Темное солнце вне времени

       Проснувшись, Нейтан чувствовал себя просто чудесно, все вдруг было таким… Нейтан не любил слово «красиво» и его вариации, поэтому сказал бы, что все вокруг было очень «свежим». «Свежесть» — то, чего ему не хватало все это время. Он глянул на собственную руку, которую вчера даже ничем не обрабатывал от ранок, от зубов, просто положил на подушку, сдвинув последнюю под длину руки и сжав в ладони кофту Колдилд, словно её фиолетовый цвет сам по себе какой-то необыкновенный и залечит ранки, и просто уснул под каннабисом, лучшее снотворное, кстати. Все-таки, несмотря на тяжелую боль, в, в основном, среднем пальце, он был рад — рад всему, но в какой-то мере еще и тому, что напоследок связал руки Колфилд — хуй его пойми, что бы она попыталась сделать, будь они у нее свободны. Может затащила бы обратно, даже ударила. Хотя, Нейтан, может, был бы и рад получить от нее удар… Но этого не случилось, так зачем гадать? Встав с кровати, он наконец понял, как ему, блядь, больно, отцепляя засохшую кровь с укуса и кофту. Так он еще и правша, так что, когда пошел в душ, понял, что ему уже совсем не радостно, и, пытаясь набрать смс для Виктории, почувствовал себя лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, потому что телефон пришлось положить на раковину и, аккуратно, набирать одним пальцем сообщение, которым он должен был убедить Викторию забить на свои утренние дела и найти ему аптечку.        — Ебнутый, — заключает, в итоге, подруга, выслушав пересказ вчерашних событий, пока перебинтовывала средний и безымянные пальцы, сделав издевательские два бантика на обоих пальцах, что торчали даже не с внутренней стороны, и засмеявшись, а Нейтану нихуя не смешно:        — Блядь, Ви, ну сделай нормально, — он протягивает последнее слово, нахмурившись, а подруга еще сильнее заливается смехом, осознав ебанутость ситуации. — Да-да, два бантика на пальцах очень смешное зрелище. Пойду умру со смеху.        — Нет, прости, просто я проебываю время, потому что заматываю руку другу, которого укусили… — она пытается объяснить, но только сильнее смеется, едва не упав с кровати: — Колфилд хомяком себя считает?!        — Смертницей она себя считает, — усмехается он, поднося к носу пальцы, принюхиваясь, и начинает кашлять от сильного запаха.        — Эту мазь пришлось положить, потому что ты на ночь не удосужился продезинфицировать пальцы, а особенно средний — она умудрилась тебе в венку впиться.        — В таком случае она не хомяк, а вампир… — Нейтан произносит это очень театрально, будто притворяясь белым Блейдом*, так что Чейз снова начинает смеяться, а у самого Прескотта из ниоткуда появляется желание пойти на занятия, хотя глубоко внутри он понимает откуда — интересно, сначала посыл Грэхема, потом непокорный укус… Ему интересно, с чего такие охуительные изменения.        Прямо перед тем, как они с Викторией зашли в класс искусств, в него прошмыгнул Грэхем, и по-хамски сев на стол, за которым сидела Макс, начал что-то ей говорить, и Нейтан, уже сидя с Викторией, сам не понял, когда наступил тот момент, когда он задержал взгляд на тех двоих и, начав игнорировать рассказ подруги о том, как она ходила по-магазинам, а Тейлор и Кортни вели себя неподобающе подругам, прислушивался к диалогу Макс и Уоррена. Грэхем пытался объяснить, что он не злится на Макс за посыл, и у всех сейчас траур по Кейт, да и сам парень очень расстроен — чушь собачья — так что понимает, почему его послали, да и вообще он всегда будет рядом чушь-чушь-чушь, но Макс верит Уоррену и даже немного улыбается, отчего Нейтана берет злость и разочарование — в его мечтах и представлениях она была не такой доверчивой и глупой.        — Нейт? — Ви пихает его локтем, ожидая ответа и реакции на свои реплики.        — А? Да, — он соглашается, не зная с чем, и Чейз понимает, что её не слушали все это время, обижаясь и складывая руки на груди. — Блядь, Вик, прости…        — Без разницы. Туполфилд вызывает у тебя больше интереса чем лучшая подруга, которая тебе руку бинтовала, вместо того, чтобы краситься и собой заниматься, я поняла, — она взмахивает вверх руками, и Нейтан отрывается взглядом от Макс к подруге.        — Прости, просто засмотрелся… — говорит он и услышав звонок, обозначающий окончание отдыха перед лекцией, провожает взглядом Викторию, что садится за свой столик, а после уходящего Уоррена, и сев за свой стол, снова пялится на Макс. Колфилд, в ответ, наконец поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза, слегка дернув мышцей лица, как бы в знак отвращения — вся в меня, думает он, понимая, что, возможно, прошлой ночью она могла видеть его в зеркало, но не полностью (все еще разница в росте), и, усмехнувшись, наверное, как он сам считает, чертовски обаятельно подмигивает, как бы говоря о их «общем секрете, который она не посмеет говорить никому», и показывает ей перебинтованный средний палец, загибая остальные пальцы назад, кроме безымянного и мизинца — первый он просто держит прямо несколько позади — бинты не дают ему полностью согнуться, а мизинец просто не гнется без безымянного, из-за чего Нейтан сравнивает себя с мизинцем и, поняв, какое это странное сравнение, и оно, почему-то вызывает гнев, вспоминает, что забыл сегодня принять лекарства, но выйти за ними становится вдруг так лень, да и вообще не хочется ничего делать, но Нейтан знает, к чему это приводит, так что наконец просится выйти. Ему, конечно, не отказывают.        Случайно громко хлопнув дверью, вызвал небольшое возмущение учителя внутри класса искусств, но он плевать хотел на это, потому что чувствовал, что снова сходит с ума, слабость в ногах и, одновременно, жуткое напряжение во всем теле. Ему полегчает от лекарств, но до шкафчика нужно еще дойти, а по-пути остро хочется кому-то врезать. Вот бы Грэхэм попался на глаз… Когда он наконец добирается, быстро насыпает в ладонь таблетки, хотя Диазепамом можно было бы и уколоться (и это было бы действеннее), был бы шприц в шкафчике. Но пока он только пытается проглотить капсулы, но на сухую не получается, лекарство, по ощущениям, застревает где-то в горле, а вода в шкафчике закончилась как назло, так что борясь со страхом вдохнуть таблетки и умереть, а именно такой он видит у этого исход, берет деньги и доходит до автомата с газировкой. Запивать лекарства газировкой — тупая идея, потому что Нейтану кажется, что пузырьки царапают слизистую и внутренности, вызывая внутреннее кровотечение. Ох блядь! — пугается он, поворачивая голову вбок и видя пропавшую Рейчел Эмбер, ну да, пора бы мне уже привыкнуть к галюнам, блядь — снова думает он, однако реальность отличается от мыслей и «пора бы», потому что ему дико страшно, хочется, чтобы кто-то пришел и помог, успокоил, наверное даже обнял — но в таком желании он не признается, например Крис**, или мама, или… на ум, почему-то приходит Колфилд, но Прескотт быстро отгоняет образ от себя, …или Виктория… точно! Виктория же знает, что бывает, когда я надолго отхожу… она же придет?…        — Никто к тебе не придет, — холодно говорит Рейчел, и Нейтан закрывает уши, сев на пол, и прячет голову, стараясь досчитать до ста. И действительно, никто так и не приходит, так что когда его отпускает, он наконец возвращается, и слышит от преподавателя нотацию:        — Мистер Прескотт, Вы пропустили половину урока, Вы…        Мистер-бла-бла-Прескотт, Вы бла-бла-бла половину бла… — мысленно огрызается он, а отвечает только короткое, ничего не значащее «извините» да еще таким тоном, словно не извинился, а нахуй послал.        — Хорошо, садитесь. Что с Вашей рукой?        — Мышь одна покусала, — он опускается на стул, и обернувшись, понимает, что «Мышь»… хихикнула? Посмеялась над ним?!        Тебе, блядь, смешно?! А мне ни капли, сука! — сначала злится он, а потом, усмехнувшись, тихо шепчет себе, смотря на все еще дрожащую ладонь и забинтованные пальцы: — Сумасшедшая сука… пожалеешь еще, что связалась со мной… — хотя она, по-сути, если не считать тренинг, с ним не связывалась и все это начал он.        После уроков Нейтан прогуливался по кампусу, думая, то снова о Марш и её, эдаком, «алтаре прощания» с цветочками и свечечками, то о Колфилд — о её действиях, словах, и думая о ней, в голову въедалось, как она вгрызется в пальцы и как мило воркует с Уорреном — это вызывало злость и желание нажраться таблетками с наркотиками, и перейдя от тех тем, к теме «нажраться» — на ум приходил только Вортекс. Сейчас было рискованно организовать вечеринки, потому что вся эта история с девочками-самоубийцами еще не улеглась, а вот будь Кейт жива, спаси её кто — еще бы куда не шло. Меня бы кто спас, — вздыхает Нейтан, кидая сигарету под ноги и затаптывая носком ботинка до тех пор, пока не перестанет дымиться, но вечеринку надо устроить… — все же решает он, набирая сообщение Виктории и ожидая ответа. А ответа все нет. Ни через час, ни через два, хотя в сети висит — неужели обиделась? Этого еще не хватало. Он просто не знает, что делают с обиженными девушками, так что решает просто переждать. А пока поохочусь на Макс.        Узнав, опять-таки, от очередного умельца, где Колфилд находится, и переведя умельцу деньги на счет, добирается до нужного места, точнее, одной из скамеек, но Макс там не застает, точнее… его преследует странное, необъяснимое ощущение. Вроде бы видел, а вроде бы нет… чертовы лекарства. Если так подумать, вот подкараулю я, а дальше? — спрашивает он себя, и понимает, что дальше будет… черт его знает, что будет дальше. Как минимум — спросит, какого она делала на том же тренинге, что и он — не спроста же это все.        Ему казалось, что она постоянно скрывалась из виду, словно знала о его действиях наперед, постоянно парируя его попытки идти следом — и это злило очень. Впрочем, она не учла, что шизофреники, по большей части, весьма настойчивы и спустя какое-то время, он видит Макс просто стоящей, не пытающейся убежать. Нагнав, он, опешив даже на какое-то время, посмотрел ей в глаза — она же, в ответ, смотреть на него не стала, уставившись в одну точку, и даже диалог не начинала, а когда из носа пошла кровь — утерла её рукавом, все еще не начиная диалог, что, немного, успокоило Нейтана. В темноте той комнаты он не успел оценить её внешний вид, а в классе просто не присматривался, сейчас же лицо было видно идеально — ненормально бледный оттенок кожи, словно она не ела с тех самых пор, как Марш с жизнью покончила, белок глаз выглядел сероватым, а кровь немного отдавала в темный — «свежая» — думает он в контексте «красивая», и борется с желанием макнуть в нее палец, как в кетчуп, и слизать с пальца.        — Что ты делала на тренинге, на который хожу я? — наконец спрашивает он, причем, удивительно спокойно, облизнув свои губы, неожиданно понимая — Колфилд может ответить на почти что все его вопросы — потому что то же говорила Марш позади, а он говорил самому себе — если это, с какого-то черта, обострение — мне нужны лекарства.        — Я не знаю, как так вышло, что я записалась в твою группу, — отвечает она, и напряженно обращает взгляд к нему, стараясь не делать лишнего.        — Анализируешь меня?! — шипением через зубы спрашивает он, сам даже не догадываясь, к чему это сказал вообще, видя на её лице такую эмоцию, словно она уже слышала эти слова, да еще и довольно-таки давно, хотя на его памяти ничего такого не было.        — Нет, — спокойным тоном выдыхает она, но напряженное удержание каждой мышцы заметно, потому что ему это знакомо — прямо как я, во время приступов, и наталкивает спросить:        — Ты больна? Чем?        — Я не знаю, — отвечает Макс, нервно сглотнув, пока по её губе скользит новая капля крови. — Я боюсь обследоваться. — Нейтан усмехается — ему это так знакомо, что вызывает сострадание…?. — Отпустишь меня, пожалуйста? — вопрос настолько аккуратен, что Прескотт путается, снова не понимая, что творит:        — Ты реальная? Или как Марш или Рейчел? — спрашивает он, попятившись, зачем-то держа руку на своем пистолете.        — А ты? — она сомневается в ответ, а потом, тоже пятится, забегав глазами. — Я реальная… а ты?        В Нейтане вдруг просыпается что-то человеческое, такое теплое и «свежее», незнакомое ранее — сострадание к себе подобному, и такое сильное что он хочет предложить свои таблетки, но вместо этого, почему-то, начинает кричать: — Беги! Пошла вон! — и она послушно срывается с места. Ебучие лекарства и ебучая болезнь, идите вы нахуй…