Контроль доверия

      — Сегодня. Давай… сегодня.       Слова Юри, неловко-сладкие, с капелькой тягучего страха, но всё-таки уверенные, взбудоражили сразу. Обняв себя за плечи, Виктор вжался лопатками в кафельную стену. Он был уже в душе с добрых полчаса, изводя себя предвкушением и прохладной водой. Ожидание таких простых слов на самом деле уже давно извело его намного больше. Распалило, свело с ума — как всегда.       Как всегда, Юри переворачивал весь его мир. Вот и сейчас талый лёд под ногами и вместо неба, шагнуть можно только в пустоту. Вот она — беспомощность, от которой Виктор бегал долгое время, но сам попросил Юри подарить её ему.       От холодной воды морозно, и Виктор провёл ладонями по бокам, разгоняя дрожь. Невесомо скользнул пальцами по бёдрам и запрокинул голову, ловя губами воду. Холодно, страшно, плохо… Чертовски хорошо.       «Виктор, ты гребучий мазохист», — хохотнул совсем поехавший рассудок, и Виктор согласен с ним на все сто. Ему это нравится, ему этого хочется — контроля обожаемых ласковых рук. Чтобы они разгоняли по коже дрожь, чтобы собирали с ключиц капли пота. Ощущать их внутри себя, задыхаться от боли, удовольствия.       Юри сам задохнулся в беспомощном хрипе, когда месяц назад Виктор предложил ему фистинг. Наверное, и сам Виктор переворачивал ему мир, выманивая на свет тёмную сторону их любви. Без напускной мишуры красивых слов оно ведь такое и есть, это чувство. Под резной, усыпанной блёстками маской любовь — лишь эгоистичная жажда обладать, контролировать и упиваться этим. Вот где пьянящая искренность и сладкая сердцевина.       Юри на самом деле всё это знал — Виктор это видел. Юри этого хотел. У него уже не получается этого скрывать, не получается затмить нежностью стойкую жажду его, Виктора, покорности. Когда Юри вдавливал его в кровать, до боли сжимая запястья на резких толчках, Виктор это видел. В такие моменты Юри трахал его и взглядом и слизывал с губ хриплые стоны.       Юри давно уже контролирует его душу. Даже странно, что порой он боится полностью контролировать его тело. Ему всё ещё нужна просьба, нужно разрешение.       — У тебя уже губы синие. Простудишься же, — с небольшим укором пробормотал Юри, отодвинув дверцу душевой, и Виктор механически облизнул губы. Протянув руку, Юри выключил воду. У него тут же намок рукав футболки, и Виктор завороженно проследил за струйкой воды, скользнувшей во впадинку локтя.       — Пойдём, — Юри протянул ему ладонь, и Виктор медленно обхватил её своей. Ноги отчаянно скользили по кафелю, не слушались. Холодный душ будто вымыл из тела все силы, оставляя лишь обескураженную, беспомощную, такую дурную душу, которой и хочется, и боязно скользнуть в тёплые ладони и махровое полотенце. Юри накинул ему на голову ещё одно, и перед глазами мягкими волнами качнулась тьма.       — А ты горячий. Согреешь же меня, — выдохнул Виктор. Под полотенцем было видно лишь плечо Юри и его шею. Виктор уткнулся носом в тёплую кожу, лизнул кончиком языка лёгкий загар. В махровой темноте, казалось, тут же мелькнули солнечные вспышки. Наверное, он и правда слишком долго пробыл в душе.       Юри осторожно провёл его за собой в спальню, так и держа за ладонь. Из-под полотенца как раз были видны кончики его пальцев в собственной ладони, и Виктор легко провёл по ним своими, самыми подушечками, совсем незаметно. Достаточно для того, чтобы оттаять от морозной воды и вспыхнуть ультрафиолетовой солнечной жаждой.       Ладонь Юри тоньше и изящнее его собственной. Пальцы чуткие, длинные. Музыкальные. И пусть Виктор давно уже знал каждую струнку его тела, теперь уже Юри пробовал его мелодию на ощупь и на вкус. Дирижировал оттенками противоречивых чувств, незаметно поменяв порванные когда-то струны.       Слепо рухнув на край кровати, Виктор запальчиво притянул к себе обожаемую ладонь, прижался губами к костяшкам и прикусил подушечку большого пальца. Сегодня этим ладоням придётся довериться как никогда. Наверное, должно быть страшно, но единственное, чего Виктор боялся — что Юри всё-таки передумает.       Свободной ладонью Юри взъерошил его волосы через полотенце, уютно похлопал кончиками пальцев по макушке — как всегда, когда знал, что просто слов: «Я рядом, я с тобой», — так чертовски мало, чтобы передать всё тепло, которое сложно уложить в несколько слогов. Виктор мягко поцеловал тыльную сторону его ладони, и Юри погладил его по щеке, прежде чем обеими руками осторожно начать вытирать его волосы, прядь за прядью. Чуть позже он помассировал шею и плечи, расслабил пальцы, и оба полотенца скользнули вниз тяжёлой волной.       Широко расставив ноги, Виктор за пояс притянул Юри к себе и прижался носом меж рёбер. Сердце Юри громко ухало в грудной клетке, обгоняя ритм ускорившегося шумного дыхания.       — Я тебе верю, — негромко проговорил Виктор, вслепую поглаживая пальцами пару проступающих под кожей позвонков над поясницей. С неохотой отодвинувшись от Юри, он прополз к середине кровати и расслабленно упал на простынь. Тепло от разогретых массажем плеч плавно растекалось по всем мышцам, даже кольнуло искрами кончики пальцев на ногах, и недавняя нервозность растаяла без следа. Осталось только тёплое спокойное предвкушение. И вера, конечно же.       Виктор прикрыл глаза, проваливаясь в шорох одежды и взволнованное дыхание. Он слепо потянулся навстречу поцелую, когда Юри спустя пару минут навис над ним, прижимаясь горячим боком. Они целовались медленно, неторопливо, и Виктор податливо растворялся в ощущениях. Юри дразнил его, осторожно прикусывая кончик языка и оттягивая зубами нижнюю губу. Пару лет назад он краснел даже от обычного чмока в щёку, и Виктор пьянел ещё и от мысли о том, что именно он сам выманил на свет и приручил его раскрепощённую натуру.       Юри гладил его по груди и животу, щекотал кончиками пальцев напряжённые мышцы и мягко ловил губами каждый заполошный вдох. Он давно уже прознал, что у Виктора чувствительная кожа около пупка, и научился этим пользоваться, чтобы за мгновения вырвать из губ Виктора хриплый стон. Он кружил по коже сначала почти невесомо, царапая лишь самыми кончиками ногтей, потом надавил ими сильнее, и Виктор вжался носом в его скулу, делая глубокий вдох. Но через пару секунд Юри отстранился, через мгновение наклоняясь и щекоча кожу живота кончиками чёлки. А после — осторожно лизнул впадинку пупка, толкаясь в неё языком.       Виктор сдавленно охнул, давясь вздохом, и накрыл ладонью его голову, зарываясь пальцами в волосы. Юри снова удивил его — как всегда. Он вылизывал его живот аккуратными быстрыми движениями языка, словно кот, но его настрой сменился, когда он, разведя колени Виктора в стороны и устраиваясь меж них, коснулся губами головки его члена.       Он лизал его медленно, тягуче, плавно заглатывал и щекотал дыханием. Приподнявшись на локтях, Виктор уставился ему в лицо. Делая ему минет, Юри всегда смотрел ему в глаза. Как и сейчас, изящно прогнувшись в спине, помогая себе руками, он держал Виктора своим взглядом — тёмным, но с рыжими отблесками кипящего масла на радужке.       Член уже напрягся, в паху волнами накатывал жар, он же и растекался тягучим теплом по всему телу и гудел в голове самой яркой мыслью: «Как же хорошо». Юри, выпрямившись, размял ладонью затёкшую шею и замер на несколько секунд. У него беззвучно зашевелились губы, и Виктор сгрёб пальцами складку на простыни. Юри всегда считал про себя до десяти, чтобы успокоиться перед чем-то важным. Обычно это происходило перед выходом на лёд или же когда в сексе Юри был сверху. Он всегда пытался себя контролировать, чтобы не…       — Знаешь, я всегда боюсь сделать тебе больно. Сейчас я, наверное, в ужасе, — тихо пробормотал он, перегибаясь через край кровати и вытаскивая из-под неё небольшую банку смазки. У него немного дрожали пальцы, и он не сразу натянул на правую ладонь тонкую медицинскую перчатку. — Виктор, почему ты такой сумасшедший?.. И почему я такой же?       В перчатке его прикосновение ощущалось мёрзлым и чужим, и Виктор неосознанно дёрнулся. Юри сначала нерешительно замер, а после погладил его по колену другой рукой и, наклонившись, потёрся об него щекой.       — Я справлюсь же? — выдохнул он, наклоняясь ещё ниже и целуя Виктора в бедро, и тот, кое-как собрав тающие мысли, всё же уверенно ответил:       — Я знаю это. Иначе бы не попросил.       Юри медленно открутил крышку с банки и зачерпнул пальцами прозрачную смазку.       — Но почему… это?       Он сосредоточенно грел смазку пальцами, и Виктор завороженно следил за её влажными отблесками на перчатке.       — Хочу тебя настолько близко… прочувствовать, — задохнулся он последним словом, когда Юри, наклонившись, коснулся его ануса самым кончиком пальца. Сказать хотелось так много, признаться в собственной жажде принадлежать Юри до самых немыслимых границ, но слова пропали в коротком стоне, когда тот медленно толкнулся в него холодным пальцем. Виктору уже было не привыкать быть снизу, они не придерживались чётких ролей в постели, поэтому он чуть поёрзал, дёрнув бёдрами и насаживаясь на палец затаившего дыхание Юри.       Он всё так и вглядывался Юри в лицо, жалея о том, что не мог пока прикоснуться губами к покрасневшим и наверняка пылающим скулам. Плотно сжав губы, Юри осторожно проник в него ещё одним пальцем, шевельнул обоими, немного разводя в стороны, и Виктор с шумом выдохнул воздух.       — Это сложно, но ты постарайся не напрягаться, — медленно проговорил Юри, вытягивая пальцы и снова цепляя ими смазку, и Виктор кивнул, откидываясь головой на подушку. Задумчиво покусав нижнюю губу, Юри подсунул ему под бёдра вторую, и Виктор нервно хихикнул:       — Твоя же…       — Ей за честь будет, — с лёгкой улыбкой отозвался Юри, и из его голоса ушло немного напряжения.       Он снова толкнулся в анус Виктора двумя пальцами сразу, двинул ими назад на сантиметр — и снова вперёд, а после чуть согнул их, задевая кончиками простату, и Виктор хрипло охнул, чувствуя, как в член снова хлынула острая волна жара. Третий палец Юри, на контрасте туго проталкивающийся в него с морозцем смазки, рассёк все ощущения на разномастные осколки. Виктор не сразу сообразил, что затаил дыхание, что не сразу услышал заполошное: «Пожалуйста, расслабься». Голос Юри долетал отголосками эха, и Виктор, кое-как снова сосредоточившись на его лице, сделал пару медленных вдохов и выдохов.       Четвёртый палец принёс ощущения стойкой гудящей боли, и собственный стон показался Виктору слабым скулежом. Юри тут же замер, а после его свободная горячая ладонь легла Виктору на живот. Пальцы снова царапнули кожу около пупка, пара скользнула во впадинку, погладила изнутри невесомо, осторожно — так же, как и скользкие пальцы в анусе. Юри растягивал его терпеливо, хоть и жёг кипящим, как масло, взглядом щёки, когда время от времени вглядывался Виктору в лицо.       Виктор не знал, сколько времени прошло — казалось, пролетела целая вечность с тех пор, как Юри изучающе начал поглаживать его пальцами изнутри. Он слегка сгибал их, разводил в стороны, даже вытаскивал целиком. Виктор смутно замечал влажные звуки хлюпающей в пальцах смазки. Все тепло тела, казалось, бросилось именно туда — в гудящий тягучей болью анус к чутким пальцам. Собственные пальцы Виктора, казалось, жгло холодком. Щекам тоже было холодно — морозом щипали кожу иногда медленные слёзы.       — Немного ещё. Пожалуйста, Виктор… — глухо и в то же время остро проговорил Юри, и Виктор быстро заморгал, не сразу понимая, что Юри проник в него всей ладонью. Напряжение и ожидание этого момента весь последний месяц ухнуло в грудной клетке, сжимая лёгкие, и Виктору на миг показалось, что ладонь Юри проникла и туда, царапнув по рёбрам.       Юри не двигал и кончиком пальца, давая привыкнуть к ощущениям, но боль от растянутых почти до предела мышц растекалась кипящей лавой по всему телу, выбивая из колеи, и Виктор сдавленно застонал, теряясь в ней и не зная, хочет ли он продолжать. Или же — всё закончить.       Но Юри не изведал весь его предел, до которого было совсем чуть-чуть, но казалось, что целая бесконечность. Юри сжимал пальцы медленно, миллиметр за миллиметром, и Виктору казалось, что всё его существо, вся его энергия именно там — в этих мучительно-чутких пальцах, которыми Юри запирал её в клетку собственного кулака. Клетку боли, клетку сладкого сумасшествия, клетку бесконечного доверия.       Собственное имя в голосе Юри только и держало остатки разума вне этой клетки, но только для того, чтобы ощущать всё предельно остро и ярко. Когда Юри начал медленно разгибать пальцы, Виктор снова потонул в накатившем на тело жаре. Ведь другой ладонью Юри сжал его член, начав быстро дрочить ему в тот момент, когда вытянул пальцы из его ануса, оставив болезненную пустоту.       Возбуждение нахлынуло быстро и сошло выбивающим за пределы сил оргазмом. Даже не пытаясь свести колени — всё равно бы не вышло — Виктор, почти не моргая, вглядывался в Юри, цепляясь сознанием именно за плывущий перед глазами силуэт и тёмно-тёплые глаза. И за хриплый стон, с которым Юри кончил к себе в ладонь — ту самую, в скользкой блестящей перчатке.       Юри приник к нему чуть позже, после того, как нашёл силы кое-как привести всё в порядок.       — Всё-таки больно было, — с грустью пробормотал он, ведя губами по дорожкам слёз. Он помог Виктору перекатиться на бок, и тот обессиленно уткнулся лбом в его плечо. И улыбнулся, зная, что Юри его улыбку почувствует — у того это всегда получалось. Пусть сейчас нет сил сказать, голос бы сейчас вышел хриплым карканьем не более, но Виктору хотелось, чтобы Юри знал — это была чертовски приятная боль.       И Виктор обязательно уговорит Юри это повторить.