Дорога в бесконечность

Люди - любопытны по своей природе. Митос знает это и всегда принимает во внимание. Что поделать, он немного параноик... Или не немного, но это не имеет значения. Осторожность и осмотрительность давно стали его второй натурой, мужчина никогда не забывает об этом факте и всегда принимает меры, чтобы не создавать самому себе проблем. Люди слишком любопытны для их собственного блага. Митос знает это слишком хорошо и иногда даже его выпестованного тысячелетиями терпения не хватает. В такие моменты мужчина зачастую с тоской вспоминает те прекрасные времена, когда он мог убить кого-то только за то, что на него посмотрели слишком нагло, и не волноваться о том, что скажут окружающие. Воистину, прекрасные времена, и закончились они совсем недавно - лет этак двести назад. Увы, девятнадцатый век был слишком добродушен, а двадцатый и вовсе разочаровал своими проблесками толерантности и прочими извращениями. Не то чтобы Митос не знал толк в извращениях... Что вы! Прожить больше пяти тысяч лет и не перепробовать все, что только можно? Нонсенс. А Митос всегда был слишком любопытен по своей природе. Он шел туда, вдаль, он смотрел за горизонт и никогда не отворачивался от нового и необычного. Черта, которую он сам в себе поощрял и одобрял. Увы, не все спутники бессмертного были такими же прогрессивными, даже его братья. Сайлас просто жаждал крови, боев и разрушения. Война, во всей своей бессмысленной жестокости. Кронос... Мор, был достаточно противоречив. С одной стороны, он не чурался прогресса, с другой... Тормозил его всеми возможными способами, предпочитая простые вещи. Странно для того, кто являлся олицетворением заразы, ведь вирусы крайне живучи и изменчивы по своей природе. Достаточно вспомнить грипп и чуму. А Кронос прекрасно разбирался в биологии. Впрочем, невзирая на недостатки остальных, Каспиан был отрадой сердца Митоса. Безумный и кровожадный людоед, он постоянно чему-то учился и стремился пополнить знания. Правда, лишь в одной области - кулинарии. Митос до сих пор спрашивает себя, как ему удалось выжить в течение первой сотни лет их братства. Им всем. Это не иначе как божье попустительство, и бессмертие здесь совершенно ни при чем. Каспиан был одержим едой, он настаивал на том, что готовить будет сам, и никакие возражения в расчет не принимались. Поначалу было тяжеловато, но с течением времени Каспиан набил руку, набрался опыта и развил фантазию. Он стал подходить к делу творчески и крайне ответственно, это даже Сайлас, обладатель поистине луженого желудка, признавал, тем более что недостатка в еде не было: пленники не переводились, а приправы - пряные травы, корни, различные ягоды, плоды и фрукты Каспиан, прозванный Голодом, заготавливал при любой возможности впрок. А уж когда они открыли для себя пряности... Это был прорыв. Митос до сих пор с ностальгией вспоминает жаркое с корочкой, которое получалось у его брата просто божественно, и только хмыкает, когда читает о некоторых культурных традициях отсталых народов. А еще он не любит подражателей, ведь копия всегда хуже оригинала, даже если и сделана с претензией на самостоятельность. А еще у Митоса идеальная память, когда ему это необходимо, и превосходная реакция. И великолепные актерские данные. И он всегда умел добывать информацию, а уж в этот компьютерный век... Ха! Он беседовал с Беббиджем и читал его труды, был представлен Аде Лавлейс и с восхищением дискутировал с красавицей о том, как будет развиваться программирование и вообще наука. Он любит этот восхитительный век, дающий возможность пролезть туда, куда пролезть нельзя по определению. Вот и в этот раз он с легкостью вспоминает некоторые весьма интересные факты биографии элегантного светловолосого мужчины и с энтузиазмом погружается в беседу. Они спорят, обсуждая нюансы приготовления артишоков и сонь в меду, блюда, нежно любимого древними римлянами, и Митос усмехается, вспоминая приторный вкус мяса этих нежных грызунов. Он предпочитает полевую кухню, мясо с дымком, и живот мужчины намекающе урчит при мысли о том, что некоторые воспоминания стоят того, чтобы их освежить. Особенно этому способствует самодовольный взгляд блондина и его апломб дипломированного психолога. Митос удерживает на языке шутку о Фрейде и извращениях, которые тот милостиво одобрил, размышляя о том, хочет ли он этого достаточно сильно или своей лени можно и нужно потакать. Но тут собеседник задает тот самый вопрос, и это решает его судьбу. - У вас необычное имя, - задумчиво сдвигает брови блондин. - Никогда такое не слышал, видимо, редкое. Что оно означает? - О, - зубасто улыбается Митос, листая свою память, и тихо хихикает при выборе варианта. Что ж... Он не соврет, это действительно одно из его имен, а его собеседник мнит себя слишком умным. Поймет ли он значение и аналогию? Или нет? Это будет любопытно. - "Кому Бог помогает", - улыбается Митос. Блондин вздергивает бровь, а в следующий момент его взгляд становится хищным и мужчина переходит черту. Он приглашает Митоса на обед. Невероятная наглость. Что ж... Наглость не порок, но она наказуема. Всадник по имени Смерть милостиво кивает и встает. Блондин так ничего и не понял, и сам виноват в том, что с ним вскоре произойдет. Пора освежить некоторые навыки, тем более в домике на озере есть прекрасное барбекю. И это будет иронично и в его духе, ведь кроме того, что его звали Смертью, Митоса также называли и Азраилом. Один из аспектов его личности, который призывали самые отчаявшиеся. Митос кивает, указывая путь своему гостю с прекрасным именем Ганнибал, ухмыляясь всей этой ситуации. Может доктор и умен, но он так ничего и не понял, а глупость человеческая поистине безгранична. В этом Эйнштейн был прав. Что ж, сегодня у Митоса будет прекрасный обед. Он будет пить кьянти, вспоминать Каспиана и те времена, когда его называли Ангелом Возмездия.