Люди часто похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться. Франсуа Ларошфуко
- Я бы не сказал, что это срочно, но правила и законы, - советник устало выдохнул. – Сами знаете. Белая с красными нитями плащ-накидка, надеваемая поверх подпоясанной рубахи с широкими рукавами, ярко контрастировала с иссиня-чёрными волосами; по серым холодным, будто сталь, глазам можно было понять, что перед ним человек мудрый и расчётливый. Аоминэ недовольно смахнул невидимую пыль с собственной наспех одетой рубашки, пытаясь унять раздражение. Да сколько можно? - Если я правильно понял, - хотелось просто плюнуть в это лицо, не выражавшее ничего кроме скуки, будто человек перед ним надоедливый и ничего не понимающий ребёнок. – Акаши взял себе отсрочку. Советник откинулся на предоставленные ему подушки из чёрной и коричневой кожи; нарочно медленно отодвинул от себя кувшин красного и терпкого вина. - Я снова повторюсь, - такое впечатление? что он и правда насмехается. – Отсрочка была преднамеренна , поэтому ровно через два месяца, договор который вы составили, распадается и в действие приходит соглашение. - Да? Быстро. Словно туман наседает на глаза, раздражая всё больше и больше. - А это означает, - советник продолжил, как будто не замечая состояния Аоминэ. – Что все десять жемчужин должны вернуться к своему хозяину.***
Почему именно сейчас? Громкий стук от туфель раздавался, будто умеренный цокот, разнося по коридору неприятный гул. Серые холодные стены, будто пытаясь вытеснить друг друга, стояли по сторонам; высокий с вычурным рельефом потолок нависал над головой, давая просыпаться чувству, что ещё секунда и тебя раздавит. И что делать? Дверь в его комнату осталась приоткрытой, что давало возможность понять, что там никого уже нет. Чёрные тени внутри погружались и сплетались с танцем свеч и светильников, разрушая чувство умиротворения и спокойствия. Раскиданные одеяла и подушки мерещились неправильными и странными очертаниями каких-то выдуманных и страшных чудищ. Значит ушёл? Чувство некоего облегчения заполняло всё существо, помогая, наконец-то расслабиться. И правильно. Аоминэ выдохнул, будто сбрасывая с себя груз, и вдохнул, улавливая тонкий ненавязчивый сладко-тёрпкий аромат сандала. Кисэ. Он сам не заметил, что пытается воспроизвести в памяти всё то, что было. Просто вспомнить. Дикий и полный похоти взгляд карамельных глаз; приятную тяжесть тела, которая сносит крышу за считанные секунды; умопомрачительные поцелуи. Аоминэ неосознанно дотронулся кончиками пальцев к собственным губам, вспоминая как это - целовать Рёту. Сладко и до безумия приятно. И вдруг ясно и отчётливо ему захотелось с ним поговорить, увидеть, объяснить и просто всё рассказать. Просто избавиться от чувства неправильности.***
Тусклый свет мягко и бережно просачивался сквозь тяжёлый, будто из воска воздух; длинный коридор, ведущий в спальни наложников, обрамлен в золотые нити подающих отражений от свеч. - Аоминэ, - отклик заставил визиря остановиться и вопросительно уставиться на своего охранника. - Чего тебе? – сейчас совсем не хотелось выяснять вопросы и принимать хоть какие-то решения. - Господин Хайзаки вместе со своими слугами отбыл на пристань и отправляется к себе домой. – Кагами помедлил, но продолжил: - Так как ты был занят с советником, он не дождался. - Хех, тоже мне, - Аоминэ устало опёрся о стену, разрешая себе немного расслабиться. – И чёрт с ним. Охранник, небрежно почесав затылок не понимая как продолжить дальше. - Что сказал советник? Аоминэ презрительно взглянул на собеседника и вяло отлип от стены, медленно шагая дальше. - Ничего вразумительного. - Даже так? – Кагами осторожно последовал за ним, находясь на шаг позади. Несколько уверенных шагов, и Кагами не смотря под ноги за что-то зацепился и этот предмет с громкий «Дзинь» откатился в сторону, глухо ударившись о противоположную стену. - Ой. - Что за звук? - Аоминэ обернулся назад, вопросительно глядя сапфировыми глазами. - Пфф, сейчас узнаем. Кагами наклонился, поднимая маленький жёлтый предмет. - Это, что? Колокольчик? - Вроде, – охранник задумался, теребя пальцами колокольчик, позолоченный рельеф неприятно холодил руки. – Если не ошибаюсь, такие носят наложники, как бы сказать… Непонятное чувство дежавю и сердце застучало, выбивая неправильный ритм плохого предчувствия. Мерный скрип повозки вдалеке; словно через густой занавес доносились хрипы животных, хлёст батога и крики людей. Громко и одновременно тихо. И сквозь весь этот шум и грохот пробирался до самого сознания тихий голос Кисэ. Успокаивающий и умиротворяющий. Его руки нежно и осторожно гладили лицо, очерчивая подушечками пальцев замысловатый рисунок. «Приятно. Интересно, что будет, если я открою глаза? Испугается и замолчит? Кхм…» И Аоминэ бы заспорил, если бы не был уверен, что сейчас Кисэ улыбается. Так просто и открыто, что казалось, видишь, белозубую улыбку, даже не открывая глаз; и он снова прислушался к этому тихому и ласковому голосу, стараясь не выдать себя ничем. Просто ждёт. - …Синеглазка рассыпала золотое ожерелье, подаренное когда-то возлюбленным, оставляя след, чтобы он смог её найти. Золотые и крошечные бусинки ударялись об сухую и мёртвую землю, превращаясь в песок. Маленькие солнечные крупинки тысячами распадались и разливались, будто потоки реки. Огромный след, будто рана от клинка тянулась через мёртвую долину к побережью… Словно потоком хлынуло осознание, заглушая всё вокруг, затопляя, будто грязной испорченной водой. - Кисэ…***
Верхушки мачт будто подпирают небесную гладь, повсюду, будто тысячи птиц раскиданы белые паруса. Огромные корабли, баггалы, дхау и другие строем теснились на пристани, раскачиваясь на волнах. Баггал окрашенный в кремово-красный оттенок расправил свои паруса, вздымаясь ввысь, будто секунда и он взлетит. Тиковое дерево с обшивкой по типу каравелл и на шпангоутах из стволов с естественной кривизной, пропитанные смесью из рыбьего жира и извести. Высокая корма заканчивалась украшенным резьбой транцем; на ней располагались места для шкипера, рулевого и богатых пассажиров. На палубе ниже находятся помещения для ценных грузов. И работники, и прочие грузчики, нанятые на погрузку сновали, туда-сюда пытаясь побыстрее расправиться с поставленной задачей. Их спины напряжённо прогнулись под тяжестью мешков; сильные, но уже уставшие руки катили бочки по трапу. Кисэ сжался в чёрный плащ, пытаясь, справиться с чувством опасности. Перевязанные руки саднили и пекли, не давая забыться, где и что произошло. Как так могло произойти? - Ты чего? – Слащавый голос заставил вздрогнуть и Кисэ попытался отойти, но сильная рука, державшая его под локоть не давала возможности двинуться, только сильнее сжималась, напоминая, что сопротивляться бесполезно. – Боишься? Наложник обернулся, зло глядя на него, была б возможность, глазами бы испепелил. - Ой, какие глазки. - Хайзаки засмеялся и толкнул наложника вперед, чтобы тот продолжал идти.***
Вот чуть-чуть и… Пальцы подцепили желанную веревочку, и колокольчик сорвался, вниз падая и утопая звоном о песок. Сердце пропустило удар, и Кисэ весь напрягся, ожидая, что этот злополучный «Дзинь» будет услышан. Пронесло. Ещё пару шагов и… - Простите, не Вы потеряли? – Маленький мальчик с сутулой и хилой фигуркой протянул золотой колокольчик. Нет. Сердце заколотилось бешено, будто намереваясь разбиться о рёбра. Кисэ стал дышать глубже, пытаясь, прийти в себя, от страха и ожидания, что после этого последует; прикрыл глаза, моля о том, чтобы никто ничего не понял. Хайзаки удивлённо протянул руку, рассматривая вещичку. - Возможно, - так глухо, что, кажется и вовсе не слышно, но секунда, и Кисэ охнул, когда его припечатали к неровной древесной стенке какого-то ближайшего здания. Мальчик шокировано шарахнулся в сторону, но поняв, что случилось не, то, что он ожидал и никакой за это не будет награды, поспешил удалиться, попутно оглядываясь по сторонам ища стражников. - Такой значит умный? Да кому ты нужен? Думаешь, что кто-то да хватится? Наивный! Хайзаки сжимает горло с такой злостью и силой, что потом на нежной коже точно будут синяки. Голова больно стукнулась о стену, и пред глазами закопошился рой золотых мушек. Кисэ попытался дёрнуться и как-то отодвинуть от себя, но перевязанные руки только мешали. - Чего молчишь? – Хайзаки шипит, словно змея вдавливая наложника в стену, наслаждаясь безвыходностью. Просто верю. - Думаешь, ты нужен Дайки? Нет, просто… - Дайки, Дайки, - Хайзаки наклонился к парню, обжигая своим дыханием и шепча на ухо имя визиря. Одной рукой он держал Кисэ, а второй зарылся под плащ, ощупывая дрожащее тело; наложник дёрнулся, немного освобождаясь, запнулся, вдыхая необходимый воздух. - Почему? Почему ему вечно всё достаётся? - Рука сжалась сильнее, и Кисэ снова начал задыхаться. – Вот ему и власть, вот ему… Я тоже хочу… Ведь чужое намного вкуснее. Хайзаки резко вскинулся и потянул наложника на себя, зацепляя одной рукой и сдёргивая под плащом ленту золотых колокольчиков. - И я… – колокольчики громко, будто разбиваясь, упали на землю. - Просто не могу устоять.***
Ветер разрывался сильными порывами, унося в море огромный и несокрушимый баггал. - Шагай, - Хайзаки несильно толкает в спину, заставляя парня, спустится в трюм. Запах краски и извести неприятно бьёт в нос, заставляя, поморщится от душного и неприятного запаха. Снова. Кисэ последний раз бросает взгляд на берег и замирает когда чёрный всадник, появившийся, будто из ниоткуда, останавливается; лошадь под ним бьёт копытами разрывая золотой песок, который гонимый ветром поднимается в воздух и зависает, будто капли воды; ветер, будто кнутом сдёргивает капюшон, являя взору тёмно-синюю макушку. - Аоминэ-чи…