как сдерживающее средство против вас. Поэтому меня не пугает возможность пролить её кровь, — подчёркивая свои слова, Харон играючи водит острой стороной ножа рядом с щекой и шеей Йеремы. Та еле слышно постанывает. Человек позади, вплотную грудью прижавшийся к ней, уверял в том, что не намерен навредить. По сути вся эта обстановка предстаёт такой наигранной и лживой, что любой бы на её месте приоткрыл тонкий и прозрачный занавес напущенного фарса, прекратив напрасную, напряжённую словесную перебранку. А она обладает подобной властью. Если Кевин в самом деле не обманывает, а она более чем уверена в нём, то одними движением и фразой может всё прекратить. Просто уведя его руку в сторону и сказав: «Остановитесь». Она способна предотвратить вероятность каждого из этих людей стать жертвой обстоятельств. Спасти всех. Чего девушке так безмерно хочется: никто не приходится ей врагом. Но первобытный страх, занявший позицию где-то между ней и её галантным похитителем ещё более омерзительно и больно сжимает горло, чем окровавленный нож. Невольно она становится той самой Пандорой, о которой ей возбуждённо повествовали. Или была всегда? Молчание пропитывает воздух. Парна обессиленно роняет пистолет на бамбуковый, истёртый подошвами, пол, вспоминая памятку общения с преступниками. «В заложниках: одна девушка, включая ещё четырёх спасателей-неудачников. Количество придурков: один, мужчина. Его мотивы: сбежать от совершённых злодеяний по превращению в вирусный полигон местного населения. Само собой, вместе с папуаской, которая может быть заразна. Опасность преступления: недопустимо высокая. Характер поведения злоумышленника: властный, с хитрецой, но вежливый, спокойный, в меру угрожающий, ответного насилия не терпит. Требуемые условия: выполнимые. Желание следовать им: нулевое. Находится слишком далеко, чтобы вломить ему как следует». — Мерзавец конченный… — Оружие поближе ко мне, попрошу. И ваш нож, — обращается он недоверчиво к Парне, пнувшей легонько свой пистолет. Она садится на одно колено, как делала это перед выходом из отеля, и вынимает лезвие за влажную рукоятку. Свои действия сопровождает обречённым взглядом, готовым передать первенство непримиримой ярости. — Вот, теперь у меня есть всё нужное, чтобы спокойно покинуть это место. — Дарованное облегчение от создания благоприятной для себя обстановки толкает Кевина в сторону от захваченной девушки, со страхом вздрагивающей от его тяжёлого и холодного дыхания. — Ага, но как-то всё херово вышло со спасением. Твои парни медлят. — Возможно, подобные подсказки со стороны таких «героев», как вы, мистер Битти, позволят таким «злодеям», как я, принять их во внимание в следующий раз и исключить, — голосом уже не столь уверенным со съеденными окончаниями отшучивается он. — Сейчас мне помешали муссон и вы, мои верные… — Шавки, — пренебрежительно бросает Сэм, не испытывая неудобств от заряженного пистолета, который совсем не против опустошить в него обойму по тёмному замыслу своего текущего владельца. А я всё ещё молчу, глупо наблюдая за накалившейся ситуацией, не в состоянии промямлить хоть что-то. По всей видимости, я попал туда, где больше не выступаю главным персонажем. Ну, в той маленькой худой книженции про приключения в прибрежном Веваке. «Как обрести смысл жизни и бездарно просрать всего за пару часов». Ускоренная методика Логана Картера. Этот парень обскакал меня по всем параметрам «главноперсонажества». — Союзники, — благодарно выдыхает преступник спустя несколько секунд едкого предположения. — Я не питаю к вам неприязни. Вы вдохновили меня. Помогли. Будет жестоко расправиться с вами так хладнокровно. — Погоди-ка, это мешает тебе убить нас, но не всех жителей Баноя или Вевака?! — возмущённо обвиняет Сэмюэль. — Да, но ранить вас и вашу подругу я более, чем сумею. Прошу не забывать об этом и не испытывать моё терпение. — Её зовут Йерема, сексистский осёл, — очередная порция ругательств от Парны отправляется в сторону осточертевшего преступника. — Не вы ли назвали меня отборным мудаком среди мужчин? — Харон смеётся. — И назвала бы как-нибудь ещё, потому как мириться с чудовищем, подобным тебе, тем более оставить в живых просто наказуемо. — Послушайте, я стремилсябыть беспристрастным к вам. Стремился наладить отношения. Мы оказались в совершенно одинаковых условиях на Баное, более того, я же помогал вам, давал советы и инструкции… — Двуличная мразь. Как я уже уже сказала, лучше бы ты сдох. Уж я найду способ, как этого добиться. — Да. Не надейся, что ты выберешься с Вевака живым, — со стиснутыми зубами заявляет Сэм, поддерживая в устремлениях мою возлюбленную. Я же не могу понять, почему так спокоен. Он не стрелял в нас ни разу, не изувечил, не убил. Только припугнул. Даже Йерема кажется целой, несмотря на его показательные игры с ножом. Он просто хочет убраться с острова, так, может, лучше не мешать? Его внешность и мотивы известны миру или будут известны благодаря нам. Кевину не скрыться от следственных служб. Если взаправду оставит нас в живых. Этот парень обрёк себя ещё до того, как попал в камеру. Я своё наказание вполне перенёс, его же, несмотря на творящийся на Баное тюремный беспредел порьянее, не как в бытность мою заключённым, только начинается. Ему вряд ли удастся избежать — скорбной ли? — участи. Яркий белый свет рыщет снаружи по пляжу, посещая и небольшой домик, где ещё есть возможность развернуться трагедии. Харон, предчувствуя приближающуюся победу, расслабленно выдыхает. — Возможно, я этого не говорил, но за мной явятся люди, знакомые с жалостью только понаслышке, так что, если вы не дадите мне возможность спокойно покинуть пляж, у вас будут проблемы. И тогда заступиться за ваше помилование я уже не смогу, — показное сожаление в его голосе склизской змеёй заползает в уши и возникает странное желание содрогнуться. В какой-то степени от страха перед предсказанной будущностью. Но сейчас не время бездействовать. Важно придумать что-нибудь, спастись из положения такого шаткого, что ещё чуть-чуть — и участь крыши доведётся испытать нам. Направить мыслительные процессы с красочных расправ над беззащитными нами на решение сложной задачи избежать поражения. Гадёныш «владеет мячом», и то, как он его «разыграет» в следующую секунду, мне неизвестно, как неизвестно и то, будет ли он его «разыгрывать» вообще, чтобы дать мне шанс «перехватить». Запутывает, как может коварный соперник. Но не будь я распасовщиком, если не принимал бы мгновенных решений. И моя задача как распасовщика, если мои товарищи по команде в растерянности, взять ситуацию в свои руки, показать, как надо действовать, чтобы привести их к победе. Думать мешает монотонный рёв моторного катера вдалеке, воспользовавшегося разрешением тишины. Сосредоточенность словно многократно усиливает слух. — Сделайте шаг назад. — Дуло пистолета скачет от одного человека к другому, вынуждая подчиниться против воли. Когда очередь доходит до Сэма и меня, мы неловко, как на беду, наступаем на нижние полки стеллажа. Он трясётся и разрывает ровный ряд чистых светлых волейбольных и футбольных мячиков, и те падают с верхних полок и игриво скачут по деревянному полу. — Чёрт возьми! — Ствол возвращается ко мне, я поднимаю руки и сглатываю. Чёртовы мячики! Согласен. Я не нарочно, парень. Его нервы натянуты до предела, не хочется подобными случайностями испытывать и дальше терпение. Хотя Кевин внешне спокоен, палец на спуске еле подрагивает. Эти четверо, выбранные среди тысяч других, невзирая на свой молящий не внушающий панику вид, всё же вынуждают держаться подальше. На первый взгляд, капризный алкоголик, раздражительный бывший наркоман-певец, хрупкая отличница школы спецназа, а также телохранительница, наличие уязвимостей у которой сложно найти, однако же она лабильна и не гнушается гордыни, звучат не очень грозно. Но стоит поглядеть под другим углом и выяснится, что один бывший спортсмен, впрочем, во всё ещё отличной форме; следящий за своей фигурой громила; мастер заточенного оружия и рукопашного боя по чан-цюань[4]; а также натренированный сотрудник органов правопорядка, для оценки владения огнестрелом которой необходимо придумывать особенные критерии. Каждый из них мог запросто убить даже голыми руками, стоит ему подойти поближе. И Кевин не спешил рисковать своими шансами подвергнуться их агрессии. Он же не повинен в том, что всё-таки погодные условия — муссон — стали тем самым пунктом, предусмотреть капризность которого невозможно. Транспорт для отхода ещё не прибыл, и он вынужден вновь испытывать психику на прочность в компании ненавидящих его людей. Сложно сказать, переживает он по этому поводу или наслаждается положительным исходом его пощады, но совершенно не отказался бы никогда более ни с кем не пересекаться. Морозные и пустые глаза на бесстрастном лице лихорадочно пытаются найти что-нибудь, за что можно зацепиться, но у него не выходит. Он боится, сканирует нас на предмет опасности. Он в таких же условиях, что и я. Мы оба несчастные души, рискующие жизнями из-за темнокожих экзотических симпатяг. Находимся в их власти, они так сильно нужны — по разным причинам, конечно, — что мы готовы поставить на кон самое дорогое. Как оказалось, мы не такие разные. — Кто ты? — Мне кажется, вы уже выяснили это. Не понимаю вопроса. Можно конкретнее? — Кто ты в своей «банде»? — Харон улыбается краями губ, реагируя на такое грубое и эмотивное обозначение Организации. — Пешка или среди генералов? — издевательски спрашивает Сэмюэль. — Для чего это вам? — Хочется узнать. Перед смертью. — Не стал бы пророчить вам именно такой безрадостный финал, но… — Твоей смертью, хреносос, — затыкает его Сэм, и безэмоциональное лицо, на котором ещё ни разу не дрогнул ни один мускул, вдруг оживает. Кевина одолевают сомнения, что с миротворческой миссией он скорее всего не справится. Очередной конфронтации, в которой агент Организации пока не отмечает положительных сдвигов в сторону установления хотя бы нейтральных отношений, судьбой было уготовано прерваться. Два знакомых голоса зовут его: — Кароно! — раздаётся странное произношение прозвища. — Где вы? — интуитивно понятный большинству язык. Эсперанто. И хотя он не намерен убивать нас, — за что огромно признателен его глупой привязанности неким идеалам — я, да и наверняка мои друзья, не питают иллюзий насчёт прибывающих парней. Кевин может оказаться прав. Грядёт перестрелка, в который мы явно уступим победителям. — Я здесь! В хижине! — незамедлительно отвечает обрадовавшийся злоумышленник, готовый к очередному побегу с острова, шагает вперёд и отпускает заложницу, чтобы крикнуть в открытый проём: — Будьте осторожны! Я не один! Вот он раскрывается. Надо действовать. «Чёртовы мячики» могут ещё спасти положение. Но сперва нужно отвлечь его внимание. На Парну в проходе! Как я могу добиться этого? Сказать что-то? Что-нибудь броское? Бредовое, глупое? Яркое и претенциозное. Любое, что поможет выиграть несколько секунд. — Парна…вполголоса зову я. — Я люблю тебя, — дыхание сбивается и получается так же неправдоподобно, как и у подростка, впервые признающегося в чувствах. Эти слова способны пробудить в ней реакцию, верно? Харон скептично щурится, но внимание переключает. Быстрее его, впрочем, переключается Сэмюэль, который непонимающе мотает головой то в сторону Логана, то в сторону смутившейся Парны. Сянь Мэй шумно вдыхает и сводит брови вместе то ли в порицании, то ли в предчувствии чего-то нехорошего. Звезда упоминания застыла, как лёд в морозилке. Никого не покидает ощущение, будто напряжённая ситуация вот-вот разрешится. И если так случилось, что я не настоящий герой сего романа, настаёт момент претендовать на его роль, совершив смелый и самоубийственный поступок. Рядом три мячика. Три попытки попасть в руку негодяя, в идеале лишив его оружия. Но времени лишь на одну. Босой ногой сделать это вполне просто, учитывая имеющийся опыт не только в соккере[5], но и в пляжном футболе. Вступлению в большую лигу американского футбола предшествовали несколько лет жестоких поединков с шарообразным мячом. Красивая мордашка и множественные нарушения в играх — крайне выгодное сочетание для спортивных агентов и тренеров, втянувших меня в спорт, приравненный к статусу религии. Переучиваться было сложновато, но я справился, сохранив прошлые навыки, предоставившие возможность забраться на вершину горы славы и воткнуть флаг со своим именем. Время, полагаю, ворошить старую память неподходящее, но необходимое для воодушевления, самоконтроля и повышения уверенности в себе. Я чего-то стою. Стопой правой ноги нащупываю мяч и замахиваюсь для удара. Если траектория пройдёт снизу-вверх в его протянутую дрожащую руку, то никто из друзей не пострадает в случае чего. Я всем своим естеством рассчитываю на это. Глубокий выдох. Поехали. Результат дела оправдывает средства, которыми достигается. — Вы что, решили попроща… — пресекается предположение Харона, когда мячик точно попадает ему в левую руку. Её выворачивает в сторону, палец не выскальзывает со спусковой дуги, но далее происходит то, что Логан точно в своих мыслях не предусматривал. Мужчина, множество сотен раз — если подсчитывать жертв вируса — доказавший, что он убийца, со стиснутыми от злости зубами в мгновение возвращает пистолет и нажимает на спусковой крючок. Курок бьёт по ударнику, накаливает капсюль патрона, и происходит воспламенение порохового заряда. Звучит выстрел. Затвор от газов отводится назад, и гильза покидает дуло. Пуля летит прямо в человека, стоящего перед шкафом. Женский «ах» тонет в грохоте работы смертельного оружия. Если бы меня спросили, что ощущает человек, когда в него стреляют, я бы ответил — ничего приятного. Нечто раскалённое и мелкое вонзается под правое ребро и отдаётся резью. Сперва не понимаешь даже, что происходит. Ноги не держат и валюсь вниз, ударяясь о всё тот же треклятый стеллаж. Рука, инстинктивно желая дотронуться до раны, ощущает тёплую кровь. И только потом наступает жжение. Огонь, остановить который отчаянно жаждешь больше всех удовольствий мира. Впервые отведя взгляд от серьёзного ранения, смотрю по сторонам, но только один человек замечает моё осложнённое положение, тот, кто роняет скорбную слезу, приговаривающую меня к неизбежному. Всего секунда, но Парна пользуется ей, чтобы настигнуть преступника, так долго держащего их на мушке, и обезоружить его. Дёргается и Сэм, но полицейские рефлексы девушки острее реагируют на подвернувшийся шанс, и он уступает, становясь лишь зрителем со сбивчивым дыханием. «Приёмы борьбы против правонарушителя с пистолетом. Избежать нахождения на линии огня. Сделано. Обездвижить руку негодяя и попробовать лишить возможности выстрелить путём захвата оружейного затвора и отведения в сторону. Есть». Он держит пистолет в левой руке, но это не мешает Парне перехватить инициативу: выкрутить кисть Харона и нанести полукруговой удар локтем ему по лицу. Огнестрельное падает на пол с глухим звуком. «Одна маленькая победа. Приёмы борьбы против правонарушителя с ножом. Провален». Харон сводит брови и стонет от боли, но задействует игнорируемую нападающей на него Парной правую руку, чтобы нанести размашистый удар лезвием в её плечо. Разъярённая женщина отскакивает и задевает стоящие в углу доски, но не успевает избежать ранения, стискивает зубы и мычит. Йерема, воспользовавшись заминкой в драке, пригибается и закрывает лицо руками. «Главное, не дать ему снова добраться до пистолета». Его рукахоть и пульсирует от боли, но он не упустит шанса вооружиться чем-то более серьёзным против бывшего офицера полиции. Он продолжает отгонять соперницу резкими полукруговыми движениями ножом. Сердцебиение каждого преодолевает порог свыше ста восьмидесяти ударов в минуту. Внутрикаждого — пустота, заполняющаяся гневом к своему визави и жаждой жить. Парна лишь ждёт момент, следит за его действиями для того, чтобы вовремя перехватить его нервно извивающуюся руку. «Вот он». Лезвие ножа, отведавшего и её кровь, проносится опасно близко к тёмной коже слева-направо, и она перехватывает кисть ненавидимого беззаконника обеими руками, пинает правым коленом под дых. Харон наклоняется и роняет лезвие, а она опускает на него мощный удар локтем по затылку, рукой опрокидывая на пол. Водные доски по принципу домино валятся у стены. Харон шлёпается спиной и прерывисто дышит, он испытывает страх и боль и больше ни на йоту не напоминает того человека, кто руководил ситуацией какую-то минуту назад. Он жалок, но конкретно в ней не пробуждает сочувствие. Наоборот, главенство над ним вызывает презрение. Униженный и избитый, он пытается отползти и встать, но Парна снова наносит удар — ногой в рёбра, и проигравший битву замирает, хватаясь за саднящие места, а победительница использует это время, чтобы прибрать к рукам оружие и занести над его грудью. Парна нашла себе подходящего соперника, достойного, способного ранить её. На меньшее для этой женщины я даже не рассчитывал. Кто такие худенькая девушка с завязанными руками, ползучий мутант, громадная и жирная бабёха или огнемётчик по сравнению с международным опасным законоотступником, легкомысленно засветившимся для всего мира и имеющим за спиной длинный список злодеяний? Правильно, никто. — Даже не пытайся что-то сказать, преступная гнида, — ледяным голосом произносит Парна, освобождая из патронника первую гильзу. Пуля устремляется в середину груди, заставив Харона дёрнуться. Громко и прерывисто застонав, он начинает часто дышать, когда втораяпуля вонзается рядом, в его сердце. Он затихает, а Йерема жмурится и роняет вторую слезу, едва слышно всхлипывая. — Надеюсь, ты попадёшь в место более жуткое, чем Ад, потому как везти тебя туда уже некому. Последние обрывки фраз её едва слышно, когда вокруг происходит череда событий, запущенных будто по цепной реакции после смерти Кевина. Заворожённые дракой и её исходом, Сянь Мэй и Йерема не сразу реагируют на ранение Логана, а Сэм — на подоспевающих спасателей Харона. Азиат с коротким хвостиком на макушке, будучи немного настороженным выстрелами, вскрикивает: — Кароно, вы в порядке? — успевает он спросить, поднимаясь по невысокой лестнице, когда Сэм подбирает пистолет, изъятый можно сказать навсегда Парной, застреливает того в грудину. Рядом слышится возбуждённый громкий ропот и крик на незнакомом языке, во время которого женщина, избавившая мир от опасного злодея — по её мнению — командует всем в комнате: — Прячьтесь за досками! Очередь из пистолета-пулемёта с лёгкостью прошивает некрепкие бамбуковые стенки хижины на уровне пояса. Пять человек с разворошенными последними событиями душами, смиренно прижатые к полу, избегают казни отчаявшегося стрелка. Когда магазин недруга опустел, Парна подползает поближе к дверному проёму, заваленному досками, и поясняет: — Твой Харон мертвее динозавров, и ты будешь следующим! Если ты, конечно, вообще понимаешь меня. Ответом доносится лишь раздражённое рычание, но это не помогает определить врага. Затем он пополняет боезапас, судя по механическим щелчкам, но стрелять вновь не спешит. Парна поворачивается и поднимает руку в жесте, призывающем замолчать, и все слушаются. Только потерявший много крови Логан в окружении обеспокоенных девушек трудно дышит, чем и привлекает Парну. Именно сейчас она замечает его состояние, и её нижние веки начинают сокращаться. Она поджимает губы и понимает, что медлить с принятием решения нельзя: на счету минуты, в течение которых жизнь мужчины, к кому питает если не влюблённость, то симпатию, стремительно покинет его. Неожиданный возглас наполняет округу. Английский язык с ярко различимым акцентом местных жителей: — Что здесь происьходит? И Парна понимает, что сейчас её выход. — Сэм, прикрой меня! — Не дожидаясь его реакции, женщина выпрыгивает из укрытия и бегает ищущим взглядом по открывающейся пляжной местности. Рядом — никого, чуть дальше — несколько перевёрнутых плоскодонок, совсем вдалеке — четырёхместная лодка неприятелей, на которой они прибыли за Хароном. «Рычащего спасателя» не видно. Парна переводит взгляд направо, на здешних полицейских, прячущихся за разросшейся растительностью араукарий и саговых пальм, и жестом свободной руки обращается к ним, предупреждая о наличии врага. В следующую секунду за лодками выскакивает ещё один азиат, на этот раз коротко постриженный, и вскидывает свой пистолет-пулемёт, целясь в Парну. Реакция её не подводит: она припадает на песок, наводя оружие на него в ответ. Выстрелы наполняют округу смесью громыхающих отвратительных звуков, вновь забирающие жизнь живого человека. Сложно определить, чья пуля поставила решающую точку в судьбе азиата: навыки стрельбы каждого позволили попасть по нарушителю спокойствия. Неважно кем он был, важно то, сколько ещё багрянца прольётся на эти земли, и так изрядно пострадавшей от различных катаклизмов: бури, бешеных мертвецов, сошедших с ума полицейских и перестрелок с преступниками. Сколько крови ещё впитает в себя этот несчастный красный остров? Сейчас он не отличим от Баноя. Мелкий дождик смачивает порезанное ножом в поединке плечо Парны, она роняет на мокрый песок пистолет и в сдающемся жесте поднимает ладони. Полицейские недоверчиво обращаются к ней: — Мы слишали вистрелы. Вы не расскажете нам, что здесь произёшло? — насторожённость в голосе быстро пропадает, когда сотрудники правоохраны, очевидно из тех, кто не трусливо прятался в подвале участка, оценивают порез. — Вам нюжна помощь? Парна благодарит их за понимание поворачивает голову в сторону хижины, повествуя обо всём, во что им предстояло ввязаться. Получившие указания стражи правопорядка, готовые оказать содействие, устремляются к домику. Внутри него тем временем, стараясь не замечать окружающие опасности, Йерема, косясь на мёртвого Кевина, усиленно рвёт на части медицинский халат, чтобы обеспечивать Сянь Мэй чистыми тряпками, пока та с расстроенным видом прижимает огнестрельное ранение. Усилия обеих ничтожны перед надвигающейся смертью. Побледневший и обессилевший Логан только и жаждет, чтобы боль прекратилась. Парна наблюдает издалека за тем, как раненого вытаскивают под руку двое темнокожих полицейских во главе с хромающей Мэй и относят к лодке, которая, в их случае, способна принять на борт троих. Думать над тем, кто отправится за медицинской и не только помощью к военным, долго не приходится (вот так фунт, большинство больничных сотрудников пали перед вирусом, когда как меньшинство скрывается по городу!). Сэмюэль тяжело передвигает ногами вслед за группой и отходит поближе к Парне, робко кладёт руку на плечо и сочувственно глядит в потерявшие блеск янтарные глаза, затуманенные не то скопившейся яростью, не то скорбью. — Он выкарабкается, — не веря собственным словам, мямлит он. Она зажимает плечо и упрямо молчит. Время полдень, а сил и возможности ощутить что-либо — свежий воздух, радость и облегчение от завершившегося конфликта, предчувствия окончания всех ужасов и начала умиротворённого спокойствия — не находится ни в ком. Эти несколько дней на поверку вышли долгим и утомительным промежуточным этапом в жизни каждого. Йерема выходит из домика последней, в небрежно накинутой влажной и холодной мужской рубашке, она будто вынужденно плетётся за печальной процессией. На лице её та же тоска, которую испытывала, будучи замурованной в гробнице предков. Она осознаёт опасность принятия столь пассивного решения, всю его ошибочность и трагичность, но не имеет возможности обернуть время вспять, чтобы попытаться всё исправить. Железным холодным лезвием у горла это событие будет напоминать всю жизнь о мужчинах, судьбы которых изменило её бездействие. — Иди с ними. Там безопасно. Военные не знают о твоей природе и не навредят тебе. Когда муссон немного успокоится, я сразу приплыву, не волнуйся, — Парна не даёт ответить грустной папуаске, ставшей не то подругой, не то кем-то ближе, целует в щёку и нежно обнимает. Йерема всё равно не находит сил вымолвить и слово. Покорно поддаётся и следует к лодке, уже обращённой к неспокойному морю стараниями Вевакских полицейских и подсаживается к двум другим пассажирам.  — Мне приходилось управлять такой, — успокаивает она взволнованную Сянь Мэй, силы которой иссякают из-за долгих попыток остановить кровотечение, и заводит мотор, негромким рёвом сопровождающий их на пути к военным, медикам, а значит, и спасению. В области раны образуется вихрь: он крутит, саднит и горчит, игнорирует мои мольбы прекратить, гонит кровь наружу, освобождает место для смерти. Мэй застревает перед взором: со всей силы прикладывает руками к огнестрельной жуткой на вид — я смотрел — дыре в животе какие-то тонкие салфетки, не унимается, постоянно вторит одно и то же, непонятное и тем самым пугающее: — Тромбёбразование не наступает, плёхая свёртываемость, травматический отёк затянулся… — старается шептать она, но у паники свой минимум громкости. От неё уже воротит, мне хочется видеть Парну, если это мои последние мгновения. Я хочу ощущать рядом человека, который на время заставил почувствовать не таким куском говна, каким всегда был, а мужчиной — желанным и привлекательным. Подарки от врагов опасны — приходит ко мне запоздалая мысль, имеющая к реальности самое прямое отношение. Кевин привёзнас сюда, в Вевак, — тоже кстати, тот ещё пример благодетели! — косвенносвёл нас вместе, косвенновёл к такому исходу, в котором я рискну всем ради этого подарка… Интересно, почему она сделала для меня исключение? Я не был в её вкусе: староват, нагловат, надменен, имею преступное прошлое, задирист и своенравен. Она всё разузнала обо мне за короткое знакомство и однозначно бы никогда не завела отношения теплее ледяных с подобными типами: за карьеру насмотрелась на засранцев вдоволь, чтобы впредь приглядываться только к особам женского пола или какими-нибудь церковным святошам. По крайней мере, мне так показалось из её отнюдь не восторженных откликов о крутящихся рядом воздыхателях. Я влюбился в самую «шипастую чёрную розу». Ответ приходит спустя время. Ей нравилось моё внимание, попытки ухаживания, приставания — по началу. То, что я ей интересовался, хотел — и не только поцеловать, — мечтал о ней. С моей стороны всё было настолько неприкрыто, что её это забавляло. Возможно, она не дала мне шанс, не проявила ответную симпатию, а использовала, как делаетэто уверенная в себе девушка, и, думаю, однозначно не почувствует никакой вины. Жар порождает череду бредовых предположений. В худшие моменты моей жизни она до сих пор наводняет разум, отравляет его своим присутствием, смеётся надо мной и вытирает ноги. Она поселяется во мне, терзает и рвёт, как эта рана. Физическая и моральная боль соприкасаются, объединяются. Посреди моря, под холодным дождём, я горю. Мне видятся образы. Не явные, не существующие, но такие реальные, осязаемые и желанные.

Ночью, близ Бриллиантовых бунгало, я сижу на помосте свесив ноги и наблюдаю, как в воде подо мной плещется Парна. Смывае пот, грязь и чужую кровь. Она вызывающе голая, пленительная.

Волны врезаются в борт катера, качка усиливается, и в рану будто попадает ещё одна пуля, вулкан боли извергается, заливая жаром тело.

В оранжевом закате на лодке мы плывём через густые джунгли, но мотор глохнет, оставляя нас в неловком положении наедине друг с другом, посреди неширокой грязной реки. Парна быстро смекает чем стоит заняться, медленно снимая платье.

Новая порция тряпок и ободряющих криков: «держись, мы спасём тебя, ты справишься». В разном порядке, и разной громкости от одного и того же человека. Только проклятая Йерема молчит, ради которой мы через столько прошли, сидит на отдалении, испуганная. Ненавидеть не хватает сил, глаза застилает новое видение, заставив потянуть лёгкую улыбку.

Я моюсь перед раковиной в просторной комнате общественного туалета с оголённым торсом. Благодаря зажжёным восковым свечам я вижу своё отражение, а значит и раны с грязью, полученные в многочисленных схватках с заражёнными. Где-то сбоку резко открывается дверь (скорее всего, в фантазии вмешивается скрип катера), она сбивает с толку, и от испуга я роняю мочалку. Парна неслышно подходит, поднимает её и проводит ею по моей груди, игриво выжав оставшуюся воду в оттопыренные пальцем шорты. Я мгновенно возбуждаюсь.

Становится трудно держать себя в сознании, хочется спать, хочется ощущения мягкой постели и тепла одеяла. Крики мешают сосредоточиться.

Она стягивает меня снизу за ногу к себе. Я падаю и барахтаюсь в воде, кашляю, а она заливается смехом. Я с силой обнимаю её и жадно целую. После того, как она освобождается от нижнего белья и выкидывает в речку, начинает неспешно раздевать меня. Мне холодно, но не подаю виду. Намеренно царапает мне спину и хватает за руку, ведя за собой по тёмным комнатам. На белом балконе, выполненном в римском стиле, она включает магнитофон.

Кровь уже не течёт. Сердце работает тихо и почти неосязаемо, голова становится ватной. Подражать живому трудно. Лучше тонуть в сновидениях.

По очереди забираемся на лестницу к бунгало и занимаем кровать на всю ночь. Она прыгает на меня ещё на полпути. С ней мокро и жарко. Воздух вокруг не такой горячий как днём. На сидениях лодки нам неудобно, но мы двигаемся навстречу друг другу. Поцелуи и объятия спасают от вечерней прохлады. Зажигает тряпку и кидает молотов в образовавшуюся толпу на улице далеко внизу и слишком откровенно улыбается. Она выпила. Такая доступная и желанная. Не медля ни секунды, пользуюсь ситуацией, чтобы овладеть ей прямо здесь

Рана всё чаще напоминает о себе, каждую секунду, если быть точнее. Всё более настойчиво, что-ли, — как бы правильно слово подобрать? — досаждает, мучит. Мне начинается казаться, что Мэй не спасёт меня, как бы ни убеждала в обратном. Никто не спасёт. Обычно я оптимистичен, но сейчас мне не верится в успех. Боль — главный спонсор утраты моей веры, помеха трезвомыслию. Я похоже сбрендил. Как же так, Картер?! Ты без боли не обходился, она была по жизни всегда. Ты же помнишь все ушибы, ссадины, сотрясения и переломы на играх или на поле битвы, неважно? Помнишь, как жаловался, что тебе мало, и ты стал искать новые ощущения, жаждал вернуть адреналин, помутнение в глазах, онемение или резь?! Всё вместе. Казалось, что ты ко всему привык. Но тут на глаза как раз попалась новость о гонщиках, сумасшедших ребятах, ставящих себе целью не разбиться на сложнейших городских и загородных трассах, и задача эта была чаще невыполнимой. Ты составил их ряды или они отвергли такого новичка как ты, припоминаешь? Ты разве не вылетал через лобовое стекло, не смотрел на расцарапанные локти и не заливался смехом?! Может, это всего лишь твоё воображение. Ты не останавливался бредить. Те чудаки давно бы погибли, если бы продолжали заниматься тем, чему посвятили жизнь. И ты вслед за ними. Не веришь? Что ж, у тебя остались воспоминания об одной любопытной паре, Кэти Джексон и Рэй Картер[6], и, всё у них, на твой взгляд, было замечательно. Хочешь знать, будет ли всё хорошо у тебя, Картер, с твоей Джексон? Всё, что у тебя остаётся, так это мечты. Отдыхай. ​_________________________________________________________________________ [1] Акроним — устрашающий акт (англ. terror — ужас, устрашение и act — действие). [2] Или Морус. В греческой мифологии существо надвигающейся гибели (др.-греч. Μόρος, — погибель, возмездие). [3] В Китае на официальных церемониях к женщинам принято обращаться «госпожа» следом после фамилии. [4] Также «Длинный кулак» — общее название стилей ушу. Они ведут бой на дальней дистанции, используя как стремительные перемещения по принципу «один шаг — один удар», так и сочетания ударов рук и ног, с частой сменой уровней атаки и высоты стойки. Широко применяются удары ногой в прыжке. [5] В США и Канаде употребляется термин соккер, так как футболом называют американский футбол и канадский футбол (англ. soccer сокращ. от association football с добавлением суффикса -er) [6] Персонажи гоночной серии «FlatOut2» разработанные финской студией «Bugbear». В данном случае я ссылаюсь на другое своё, связанное миром с этим, творение, где эти персонажи вступили в романтические отношения.