"Однажды в июне"

Стоило за спиной Кэролайн скрипнуть дверце, как она вмиг прекратила истерику и вытерла ладонями слезы. Тяжелый вздох Бонни заставил вампиршу смущенно улыбнуться. — Пора? — Зажав пусеты дрожащими пальцами, она подошла к зеркалу, чтобы выиграть время и не дать подруге увидеть ее заплаканное лицо. — Нет, у нас есть пара минут. — Цокая каблуками, ведьма прошла вглубь комнаты и осторожно присела на краешек кровати, чтобы не помять шелковое платье. — Как там девочки? — слыша в коридорах топот детских ножек и звонкий смех, спросила вампирша, глянув на подругу вполоборота. — Резвятся, — не желая развивать эту тему, коротко ответила Бонни. — Лучше скажи, что с тобой? — Словно чуя неладное, она вцепилась острым взглядом в обнаженную спину невесты. — А что со мной? — поправляя макияж, Кэр шмыгнула носом, выдавая себя с потрохами. — Я, конечно, могу сделать вид, будто ничего не произошло, а ты и дальше припудривать эти жуткие красные пятна, пока твое лицо не покроется белым мхом… Но лучше я просто сразу скажу, что видела Клауса. — Его мог видеть еще кто-то? — не скрывая испуга, Кэролайн присела рядом с подругой. — Это, конечно, возможно, но я так не думаю. — Накрывая ее ладони, Бонни придвинулась ближе и, глядя на щенячий взгляд и брови домиком, не удержалась от жалостливой​ улыбки. — Он пытался отговорить тебя, так ведь? Кэр затрясла головой положительно и отрицательно, поставив подругу в тупик:  — Я не знаю, что это было. Каждый разговор с ним как противостояние, как конфронтация, наша собственная война. Мы сражаемся, сражаемся и сражаемся… Против чего? За что мы сражаемся? — Так… — ведьма смущенно улыбнулась и понизила голос, — может быть, уже пора покончить со всем этим и просто сдаться? — заглядывая в глаза Кэролайн, ответила Бонни. — Не подумай, что я на стороне Клауса или имею что-то против Стефана, нет! Я Швейцария — независимая сторона. — Лукавая улыбка коснулась ее губ, и Кэр улыбнулась в ответ. — Просто подумай, стоит ли эта война столько боли и жертв? Готова ли ты потратить на это свою вечность… или есть смысл сложить оружие ради того, чтобы создать нечто бессмертное. Эти слова ведьмы заставили Кэролайн закусить губы до крови, чтобы хоть как-то ослабить тиски, сжавшие грудную клетку. «Сдаться» — какое на самом деле значение имело это ненавистное всем слово? В чем же была его истина? Проявлением чего оно являлось в реальности? Слабостью и принятием того, что ты проиграл и больше не можешь бороться, или… Силой, способной подчинить своих внутренних демонов, эго и самолюбие, и прощением, чтобы сложить оружие и предстать перед врагом с открытой спиной и грудью, выставив на обзор все свои уязвимые места. Когда противники равны, кто-то должен иметь мудрость и храбрость прекратить все это. Странно было бы ждать такого от Клауса, ведь гибкой должна быть именно женщина, иначе какой смысл от мужчины, в котором нет стержня? Настало самое время признаться самой себе в том, что она ведь знала, в кого влюблялась, и было глупо винить волка в том, что он не милый щеночек. Рядом с таким сможет быть только настоящая женщина, умеющая уважать и принимать его силу, ведь именно эта сила и влекла ее, как пламя мотылька. Но что, если он примет это за слабость? В ход снова пойдут ум, хитрость, манипуляции… а дальше? Это все снова превратится в игру, где Никлаус опытный берейтор, а она лихая и необъезженная кобылка, которую обязательно нужно приручить и объездить, в крайнем случае стреножить, если и это не выйдет, переломать ноги, чтоб не сбежала. Пока не надоест. И не окажется с разбитым или проткнутым колом сердцем. Нет, нет, нет!!! Уж лучше вечность в бою, только бы не знать больше боли… а что, если и так невыносимо дышать от агонии? Может, тогда нет разницы, если все равно больно? Тогда из двух зол нужно выбирать меньшее. Ветер раздувал фату, словно парус, будто белокурая гальюнная фигура выбрала не то направление и природа отчаянно пыталась изменить курс корабля. Осторожно ступая на высоких каблуках по тропинке, усыпанной белыми лепестками, Кэролайн крепче сжимала букет, стараясь не смотреть вперед и уж тем более не заглядывать в будущее, которому счастливым не стать. Каким образом свадьба стала дорогой на эшафот? Может, если бы Стефан не умирал, то этот день был бы наполнен счастьем и радостью. Можно искать сколько угодно причин тому, от чего ее сердце стучало в ушах, заглушая пение птиц и торжественную музыку. Почему с каждым шагом прилагалось столько усилий, словно к ногам были прикованы кандалы с неподъемным грузом. Перед глазами стояла пелена из непрошеных слез, а горло жег ком, словно не желая, чтобы хозяйка могла произнести клятву. — Кэролайн? — донесся едва уловимый, родной и внушающий спокойствие голос. От него не бежали мурашки, не дрожали колени, не выпрыгивало сердце, пытаясь выскочить из груди. От этого голоса было тепло и спокойно. — Я… я… я… — запнулась Кэр, пытаясь сделать вдох или шаг, но ноги вросли в землю, а тело отказывалось реагировать. — Я не могу! — прошептала она, отчаянно тряся головой. — Не могу. Прости. Я… я… не… могу, — рыдала она, чувствуя, как предает единственного мужчину, который заслуживал большего, чем ее жалкие извинения. Только спустя какое-то время Кэр снова смогла дышать, хоть это было и не обязательно, но частые вдохи и выдохи помогали сосредоточиться и просто не думать, иначе бы она снова приняла неправильное решение под тяжестью груза вины. Вместо этого она просто бежала, и с каждым шагом тело становилось все легче и легче, словно кто-то приделал к ее спине крылья. Она замерла, боясь, что увиденное лишь плод ее фантазий, но, присмотревшись, не смогла сдержать внутренний трепет и вздох облегчения при виде белого пятнышка на трибунах. У Кэролайн не было плана побега, она и не думала, куда бежит, пока не оказалась на стадионе, где когда-то, на выпускном, Клаус признался ей в своих чувствах. По иронии или судьбе они оба снова оказались здесь. Сбросив неудобные каблуки, Кэр поднялась по ступенькам и осторожно опустилась в кресло рядышком с мужчиной, которого любила и ненавидела всем сердцем. Она наклонилась к коленям, скрытым пышной юбкой, и, прижав локти к животу, прислонилась губами к рукам, сцепленным в замок, а затем снизу вверх посмотрела на Клауса. Он сидел в задумчивой позе, совершенно не замечая ее. Грациозный, как лесной олень, и величественный, как король лев, отчего она ощущала себя рядом с ним совсем маленькой и беззащитной. — По-моему, мы уже попрощались, — устало произнес он, и Кэролайн улыбнулась тому, как недоволен он оказался ее присутствию. Кэрри молчала, желая, чтобы этот упрямец взглянул на нее и понял, что она пришла не прощаться. Так и не дождавшись ответа, он все-таки посмотрел на нее, пригвождая к месту убийственным взглядом. А она все равно улыбалась. — Если пришла позлорадствовать… — злобно выплюнул Клаус. — Я не… — перебила она. — Да плевать! — тут же оборвал первородный, не желая слушать. — Даже если тебе жаль, ты зря пришла, чтоб сказать это. — Он отвел холодный, словно сталь, и острый, как стрелы, взгляд вдаль, с глубоким вдохом возвращая себе самообладание. — Однажды на этом стадионе ты сказал мне, что будешь ждать, сколько бы времени ни потребовалось, — без упрека произнесла Кэр, выпрямляя спину и плечи, чтобы быть с Клаусом на равных. — Я мог бы жать сколько угодно, если бы знал, что однажды ты действительно придешь, — вздохнул он. — Я приду, — тихонечко прошептала она, разглядывая маникюр, слишком взволнованная, чтобы посмотреть ему в глаза, когда он поймет смысл этих слов. Короткий смешок заставил ее поднять голову и встретить его насмешливый взгляд: — Это не то, что должна обещать невеста перед свадьбой с другим мужчиной. Ирония, с которой Клаус произнес это, говорила о том, что он просто-напросто не верит. Возможно, со стороны это выглядело как неудачная попытка утешить, но… — Ты не понял, я не выхожу замуж. — Сняв фату, она протянула Нику гребень, позволив фатину развеваться по ветру. — Знаешь, что это? — с лукавой улыбкой спросила она, наблюдая за его недоумением. — Мой белый флаг. — Я подозревал, что ты сумасшедшая. — Мягко улыбаясь, Клаус недоверчиво покосился на возлюбленную. — Серьезно. — Вложив в его горячую ладонь фату, Кэролайн пристально посмотрела в его удивленные глаза. — Я сдаюсь. — Виновато пожав плечами, она отвела взгляд в синюю даль, куда пялился он сам еще пару минут назад, пытаясь игнорировать ее присутствие. Пока гибрид, впервые ощущая себя растерянным, пытался сложить все пазлы головоломки, разглядывая прекрасный профиль и любые эмоции на лице любимой вампирши, которые могли бы ее выдать, она нахмурила брови и строго посмотрела на него: — Если ты сейчас скажешь, что не берешь пленных или что-то в этом роде… клянусь, что убью тебя! — пообещала она. — Не знаю как, но я найду способ, уж поверь мне, — добавила Кэр, пригрозив пальцем. — Я не откажусь от тебя, — с благоговейным трепетом произнес он, осознав, что она не шутит. Потянувшись к ее лицу, он заправил выпавший из прически белоснежный локон за маленькое ушко, ласково пробежав кончиками пальцев по ее щеке и острой линии подбородка, с улыбкой замечая, как невольно она льнет к этим его едва уловимым прикосновениям. — Что случилось? — осторожность, с которой он произнес это, могла бы сойти за беспокойство, но следующий вопрос и ирония, с которой он задал его, лишний раз напомнили Кэролайн, с кем она имеет дело. — Стефан умер еще до церемонии? — Совсем не смешно! — надув свои прекрасные губы, возразила она, насупившись как ребенок. — Да, извини, — покорно согласился он, по-прежнему улыбаясь. — Я все еще жду ответа. — Ну уж нет! Второй раз тебе не удастся вытянуть из меня признание! — стряхнув его руку, которая играла с ее волосами, усмехнулась Кэрри. — Обещаю исчезнуть и больше никогда не появляться, — как и в прошлый раз соврал он. — Обещаешь-обещаешь? — ехидно прищурив лучистые глаза, подыграла Кэролайн. — Ты же пообещала приехать, значит я буду ждать, сколько бы времени ни потребовалось. — Теперь он говорил искренне. Это было в его голосе, в том, как он смотрел на нее. Это было в обретенной надежде, которую он излучал. — На самом деле я ждал бы тебя в любом случае. Всегда. Но, как мы видим, это не так стимулирует, как страх потери. Так что зря я сказал тебе это в нашу прошлую встречу на этом месте. — Дело не в страхе, а в том, что… — Она опустила взгляд и задумалась. Можно было просто сказать: «Я люблю тебя», но это он должен еще заслужить. Кэр подняла светлый взор и печально улыбнулась: — Знаешь, есть такая игра, когда соединяют руки и со всей силы сжимают пальцы, пока кто-то не скажет «хватит»? Никлаус взял в ладони ее руку и, погладив подушечкой тонкие пальцы, отрицательно качнул головой. — Это жестокая игра, которая учит очень важным вещам, например состраданию. В этой игре один кричит от боли, а другой его слышит и прекращает эти страдания. Но к сожалению, мы больше не дети, и это, увы, не игра. Это жизнь. И мы не можем прекратить свои страдания, просто крикнув: «Достаточно». Нас никто не услышит. Это просто мы — кричащие в тишину от боли. — Она посмотрела на него со всей нежностью и любовью, которые так боялась почувствовать, и ее голубые океаны наполнились до краев. Перехватив тонкую шею своей пятерней, Клаус притянул возлюбленную и, крепко прижимая к себе, прошептал над ее ухом: — Я хочу стать для тебя тем, кто услышит твой крик… Тем, кто прекратит твои страдания. — Это были мои слова… — уткнувшись носом во впадинку между крепким плечом и горячей шеей, ответила она, прикоснувшись губами к его родинке. — Я ждал тебя тысячу лет, Кэролайн, — отчаянно произнес он, сжимая в кулак копну волос и вдыхая пьянящий аромат. — И я по-прежнему жду тебя. Всегда. В любое время. Двери моего сердца открыты. Невинный поцелуй в макушку и ощущение пустоты — вот что он оставил, исчезая слишком быстро, чтобы она могла удержать. Но теперь она точно знала, что никто и ничто не сможет разорвать эту близость. И сколько бы сил, времени и терпения ни потребовалось на то, чтобы преодолеть все трудности, однажды они будут вместе. Теперь они всегда будут вместе. Связанные невидимой красной нитью. Повенчанные одной кровью, что текла в их жилах.