Уже не сказка.

…Лезвие бритвы Виктор у него выхватывает за полсекунды до того момента, когда, наконец решившись, Георгий вдавливает острый край в кожу и завороженно смотрит, как падает на воду первая капелька. За полсекунды до того, как рвануть. Единственное, о чем он сожалеет, – что не решился раньше. Мила утирает слезы и шмыгает носом, совсем как маленькая девочка. - Гоша… Гошенька… ты ж ласковый такой… был… Совершенно не та форма имени, на которую он отзывается. Потолок разбит на квадратики и яркие лампочки. А Виктор сидит рядом, сжимает руку на воротнике и с рычанием интересуется, «какого черта произошло». - Гоша… - Георгий. - Гошенька... - Нет. Виктор с рычанием выдыхает и ворчит про то, что от пощечины «этого ублюдка» спасает только недавняя пластическая операция. Жаль чужое произведение искусства портить. - Витя! - М? - Не кричи на Гошу… он же не просто так… Милу жалко. Мила искренняя. Только это не его имя. - Георгий. Пусть бьет. Рыдания становятся громче. Как обидно, что не успел. Перетянутая рука слегка ноет, но совсем ничего страшного – он только проткнуть артерию успел, «остановится раньше, чем я тебя прибью», высказался Виктор. Виктору надоедает примерно через полчаса. Не сумев добиться внятного ответа, он уходит, хлопнув дверью, – «проветриться». Мила почти сразу пересаживается ближе, накрывает пледом. Сестренка. Георгию становится тошно. И вроде бы действительно холодно. - Спасибо. - Ты только больше так не делай, ладно, Гошенька… ой. Георгий. - Юра. Если иначе совсем никак. Поступок начинается казаться глупым уже после нескольких минут, пока тонкие пальчики перебирают пряди на макушке. Сестренка. - Не делай так больше. Пожалуйста. - Хорошо. Он утыкается в подушку, пытаясь сдержать дрожь. Сдается. Кашляет долго и мучительно, больше давится слезами, всухую, зло, отчаянно. Виктор курит у открытого окна на кухне. Курит он редко – после хорошего секса, после отчаянной опасности, в минуты судьбоносных раздумий. Наполовину сгоревшую сигарету спустившейся Миле Виктор отдает молча. - Уснул, - отвечает Мила на незаданный вопрос. Затягивается красиво и долго. - И о чем вы полтора часа болтали? Осуждающий взгляд встречает циничная усмешка. И исчезает. - Ну, Милён? - Это он полтора часа молча рыдал. Виктор ругается. На русском, на французском. Щелкает зажигалкой и дополняет парой немецких выражений. - Еще итальянский забыл, - подсказывает Мила. Виктор смеется, но невесело. - Попробуем завтра утром поговорить. Ну не запирать же его. Братика твоего… Ночью Виктор включает скайп, разговаривает от силы десять минут. И еще три часа медлит выключать связь, благо собеседника не смущает наблюдатель. Неважно, что нужно делать – есть, заниматься сексом, спать… Виктор смотрит на спящего и успокаивается сам. - Ты прав. Кристоф мне нужен здесь. Люблю тебя, - шепотом произносит он, хотя и уверен, что услышан не будет. И закрывает крышку ноутбука. - Милый, скажи мне, ну и что за перфоманс? Георгий вздыхает покаянно и уже устало. Его ни на минуту не оставляют одного. Впрочем, заслужил. Кристоф в этой карусели видится только элементом. Но приятным. - Виктор сказал? - Виктор курит. Первый раз за год. - А что было год назад? - Милу сбила машина. Он обнимает себя за колени. - Мне казалось, я сплю, это наркотик, грезы, туман. Я хотел проснуться. Я был уверен, что нужно умереть, чтобы вернуться. Кристоф садится рядом. - Виктор так и не поговорил с тобой? - О чем? Тут привычка у всех, что ли – по голове гладить… но приятно. - Помнишь, я говорил – тебе некуда возвращаться? И не позволят. Он попытался… несколько иначе. И по этой причине тоже. - Да. - Виктор с тобой не беседовал ни о чем таком? - Нет. - Хочешь? Георгий поднимает голову. Он хочет домой. Подальше от этой макабрической реальности. Только вот где его дом? В каком городе? Его там ждет хоть кто-нибудь? - Хочу. - И после ты не станешь повторять ничего подобного. - Хорошо. Существует много иных способов. Потолок разбит на квадратики. Но света от окна хватает, лампы не слепят. - С чего мне начать, милый? Он задумывается. Действительно задумывается. Вряд ли Кристоф знает, кто он на самом деле… - Виктор в первый день что-то упоминал про тюрьму. Кристоф кивает. - Все верно. У тебя новая жизнь. Альтернатива – тюремное заключение. В зависимости от того, что ты совершил. Реальность искажается снова. Как на картинах Мунка. - Я что-то сделал? Я не помню. - Иначе бы не попал сюда. Георгий укладывается на бок, осторожно трогает кончиками пальцев край рубашки собеседника. Ему нужен физический контакт. Доказательство того, что происходящее реально. - Но тогда получается, что Виктор… - Возможно. - И Мила?.. - Да. - И… - Я. Да, милый. О, прости, Джордж. Георгий качает головой – ничего, оговорка сейчас такая мелочь. - А я могу узнать, за что Виктор?.. - Некорректный вопрос. - Да. Прости. Теперь пауза чуть больше. Но все же он вздыхает. - В таком случае ты можешь мне сказать о себе? - Наркотраффик. Георгий не находит, что ответить. Сглатывает. Не верит. Мягкий в общении, соблазнительный, такой домашний в своих очках с круглыми стеклами, Кристоф – и наркоторговля? - Курьер? – наугад интересуется он, хотя шестым чувством понимает: вряд ли. - Обижаешь. - Прости. Кристоф посмеивается, ласково проводит по виску, по скуле – пока Джордж лежит рядом, лежит спокойно, все неплохо. Пока разговаривает – отлично. - Расскажи… еще. Георгия обнимают, мягко затаскивая к себе спиной на колени, помогают устроить голову на сгибе локтя. - Около десяти лет назад был синтезирован очень сильный наркотик. Изначально использовавшийся как обезболивающее в косметической хирургии, в больших дозах он вызывал амнезию и полное подавление воли объекта. Естественно, он был запрещен. Официально. Как только закон вступил в силу… понимаешь? - Черный рынок. - Верно, Джорджи. Прибыльно было. И опасно. - Ты… - Именно. Рассказать еще? «Нет, не надо», - закрывает Георгий глаза. И отвечает совсем другое. - Да. Пожалуйста. - Виктор попал под первую волну. Отходил очень тяжело. Понимаешь, человеческие ресурсы неисчерпаемы… почти. Какие-то воспоминания сохраняются и всплывают. Виктору постоянно казалось, что его зовут родители. Или что он слышит лай своей собаки. В то время было опасно и безумно, возможно, Виктор из неплохой семьи и ничего не совершал. После первой облавы под отбор попадали уже те, кого точно не хватились бы. - А почему… почему тебя? Кристоф коротко посмеивается. - Метафорично говоря, милый, власть сменилась. Виктор на правах постоянного любовника часто ночевал у меня, поэтому облава его не накрыла. Однако понадобилось убрать всех, кто до того стал хоть немного узнаваем… Йозеф предлагал мне разобраться только с пластикой. Я не согласился. - То есть - сам? - Ну, я же знал, чем торгую. Феерическими дозами для подпольной хирургии. - Поэтому все о себе помнишь? От поцелуя в висок щекотно. И спокойно. Ведь Кристоф так спокойно рассказывает о себе… - Память избирательна. Нет, я ничего не помню. Но в курсе, потому что Йозеф не скрывает от меня факты биографии. И ничего не знаю о своем… хм, гражданском прошлом. Потому что не знал Йозеф. Кристоф совсем не выглядит расстроенным или несчастным. В мысли Георгия впервые закрадывается вопрос: а, может быть, все не так уж и плохо?.. - Об этом должен был тебе рассказывать Виктор. - Нет… ничего такого. Под подбородок поддевают, вынуждая запрокинуть голову, всматриваются в глаза – долго, внимательно. - Теперь скажи мне: более ты не станешь ничего подобного делать? - Нет. Не буду. Кристоф отпускает, удовлетворенно кивнув. - Тебе очень нравится Мила, но с ней лучше… ее лучше не тревожить. Она твоя сестренка, так? Защищай ее. А разговаривать о чем угодно можешь со мной или Виктором – на твой выбор. Но больше не пытайся совершить ничего подобного. Запомнил? Под обаятельной улыбкой проглядывает что-то… такое же жесткое, как в глазах Виктора в тот первый день. Георгий вздыхает. - Еще вопрос можно? - Сколько угодно, милый. - Что это за город?.. Он нереальный. Французский, итальянский, английский, что-то еще, я не понимаю, что… иногда немецкий Кристоф смеется. Кристоф наклоняется и целует его в лоб. - Женева, милый. Город, который дарит покой и будит фантазии. - Рад тебя снова видеть, мой красивый вежливый мальчик. Георгий неуверенно улыбается. Жесткий присмотр, который установил за ним Виктор, в последние дни немного ослаб. Сам виноват, конечно, - но что уж теперь искать вину в себе и своей нерешительности. Виктор утром просматривает почту, кроша печенье на клавиатуру, и смеется. - Надо же, какой образ! Милён, хочешь феерию? Подходят и Мила, и Георгий. На экране открыты две фотографии – на одной взгляд через плечо, полный сомнения, неуверенности, притягательный и порочный. Георгий и не подозревал, что так он может так выглядеть. На второй – почти в полный рост. Как раз в тот момент, когда Кристоф сдвигал с поясницы ткань, обнажая нарисованную татуировку. - Вполне себе шикарно. Хм… у тебя руки связаны, что ли? Георгий пожимает плечами, пододвигая стул и садясь рядом с Виктором. - Лента. Не держит, аксессуар. Так сказал Кристоф. В конце растрепалась, я придерживал конец. - И нам еще претензии предъявить пытались. Я в восторге. Негативном. - Это плохо? - Для тебя – нет. Он хочет продолжение. Ты согласен? Георгий судорожно втягивает воздух. - Так же? В смысле… Кристоф тоже, да? - Именно. - Да. Мила за плечом тихо взвизгивает. Неужели она так боялась, что он откажется? - Только попроси, чтобы все фото скинули… Виктор хмыкает и что-то настукивает, едва не уронив каплю джема на клавиши. - А мои уже не просишь. - А ты живой тут есть. И опять спалил кофе! - Упссс… Виктор подрывается на кухню, Мила идет следом. В уголке экрана всплывает сообщение. Георгий наклоняется ближе, читая. Пожимает плечами, поднимается, задвигая стул обратно. В самом деле. Мало ли кто Виктору может писать «люблю, мой принц». Мало ли кому он отвечает «тоже». Мало ли кого гример называет так же, как называет сейчас его. Но в этом нет совершенно ничего неприятного. - Я тоже раз вас видеть. - Больше не болят шрамы? - Почти нет. - Значит, следующий раз мы попробуем что-то более сложное. Пока что ему снова рисуют татуировки, время от времени сверяясь с фотографиями на столике. Плечи, поясница. - Так, так. Не облизываться, помнишь? - Да, конечно. Георгию даже немного весело – ему так легко присвоили титул «некапризного чудо-мальчика», а ведь он никаких усилий не прилагал! - Вы уже готовы? – возникает Кристоф на пороге. – Моя очередь! - А вот и капризный мальчик присоединился… Кристоф даже смеется первым, жеманно надувая губы. - И слова не скажи, сразу капризный! - Посмотри на меня… вверх, в сторону. На Кристофа. Георгий послушно исполняет, Кристоф картинно прижимает руки к груди. Пронзен и очарован, кажется, как-то так. - Хочешь подождать Криса здесь? - М… это возможно? - Почему и нет?.. Жертва этих чудесных глаз, сядь и не мельтеши. - Мне в школе говорили, что нельзя отвлекать гения от работы. Кристоф подмигивает, Георгия мягко хлопают по макушке. - Красивый вежливый мальчик, который еще и любезничает. В прошлый раз ты выглядел намного более грустным и молчаливым. - Эм… - Надо ведь ответить что-то подходящее? – Сегодня я знаю тему. Знаю, с кем буду… работать, - получается произнести и не запнуться. Хорошо. Почти идеально. - Действительно. Крис, не вертись! Мой красивый мальчик, сядь где-нибудь, не отвлекай «гения за работой». Георгий быстро оглядывается и подтаскивает низкий пуф, устраиваясь около дивана. - Здесь можно? - Конечно… Кристоф Джакометти! - Ммм?.. ну мне же интересно, где обосновался мой пират. До треуголки Георгий дотягивается без труда, надевает, шутливо салютуя. - Уже играешь, милый? - Если хочешь. - Хочу. - Тогда да, - соглашается он, поправляет треуголку, передергивает плечами, намеренно зло косясь из-под края шляпы. – Ненавижу… таких, как ты. Пафосных. Что останется от придворного, если лишить его яркого оперения?.. Пшик. Ничего. Кристоф пытается не смеяться. - Ты все равно сидишь у моих ног. - А куда деваться?.. - Крис, прекращай болтать. А то я возьму алую помаду… - Ммм, заманчиво… ой. Молчу, молчу, пощады! – тишина длится недолго. Кристоф задумчиво выдыхает, уже замерев. – Мне определенно нравится ключ. - Прости, что?.. - Кристоф Джакометти! - Простите, это я его провоцирую, видимо. Гример сосредоточенно вырисовывает тонкую линию, отвлекается на палитру. - Он говорит о том, мой красивый мальчик, что ему нравится ключевой момент сцены. Обычно это какой-то кинк. Обыгрываемая ситуация. - Ключ… то, что я сижу около его ног? - Именно, чудо-мальчик. Георгий тоже примолкает, тщательно обдумывая. Кажется, он не против. Совершенно точно. Не против. - Серьезно? – удивляется Кристоф, легонько тормошит, заигрывая. Каждый расслабляется по-своему. Кажется, для Кристофа это – соблазн все в радиусе пары метров. – Ты не против… повторить для камеры? Какой приятный сюрприз. - Ты сказал, тебе нравится ключ. А Виктор утром упоминал, что сегодня… нужно будет что-то откровеннее. Чтобы я был к этому готов. - И ты готов? Полностью согласиться у Георгия не получается, Кристоф ободряюще трепет по плечу, выше рисунка. - Ты пока отлично справляешься. Георгий украдкой трогает повязку на руке, скрытую ярким платком, и думает, что совсем не отлично. Слишком нерешителен. Или наоборот – слишком легко сдался? Когда Кристоф, посмеиваясь, усаживается в кресло с высокой спинкой и резными подлокотниками, он и впрямь выглядит почти по-королевски. Посылает в камеру воздушный поцелуй. Георгий совершенно искренне начинает себя чувствовать себя лишним – и хорошо бы, он просто постоит у стены, ладно? Не ладно. - Иди, встань рядом, - коротко буркает фотограф. – Пока вас опять не повело, хоть пару кадров для затравки сделаю. Встань – так встань. Георгий останавливается чуть сзади, сжимает пальцы на резной шишечке, венчающей спинку кресла. - Еще сделайте скорбные лица, и можно отправлять в альманах «семейное фото в ателье». Кристоф смеется, запрокидывает голову. - Милый, над нами неприкрыто издеваются. Это плохо? - Это плохо, - соглашается Георгий, промедлив пару секунд, прежде чем принять протянутую ему руку. – Это просто недопустимо. - Надо как-то исправлять, милый. Если честно, он действительно ждет подсказки. Сесть на пол сейчас? Ключ?.. - У тебя ведь далеко не робкий характер, раз в пираты подался. Был растерян, но теперь понял, что с тобой не будут плохо обращаться. Хотя и свободу не вернут. - Это раздражает. - О, хорошо. Ты вынужден подчиняться. Но – помнишь? – в какой-то мере тебе нравится. - Пытаться выяснить границы допустимого или границы того, что нравится? - Как тебе больше хочется, милый. Хочется – дерзить. Георгий намеренно громко хмыкает, резко выдергивая пальцы из ладони партнера. Усаживается на ручку кресла боком, скрестив руки на груди и досадливо кривясь. Даже плечами передергивает, когда посмеивающийся Кристоф мягко придерживает за талию. Это точно одобрение. - Неужели… вперед, ребята, вас снимает нескрытая камера. Какое-то время он сидит, рассеянно наблюдая за тем, как пальцы Кристофа вырисовывают по колену и бедру замысловатые узоры, в чем-то повторяющие татуировку на плечах и пояснице. - Боже… Кристоф, твой партнер всегда будет зависать в начале сессии? - А вам все не угодишь. То почему зависли, то снимать не успеваем… - ворчит Кристоф. – Милый, что-то не так? Георгий встряхивает головой, слегка виновато. - Извини. Это… нет, просто извини. Что мне нужно делать? - Джордж. Если что-то не так, они пройдутся на тот конец перевала Сен-Готард и обратно со своими камерами пешком. Теперь становится даже стыдно. Он размыкает замок из скрещенных рук на груди, ловит партнера за руку, не задумываясь, переплетает с ним пальцы. - Просто… было приятно. - Милый, чуть позже – всё, что пожелаешь. Сейчас - сыграй. Хорошо? - Да. Прости. Что мне делать? Ключ?.. - Если сможешь. Фотограф уже и не вмешивается, смирившись с тем, что с этим партнером Кристоф болтает больше, чем с кем-то еще. Но работают оба качественно – и пусть их, раз разговоры заводят. Но облегченного и нетерпеливого восклицания все же не сдерживает, когда Георгий поднимается, позволяя удерживать себя за руку. Кривится, наклоняется… опускается на одно колено сбоку от кресла. Словно не находящий себе места зверь. Встряхивает головой, позволяя забрать треуголку, укладывает руки на подлокотник, сверху голову, смотрит пристально. Вызов, а не соблазн. Вызов во взгляде, в позе, едва сдерживаемое желание сбросить руку, перебирающую темные прядки. - Не можешь смириться с тем, что нравится. Едва заметное движение ресниц – благодарность за подсказку. - Мне некуда деваться. Вызов тухнет под опущенными веками. Позволение трогать, как заблагорассудится. - Милый, если это капитуляция, то не на одно колено. На оба перед креслом или сядь на пол. - Да, хорошо. Георгий перемещается с таким усилием, что Кристоф едва не начинает снова беспокоиться. Зря. На колено партнера тяжело опираются, посматривая вверх. Это вот уже выглядит как-почти-соблазн. - Можно импровизировать? - Нужно, милый. Он кивает. В этом ничего нет. Всего лишь прижаться губами к ткани над коленной чашечкой охнувшего от неожиданности Кристофа. Прикрыть глаза – как он сказал? это капитуляция? – отираясь виском поверх чуть влажной от поцелуя ткани. - Джорджи… швы, - напоминает ему партнер. - Я помню, спасибо. Я аккуратно. Но напоминание звучит вовремя – чувствительности все еще нет, он мог бы и сильнее, не предостереги его Кристоф. Кристоф, кстати, наклоняется вперед, подставляя под поцелуи руки. Георгий очень старается прикасаться только губами, не оставлять хоть сколько-нибудь влажных следов. Ему в аналогичной ситуации было бы очень неприятно. Замирает только тогда, когда его мягко ловят под подбородок, не давая опустить голову. - Милый, если сможешь, замри. - Да. Сейчас. Все же он немного меняет баланс – хотя бы одной рукой опираться на колени Кристофа. Если дотянется, рубашка сдвинется… там татуировка. Приходится отстраниться – сомневаясь, мотая головой. Быстро смаргивая и едва заметно кивая подзывающему обратно жесту. Теперь – достаточно. Татуировку на пояснице видно, по крайней мере, наполовину. - Готов? - Да. Кристоф наклоняется почти вплотную – между их губами едва ли можно провести листом бумаги, но это все еще не поцелуй. - Снято. Продолжать-то собираетесь?.. Кристоф не двигается с места. - Джордж не говорил, что для него это разрешенное действие. За спиной у Георгий экспрессивно ругаются. На французском. И еще он почти чувствует, как все шире улыбается Кристоф. - Если ты согласишься, мы продолжим, милый. Хочется отшатнуться. Действительно отшатнуться, податься назад, словно его силой тянут через невидимую грань допустимого и запрещенного. - Пожалуйста. - Что, милый? - Пожалуйста… нет. Георгий надеется, что прозвучало хотя бы не жалобно. Или не жалко. Он даже на английском не смог выговорить, выдохнул французский вариант. И, кажется, неправильно. Но Кристоф все равно выпрямляется, качая головой. - Нет, продолжать не будем. - И это – образчик твоей разбалованной до безобразия команды! Яков, черт подери!.. Кристоф едва успевает его поймать – вздрогнувшего от окрика, от упоминания имени, не удержавшегося на коленях натянутой струной. Отказал-отказал-от… - Он здесь? – шепотом интересуется Георгий. - Довольно давно. Все в порядке, милый, поднимайся. В павильоне стало больше только на одного человека. С тяжелым взглядом и давящим ощущением полного недовольства происходящим. Георгию лишь на секунду кажется смешной старая шляпа, в следующую секунду он судорожно отводит взгляд к полу. Когда Кристоф успел поднять его треуголку?.. но все голову он наклоняет, давая воссоздать костюм. И никак не хочет отпускать рукав партнера, начиная дышать чуть спокойнее только когда Кристоф показательно-ласково обнимает его за талию, притягивает к себе, целуя в щеку. - Значит, это ты позволяешь, - констатирует Яков. Давящее ощущение усиливается раз в десять. А Кристоф посмеивается, стирает со щеки Георгия несуществующий след. - Да ладно вам на парня давить! Чудо как хорош, в роли ведомого в паре вообще неподражаем… - Видел, - коротко обрывает Фельцман Кристофа. – Сносно. Авось отработает все, что я за него заплатил. Георгия снова начинает мелко трясти. Вот теперь – как в плохих фильмах. Не этого ли ждал все это время? Дождался. Не паниковать. Не кричать, не проявлять агрессию, говорил Виктор. Он медленно выдыхает, сглатывая, поднимая взгляд. В лицо, не в глаза. Рука Кристофа на талии становится тяжелее. Предостережение? - Сыграй, - шепотом предлагает Кристоф. Озорно, весело… подначивающе? Георгий медленно втягивает воздух, одновременно потягиваясь, поводя плечами и поправляя треуголку. - Прошу прощения, - задумчиво тянет он. Кристоф хотел, чтобы он сыграл в уже привычном образе? Таким, каким мог бы быть его герой? – А сколько вы за меня заплатили, ммм? На хмуром лице Якова появляется едва заметная усмешка. - Достаточно, чтобы не продавать обратно на органы. Не покроет. А в честь чего такой интерес? - Исключительно профессиональное, - наигранно равнодушно пожимает Георгий плечами, хотя внутри обрывается мерзкий комок собственной паники. – Так, знаете ли… приятно осознавать свою ценность. Например, в пиастрах… или эскудо… У Кристофа уморительно серьезное выражение, слегка прикушенная губа и подрагивающие от смеха плечи. А его партнер готов сползти на пол – Яков отворачивается и идет к выходу, сунув руки в карманы потертого плаща. - Кажется, я зря… - Тихо, милый. Яков оборачивается уже от порога. - Шутить любишь – это хорошо. С Виктором поладишь. Но заигрываться не советую.