Если даже любовь несет с собой разлуку, одиночество, печаль - все равно она стоит той цены, которую мы за нее платим. Пауло Коэльо
Арки менялись одна за другой; краски смешались. Да где же ты? Ворвавшись в сотую, по его мнению, комнату, Такао облегчённо выдохнул, заметив за небрежно задвинутым столиком Куроко, который медленно размешивал странную субстанцию. - Только что… - запыхавшись, вор закашлялся, привлекая ещё больше внимания. – Только что неизвестный караван прибыл в наш город, и… Он не успел договорить, как бывший наложник быстро спрыгнул с деревянной скамьи, стряхивая с себя зелёную «пыль». - Где ты раньше был?***
Чёрный мрамор приятно холодил ноги, принося такую желанную прохладу. Шаг. Я вернулся. Ещё шаг. Я, правда, вернулся. Кисэ сжал кулаки от бесполезной злости и обиды. Тонкие нити страха, будто руками цеплялись к нему, к его одежде, к его ногам останавливая и задерживая для того, что всегда будет неизбежным, как бы ни хотелось сбросить эти цепи, как бы копошащая внутри безысходность не кричала громким криком о несправедливости, как бы… Ничего не изменить. Даже если ты будешь бороться и идти вперёд, всегда найдётся то, что тебя остановит; крепкая стена, которую не проломить, или человек, мимо которого не сможешь пройти. Но, ведь рано или поздно ты сможешь как, ни проломить стену так найти в ней дверь, если не пройти мимо человека, так просто обойти его, не загружая себя ни мыслями, ни рассуждениями. Рёта улыбнулся, чувствуя, что рано или поздно он найдёт выход, чего бы это ни стоило, а сейчас, сейчас… - Кисэ-кун. - Да? - Я рад тебя видеть. - Я тоже, Куроко-чи… - такой знакомый вечно спокойный голос, но с видимыми нотками радости заставил застыть Кисэ на месте, а осознание того, что это реальность взбудоражила рассудок. - Куроко-чи?! – повернувшись на месте в разные стороны и увидев рядом с собой Куроко собственной персоной, наложник, не задумываясь, бросился ему на шею, крепко и сильно обнимая. - Куроко-чи! Куроко-чи! – он закружил его хрупкого и незаметного, но оступившись, пискнул от мелькнувшей боли в ноге, но объятий не разжал. – Господи! Какими судьбами? Это правда, ты? Кисэ лёгко, но ощутимо ущипнул Куроко за щеку, увидев расплывшийся румянец от щипка, умилённо улыбнулся: - Настоящий. Правда? - Да, - бывший наложник осторожно выскользнул с объятий отстраняясь, замечая как за не совсем долгое время Кисэ изменился. Одежда превратилась в серые лохмотья, янтарные вечно светящие глаза потускнели, а пшеничные волосы будто утратили свой цвет. Он только вернулся. - Ты чего? – Кисэ хлопнул себя по лицу, будто приводя себя в чувство и снова белозубо улыбаясь, возвращая тем самым прежнего Рёту. – Я так изменился? - Нет, ты… - Куроко не успел продолжить, как наложник снова схватил его за руку, при этом таща куда-то в сторону. - Как ты тут оказался? Ты продан Аоминэ-чи? Или кому-то из замка? – Поток вопросов хлынул, словно водопад, Кисэ обеспокоено косился на своего друга. – Что с тобой произошло? Каким чудом ты… рядом? Последний вопрос Рёта уже выдохнул, наконец, понимая, что Куроко, чью руку он сжимает крепко – настоящий и реальный. Из плоти и крови. Куроко-чи. Я так рад, ты даже не представляешь. Радость будоражила чувства и сознание, что он уже не один, заставляла теряться в эмоциях. И даже сейчас ответь бы Куроко, Кисэ бы ни за что не услышал. Просто – не услышал бы. Не услышал бы из-за быстро бьющего сердца, из сумасшедшего ритма собственного дыхания и из-за колющей подступающей и такой ненужной сейчас боли в висках. - Кисэ-кун, не сейчас, - Куроко остановился, чем вызвал удивление у Кисэ. - Почему? - Сейчас тебе нужен отдых. - Я в порядке, - наложник ослепляющее улыбнулся и в доказательство хлопнул себя по груди; с одежды посыпалась грязь, и пыль маленькой тучкой взмахнула вверх. - В полном. Апчхи! Кисэ поморщился и снова чихнул, в уголках глаз появились крохотные хрусталики слёз. - Я настаиваю, - теперь Куроко взял его за руку. – Мы скоро снова увидимся, и я всё расскажу. - Точно? Обещаешь? - Да.***
Журчание воды и тихий плеск. Камни всех возможных размеров и окрасов геометрически раскиданы по купальне. Чистая и прохладная вода приятно холодила и приносила блаженный отдых, как телу, так и разуму. Кисэ опустился в воду, погружаясь по самую макушку задерживая дыхания на столько, на сколько физически было возможно. - Ты что тонуть собрался? – Из-под воды голос звучал приглушённо, но разобрать, кому он принадлежит, можно было. Кисэ вынырнул, раскидывая возле себя хрустальные капельки; тысячи крупных и маленьких водных капелек заструились по коже неровными дорожками, расчерчивая красивое накачанное тело, прирастая, будто вторая кожа; пшеничные волосы прилипли ко лбу, и наложник взмахнул рукой, откидывая прядь волос. Аоминэ стоял напротив в воде и беззаботно ухмылялся. - Это ведь купальни наложников, какого… кхм, - Кисэ замялся, не понимая, что должен сказать. - Я сам решаю, где мне быть, - Аоминэ проплыл немного дальше; найдя приличные и удобные камни, взобрался на них и вальяжно расселся. Кисэ невольно покраснел, осознавая, что бессознательно пялился на перекатывающиеся под влажной кожей спины мышцы; на две чёткие ямочки на пояснице и ниже… - Ты чего краснеешь, как девица? – Визирь хмыкнул и снова растянулся на камнях; гибкий и красивый. Словно крокодил на солнышке. - Да так, солнце светит. - Да? - Аоминэ прикрыл глаза в наслаждении, но сразу встрепенулся, когда понял, что его собеседник пытается улизнуть. - Я не говорил, что отпустил тебя. Кисэ застыл, даже не успев толком вылезти из воды. - Я уже искупался поэтому… - Забыл кто ты? - Хм, нет, - Рёта посмотрел в упор на Аоминэ. – Господин, как я могу такое забыть? - Если я сказал, что ты остаёшься, значит – беспрекословно выполняй. - Да, господин. Насмехается? - Не беси меня раньше времени, - визирь спрыгнул с камней, расходящиеся волны мягко огибали его, распространяясь всё дальше и дальше. - А то что? – Кисэ наслаждался раздражением Аоминэ, замечая, как тот плавно шагает сквозь воду к нему. - Да увидишь что, - рычит будто зверь. Кисэ улыбнулся и, как только между ними осталось пару шагов, непроизвольно брызнул водой в вечно хмурое лицо. Удивлёние вперемешку с некой долей шока отразилось на лице визиря, из-за чего Рёта не удержался и расхохотался, держась за живот и понимая задней мыслей, что этим ещё больше злит Аоминэ. - Вот видишь, даже сейчас я цел и невредим, - Рёта хихикнул, утирая слезу припрятанную в уголке глаз. Аоминэ фыркнул и, даже не думая как это выглядит со стороны, зачерпнул горсть воды и с силой брызнул в ответ. - Ой! – Кисэ охнул, прикрывая глаза от летевших переливающими всеми цветами капель. Даже так? Рёта размахнулся, и в сторону Аоминэ полетело что-то наподобие мыла, из-за чего тот покачнулся, но удержал равновесие. - Ах ты! – Аоминэ вздёрнул руку Кисэ и потянул на себя, так что теперь можно было почувствовать опаляющее дыхание друг друга. Так близко. Аоминэ рывком притянул его к себе, запуская пальцы в мокрые золотистые волосы, и начиная целовать. Пряди струились в ладони, заставляя сжимать их, чуть оттягивая назад, отчего Рёта слегка приподнял голову; несколько холодных капель упали, заставляя вздрогнуть пушистыми ресницами. Аоминэ сам не понял, почему потянулся к нему; все мысли хором вылетели из головы, будто их выбили алебардами, заставляя где-то глубоко внутри трепетать от удовольствия. Просто захотелось. Осторожные касания едва ощущались на губах. Он целовал и целовал, не желая останавливаться ни на мгновение, сминая губы и порываясь зацепится мыслями хоть за что-то, что могло его остановить. Остановись. - Кхм, - кто-то кашлянул, привлекая к себе внимание. Аоминэ с недовольным видом отстранился, замечая, как блеснули янтарные глаза, как дыхание неровно вырывается с груди; обернувшись, Дайки, недовольно фыркнул – Хайзаки. - Чего тебе надо? - Мне, - серые глаза прошлись по телу Рёты, подмечая, как хрустальные капельки стекают по накачанному торсу. – Пока ничего. Чего уставился? - Вы тут продолжайте, я мешать не буду. - Так проваливай, - Аоминэ зыркнул на него придавая себе самый грозный вид. - О-о, уже ухожу, - Хайзаки хмыкнул, напоследок кидая взгляд на «парочку», ушёл. Чёрт! Весь настрой убил!***
- Кагами-чи? - Что? - Куда пропал Куроко-чи? - А я откуда знаю? – Охранник удивлённо вскинул голову. – Возможно, пошёл за покупками? Его вечно куда-то посылают. - Надолго? - Возможно.***
Две недели спустя.
Словно старинные матрёшки, разложенные по хрусталю, дикие извивающие линии орнамента; серый, обрамленный позолоченными нитями светильник из латуни, распространял мягкий, приглушённый, переливающийся всеми цветами свет. Ароматические благовония висели в комнате, словно густой туман; одновременно обволакивая, как будто прикасаясь не только к телу, но и забираясь в кожу, в кровь, разнося по венами такую дурманящую сладкую истому. На сводчатом потолке мозаика из арабесок - специфическая вязь из строгих геометрических фигур, украшенных растительными мотивами. Красиво. Стены оформлены дорогой парчой и муаром, а иногда попадалась стена с шёлком или коврами из натуральной шерсти. Пол покрыт плиточной мозаикой и застелён яркими коврами ручной работы. Интересно, что за животное? Кисэ еще раз прошёлся по мягкому ковру, удивляясь, что маленькие и колкие ворсинки совсем не раздражали. - Нравится? – наложник вздрогнул, позабыв уже, зачем он сюда пришёл. Аоминэ опёрся о дверной косяк, рассматривая своего наложника, тот только поежился от такого пристального взгляда. - Зачем позвал? Почему бросилось в глаза излюбленное место отдыха – низкая, покрытая белым персидским ковром оттоманка, которая могла использоваться и в качестве кровати. - Наконец и до меня дошла очередь? Аоминэ застыл, поражаясь сказанному, но лишь на секунду. - А ты как думал? В сказку попал? – переливы голоса, словно из воска застывали в ушах даже не пытаясь пробраться к разуму. Это всего лишь похоть? Красивый и изящный; светло-синяя кандура и такие же бархатные шаровары только подчёркивали тело, украшая его маленькими золотыми колокольчиками. Всего лишь прихоть тела. Ничего более. Кисэ словно очнувшись ото сна, встрепенулся, яркие янтарные глаза вспыхнули ощутимой ненавистью. Ощутимой. Так что дотронься и сам чувствуешь, как маленькие разряды проносятся через кончики пальцев до макушки, ощущая давно забытый трепет, словно перед захватывающей игрой. Аоминэ оскалился, ощущая, как дикое и необузданное чувство снова возвращается. Похоть. Ощутимая - значит реальная. Колокольчики звякнули, и Аоминэ не успел заметить и движения, как был откинут на стоявший позади с вычурно-бархатным ореолом низкий и широкий диван, обитый шёлком и атласом. Он ещё не успел толком удивиться, как Кисэ сел сверху упираясь руками ему в грудь. - Ух ты, какой вид, - хриплый бархатный голос выдавал настроение. Аоминэ хищно улыбнулся, разглядывая парня над собой. Мне это нравится? Пшеничные волосы растрепались и торчали различными клочьями в стороны, придавая наложнику немного дикий вид; безумный огонёк в золотых глазах погас, уступая место странным искоркам похоти и ещё чего-то; щёки горели румянцем; раскрытая кандура* тонкой светло-синей тканью подчёркивала открытые ключицы. Даже очень. Непроизвольно, даже не думая, что делает, принялся руками блуждать по телу. Сильные ладони заскользили по бёдрам, ощущая, как Кисэ напрягся; захотелось разорвать эти бархатные шаровары, ощутить на ощупь кожу, почувствовать, как перекатываются сильные мышцы; Дайки, погладил черту между поясом и рубашкой, почему-то опасаясь, что может пойти что-то не так. И, правда, что не так? Аоминэ не успел додумать мысль, как Кисэ наклонился к нему, целуя шею, кусая и задевая бешено бьющую жилку на ней. Руками гладит открытый живот, царапая ногтями кожу, принося одурманивающее чувство, которое тысячами и миллиардами искорок пробегает по крови, будто заряд электричества. Визирь откидывается на подушки, невольно подставившись под такие приятные ласки. Даже лучше чем с девушкой. Аоминэ бросает взгляд на грудь парня, хмыкая про себя, что всё могло быть не так. Где моя любовь к пышногрудым? Закрывает глаза в наслаждении, вдыхая глубже этот пьянящий аромат исходящий от Кисэ, не замечает сразу, не чувствует, как всё прекращается. - Хм, а я - то думал… - Аоминэ усмехается, приоткрывая синие потемневшие от желания глаза, когда холодное лезвие больно упирается в горло. – Чего же так всё хорошо? Лукавая ухмылка с толикой сарказма и лицемерия в голосе заставляют встрепенуться и обострить свои чувства. Кисэ сам улыбается одними глазами, нависая над Аоминэ; в руке блестит острый с филигранью нож, приставленный тому к шее. - Я бы не сильно радовался, - почти шипит, пытаясь показать хладнокровие, что в этой ситуации он господин, прижимает визиря к кровати всем телом. - Что же будешь делать? – Аоминэ почувствовал, как Кисэ вздрогнул, из-за чего лезвие неприятно царапнуло кожу. Ой, неужели не знаешь? - Убью. – Наложник давит на ручку ножа сильнее, и на белые шёлковые простыни падают несколько красных капель. Кисэ сам вздрагивает от увиденного, но чувство злости берёт верх ровно до того момента когда сапфировые глаза впиваются в него взглядом, заставляя только этим вздёрнуть и так натянутые нервы. Но парень под ним наоборот расслабился, получая своё некое подобие удовольствия. - А что? – Аоминэ ловит удивлённый взгляд Кисэ, усмехается. – Мне отсюда прекрасно всё видно. Приступай. И снова этот взгляд – полный противоречивых чувств, в которых можно лишь окунуться и уйти с головой, даже не надеясь, что когда-либо вынырнешь. Я не могу. Наложник наклоняется ниже, так что золотая чёлка падает на лоб Аоминэ, щекоча, из-за чего тот только прищурился, опасаясь, что опять как только закроет глаза, снова что-то произойдёт. Кисэ секунду смотрит в бездонное синее море и не выдерживает; сперва опаляет горячим дыханием; прикрывает глаза, будто боясь увидеть своё отражение, а потом осторожно касается губами губ Аоминэ. Словно миллионы и миллиарды тысяч разрядов прошлись по телу, распаляя каждую клеточку тела. Это совсем не так, как раньше. Аоминэ не выдержал первым и опрокинул Кисэ на подушки, кусая такие желанные сейчас губы, вырывая стон, чувствуя, как сильные пальцы вплетаются в его волосы, притягивая к себе и так же самозабвенно отвечая. Значит, мог в любую секунду? Кисэ не успевает додумать, как бешеный стук сердца заглушает все мысли, заставляя отдаваться дикому и необузданному напору. От робости и неуверенности ничего не осталось, лишь горькая услада и дикая страсть. Никто из них даже не понял, куда делся нож, но сейчас для них это было не важно. Громкий стук раздался в комнате, словно гром среди ясного дня, разбиваясь яростными звуками о стены, заставляя сердце замереть. - Господин! – Голос из-за двери ещё громче крикнул, призывая к себе. Парни застывают, будто скульптуры древних мастеров, запаханные, красные и с блестящими глазами. - Я вернусь, - Аоминэ выдыхает в губы, но все же отстраняется. Визирь со скрипом открывает деревянную дверь и клянёт всё на свете, что бы ни сорваться на невиновного, ни в чём служку, но не получается. - Чего тебе? Служка, ярко-рыжий паренёк в белой вычурной одежде, сгорбился в три погибели: - Вас ждут. Там… - Разберитесь без меня! - Простите, господин, - служка уже пищит тонким голосом, срываясь почти на слёзы. – Не могу никак... Там… там… советник… - Пусть ждёт, – Аоминэ уже рычит, хочется захлопнуть дверь, но что-то останавливает. - Не могу, - паренёк сконфуженно сгорбился, но последующие слова произнёс отчётливо: - Это советник господина Сейджуро. - Да!? – Удивление и возглас наполняют коридор, стоило только услышать. Сейчас? - Хорошо, я иду.***
Как только за Аоминэ захлопнулась дверь, Кисэ свернулся калачиком, зарываясь с головой под кучу раскиданных одеял, пытаясь спрятаться от собственных чувств. Если бы никто не пришёл, не помешал, то…? Рёта вдохнул воздух и выдохнул. Везде запах Аоминэ-чи. Парень осторожно выполз из своего импровизированного укрытия, будто сейчас на него нападут. Оглянулся по сторонам и снова выдохнул, сбрасывая с себя, словно тяжёлый груз, ненужные мысли. Лучше уйти отсюда.***
Тёмный коридор, ведущий к спальням наложников, освещался тусклым светом, придавая пространству таинственное свечение. Тени играли в странном танце на серых стенах, и из-за этого становилось страшно. Вот ещё чуть-чуть и я… Кисэ охнул от неожиданности, когда крепкая рука схватила за шиворот и его резко откинули назад; прижимая ко рту какую-то тряпку, чтобы наложник не смог крикнуть. - Ой, а что за птичка тут летает? – Серые холодные глаза впились в лицо. – Золотая. Последнее слово Хайзаки протянул, наслаждаясь испугом, царившим в золотых омутах; рука сама потянулась, чтобы ощупать словленное сокровище, будто боясь, что упустит свой шанс. По подбородку, по щеке, оставляя за собой мерзкое чувство; наложник задрожал и попытался вырваться, из-за чего хватка стала сильнее. Хайзаки ухмыльнулся и снова провёл подушечками пальцев по подбородку, поглаживая и замечая, как Кисэ снова дёрнулся, в попытке отодвинутся. - Не надо так дёргаться, - парень хмыкнул и надавил на тряпку, тем самым перекрывая воздух. – А то вдруг поранишься. Кисэ задёргался сильнее, пытаясь вырваться, ногтями впился в руки, причиняя хоть толику боли, но только усугубил своё положение и через несколько минут безвольной куклой повис на руках Хайзаки. - Вот, видишь? Я предупреждал. Кандура* - хлопчатобумажная рубаха-галабея.P.S Совсем неожиданно попала на эти арты ^.^ http://www.pixiv.net/member_illust.php?mode=manga&illust_id=30055475