"Однажды в июне"

Особняк Сальваторе встречал гостей распахнутыми дверями, цветами и лентами. Свадьба — кто бы мог представить… На заднем дворе шумела листва, сливаясь с тихим шепотом прибывающих друзей и знакомых, все оглядывались по сторонам в надежде хоть одним глазком увидеть невесту. Но на самом деле это она наблюдала за ними из своего укрытия. Глядя из окна своей спальни на тропинку, усыпанную лепестками роз, Кэролайн судорожно хватала ртом воздух, прижимая руки к животу в попытке унять нервное напряжение и ослабить стальной узел, все туже стягивающий все ее чувства: страх, радость, боль, уверенность, сладкую грусть и… подальше, подальше мысли о том, чье имя нашептывало глупое и наивное сердце. — Так и должно быть, — произнесла она вслух, стараясь убедить в этом саму себя. — Я все делаю правильно. — Можешь утешать себя сколько угодно, — заставляя ее вздрогнуть, прозвучал голос, вызывающий счастье и горе, словно цунами, грозящее стереть в прах и без того хрупкое ощущение уверенности. — Мы оба знаем, что это не так, — лаская взглядом обнаженные плечи и силуэт, напоминающий песочные часы, затянутый в тугой атласный корсет, Никлаус даже представить не мог, что видеть ее в свадебном платье будет так волнительно для него. — Убирайся! — собрав и зажав в кулачке все силы, твердо и решительно оборвала она, удерживая себя от желания обернуться и утонуть в тихой и манящей своим омутом глубине его глаз. — Посмотри на меня и скажи это еще раз! — потребовал он, оказавшись так близко, что невозможно было не почувствовать электричество возникшее между ними, этот нервный ток, плотным облаком сжимающий ее в своих объятиях. — Кэролайн… — обжигая дыханием оголенную, словно нерв, кожу, он коснулся губами молочного плеча, покрытого россыпью золотистых веснушек. — Посмотри на меня! — Разворачивая ее, словно фарфоровую куколку в музыкальной шкатулке, Клаус скользнул ладонью по осиной талии, покрывая рябью мурашек обнаженную спину. Ее бледный лик и бусины слез, скользнувшие по щекам, только сгущали смог в его душе, побуждая скрытую сущность взвыть волком. — Открой глаза, — почти умоляя, произнес он, стирая влажный след подушечкой пальца. Она подчинилась его воле, распахнув веки и устремляя словно стрелы обиду, боль и разочарование вместе с холодом льдистых глаз. Он, как всегда, стоически снес все увечья, что она посылала ему, каждый раз раня покрытое рубцами сердце, словом или взглядом, это было не важно. Он позволял это. Только ей одной удалось приручить цербера, который рядом с ней не срывался с цепи, а покорно садился в ногах, как самый верный и преданный пес. — Проваливай к черту! — повторила Кэролайн, дрожащими губами. — Не знаю, как ты узнал, но тебя не приглашали, так что катись в Ад. — Там нет никого, любимая, — изогнув губы в очаровательной насмешке, ласково произнес он, — все черти здесь, среди нас, уже давным-давно. — Не смей называть меня так! — игнорируя его сарказм, она сложила руки под грудью и вздернула гордый подбородок, желая казаться выше. — Как же мне называть тебя, милая? — играя с ней, продолжал ухмыляться Клаус. Он восхищался любому ее проявлению, будь то радость, злость или грусть. Эмоции в этой женщины всегда били фонтаном, словно та жизнь, которую забрала Кэтрин, не исчезла, а сконцентрировалась внутри и каждый раз вырывалась наружу, вспыхивая цветными искрами пламени. Она была настоящая, она была живая. Как батарейка заряжая все вокруг энергией и наполняя светом. И только рядом с ней он ощущал себя по-настоящему живым. — Миссис Сальваторе! — словно хлыстом по лицу, безжалостно ударила она, даже не дрогнув. — Ты еще не замужем, — напомнил Клаус, охрипшим голосом. — Считай, что уже! — не сдавалась Кэролайн, желая поскорее отделаться от незваного гостя. Ему не следовало приходить. Не сегодня. "Неужели испортить мне жизнь оказалось для него слишком мало?" — думала она, проклиная тот день, когда совершила самую большую ошибку — призналась в своих чувствах этому монстру. — Зачем? Зачем ты делаешь это? — приблизившись к ней вплотную, спросил он, не скрывая злости и раздражения, что плескались ядом в его словах. — Что такого даст тебе Стефан, чего не смогу дать я? — Нависая над ней, он даже не пытался скрыть свою ревность, хоть и не имел на это чувство никакого права. — Сломанные крылья? Тихую заводь? Да, это точно не про меня! — беспощадно бил Никлаус. — Я не верю, что он мог запасть тебе в душу! Не тот, кто всегда был лишь другом и жилеткой для слез! Не тот мужчина, который обречет тебя на такую боль, ради счастья брата. Он умрет так быстро, что ты и понять не успеешь, что это вообще было. Счастливая семья, вместе всегда и навечно — этого не будет! Хэппи энда не будет! Это конец, и он уже близко! Слышишь? — подняв указательный палец, прислушался он, заставляя ее сделать то же самое. — Это ползут титры. — Ты ничего о нем не знаешь! — заступаясь за своего избранника, гордо ответила Кэролайн, стараясь скрыть под маской презрения истинные чувства, которые испытывала к первородному. — Тот человек, которого ты когда-то считал другом и братом… ты не знаешь его! — Потрошителя или тряпку, вечно жертвующую собой в попытке искупить грехи? — касаясь кончиком носа ее носика, выплюнул он, мертвой хваткой цепляясь взглядом в ледяную бездну. — Того, кто подставлял свое сильное мужское плечо, когда надежды и сил уже не оставалось! — с гордостью за своего избранника, ответила она. — Того, кто умеет любить, прощать и признавать ошибки. Того, на кого я могу рассчитывать, в ком могу быть уверена, того, кто будет рядом, даже если я буду гнать его! — заставляя гибрида отступить на шаг, прикрикнула она, раня Клауса каждым своим словом. — Да, он всегда жертвовал собой ради счастья брата, ради Елены, ради меня! Это великий дар души — отдавать все, что у тебя есть, даже самого себя! Семья на первом месте! Я понимаю. Понимаю, почему он поступил так, а не иначе! И если крупицы времени, которое я трачу на тебя, — все, что у него осталось… Я приму этот дар. И гордо буду носить фамилию Сальваторе, рассказывая детям и внукам о том, какой это был человек! Ставя в пример того, на кого им следует равняться. — Я предлагал тебе намного больше, но ты отказалась… — Прекрати оправдываться! — взорвалась она, не давая шанса досказать то, что он собирался. — Где ты был, когда Сирены пытались отправить всех нас в Ад? Где ты был, когда я могла умереть при родах? Где ты был, когда не стало Тайлера… — она задохнулась и не смогла сдержать рыданий на выдохе: — …когда умерла моя мама. — Меня не было, — признавая ошибку, согласился он, опустив плечи. — Прости, что, когда ты думала, что могла сделать больше для своей матери, чтобы помочь ей, меня не было рядом, и я не сказал, что это неправда — ты сделала все, что могла… Прости за то, что, когда ты безумно в этом нуждалась, я не утешил тебя, сказав, что думать о ней будет больно, но со временем все меньше и меньше. И однажды наступит тот день, когда ты подумаешь о ней и тебе будет почти не больно. Прости за все, что я не сделал… потому что ты так решила! Ты трусиха! Признай это! Ты хотела бы видеть меня на месте Стефана, ведь несмотря на все плохое, что я совершил, тебя тянет ко мне! Потому что ты веришь, что даже если мы делаем плохие вещи, это не значит, что мы сами плохие! Но тебя сдерживает общественное мнение и страх потерять дочерей, ведь Рик не позволит своим детям находиться рядом с таким монстром, как я. Только пойми, что даже монстр однажды устанет ждать! Я — вожак своей стаи! Я Король Нового Орлеана! Я Альфа, черт побери, и я не могу подбирать те крохи расположения, которые ты бросаешь мне словно кости! — устало выдыхая, Клаус потер лицо в попытке успокоиться. — Я не могу все время быть рядом и подстилать солому перед каждым твоим шагом, чтобы ты не упала! У меня есть семья и дочь, которые нуждаются во мне, — не желая говорить о проблемах и истинных причинах своего отсутствия, тихо произнес он, ведь настоящие мужчины так не делают, они не говорят о проблемах, а решают их молча. — Ты можешь продолжать врать себе, что Стефан — то, что тебе нужно. Возможно, однажды ты и сама сможешь поверишь в это. Мы так часто отрицаем правду, которая все время находится у всех перед носом, а потом удивляемся, отчего же так больно, когда реальность подкрадывается сзади и больно кусает. Я знаю это, Кэролайн, я сам попался на этом сотни раз… — коснувшись ее щеки, признался он. — Скажи мне, что выбираешь его не потому, что любишь, а потому, что с тебя довольно боли и жертв. — Цепляясь за уплывающий в слезах взгляд, он очертил ее губы, все еще помня их вкус. Утопая в словах, которые разрывали душу на части, но в то же время и освобождали ее от тяжкого груза, позволяя взлететь ввысь и ощутить легкость, как на исповеди, Кэролайн беззвучно рыдала, обхватив себя руками, чтоб не рассыпаться на осколки. Все, что он говорил, было правдой. Он знал о ней даже больше, чем она сама. Понимал и принимал каждое ее решение, каждый упрек и незаслуженное обвинение. Французы говорят: "Когда женщина виновата — попросите у нее прощения". И он просил. Ради нее засовывая в пятую точку свое раздутое до небес Эго и безграничное самолюбие. Принимая ее такой, какая она есть, и готовый простить любую ошибку. — Позволь мне идти впереди и вести тебя за собой. Обещаю выстелить эту дорогу лепестками роз, если пожелаешь. — Глянув за ее плечо, на тропинку ведущую к свадебной арке, он печально улыбнулся, уже заведомо зная ее ответ. — Я не могу! — беззвучно прошептала она, качнув белоснежным облаком волос, уложенным в идеальные локоны. Даже несмотря на ожидаемый ответ, его глаза вспыхнули золотом, отчего он зажмурился и сосчитал до трех, усмиряя метания запертого в клетке зверя… Это было больно. Вернув себе привычный облик, Клаус сделал резкий выпад вперед, сжимая хрупкие плечи в попытке помочь ей собрать себя воедино и прислоняясь губами ко лбу. Его мягкий и спокойный поцелуй был настоящим контрастом с ее пульсом, но гибрид отступил, как только Кэролайн попыталась дотронуться до его рук, страшась ощутить ее нежность. Он мог вынести многое, но только не это. Разрушая их близость, Клаус шагнул назад, собирая в кулак, каждую частичку воли. Сдержанность, которую он проявлял к Кэролайн, заслуживала большего, чем ее слезы, но вампирша была не в силах остановить поток эмоций, захвативших в амбивалентность чувств. Ее сердце кричало, и от этого каждый шаг давался Никлаусу все сложнее. Наткнувшись спиной на дверь, он остановился, вздыхая тяжело и отчаянно, но по-прежнему удерживая ее взгляд. Кэролайн больше не узнавала его из-за корочки льда, покрывшей густую зелень любимых глаз. Он сморгнул влагу, скопившуюся в уголках, и на прощание сказал лишь: "Будь счастлива", что прозвучало хуже проклятия. Кэролайн отвернулась, чтобы не видеть, как он уходит, чтобы не побежать за ним следом и не упасть на колени, вцепившись ему в ноги. Он не простит, никогда, как и она не забудет того, что он сделал. Грохот хлопнувшей двери заставил ее съежиться. Теперь этот звук каждый раз будет вызывать дикую тоску о том, чье имя она больше никогда не произнесет вслух. Того, кто будет преследовать ее вечно… во снах, в нереализованных желаниях, в мечтах о том, что все могло быть иначе, если бы обнулить прошлое и начать все сначала было возможно… если бы это только было возможно…