***
Графство Девон славилось обширными полями и было поистине красивейшим местом. Погожий день достиг своего пика, позволяя солнцу заливать окрестности ярким светом. Скорбная атмосфера похорон совершенно не вязалась с жаркой погодой, словно в противовес солнечному теплу от множества фигур в чёрном, столпившихся чуть поодаль; веяло закономерными горем и потерей. Гидеон стоял в стороне ото всех и молча смотрел на прощание с Римусом и Тонкс. Он появился здесь, чтобы проститься с другом и соратником и поддержать Андромеду, с которой был знаком очень давно. Сестра Нарциссы не участвовала во всех перипетиях первой войны, поэтому он помнил её лишь по тем временам, когда только начинал общение с Нарциссой. После она, по мнению Гидеона, сделала верный выбор и сбежала с Тедом Тонксом. Больше он её не видел. Жестокий случай переплёл судьбы её дочери и его друга, принудив их встретиться при таких ужасных обстоятельствах. Тихие прощальные речи перемежались с горестным плачем Андромеды. Мужчину тянуло подойти и поддержать её, но он видел, что она окружена близкими людьми, часть из которых по-прежнему ему не доверяли. Он медленно осматривал присутствующих, подмечая множество членов Ордена. Чета Уизли, которая, как он знал, в той же битве так же потеряла сына, стояла с опущенными головами. Красавица Флёр обнимала Билла, положив голову ему на плечо. Рядом с Джорджем находились Чарли и Рональд, а по другую сторону, держась за руки, стояли Гарри и Джинни. Брови слегка сошлись на переносице, выражая недоумение: Гермионы среди молодых членов Ордена не было. Взгляд зелёных глаз также заметил Эммелину Вэнс. Женщина стояла в чисто армейской позе, устремив взгляд вдаль. Он знал, как дружна она была с Дорой. — Здравствуй, Гидеон, — со стороны раздался тихий баритон будущего министра. — Приветствую тебя, мой друг. Рад, что ты сумел найти время. — Кингсли, — поздоровался Гидеон, пожав руку, и, слегка опустив подбородок, мимолётно окинул собеседника взглядом. Будучи приверженцем своих этнических традиций, Бруствер выделялся из всей тёмной массы серо-коричневым цветом одеяния. Однако не привлекал внимания. Его серьёзный взгляд следил за ритуалом, выражение лица было суровым и расчётливым. — Разумеется. Жаль, что видимся при таких обстоятельствах. — Верно, — выдохнул он, не сводя взгляда с присутствующих волшебников. — Жаль, что многие из нас не в состоянии почтить память друзей. — Это так, — вздохнул Кингсли и искоса взглянул на статный профиль. — Как я понимаю, ты навестил Фрэнка и Алису Лонгботтом? — Так точно, — кивнул Малфой. — Очень больно и гнусно видеть их в таком состоянии. Ненависть и желание возмездия не утихли до сих пор, Кингсли, пусть виновники и понесли высшую степень наказания. — Полностью тебя поддерживаю, — сжимая губы, прошептал Кингсли. — Боль никуда не уходит, сколько бы времени ни прошло. Гидеон дрогнул подбородком, гася искры злости на этот счёт. — Ужаснейшая потеря для всех нас. Андромеда вне себя от горя, — Бруствер искоса бросил взгляд на его профиль, прерывая затянувшееся молчание, при котором каждый думал о своём. — Вы же знакомы, так? — Да. Я пришёл выразить соболезнования и почтить память её дочери и нашего дорого друга, — кивнул Малфой. — Ведь у него никого не осталось. — У Нимфадоры и Римуса остался сын Тедди, — обронил Кингсли. Гидеон не смог сдержать смесь удивления и горечи, обернулся на собеседника. — Это… ужасно. Ещё один сирота. Столько бессмысленных жертв… Стоило словам слететь с уст, как черты Бруствера слегка огрубели, подбородок дрогнул, приподнимаясь выше. — Вскоре каждая жертва будет отомщена. И виновные понесут наказание. — тихим баритоном проговорил он. — Каждый из них. Мы никого не упустим. Все, кто связан с Пожирателями тем или иным способом, кто помогал или просто скрывал их. Наказан будет каждый в соответствии с тяжестью совершённого преступления. Гидеон сильнее сцепил зубы и коротко втянул воздух. — Намерения военного совета верны и понятны, но не все же связанные виновны, — хмурясь, дипломатично протянул Гидеон. Нешуточное волнение за Драко давно давило на нервы, ведь мальчик никогда не был ему чужим. Кингсли скользнул взглядом и понял, что он имел в виду. — Каждый виновный, — подчеркнул он. — Ты к ним не относишься, хоть и Малфой. — Моя судьба меня мало тревожит, — Малфой выгнул красиво очерченный рот в горькой ухмылке. — Тогда о ком ты… — протянул Бруствер и поджал губы, — Хгм… понимаю… — Это вряд ли, — стараясь унять волнение, прикрыл глаза Гидеон. — Почему же, очень хорошо понимаю твои чаяния, Гидеон. Но… — Но? — напрягся он, метнув обеспокоенный взгляд на прищуренное лицо Бруствера. — Сейчас ведётся масштабный отлов Пожирателей. Всё Министерство стоит на ушах, Военный Совет, Авроры и Орден работают на износ. Проводятся дознания, допросы и суды. И… — медленный вздох заставил Гидеона сильнее сжать кулаки. — И многие пойманные ПСы дают очень интересные показания. — Подробнее, — облизнув губы, прошептал Гидеон. Бруствер поджал губы и открыто взглянул на Малфоя. — По крайней мере трое указали на твоего племянника. Это очень весомая, я бы даже сказал, неопровержимая причина прийти за Драко. — Доказательства. — жёстко и холодно потребовал Гидеон. — Допросы под Сывороткой правды и изъятие воспоминаний, — парировал Кингсли. — Однако ни в одних из добытых улик нет прямого подтверждения тяжких преступлений Драко. Иначе его давно бы упекли в Азкабан. — Он никого не убивал! — Гидеон резко вздохнул и споро осмотрелся по сторонам, пришпоривая лютое негодование по этому поводу, и уже более спокойно и расчётливо продолжил: — Я уверен, Драко не мог. И участие во всём этом было обусловлено лишь давлением со стороны Люциуса и самого Волдеморта. — Кстати о Люциусе, — протянул Кингсли, меняя позу. Ведь Гидеон настоял на передаче дела Люциуса полностью под свой контроль. — Мои люди заняты его поиском. Всё под контролем, — холодно бросил Гидеон. — Что-нибудь нашли? — дрогнул бровью Бруствер. — Есть некоторые намётки, — прищурившись, ответил Малфой. — Поиски ведутся не только в Великобритании и Шотландии, но и по всей Европе. Есть люди и в Штатах, поэтому эта κάθαρμα никуда не денется! — Надеюсь, после передашь его нам? — не особо рассчитывая на положительный ответ, спросил Бруствер. — С братцем у меня личные счёты. Но то, что от него останется, можете забрать, — морозно проговорил Гидеон. — Хочу лично присутствовать на его казни. В первых рядах, прямо напротив его кандалов. — Это можно устроить… — протянул Кингсли. — И всё же что по поводу Драко? — не позволил замять эту тему Гидеон. Бруствер посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки и медленно произнёс: — Есть предложение, исполнив которое, возможно будет оградить Драко от тюрьмы. — Говори, — выдохнул Малфой, готовый на всё, чтобы сын его любимой не пострадал. — Он должен вступить в ряды Ордена и наряду со всеми заняться отловом Пожирателей, — едва шевеля губами, прогнусавил Кингсли. Гидеон едва различил слова в густом баритоне. То и понятно: обсуждение подобных тем тянет на сговор. — Это опасно, Бруствер, — пуще прежнего заволновался Малфой. — Я против, ибо это чревато скверными последствиями непосредственно для самого Драко. — Что, если взамен он даст показания, назовет поимённо каждого, с кем пересекался на протяжении всего этого времени? Отдаст воспоминания? — Этого недостаточно, мой друг, — с досадой проронил Бруствер. — Если бы это было возможно, я бы не стал предлагать столь опасный вариант, — покачал он головой, вновь устремляя взгляд на оживившую толпу волшебников — похоронная процессия подходила к концу. — Но… Военный совет ожесточён потерями, моё положение шатко и нестабильно, поскольку правительство пока неустойчиво. Нужна более весомая причина, для того, чтобы можно было протащить это через Совет, — Кингсли расправил плечи и провёл пальцами, унизанными разномастными перстнями, по краю полы мантии. — Поговори с ним. Это наилучший вариант, который существует в текущее неустойчивое время.***
Последний майский день клонился к закату, когда в комнату тихо зашёл Алекс. Огляделся, немного постоял у закрытой двери, вздохнул и присел рядом. Сидел долго, вместе с Драко молча вглядываясь в пространство. Затем плеснул в пару порядком заляпанных стаканов содержимое ближайшей бутылки и один протянул Драко. Они молча пили, слушая тишину. Когда белёсые полосы лунного света разрезали стену напротив, Алекс впервые подал голос: — Соболезную, брат. — хрипло и тихо. — Она выкарабкается. Обязательно. Драко напрягся. Комок горькой слюны застрял в районе кадыка. Фрейзер говорил о матери, ведь о том, что случилось с Гермионой, никто, кроме него самого, Блейза и придурка Уизли, не знал. Нарцисса. Мать была в коме уже почти месяц. Её поразило проклятье Беллатрисы, когда в рядах Пожирателей началась суматоха после гибели Волдеморта. Было ли это намеренно, узнать уже не суждено, так как сумасшедшую тётку испепелила Молли Уизли. Люциус же хладнокровно сбежал, оставив мать умирать. Кулаки сжались сами собой. «Пусть только попадётся…» Драко был благодарен Гидеону. Как только исчез Люциус, дядя сработал быстро и спас её, переместив в Мэнор. Теперь мать лежала в своей спальне под присмотром Гетура и колдомедиков Гидеона. — У твоего дяди хорошие специалисты, они что-нибудь придумают и вытащат её, — уверенно проговорил он. Драко почувствовал слабый толчок в плечо. — Эй, хватит хандрить, всё обязательно наладится! — Драко мотнул головой, но судя по продолжению монолога, Алекс этого не заметил. — Ты же наверняка не знаешь… давно не общались… у меня сын родился в марте, — выдохнул он. — Представь, Драко, я стал отцом! Эрик такой маленький… Фрейзер говорил что-то ещё, но Драко уже не слушал, рефлекторно отгородившись от радостных обыденностей. Ему они претили, доставляли боль и разогревали ненависть к себе ещё больше. Ведь теперь он этого лишён. — …не знаю, говорила ли тебе Гермиона, но я и Кэрри хотели бы видеть вас крёстными. Ещё в шале наши девчонки это обсуждали, и… — Её нет. Алекс продолжал рассуждать на эту тему, не расслышав сиплый, полностью охрипший голос. — Её нет. — повторил Малфой, вытащил из пачки очередную сигарету и чиркнул зажигалкой. Прошла искра, затем ещё одна, но огонька так и не появилось. Выругавшись напряжёнными губами, Драко откинул никчёмное магловское изобретение и поджёг эту гадость кончиком волшебной палочки, когда-то принадлежащей Эдер. Затянулся и, запрокинув голову, выпустил носом дым. Алекс умолк и обернулся. — Что? Сглотнув горькую слюну, Драко промолчал, мутными глазами смотря в пространство. — Кстати, я почувствовал зловоние магловского табака, как только зашёл… ты ведь говорил, что больше никогда не станешь баловаться этой дрянью. И вообще, наверняка Гермиона против таких экспериментов… — Ал, её нет, — на вздохе протянул Драко. Впервые глаза зажгло, уголки губ опустились, и, подхватив негнущимися пальцами сигарету, Драко стыдливо прижал ладони к глазам. — Блять… Алекс… — Кого нет? Подожди, ты о ком? Это… а… где Гермиона?! Почему она не с то… Друг подался вперёд, продолжая нести всю эту херь, резко обернулся уже всем корпусом и умолк на полуслове, увидев реакцию Малфоя. Драко молчал, но тремор рук выдавал давящую боль, отчего тлеющий табак меж его пальцев слегка дрожал. Со стороны Фрейзера раздался задушенный хрип, послышался шорох, затем глухой стук спины о стену. — Я… не верю! — громко сглотнув, твёрдо произнёс Алекс. — Не верю! Ты меня разыгрываешь, Драко… — Завались, умоляю, — дрогнувшим хриплым шёпотом протянул Драко. — Брат… — Алекс был в шоке и не знал, как правильно высказать то, что было на душе. Мелкой не стало? Гермиона… погибла? Этого не может быть! Просто не укладывалось в голове! — К-как? Как это случилось? Кто? Драко натужно вздохнул. Руки безвольно и резко опустились вдоль тела. От переполняемой его вины и скорби лёгкие слиплись в один склизкий комок, сердце высушилось, превращаясь в бесполезную жилу. — Я. — вытолкнул он. — Я это сделал. Алекс захлебнулся воздухом. — Что ты несёшь, Малфой?! Ты… ты… — Я не смог удержать её. Она выскользнула из моих рук, я… я убил её, Ал… Алекс молчал и изумлённо смотрел на него, наклонив голову. — Не говори ерунды, Драко… — Замолчи, Алекс, заткнись! Ты ничего не знаешь! Это я виноват! Я её потерял! Я… я её убил! — Так расскажи мне! — вскакивая, взревел Алекс. Он стал ходить по комнате, распинывая разгромленную мебель. — Расскажи мне, что произошло! Я прислал тебе несколько писем ещё в марте, но ты ни на одно так и не ответил! Кэрри стала беспокоиться, и я, рискнув, прибыл в Мэнор, чтобы узнать, что с тобой! Я был готов ко всему, когда портал перенёс меня в окрестности поместья! Но меня встретили не Пожиратели, а неизвестные маги, оцепившие весь периметр! Эти люди меня обыскали, изъяли палочку и привели в особняк! Каково же было моё удивление, когда вышел не Люциус, а неизвестный мне мужик! — вздохнул и продолжил уже более спокойно: — Он представился Гидеоном, мы поговорили. Это тот самый родственник, твой дядя, дом которого ты занимал на острове? — не получив ни малейшей реакции на вопрос, Алекс вновь бухнулся рядом и прошептал: — Драко… блять… я не знал. Если для меня это шок, то… боюсь представить, что чувствуешь ты… «Ничего, кроме пустоты, боли и ненависти». — Ты не убивал её, я не верю! Если только не Империо было причиной… — Она сгорела, Алекс, — резко перебил Драко. Повисла тишина. Малфой выпустил очередное облачко дыма, перевернул догорающую сигарету к лицу и поднёс слишком близко к глазам. Уголёк горел ярко… — В Адском пламени. Я не смог её удержать. И она сорвалась в огонь, — он поднёс окурок ещё ближе и сместил к губам. Жар грел кожу. — Я убил её… — Нет, Драко, не ты! Не смей винить себя в этом! — Я убил её. — тихо, но твёрдо прошелестел Драко. — И если скажешь ещё хоть слово против, я убью и тебя. Слова были брошены настолько легко и свободно… — Ты пьян и не понимаешь, что говоришь, — спустя долгую паузу прошептал Алекс. Он переваривал всё, что услышал. Он был прав, когда мысленно допускал стечение обстоятельств, при которых Драко мог ожесточиться. И он стал таким. Алекс задумался, вглядываясь в едва видимый профиль друга, как бы вёл себя он, если бы с Кэрри случилось подобное? Смог бы так равнодушно находиться наедине с цунами эмоций, что раз от разу раздавливало его? Нет. Нет. Он бы не смог. Он бы попросту сошёл с ума! Алекс обернулся, пробежал взглядом по разрушенной комнате и знал точно, это малая часть эмоций. Большая и сокрушительная до сих пор сидела в Драко и пожирала его изнутри. — Уйди, — на выдохе, выпуская сигаретный дым, стряхнул пепел на пол между разведённых коленей. Алекс прикрыл глаза, сжав губы, вздохнул и медленно поднялся на ноги. — Драко… — Вон, Фрейзер. — жёстче приказал Драко, вновь глубоко затянулся, стряхнул пепел и облизнул сухие губы. — Я не нуждаюсь в жалости. И меня тошнит от твоего нытья и прискорбия. Убирайся. Фрейзер поджал губы и сжал кулаки. Ожидаемо. — Драко… — Убирайся. — что-то сверкнуло. Алекс вздрогнул, но продолжил стоять на месте, поскольку если это и была магия, то она его не задела. После раздались глухой звук о паркет и тихое рычание. — Ёбаная палочка не слушается! Убирайся, Фрейзер… — Что с палочкой? — Не твоего зада дело. — рыкнул Малфой, шатко поднимаясь на ноги. — Убирайся, я сказал. Вон, иначе я мокрого места от тебя не оставлю! Я предупреждал. — Драко, не держи в себе столько эмоций, они тебя погубят! Тебе нужно выговориться и… простить себя! Друг был пьян в стельку! Он размахнулся, намереваясь вломить, но его повело в сторону. Алекс, вопреки всем угрозам и напору Драко, сделал шаг и едва успел его поймать. — Убирайся! — Драко с силой толкнул его в грудь, заставляя отступить, сам же от толчка подался назад, увесисто врезался в стену и сполз на прежнее место. — Блять… Фрейзер… Мне… мне нужна… она… только она… — тяжело дыша, на каждом выдохе едва произнося слоги, выталкивал он. — Она… но… мертва… не осталось ничего… Сглотнув, Алекс залез во внутренний карман и достал конверт. Возможно, это поможет Драко… или сломает окончательно. — Это… это тебе. Здесь колдо… — в горле внезапно стало сухо. Почему им овладело чувство, словно он сообщает горестную весть, которая всё окончательно разрушит? — Колдографии с того вечера, когда ты прибыл к нам на остров… Реакции не последовало, Драко сидел безвольно опустив голову, словно сломанная кукла. Алекс присел на корточки и, обхватив плечо, слегка сжал его. Несмотря на секундное предположение, что он, быть может, отключился, Малфой приподнял голову и, устремив пустой взгляд в пространство, испустил вздох. Алекс нахмурился и молча положил конверт на вытянутые ноги Драко, поднялся и, выходя из комнаты, прохрипел: — Знай, я всегда рядом, брат.***
Полумрак танцевал с тишиной. Яркий полуденный свет с боем прорывался сквозь зашторенные окна вслед за дыханием природы, тянулся тонкими ручками по ковру к краю парчи невесомого балдахина, лёгкими касаниями скользил по расшитому золотой нитью покрывалу материнской постели. За окном благоухало лето. Солнце крепко обнимало окрестности теплом, а небо смотрело ясными голубыми очами на расцветающую землю. Серые глаза бесстрастно следили за подрагивающей от мерного дуновения ветра портьерой. Стоял июнь, и вселенная словно издевалась, окутывая земли Уилтшира яркими красками и теплом, будто старалась согреть его замерзающую в скорби душу. Драко моргнул и отвёл взгляд, вновь посмотрев на Нарциссу. Она была похожа на мраморную статую — такая же бледная и неподвижная. Волосы светлой волной лежали на плече, покрывая кружевной воротник ночной сорочки. Тонкие руки, запястья, хрупкие пальцы… бледное лицо, гладкий лоб, аккуратный нос, почти прозрачные губы… Она словно заснула, будто спала и вот-вот проснётся! Но это была лишь иллюзия. То, во что Драко мог бы поверить и надеяться на лучшее, если бы всё случилось по-другому. Внутри замерло, и лишь единственная мысль плавила мозг — «Он во всём виноват» — била колоколом, не позволяла жить. Мешала дышать! Не отрывая взгляда, откинул голову на спинку кресла и с дрожью вздохнул. Скорбь, что грызла его сердце больше месяца, уже не казалась чем-то настолько болезненным. Он начинал свыкаться с исполинской тяжестью, давящей в солнечном сплетении. Казалось, теперь это его часть, ведь ему жить с этим всю… всю оставшуюся жизнь. Взор переместился к высокому потолку. Искусная лепнина, хрустальная люстра, светлые, мягкие тона… в этом была вся его мама. Комната олицетворяла её внутренний мир и была оплотом защиты и спокойствия. Здесь она отдыхала, готовилась ко сну и… пряталась от деспотичного мужа. Зрачки закатились, веки опустились. Как же ему было тяжело… Он не знал, сколько продержится и не сорвётся от скованных в глубине его разума эмоций. Он чувствовал их, внутренних демонов. Каждый усыплённый горем бес потихоньку ворочался, вот-вот норовя проснуться и вырваться из оков, содрать оставшиеся печати и крушить всё на своём пути! Драко не верил в судьбу. Неужели ему предначертано быть одному? Всё осознанное детство он по глупости своей стремился получить одобрение Люциуса. Желал его отчей благодати, одобрения, в какой-то мере отдаляясь от Нарциссы, тем самым не воспринимал её заботу. Не замечал, насколько становится одиноким, поскольку не получал от отца то, в чём нуждался. Слишком поздно осознал ошибки и попытался всё исправить. Найдя в Гермионе то, к чему стремился, старался это сохранить, но вовремя не научный правильно отдавать и брать, всё разрушил, оказавшись в итоге ни с чем. Слишком поздно стал тянуться к матери. Спохватись он раньше, возможно, всего этого можно было бы избежать и то, что сейчас происходит с Нарциссой, Драко бы не пришлось переживать в одиночку… она была бы рядом и помогла своим теплом справиться с… этим. Теперь его поглощала скорбь, пожирала, высасывала! Он потерял их обеих, стал сирым и никому не нужным. Смотря сейчас на тело матери, жизнь которой обозначалась лишь блёклыми завихрениями в шаре, что магией был связан с её мозговой активностью, он понимал, что судьба отняла у него всё. Всё. Он ненавидел эту жестокую трёхликую суку! Премерзкие сестрицы всласть поиграли им за всю его короткую жизнь! Подразнили частичкой счастья и, когда он поддался их соблазну, пошёл за их подачкой, хохоча толкнули в Ад самоуничижения. В разрушенный горем внутренний мир дьявольскими силками проскальзывали мысли о смерти. Желание враз покончить со всем этим, ведь Драко больше не за что бороться. Всё самое дорогое у него отняли, и он не видел смысла в дальнейшей жизни. Но крёстный, видимо, так не считал. Конверт с монограммой Гринготтса притулился на краю прикроватной тумбы. Пробежав глазами по первым сухим строкам, Драко отбросил пергамент, не в силах читать дальше. Завещание. Северус тоже погиб в ту проклятую ночь от рук Волдеморта, и теперь Драко нужно выбрать место подписания официального постановления о вступлении в наследство. Ещё один конверт был скрыт в потайном кармане и хранился как самая дорогая светоч. Тот, что пару недель назад передал ему Алекс. Он смутно помнил ту ночь, но отчего-то именно этот момент ярко отпечатался в его затуманенной смесью угара памяти. Колдографии… Она была на них, он знал, хоть и не вскрыл его до сих пор. Не мог. Просто был не в силах взглянуть на её образ… Драко помнил тот вечер, словно это было вчера. Как она стеснялась его, как он, дурак, отрицал притяжение между ними и пытался забыть её. Идиот! Нужно было хвататься за каждую секунду и шептать ей о своих чувствах. Говорить каждый грёбаный раз, когда сердце замирало от чувств! А он просрал всё! Пустил по ветру! Драко испустил беззвучный вздох, неосознанно поправил лацкан пиджака и, упёршись в колени локтями, провёл руками по волосам. Внезапно появилось желание взреветь на всю округу! Завыть, сдирая глотку в мясо! Но он лишь громко выдохнул, провёл ладонью по лицу, с силой потёр небритый подбородок, стащил сложенный листок с тумбы, прокрутил бумагу, проводя пальцами по острым сгибам. — Мам, — едва слышно, хрипло потянул он. — Прости, что так долго не навещал. Я не мог прийти, не могу и сейчас, но я здесь, — вздох. — Я не знаю, что сказать, как начать. Надеюсь, ты меня слышишь. Битва закончилась. Война — не знаю… и не хочу знать. Метка побледнела, что может значить, что с Тёмным Лордом покончено. Северус погиб. Оставил мне наследство, — отрывисто шептал он. — Дом в Паучьем Тупике. — сглотнул, откинулся назад и прикрыл усталые глаза. — Мне… мне тяжело, мам. Я не могу совладать с болью, которая переполняет меня. Я не могу спать, не могу есть. Знаю, ты станешь осуждать… я едва протрезвел несколько часов назад, — он провёл ладонью по волосам, только сейчас понимая, что неплохо бы сходить в душ. Поморщившись, поёрзал. — Меня ничего больше не радует, мам… Её нет, я потерял её и… теряю тебя. Сглотнул жгучий, тяжёлый ком и облизнул губы. Приоткрыл рот, но не смог произнести ни звука, глотку сковало ледяными тисками, глаза вновь зажгло, и пергамент в его руках опасно поплыл. Драко шумно втянул носом воздух и вновь запустил пятерню в волосы. «Блять-блять-блять! Нужно убираться отсюда!» Он поднялся на ноги, украдкой, исподлобья посмотрел на мать и сделал шаг к выходу. За полотном послышались шаги и голоса. Дверь распахнулась, и в комнату зашёл неизвестный Драко высокий и худой мужчина с залысинами в строгом костюме-тройка и узких прямоугольных очках, быстро что-то говоривший на греческом. За ним скользнул Гидеон и, заметив Драко, обеспокоенно оглядел его. На краткий миг встретившись с ним взглядом, Драко отметил чуть отросшую бороду и синяки под глазами. Дядя так же переживал потерю. Вот только его любимая здесь и присутствовала призрачная вера в то, что Нарцисса придёт в себя. Драко же не был одарён подобной роскошью. Его любовь умерла. Сгорела на его глазах. И… унесла надежду с собой. — Драко? — выдохнул Гидеон и сухо прочистил горло. — Позволь представить целителя Георгиоса Андрино, он… — Добрый день, — приподнимая подбородок, на автомате поприветствовал Драко, засовывая руки глубоко в карманы брюк. — Какие прогнозы? Целитель поправил очки и метнул взгляд в Гидеона. — Драко — сын Нарциссы, — коротко пояснил дядя и сделал шаг назад. Целитель сцепил руки перед собой, держа в ладони какой-то свиток, и кивнул. — Ваша мать в стабильном состоянии, — с ужасным греческим акцентом продекламировал Андрино. — Ухудшений нет… Целитель продолжал говорить, произносил диагнозы, которые Драко не мог понять не только из-за акцента, но и терминов, в которых не разбирался. Переведя взгляд на Гидеона, проследил, как он подошёл к постели и поправил одеяло, мягко провёл ладонями по покрывалу, разглаживая несуществующие складки. Как проверил ларец с зельями и, задержав взгляд на лице матери, осторожно присел на край её постели и нежно поправил волосы. Голос целителя шумел фоном, а Драко вглядывался в профиль дяди и видел едва скрытую, лютую скорбь. Боль была настолько осязаема и неприкрыта! Гидеон не скрывал её! Показывал всем, и это неимоверно злило Драко! Злило, что все вокруг могли показать эмоции, а он всю дьявольскую смесь чувств, что подавлял, не мог. Не умел. — Драко, как вы себя чувствуете? — он обернулся и поймал на себе внимательный, изучающий взгляд колдомедика. — Прекрасно, — резко ответил он, вновь посмотрев на Гидеона. Тот встал и, хмурясь, напряжённо смотрел на него. — Уверен? На тебе лица нет, — подал голос Гидеон. — Ты себя-то видел, дядюшка? Я в норме. — грубо бросил Драко и захлопнул за собой дверь.***
Половицы скрипели при каждом шаге; пыльная, тёмная атмосфера крепко обнимала и предлагала уединение, но не приносила спокойствия. Драко медленно бродил по маленькому двухэтажному домику в Паучьем Тупике, осматривая полученное наследство. Встреча с гоблинами Гринготтса прошла быстро и молчаливо с его стороны. Всё время говорил Богрод, Одберт же в основном занимался бумагами и молча подавал экземпляры на подпись. Когда Драко переступил решётку камина в кабинете крёстного, гоблины его уже ждали. — Мистер Малфой, — холодно поприветствовал его Богрод. — Вы опоздали. Драко остановился у письменного стола, игнорируя претензию в свой адрес. Сверкнув чернотой глаз и сухо кашлянув, Богрод приступил к разъяснению сути документа: — Итак, мистер Северус Тобиас Снейп завещал всё своё движимое и недвижимое имущество, а также счёт в банке Гринготтс Драко Люциусу Малфою за неимением иных родственников и наследников. Драко молча встретился с чёрными блестящими глазками существа. Главный гоблин Гринготтса обнажил в ожидании острые зубы, затем перехватил кривыми пальцами свиток и, получив немое подтверждение, что его услышали, приступил к перечислению всего завещанного. Его не интересовала сумма галлеонов, хранящаяся в застенках банка, запасы зелий, редчайшие ингредиенты и несомненно уникальные записи, которые теперь принадлежали ему. Драко позволил информации течь на фоне, пока осматривал маленькое помещение. Кабинет совершенно не изменился с его последнего пребывания здесь перед началом учебного года. Стол был по-прежнему завален пергаментами и обставлен стопками книг из личной библиотеки профессора. Потёртая мебель, закопчённый камин… окно. Сдвинувшись с места, Драко медленно подошёл к проёму, открывающему вид на небольшой неухоженный сад. Серые глаза остановились на клумбе напротив. Подбородок дрогнул и приподнялся. Лилии. В тот раз клумба исходила жизнью и пышным цветом, сейчас же некогда сочные стебли пожелтели, а упругие лепестки пожухли и свернулись, производя впечатление мятого, старого пергамента. Брови дрогнули и сошлись на переносице. — Мистер Малфой, вы слышите? — Драко моргнул, выныривая из мысленной воронки, и обернулся, пытаясь всем видом показать своё участие в процессе. — Подпишите бумаги, — испустив недовольное фырчанье, прорычал гоблин. Малфой вернулся к столу и, бегло ознакомившись с текстом, размашисто поставил подпись, проигнорировав отсутствие чернил на вычурном зачарованном пере. Его подпись имела тёмный рубиновый цвет. Едва он отнял остриё пера от пергамента, буквы вытянулись в линию, обрисовали герб банка, блеснули золотом и вновь приняли первоначальную форму его подписи. — Замечательно, — едко подытожил Богрод, проследил за свершившимся ритуалом и сверился с крупными золотыми часами на цепочке. — Ваши ключи от ячейки, от дома и лаборатории, — кривая, короткопалая ладонь проехалась по столу, протягивая связку. Откладывая перо, Драко опустил безучастный взор на разномастные ключи и коротко кивнул. — В таком случае, позвольте откланяться, — желчно ухмыльнулся он. — За всеми необходимыми вам разъяснениями вы можете подойти в офис банка, если возникнет такая необходимость. Одберт! — подшефный гоблин уже спешно собирал документы, щёлкая пальцами, свернул пергамент и подхватил искусное перо, подошёл к старшему гоблину и коснулся его покатого плеча. Богрод нажал кнопку на часах, и оба исчезли в завихрениях портала. Сколько прошло времени, Драко не знал, зыбкая тишина окутывала и гипнотизировала, пока он не моргая смотрел на ключи. Зачем ему всё это? Ладонь замерла в дюйме над ключами, затем подхватила и, сжавшись в кулак, спряталась в кармане брюк. Драко снова обежал глазами книжные полки, стол и вышел в крохотный холл, который тускло освещала запылённая старинная лампа. Вероятно, комната, что сейчас служила кабинетом, когда-то была гостиной этого дома, так как находилась совсем близко к входной двери. Окинув взглядом пространство, он медленно направился вверх по лестнице в необходимости осмотреть второй этаж. Ступеньки поскрипывали при каждом шаге, истончённая временем ковровая дорожка уже давно не скрывала звуки шагов. На площадке второго этажа его встретили три двери, за одной из которых оказалась кладовая, заваленная дряхлыми перинами и подушками. За двумя другими скрывались спальни. Зайдя в ту, что больше, Малфой осмотрелся. Полутораспальная кровать с кованой спинкой, тумба, комод, потемневшее от времени зеркало в резной раме и кресло, притулившееся в углу между окнами, зашторенными полинявшими тонкими портьерами. Создавалось впечатление, что комната была когда-то жилой, но с тех пор прошло несколько десятилетий. Серые глаза проскользнули по периметру, дверь закрылась. Маленькая же оказалась детской, и также из прошлого. Небольшая кровать, такой же маленький письменный стол, узкий платяной шкаф и одно окно. Вновь оказавшись в холле, Драко медленно выпустил носом воздух и зашёл в кухню. Его встретили закопчённый очаг, пара облупившихся шкафов и круглый стол с тремя стульями. Помедлив у двери в подвал, где, по всей видимости, находилась лаборатория, спустился по шатким ступеням и, упёршись в металлическую дверь, выудил ключи. Внутри было темно и чисто. Все стены довольно большого помещения были заставлены стеллажами с вереницей склянок с различными заспиртованными частями тварей, трав и плодов. Посреди комнаты стоял дубовый стол, на нём — множество колб и мензурок, соединённых между собой стеклянными тоннелями и увитых трубками для перегонки зелий, выведения экстрактов и эссенций. Напротив входа высился шкаф, в котором громоздилась стопка котлов разных диаметров, на его дверцах висели черпаки, ложки и ножи. Осмотрев алхимическое оборудование, серые глаза задержались на неприметной узкой дверце, вмонтированной в стену, — сейф. Вновь взглянув на связку в ладони, Драко не нашёл нужного ключа. Прищурившись, он провёл пальцем по замочной скважине, и неожиданно раздался щелчок. Дверца приоткрылась. Бровь дрогнула в призрачной тени удивления. «Старинная и редкая магия идентификации…» Малфой заглянул в узкий проём и вынул свёрток. Осмотрев его, подошёл к столу и, потянув за кожаный шнурок, развернул. Это был футляр для волшебных палочек! И в нём покоилось не меньше тринадцати различных магических атрибутов. Хмурясь, он провёл по ним ладонью. Казалось, каждое древко когда-то принадлежало другому волшебнику и являлось для Северуса трофеем. Вероятно, так и было, но… Драко моргнул, когда от одной палочки по его пальцам прошёл небольшой разряд. Выудив древко, он аккуратно ощупал поверхность, поднёс к глазам и сильнее нахмурился. Отозвавшаяся палочка принадлежала лично Северусу! — Что ты здесь делаешь? — едва слышно прошептал Драко, внимательно осматривая её. — Отчего не была рядом с истинным партнёром? Вслед движению пальцев по древку прошла лёгкая вибрация, словно палочка, чуть нагреваясь, ответила ему. — Ты признаёшь меня, — утвердительно прошептал он, разглядывая орнамент на рукояти. — Что ж, приятно познакомиться, благодарю за доверие. Аккуратно отложив атрибут в сторону, Драко свернул чехол, обвил шнурком, связал и убрал обратно в сейф. Прикрыв дверцу и слегка надавив на неё ладонью, запер хранилище. Стоило ладони полностью лечь на замок, раздался тихий щелчок. Закрыв дверцы шкафа, Драко взялся за древко и взмахнул палочкой, шёпотом воспроизводя светящие чары. Всё вокруг такое, как он и предполагал, холодный магический свет лишь придал детальности обстановке, не выделяя ничего сакрального, только… Драко сделал шаг, услышал шелест и замер. Опустил взгляд и в подрагивающих тусклых тенях разглядел уголок конверта. Но это был… обрывок колдографии. Драко подобрал и приблизил к ней кончик палочки. На уцелевшей части изображения сидела девушка с длинными рыжими волосами и, судя по маленькой ножке, свисающей с её колена, держала на руках ребёнка. Позади виднелись половина пышно наряженной рождественской ели и множество завёрнутых подарков. На обороте колдо было послание, но из-за разрыва целой колдографии смысл написанного лишь угадывался. Драко понял, что речь шла о празднике, поздравлениях и ближайших планах. О каком-то Хвостике и Бродяге. И в правом нижнем углу… «С любовью, Лили». — Лили, — вслух повторил Драко. Приподняв подбородок, он поднялся в холл и вернулся в кабинет. Расположившись в кресле за столом, Драко положил перед собой найденный обрывок колдографии и, сомкнув пальцы, вздохнул. Серые глаза исподлобья слепо блуждали по комнате. Вероятно, здесь когда-то жила семья Снейп. И Северус ничего не менял, за исключением кабинета и лаборатории. Во всём доме пространство было узким и душным, давящим. В помещении сложно было находиться, но только не Драко. В его текущем эмоциональном состоянии это было благословением. Темнота окутывала словно кокон, позволяя насытиться переполняемыми его эмоциями. Здесь было тихо и равнодушно. То, что ему нужно. Никакого света, участия и сочувствия, от мысли о которых Малфоя люто воротило. Он не хотел этой жизни. Не желал больше воспринимать всё происходящее вокруг помимо его мизерного внутреннего истекающего кровью мирка. Забвение — вот что дарил этот дом. Резкое мимолётное скрежетание чего-то острого по черепице отвлекло, и он, моргнул, сфокусировав зрение на окне. Зрачки вмиг отыскали силуэт умирающей клумбы. Лилии. Ещё тогда, в последний визит, закралось подозрение, что крёстный оберегал цветы, ухаживал за ними не просто так. Драко медленно опустил голову, вновь разглядывая симпатичную рыжеволосую девушку, перевернул обрывок и снова прочёл три слова: «С любовью, Лили». Странная реакция на усмешку Драко в сентябре… Северус любил эту девушку и в её память высадил куст лилий, ухаживал за ним и оберегал… Драко снова перевёл взгляд в окно. Теперь крёстного не стало, и куст издох, словно был связан с ним. Цветы напоминали ему о Лили. Может, это был своеобразный якорь? Связь с утерянным? Напоминание? — Напоминание… Дыхание участилось, сердце затрепетало в груди. Драко рывком поднялся из кресла и взмахнул палочкой, невербально призывая манящими чарами то, что… что могло служить напоминанием ему! Тяжело выдыхая, он ждал. И вот через щель под дверью в его руку влетела тонкая золотая нить с миниатюрной буковкой «Г». Её именной кулон, по случайности оставшийся в его руке тем солнечным днём на берегу океана. Повалившись обратно в кресло, Драко всмотрелся в золотые завитки, ощущая невиданную скорбь и боль. Пальцы сжались, глаза охватила горячая волна, в горле встал ком. Напряжённый, подрагивающий кулак прижался к губам, серые глаза зажмурились, из последних сил сдерживая горячую влагу.***
Сизый дым опалял сетчатку, лёгкие расширялись, втягивая смоляную горечь, которая уже не дарила нужного воздействия на сознание. Алкоголь жёг желудок, отвратный привкус гулял на языке. Измазанные чернилами и обвитые золотой нитью хрупкой цепочки пальцы исходили мелкой дрожью, но он продолжал сгибать пергамент, стопку которого нашёл в ящике письменного стола. Просто в какой-то из дней запнувшись, повалился ничком, но колени встали на пути, и он предательски завис в паре дюймов над выдвинутым ящиком покосившегося стола. Разбей он тогда голову, всё бы закончилось быстро, он прекратил коптить небо и встретился с ней… Но дракклово провидение решило иначе. И теперь он в никуда писал письма и по обыкновению складывал их в привычные птички. Писал всё, что приходило в голову, всё, что хотел сказать ей. Неосознанно изливал боль, скорбь и поглощающее всё его нутро чувство утраты. Тяжесть на душе уничтожала, и письма возникли сами по себе. Руки подхватывали лист, пальцы сжимали кончик поломанного пера и строчили. Буква за буквой, слово за словом. Подсознание само выстраивало предложения, замуровывая в пергаменте невыносимо огромное количество эмоций, а тело, для верности, заточало в фигурку птички. Голубка, которого Драко складывал только для неё. Теперь целая стайка горкой лежала поодаль, но он не останавливался. Писал письма и складывал. Крупицей сознания понимал, что скатывается в безумие, но не мог с собой совладать. Тоска и скорбь уже давно задавили рациональные мысли, оставляя лишь однотипное мышление. Конверт с колдо лежал в стороне, но в зрительной досягаемости. Драко помнил, как Алекс положил его ему на колени и ушёл, оставив морально подыхать от неотвратимости случившегося, от рухнувших надежд и несбывшихся мечт. Он не вскрывал его намеренно. Наказывал себя. Делал это с особым наслаждением — изводил себя, досаждал всем, чем только мог. Днём находился в комнате, а ночами пробирался в каминный зал, где её пытали. Желание посетить каминный зал появилось спонтанно, словно кто-то ему об этом нашептал. Он должен был там быть, сидеть на мраморе и наблюдать за темнотой, прокручивая в памяти ту ночь, воспроизводя её крики, слёзы и… вспоминая выражение её лица. Её любимые черты, искажённые страданием. Это доставляло ещё больше боли и давило на сердце, и ему это нравилось… словно таким образом он забирал её мучения, брал на себя муки, освобождал любимую от всего тёмного и тяжёлого. Но, сколько бы ни проводил там времени, легче не становилось. Гермиона бесконечно страдала в его воспоминаниях, и он погибал вместе с ней… Крики на тёмном мраморе чередовались с огнём. Крепко зажмуренные, наполненные слезами глаза менялись на распахнутый в крайнем ужасе взор. Искусанные в кровь губы приоткрывались, изменялись на покрытые от жара корочкой, просившие не отпускать. Как же он себя ненавидел! В чертогах разума он возвращался к ней, видел только её образ, говорил слова любви, необходимости и желания поскорее присоединиться к ней. Драко так хотел к ней, так нестерпимо желал оказаться рядом, что однажды пытался применить к себе Непростительное. Но палочка Эдер должным образом не слушалась. Узловатое и грубое древко не подчинялось. Никчёмная деревяшка только и годилась для поджигания сигарет, а материнская сгорела в адовом пекле. Но рядом лежала палочка Северуса, ещё в полной мере им не опробованная. Невесомо проведя по острому краю крылышка, Драко аккуратно отложил очередную голубку к остальным и, неосознанно поглаживая большим пальцем витиеватую буковку на ладони, медленно, искоса взглянул в сторону лежавшей на полу волшебной палочки. Протянул ладонь, грубо сомкнул на тёмном дереве пальцы и подтащил к себе. Прокрутил, слепо смотря в пространство, и сделал небрежный взмах, надеясь, что преданность помощницы не изменилась за те недели, что прошли после посещения Паучьего Тупика. Стоящий в глубине комнаты стул сдвинулся и, скрипя, проехался по паркету. Покрасневшие серые глаза без эмоций проследили за предметом мебели, затем запястье дрогнуло, заставляя обвисший карниз над дальним окном окончательно обвалиться, и на периферии слуха раздался грохот. Палочка по-прежнему слушалась его, но довольно слабо, Драко не ощущал той связи, какую чувствовал со своей старой палочкой из боярышника. Выпустив долгий выдох, он скользнул зрачками по голубкам и взмахнул палочкой, заставляя их взмыть в воздух. Он не контролировал магию, действовал наобум, и, видимо, волшебство всё же верно распознало его желание. Птички медленно витали в воздухе, затем замерли в углу комнаты там, где раньше высился книжный шкаф. Память услужливо подкинула образ Гермионы, стоявшей у копии такого же шкафа в Выручай-комнате, как она пальчиками мягко касалась корешков книг, как горели её глаза, с интересом проходясь по тиснениям названий. Ведомая воспоминаниями магия сотворила золотистые нити, потянувшиеся из кончика палочки, каждая подхватила птичек и зафиксировала, превращая в бумажную стайку. Теперь это его лилии.***
Босые ноги медленно шагали по коридору, спокойная темнота и совершенно непривычная мирная тишина поместья брели за ним по пятам на цокольный этаж. Портреты предков провожали молодого наследника, бросая недовольные взгляды на недостойный внешний вид. Ведь ни один из представителей столь знатной династии вовек не позволял себе выглядеть как пропитоха из Лютного. А он, засунув руки в карманы брюк, смотрел лишь под ноги и ни о чём не думал. Алкогольные пары едва клубились в разуме, позволяя идти к намеченной цели. Он чувствовал, что должен быть там сегодня. Обрывки истлевшей души трепыхались и тянулись рваными клочками в то место. Всё его нутро неистово кровоточило и выло от боли. Он хотел к ней! Ноги несли его вниз, чтобы снова погрузиться в ту тьму и… хотя бы мимолётно почувствовать её… Он резко остановился посреди коридора и повёл подбородком, понимая, что находится у комнаты отдыха матери. Той самой, где случился их последний разговор. Он больше ни разу не навещал Нарциссу. Просто не мог. Это было выше его сил. Невыносимая боль поднималась из глубин и застревала на уровне кадыка. Переживания за мать вкупе с болью потери Гермионы сильно подорвали его состояние. Гремучая смесь чувств давила многотонной плитой. И если он навестит мать сейчас — просто не справится с лавиной эмоций. Он моргнул и продолжил свой путь. Выйдя к парадной лестнице, ступил на мраморные ступени, абсолютно не ощущая стопами холод. Спустившись в холл, Драко повернул в нужное направление и периферийным зрением уловил мерцание из дальнего зала. Медленно, искоса взглянув в ту сторону, услышал едва уловимый нестройный перелив мелодии и по наитию пошёл туда. Звуки клавиш приближались, становясь всё громче и чётче, давая понять, что, пусть и ломаная, мелодия была незнакома его уху. Он прошёл по галерее и остановился в дверях, натыкаясь взглядом на спину Гидеона. Дядя сидел склонившись над роялем, опираясь головой в предплечье одной руки, пальцы которой небрежно сжимали полупустой стакан с алкоголем. Второй он неспешно перебирал клавиши. Тонкая, неуклюжая мелодия отрывисто прыгала по комнате, отскакивая от окружающего, скудно освещённого несколькими витающими свечами интерьера. С виду поза дяди была сникшей, уставшей, словно он просто присел отвлечься от многочасовой рутины, но даже Драко заметил, в каком он состоянии находился. Драко замер в паре шагов от анфилады, пустым взором наблюдая за медленным перебиранием клавиш. Зачем вообще он сюда пришёл? Он должен быть в другом месте! Там, где совсем недавно пытали Гермиону. Он должен быть там, вобрать в себя её боль и хотя бы этим приблизиться к ней! Да. Именно так. Сделав шаг назад, развернулся к дверям, и мелодия оборвалась — его заметили. — Драко? — сипло прошелестел Гидеон, но Малфой, не останавливаясь, сделал ещё шаг. — Драко, подожди, — раздались небрежное бряцание клавиш, звон стекла и тихое чертыхание. — Подожди. Дыхание замерло в лёгких. Драко медленно поднял взгляд и засунул кулаки в карманы брюк. — Что нужно? Гидеон смотрел на него открытым взглядом. Вопреки предположению, дядя не был пьян, однако покрасневшие глаза и синяки под глазами казались ещё более тёмными, а щетина приобрела уже совсем неопрятный вид. — Я хотел поговорить, — тихо обронил Гидеон. — О чём? — О твоём состоянии, — так же тихо проговорил дядя, полностью оборачиваясь в его сторону и садясь на банкетку спиной к роялю. — Что с ним не так? Я в норме. — резко выплюнул Драко, вздёргивая подбородок. — Ты… ты не в норме, парень, — мотнул головой Гидеон, — ты плохо выглядишь. Не выходишь из комнаты. Пьёшь, куришь… — Не твоё дело. — всё так же сурово отчеканил Драко и холодно ухмыльнулся. Между бровей дяди резанула морщина. — Прости меня, я намеренно не докучал тебе всё это время… а должен был, — вздохнул он. — Мы не обязаны проходить через это в одиночку. Мы оба потеряли любимых и… — Ты сильно заблуждаешься, если считаешь, что наши ситуации схожи, — то, каким пониманием и неприкрытой горечью сквозило лицо дядюшки, злило ещё больше! «Как он смеет?!» — Я не нуждаюсь в скорбных похлопываниях по плечу и фальшивом соболезновании. — и уже шагнул за порог залы, как на выдохе: — Я говорил с Кингсли. Серые глаза на миг прикрылись. — И? Новоиспечённый министр желает меня привлечь? — наполовину обернувшись, бросил Драко. Раздался протяжный вздох. — Авроры заняты отловом беглых Пожирателей. Некоторых уже поймали. И их показания говорят не в твою пользу… — И что? — безучастно перебил Драко. — Я носитель Метки, я такой же Пожиратель, как и они. Я служил Волдеморту и исполнял его приказы… — Тебя могут посадить в Азкабан! — резко поднимаясь на ноги, неожиданно пробасил Гидеон. — Я не могу этого допустить! — Отчего же? — фыркнул Драко. Какой-то скудной частью рационального разума он предполагал… даже надеялся, что новое правительство не пропустит его мимо бюрократической машины нового мироустройства. И жернова правосудия — пусть и предвзятого — перемелет его никчёмное существование. — Может, я хочу этого. — Что? — поражённо выдохнул Гидеон. — Что ты такое… — он нахмурился, зачесал волосы назад и прочистил горло. — Я договорился с Бруствером, чтобы против тебя не заводили дел, — твёрдо проговорил он. — Однако есть ряд условий, при которых его команда может протащить это через Военный совет. — Меня не интересуют их щедрые подачки, — повысив голос, грубо перебил его Драко. — Ты предлагаешь мне сделку с дьяволом? Серьёзно, дядюшка? — злился Драко. — Ты не… — Может, стать приманкой, которую не жалко? Быть наживкой? — с нажимом выплюнул он. — Лучше сразу в объятия к дементору! Я досыта наелся ложью в рядах ПСов, играл столько ролей… — Драко, это не то… — Быть на побегушках теперь у Бруствера? Поменять хозяина? — Он рекомендует вступить в Орден, — повышая голос, перекрыл он гневную тираду. — Предлагает примкнуть к Аврорам и внести вклад в поиски беглых Пожирателей. Повисло молчание, и Гидеон расценил это как добрый знак. — Я против этого, поверь, но это шанс, Драко, шанс на свободу. С тебя снимут все обвинения, закроют дело тихо и без разбирательств. Это гарантия твоего будущего… — Не лезь, Гидеон, — сквозь зубы прошипел Драко и, сверкая глазами, сделал твёрдый шаг в его сторону. — О каком будущем вообще может идти речь?! Думай лучше о себе, езжай обратно в Италию, или возвращайся в Грецию, и оставь нас в покое! — Нет, для меня уже всё кончено, ты — другое дело! Ты молод, у тебя вся жизнь впереди! — повысил он голос на пол-октавы. Его прервал неприятный смех. — Это для тебя-то кончено? — едко уточнил Драко. Серые глаза давно искрились льдом. — Как раз для тебя, Гидеон, ничего не кончено! Ты в своё время смог настоять на своём и выбрать правильную сторону! Я же понесу заслуженное наказание за свою трусость и… эгоизм! Не. Мешай! Гидеон на пару мгновений прикрыл глаза, мышцы на лице дрогнули судорогой. — Ты не прав, — выдохнул он. — Так бы хотела Нарцисса, — ниспадающей интонацией прошелестел он. — И, я уверен, и Гермиона. Волчья усмешка слетела с бледного лица, в мгновение изменяясь в угловатый оскал. — Не смей, — с угрозой просипел Драко, сжимая до хруста кулаки, сделал ещё один широкий шаг к нему. — Не вздумай приплетать сюда мою мать, — зубы скрипнули от гнева. Лицо дрогнуло, искажаясь в болезненной гримасе. — И… её. — Драко, — всем своим видом Гидеон потянулся к племяннику, но тот содрогнулся и попятился. Всё его тело напряглось и спустя мгновение изошло дрожью. Горло сковал спазм, и он резко вздохнул. — Не вздумай трогать это. — повёл он рукой и жёстко ткнул в Гидеона пальцем. — Не трогай её! Ты ничего не знаешь! — Александр мне рассказал, — вздохнул он. — Прошу тебя, не держи это в себе, поверь, я знаю, что говорю. Знаю, как это больно! — Ничего ты не знаешь, — каменной интонацией проговорил Драко. — Мама ещё может очнуться. Твоя… «Ну же, скажи "Твоя любимая жива"», — но оказалось чертовски сложно даже подумать об этом. Тяжело сглотнув, Драко заставил себя закончить мысль: — У тебя ещё есть надежда, а мне нечего терять. У меня никого не осталось. — Это неправда, Драко! Постой! — попросил Гидеон, когда он вновь попятился к дверям. — Зачем ты каждую ночь посещаешь заброшенный каминный зал?! Тело одеревенело, дыхание застряло в зобу. Драко застыл от услышанного и не смог произнести ни слова. — Я знаю, как тебе больно. Это переполняет тебя… и уничтожает. Не поддавайся скорби… она тебя погубит! Медленный, с дрожью выдох едва пробился через монолитную эмоциональную стену шириной с милю. Нестерпимо захотелось покинуть этот зал! Горло опасно сомкнул горячий обруч, к глазам снова подкатила ебучая огненная волна, и, повернувшись к дверям, он бросил на исходящем глухом выдохе: — Ты. Ничего. Не знаешь.***
Лёгкая музыка разливалась в полумраке зала, заполненного людьми. Бордовые оттенки интерьера, блеск дорогого дерева, звон бокалов и смех окружали его. Драко в который раз сидел за баром и крутил полупустой бокал виски. Разум заполнял сигаретный и алкогольный дурман, расслабляя напряжённые мышцы. Он намеренно приходил в бордель, чтобы больше не находиться в Мэноре, где всё напоминало о матери и… о ней. Кулак сжался, натягивая обвитую на нём золотую ниточку цепочки. Он некоторое время пробыл в каминном зале, болезненно вспоминая ту ночь, её и её агонию от пыток, которую причиняли по его вине. Намеренно, добавлял боли, доводил себя. Наказывал. Желчи приносило и то, что именно здесь, почти год назад, Драко пытался забыть Гермиону, а теперь всеми силами созидал её образ и не позволял ускользнуть во тьму. Он приоткрыл ладонь, в которой лежала золотая буковка, и вновь сомкнул пальцы. Сейчас, изредка смотря на всех девок, что сидели на коленях у посетителей, прислуживали им и танцевали на сцене в глубине зала, какой-то частицей себя сожалел, что у него не осталось ничего от неё, даже волоска. Располагал бы он её сущностью, конечно же воспользовался возможностью и отдал всё ради нескольких минут с ней. Он бы просто смотрел, вглядывался в родные карие глаза и выученные до миллиметра черты лица, держал за руку и прикасался к волосам. Обнимал её, прижимал к себе, шептал слова любви, пытаясь наверстать упущенное, и, быть может, украл касание губ… А после каждый раз бы в стельку надирался от подлого и эгоистичного осквернения её памяти! Но это были лишь мечты, подобного зелья не существовало. Ни одна, даже самая тёмная отрава не могла воспроизвести умершую сущность. Щека конвульсивно дёрнулась, взгляд исподлобья скользнул по большому зеркалу напротив. Затуманенные серые глаза особо не задерживались на толпе, пробежали по присутствующим. Здесь было много тех, кого он раньше видел на приёмах или попойках ПСов. Весь «уважаемый» сброд, который теперь прятался от нового правительства, ошивался здесь. Полная конфиденциальность, которую давал подписанный договор, даровала спокойствие и уверенность в неприкосновенности. Бледные губы вновь сжали тлеющую сигарету. Драко жестом приказал бармену повторить, указывая на пустой бокал. Девушка плавно подошла и, умело прокрутив бутылку, наполнила стакан. Он выпустил дым сквозь зубы, подхватил бокал и поднёс его к губам, периферией замечая, что барменша продолжает стоять напротив. — Чего тебе? — безразличным тоном проговорил он, звучно ставя стакан на столешницу. — Вы выпили уже полбутылки, не хотите ли что-нибудь перекусить? — Не нуждаюсь. — не морщась сглотнув остатки виски, прохрипел Драко и медленно перевёл на неё взгляд. Перед ним стояла миловидная, ухоженная девушка лет двадцати пяти. Короткая стрижка боб подчёркивала округлость лица, яркие голубые глаза смотрели открыто и заинтересованно. Лёгкая улыбка привлекала внимание к родинке над правильным изгибом губ. Она была небольшого роста, одетая в прозрачный кружевной корсет и короткие шорты. — Я постоянно вижу вас здесь, — мелодично протянула она, безуспешно стараясь скрыть итальянский акцент. — И всегда одного, без девочек. Что-то случилось? Я могу выслушать. «Выслушать». — Или, может, отвлечь от горьких дум, которые одолели вас, — наклоняясь ближе, прошептала она, метнув взглядом на увитый золотой нитью кулак, приподнимая аккуратную бровь. — Я смогу переключить вас, владею навыками массажа и… многим другим. Драко продолжал тяжело смотреть на неё. Он не нуждался в помощи и тем более в жалости! Он упивался болью, что почти впиталась в его суть и стала его частью. И выворачивать то, что осталось от его души, он не намерен. Тем более перед какой-то шлюхой. — Не нуждаюсь. — сухо повторил он, равнодушно взглядом пройдясь по её телу. Девчонка была хрупка и миниатюрна. Иссиня чёрные волосы, светлая кожа, россыпь родинок на правом плече и руке… татуировка в виде закрывшегося бутона лилии на левом предплечье. Факт рисунка на теле на миг удивлением мелькнул в бесстрастном разуме. Разве разрешено здешним девкам показывать нечто подобное? — Вы же сын хозяина, верно? — понизила она тон, наклонилась ещё чуть ниже и опёрлась локтями о барную стойку. — Гарантирую полную приватность. Не видя реакции на предложение, кельнерша медленно испустила вздох и ещё на пару дюймов подалась вперёд. Драко не сдвинулся с места, смотря в голубые глаза. — Я могу сделать то, что не под силу ни одной из здешних девочек, — едва слышно прошелестела она и моргнула. Яркие голубые радужки изменили цвет на яркий жёлтый с узкими зрачками. Теперь она была похожа на кошку! Драко лишь моргнул. Метаморф. Ещё один. Ему было достаточно и одного. — Ты всё равно не сможешь дать то, что мне нужно, — холодно проговорил он. — Какой бы ты уникальной ни была. — Я знаю эту опустошённость и… боль, что вас тяготеет, мистер Малфой. Вас одолела утрата и скорбь. Мне это очень знакомо, — Драко краем глаза проследил, как она слегка потянула на себя левую руку. — Иначе бы не стояла сейчас перед вами, и поверьте, я проходила те же стадии, что и вы. И знаю, как ослабить эту удавку. Вдох застрял в зобу. Он дико не желал подпускать кого-то к столь сокровенному и личному, но… от удара сказанных слов внутри что-то посыпалось, и он тихо, с натугой вытолкнул: — Карие, — отчего-то глаза вновь опалило жаром, когда радужки напротив поменяли цвет на желаемый. — Зе… зелёные вкрапления, — сглатывая колючий ком, хрипнул Драко, не моргая вглядываясь в глаза напротив. — Блять… — выдохнул, сжимая губы вслед кулакам, когда цвет приобрёл почти нужный окрас. Барменша кивнула, нажала на тонкий металлический браслет, сняла его и, выйдя из-за стойки, подошла к Драко. — Идёмте, мистер Малфой. Драко не мог оторвать от неё взгляд и пошевелиться, тогда девушка аккуратно обхватила его запястье и мягко потянула, выводя его из бара. Он не мог оторвать глаз от карих радужек, они гипнотизировали… — Идёмте, — повторила она шёпотом. — Я не могу показать больше, пока здесь охрана. Мадам Нирэн не будет в восторге, что я… что я не зарегистрировала клиента… Она что-то говорила, ведя его по тёмному, едва подсвеченному красными огнями коридору, а Драко шёл следом, пребывая в подобии анабиоза. Под воздействием алкоголя Малфой перестал ощущать пространство и просто позволил вести себя. Внутри что-то треснуло, окончательно обессилив его. Единственное, что держало, — знание, что вот сейчас он вновь увидит её, свою малышку. Сможет прикоснуться и почувствовать её тепло… Раздался щелчок двери. Драко не отрывал взгляд от девушки, даже когда она его усадила на диван. — Расслабьтесь, мистер Малфой, — мягко попросила она, пройдя вглубь комнаты. Довольно яркий свет под потолком немного потускнел, в пространстве разлилась лёгкая музыка… Просьба произвела абсолютно противоположный эффект, Драко встрепенулся и вновь напрягся, намереваясь встать, ибо окружающая обстановка явственно указывала далеко не на стороннее наблюдение. — Куда вы? — возвращаясь к дивану, удивилась девка. — Мне нужно идти, — холодно бросил Драко, направляясь к двери. — Я не за этим сюда пришёл. Трахать я тебя не стану. — Эм, м-мистер Малфой, вы неверно поняли. Я… мне тоже не хотелось бы этого. — Драко остановился. — Я знаю, что вам нужно. Позвольте вам помочь… — Драко обернулся вполоборота и замер, смотря в сторону. — Всё это лишь для меня, чтобы я смогла привести мысли в порядок и очистить голову для вас, чтобы настроится и… правдоподобно… — Замолчи, — выдохнул он, качнув головой. — Это не предательство, — тихо проговорила она, подходя ближе. — Это терапия. Пожалуйста, присаживайтесь, нам нужно обговорить условия… — Условия? — брови сильнее сошлись на переносице, углубляя и без того суровую морщину. — Для меня, — кивнула девушка. — Мне необходимо знать детали и… рамки допустимого. Вы же вольны делать со мной что захотите, если это вам нужно. В пределах разумного, конечно же. Малфой глубоко втянул лёгкими воздух. В нём велась борьба желания и боли. И желание вероломно побеждало! Потребность увидеть её руководило им и перекрывало всё рациональное! Он вновь опустился на бархатный честерфилд, сгорбился и, обхватив голову руками, прикрыл глаза. Девушка обошла диван и присела рядом. — Что ж, расскажите, что бы вы хотели видеть, мистер Малфой? — деловым тоном протянула она. — Как мне нужно выглядеть: рост, фигура, форма лица, цвет, густота и длина волос, форма глаз и носа, губ… каким характером должна обладать? Могу подобрать звучание голоса, если будет позволено вести с вами беседу… Серые глаза застыли на ворсе ковра под ботинками, тело отвердело, словно камень. Предатель! Он — предатель, эгоист и отступник, оскверняющий её память. И ради чего?! Ради собственной потребности! Ради необходимости увидеть её? Ради потворства отчаянию и неспособности пережить это самостоятельно?! «Трус!» — …пожалуйста, поясните детали, чтобы я смогла воспроизвести нужный облик, — донеслось до него будто издалека. Драко медленно выдохнул и, наконец, моргнул. Он не сможет. Просто не сможет озвучить всё! Подохнет уже на описании её волос, не говоря уже о контроле перевоплощения лица или подборе звучания голоса… Поедет крышей! — Я не смогу, — голос звучал сипло и холодно. — Мне… — Может быть, есть колдо? Медальон или газетная вырезка? Драко задержал дыхание. Колдография. Потайной карман пиджака внезапно потяжелел. Ладонь легла на лацкан и надавила. Её изображение, оно здесь, у сердца, и не нужно собирать её образ, словно пазл, будто она… игрушка! — Будет быстрее, ведь я вижу, как вам тяжело. — Он не ответил. — Вы сможете выговориться и… простить себя… — Мне этого не нужно! — сорвался Драко, цепляясь за волосы. — Мне не нужно прощение… я не желаю себя прощать! — тяжёлые выдохи разрывали грудь, кроша рёбра, глаза горели, горло сковал невыносимый спазм. — Я должен понести наказание за всё, что сотворил с… Блядь… — хотелось выть! Ладони сжали лицо, желая собрать и удержать лавину чувств, что мерно, но настойчиво подтачивали его броню. Он уже практически говорил с ней! Драко едва не высказал местоимение «тобой» и совершенно неосознанно потянулся к пиджаку, но замер, не желая отдавать последнее, что от неё осталось, то, что он до сего мгновения был не в силах просмотреть. Ведь Драко так и не вскрыл конверт. — Прости меня, Гермиона, — тихо выдохнул он и, поднявшись, сделал несколько шагов в направлении двери. Позади раздался краткий вздох, затем шаги и… Лёгкое касание плеча остановило его. Драко окаменел, уже понимая, что произошло. Медленно обернулся и, дёрнувшись, прикрыл глаза. Пред ним стояла она! Серые глаза приоткрылись. Драко сглотнул и устремил взгляд на босые ноги, скользнул выше по плотно запахнутому халату. Зрачки достигли талии и кончиков вьющихся волос насыщенного каштанового цвета. Его пробрала дрожь, кадык сковал спазм, не позволяя издать звук или сделать вдох. Она была здесь! — Гермиона? — из горла вырвалось нечто скомканное и скрипучее. Ладонь мягко сдвинулась и скользнула по шее вверх, обхватила небритую щеку, и большой палец нежно коснулся скулы. Она сделала шаг ближе и обхватила его лицо обеими ладонями. Пальцы до хруста сжались в кулаки, дыхание вырывалось скудными порциями, завихрениями распирая солнечное сплетение. Девушка, что стояла напротив, не произносила ни звука, но он отчётливо слышал дыхание, ощущал её присутствие и тепло. Знал, что она приняла её облик, и отчётливо понимал, что это не Гермиона, но всё равно не мог взглянуть на неё… Ладони слегка надавили на линию челюсти, прося приподнять лицо, но его шея будто заржавела. Тут он различил едва слышный вздох, читаемый как побуждение что-то сказать… и не сдержался. Веки дрогнули, ресницы взметнулись, и серые глаза встретились с карими. Тёплые, с зелёными искорками… любимые, самые красивые… ресницы, брови, нос и… губы… Зрачки бегло пробежали по родному лицу, по пышным кудрям. Окаменевшие кулаки дрогнули, и он не смог сдержать порыв, овладевавший всем его существом! Драко резко выдохнул и, зарываясь пальцами одной руки в её волосы, другой обхватывая спину, с силой притянул к себе. Лицо нашло изгиб плеча, губы впечатлить в бьющуюся жизнью жилку на шее, глаза до рези зажмурились, из последних сил сдерживая обжигающую волну. — Гермиона, моя Гермиона, — сдавленно прохрипел он. — Ты… я не в силах… без тебя… — громадный, ядовитый ком в горле не позволял говорить связно, касания её ладоней переместились на шею, и пальчики зарылись в волосы на затылке. Она медленно и нежно перебирала пряди, гладила по затылку, успокаивала, а он цеплялся за неё, не в состоянии насытиться её теплом и присутствием. Сетчатку неистово жгло, но слёз не было. Он попросту не позволял им проявиться, до сих пор не хотел признавать её смерть и вследствие оплакать. Он по сей день не верил в это, но любовь размером в бесконечную вселенную изнывала, надрывалась от скорби и потери самого необходимого и дорогого, медленно уничтожала каждый его атом. — Малышка, я люблю тебя, — сдавленно вытолкнул он, в судороге сжимая ткань на хрупком плече. — Люблю настолько, что готов убить за тебя и умереть сам. Ты моё всё, малышка, слышишь… всё… — пальцы разжались, и ладонь скользнула на поясницу. — Ты открыла во мне то, что я в себе и не подозревал. Не знал, что моя гниющая душа способна на то, что ощущаю сейчас. И это разъедает меня, убивает! Я… не могу без тебя! Не могу справиться с… с чувством вины… ведь… я убил тебя… Последняя фраза зависла в воздухе, девушка в руках застыла, тело напряглось. — Прости меня, — продолжал Драко, прижимая её к себе. — Умоляю, прости меня, без тебя так больно, так плохо! Я не могу! Почему ты ушла, почему не позволила поговорить с тобой и не послушала меня?! — сам не понимая, он резко отстранил её, перехватил за предплечья и мягко встряхнул, не в состоянии скрывать боль и скорбь, посмотрел на неё. — Почему не прислушалась ко мне и не осталась в штабе?! Почему?! Почему?! Почему покинула меня! Оставила одного! — Драко не заметил, как повалился перед ней на колени, обхватил бёдра и прижал к себе, утыкаясь лицом в живот. — Я люблю тебя, малышка, люблю…***
Яркое утреннее солнце рвалось в комнату тёплыми ранними лучами, усеивая комнату калейдоскопом солнечных зайчиков. Гермиона спала на животе, едва прикрыв бёдра краем одеяла. Кудрявые локоны цвета крепкого кофе разметались по подушке, пряча её лицо от его покрасневших глаз. Драко сидел на корточках совсем близко к кровати, упирался локтями в колени и прижимал сцепленные в замок кулаки к губам, из последних сил сдерживая себя от порыва взвыть. Он вглядывался в её образ и не мог насмотреться, всматривался в родной силуэт и дышал через раз. Разглядывал её очертания в тёплом утреннем зареве, цепляясь зрачками за каждую родинку, что пряталась на её спине. Обводил взглядом каждый позвонок и сустав, впитывал это видение, чтобы никогда… никогда не забывать. Драко знал, что она не пошевелится и солнце останется стоять на том же месте столько, сколько он захочет. Всё в этом месте подчинено его воле. Кроме его желаний. Он помнил этот момент, как проснулся раньше после их первого вечера в ресторанчике на просторах деревни Гриндельвальд и, — вот непроходимый глупец — мимолётно взглянув на Гермиону, невесомо поцеловал в плечо, ушёл в душ. И вот теперь, настоящий Драко неизвестно сколько времени усилием воли замораживал мгновение после, как за прошлым Драко закрылась дверь в ванную. Он ненавидел себя и был не в силах смотреть на самого себя, на того, кто из-за собственной тупости и мнимой уверенности потерял любимую! Убеждённый в постоянности судьбы, что Гермиона всегда будет рядом и он неизменно сможет взглянуть на неё, взять за руку, обнять и поцеловать. Поцеловать. Мерлин… как он мечтал об этом, как желал даже просто прикоснуться к ней! Дотронуться к волосам, нежно и осторожно запустить пальцы в пушистые кудри… Он так любил её! Невозможно, невероятно сильно любил, катастрофически обожал! Эмоции разрывали его, расщепляли на атомы! Уничтожали! Сейчас, смотря на её образ, Драко давился тяжёлым и горьким комом в горле, усиленно сдерживая слёзы, которые, казалось, застыли где-то на полпути и, разъедая гортань, мешали дышать. Боль задеревенела в теле, превратив его в нечто полуживое. Он перестал считать дни и ночи, которые проводил в собственных воспоминаниях. Просто существовал в них. Малфой плохо помнил, как покинул бордель и оказался в поместье. На грани восприятия от переполняемых его эмоций он взлетел на этаж, где был кабинет Люциуса. Отрывисто дыша, раскрыл книжный шкаф, где скрывался Омут Памяти. И, склонившись над ним, не в силах более сдерживать тайфун воспоминаний о Гермионе, вцепился подрагивающими ладонями в края чаши и согнулся над зеркальной субстанцией, чувствуя, как из носа и распахнутых глаз стекают молочные нити воспоминаний. Он дышал тяжело, рывками, изрыгая всю боль, что в нём гнила. Было невыносимо! Душа сошлась до крупицы, сузилась настолько, что стало казаться — он, наконец-то, умирает. Захлебнувшись воздухом, резко зажмурил глаза до ярких искр под веками, распахнул и замер, не в состоянии моргать: на поверхности Омута всплывала череда воспоминаний. Её лицо мелькало на зеркальной глади, моменты прыгали, смешиваясь в один бесконечной поток боли. Он видел её… …Она идёт рядом по улочкам деревушки и заливисто смеётся, мило запрокидывая голову… …Раскрасневшаяся с мороза, с азартом в глазах, кидает в его сторону снежки… …Держит его за руки и мягко смотрит, подбадривает, показывая, как правильно нужно кататься на магловских коньках… …Сжимает варежками стаканчик с чаем и дует на исходящий паром напиток… …Смущённо листает меню ресторана, старательно делая вид, что исподтишка не смотрит в его сторону… …В наслаждении прикрывает пушистые ресницы, отпивая из кружки какао… …Спит на его плече, мягко сжимая футболку на его груди… …Робко поджимает губы, танцуя с ним под гирляндами на танцполе ресторана… …Томно прикрыв глаза, плавно и сексуально двигается, танцуя в свете мерцающих софитов клуба на острове… …Невинный, наполненный волнением и интересом взгляд карих глаз… так близко… на песке… …Неумело, смущаясь своих желаний, отвечает на поцелуй… Первый их поцелуй в ночном океане… …Умиротворённая, спокойная, в персиковом свете магических светильников его спальни… он тянется к ней, целует… и она смыкает губы в ответ… …Подёрнутое наслаждением личико, выгнутое от наслаждения тело, приоткрытые губы, поднятые домиком брови… она получает удовольствие от его ласк… ей хорошо с ним… …Я люблю тебя, Драко… Он вздрогнул всем телом, окунул ладонь в Омут, приказывая магии артефакта показать последнее воспоминание. «Я люблю тебя, Драко… Я люблю тебя, Драко… люблю тебя… люблю… люблю…» Признание, которое он не заслуживает! Которого недостоин! Выдернув ладонь из завихрений, яростно стиснул края чаши и сокрушённо опустил голову. Это невозможно. Так больно. Как же её не хватает. Он вновь устремил болезненный взгляд в глубины Омута, следя за хороводом воспоминаний, которые навечно будут его палачами. Внезапно всплыло её расстроенное личико. Драко подался вперёд и погрузился в это событие с головой. Он находился в гостиной во время их скандала. Она хмурилась, сидя на диване, а Драко из воспоминаний, в нескольких шагах, доказывал свою правоту. Это был спор по поводу чаши Пуффендуй и ограбления банка, перед его обманом с её палочкой и памятью. Малфой присел напротив Гермионы и потянулся к её рукам, но его пальцы прошли сквозь неё. С силой сцепив челюсти и на мгновение закрыв глаза, опустил ладони по обе стороны её бёдер и поднял взгляд на её лицо, но она отвернулась. С силой прикусив губу, сдерживая внутреннюю боль, потянулся к её лицу. Такому родному и любимому. Пальцы замерли на полпути. В ничтожном полудюйме! Казалось, он мог почувствовать её тепло… Сведя брови, Драко усилием воли заставил воспоминание вернуться на несколько мгновений назад и в последнюю секунду опустил взгляд на её сложённые на коленях руки, выдохнул, остановив время. — Малышка, — с комом в горле выдохнул он. — П-прости меня. Прости за все обиды, слёзы и боль, что я причинил. Я старался любить тебя правильно, но вышло всё наперекосяк… как умел… я… — в горле забулькало, зоб перехватило, и он медленно и совершенно несмело посмотрел ей в лицо. Она была застывшим кадром и глядела сквозь него. Это убивало остатки его души! Драко дрогнул бровями и вновь потянулся к ней, но остановил себя, замерев в миллиметре от алой щеки. — Я так люблю тебя… — не сумев сдержаться, подался вперёд в намерении обхватить лицо ладонями, повалился сквозь неё. Злость в секунды овладела им, и Драко потерял нить, которая держала воспоминание — оно растворилось дымкой. Сдавленно зарычал, сжимая в кулаках волосы. Какое-то время он, натужно дыша, стоял на четвереньках в абсолютно непроглядной, клубящейся мгле, а после возникло воспоминание: В тот вечер он вернулся с рейда измотанным и опустошенным. Драко шатко поднялся на ноги и прошёл дальше, входя в сформировавшееся помещение. В тёмной комнате всё пространство обозначалось лишь тусклыми серыми бликами от неплотно прикрытого шторами окна. Стоя позади, Драко наблюдал за своей копией из воспоминаний, как тот смотрел на неё спящую, не совсем пока оправившуюся после пыток Кэрроу. В ту ночь на рейде ему пришлось наблюдать за убийством семьи маглов, которой он не успел помочь. И, когда он вернулся к Гермионе, его впервые поглотила лютая паника. Что, если с ней случиться подобное? Если он не успеет защитить и её схватят? Не сможет проконтролировать себя и выдаст, что скрывает её?! В тот вечер он понял, насколько она ему дорога, насколько сильно любит её и боится потерять! Моргнув, он обошёл свою копию и исподлобья наблюдал за собой из воспоминаний: как аккуратно отгибает одеяло и трепетно проверяет компрессы и бинты на её спине, как мягко кладёт ладонь на её макушку и проводит ею по волосам, затем наклоняется, крепко целует в висок и шепчет: «Я не позволю этому случиться. Клянусь». Драко понял, почему его закинуло именно сюда. — Лжец. — резко выдохнул Драко. — Лжец! — уже громче, подходя к стоящему в мантии Пожирателя парню. — Ты был не в праве давать подобные клятвы! Ты ни на что не годен! Ты не смог её защитить и оградить от тьмы! Ты допустил её смерть! Тыубилеё! — Драко ударил образ из воспоминаний, но кулак прошёл сквозь светловолосую копию. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты позволил ей умереть! Позволил себе потерять её! Ненависть к самому себе, груз потери и боль вновь выкинули его из воспоминания. Скрючившись в бесцветных клубах Омута, Малфой чувствовал, как глаза наполняются влагой. Он не смог справиться… уже не мог держать это в себе! Мокрая дорожка разрезала щеку раскалённой лавой горя. Тяжело и шумно дышал он, чувствуя неистовую нужду оказаться как можно ближе к Гермионе, ощутить то, что только она привносила в его жизнь, — спокойствие и тишину… Окружающая субстанция загустела и уплотнилась, принимая форму их спальни в шале тем осенним утром. И вот он неизвестно сколько находился в этом воспоминании. Лелеял переполняющие его чувства и эмоции. Поглощённый смесью печали, скорби, меланхолии, ненависти к себе и злости на обстоятельства. Всё это медленно убивало его, и он с дюжинной охотой поощрял внутренних демонов, кормил их этой отравой и сам пудами поглощал этот яд. Слёзы плавили глаза, ком распирал гортань, грудную клетку разрезали острые клыки и когти потери и погибшей любви… а он вгрызался в её образ, не в силах упустить любимый абрис. Не позволял себе отвлечься, чтобы не потерять это воспоминание. — Драко. Малфой не пошевелился, даже не моргнул. — Драко, ты слышишь меня? — повторил взволнованный голос. — Чёрт возьми, парень, что же ты делаешь! — Мгновение, и его дёрнули за локоть, вынуждая обернуться. Рядом с ним стоял Гидеон с невероятно взволнованным видом. — Драко! Малфой резко выпрямился и едва не упал, ощутив, насколько затекло всё его тело! Пошатнулся, но устоял на подрагивающих ногах, повернулся и загородил собой спящую Гермиону. — Что ты здесь делаешь? — не своим голосом, хрипло выдавил Драко. — Убирайся! — Нет, — тихо, но с превалирующим волнением выдохнул Гидеон, делая шаг. — Я уйду отсюда только с тобой! — Не подходи! — расправив плечи и сжав кулаки, набычился Драко. Он не позволит отобрать единственную возможность быть с Гермионой! — Не смей! — прорычал он. — Драко, идём, тебе нужно успокоиться и… отпустить её. Зелёные глаза переместились на постель. Серые налились совершенно иррациональной животной ненавистью, и Драко, преодолев короткое расстояние, с силой толкнул Гидеона в грудь. — Не смей смотреть на неё! — совершенно по-звериному прорычал он. — Она моя! «Моя жизнь!» Вмиг оценив ситуацию и состояние Драко, Гидеон перехватил его руки и ловко скрутил за спиной. — Успокойся, — мерно, но твёрдо в ухо проговорил Гидеон. — Тебе необходимо прийти в себя! — повысил он голос и сжал его сильнее, когда Драко начал сопротивление. — Ты обязан научиться жить дальше, вобрав из переполняющей тебя боли всю её силу. Перенаправь эти эмоции в нужное русло! Крик. Рывок. Завихрения, резкий подъём и падение. Колени завыли огненными спазмами, ладони засаднило от шершавого ворса ковра. — Что ты наделал! Ты вырвал меня… оторвал от неё… Ненавижу тебя! — кричал Драко сгребая волосы на затылке скованными судорогой пальцами. — Ненавижу! Убирайся! Оставь меня в покое! — резко поднявшись на колени, проорал он в лицо Гидеону. Его поглощали эмоции, вырывались ураганом, сметали все его стены и контроль в прах! Ничего больше не осталось, ни-че-го. Гидеон попытался привести его в чувства, но это не возымело нужного эффекта. Парень продолжал сжимать кулаки, смотреть на него взглядом, полным невыносимой утраты, и, погребённый под тоннами вины, боли и скорби, надрывно, изнурённо дышать. — Если ты не возьмешь себя в руки, то погубишь себя! — встряхнул, крепко обхватив его за плечи. — В этом драккловом Омуте ты пропадаешь уже вторую неделю! Ты полностью истощён! — Оставь меня, — едва шевеля онемевшими губами, выдохнул Драко. — Ты… — лицо Гидеона исказилось ужасным пониманием. — Ты пытаешься так покончить с собой?.. Драко лишь опустил подбородок и окончательно сдался. Тело почти обмякло, глаза потухли. Плечи завибрировали, исходя нарастающей дрожью, и по бледным щекам покатились слёзы. — Мерлин, Драко… — Гидеон обхватил ладонью его шею и притянул к себе. Он содрогался всем телом, хватаясь за плечи Гидеона, как за спасательный круг, больше не в силах сдерживать в себе всё это. — Я не могу, — выталкивал он. — Не смогу без неё. — Сможешь, я знаю это… — сжимая напряжённую шею, уверял Гидеон. — Я хочу к ней. — отрывисто бормотал Драко. Голос становился ровнее, дрожь сходила на нет. — Отпустите меня… к ней… — Нет. Её нужно отпустить. — приказным тоном проговорил Гидеон, отстранился и серьёзно посмотрел в пустое лицо племянника, который давно стал для него более близким и родным. — И она тоже должна упокоиться, не удерживай её здесь. — Покрасневшие и мокрые серые глаза вспыхнули протестом и отголоском гнева, который мог вылиться в нечто неконтролируемое, но Гидеон продолжил вести свою линию: — Направь всё, что сидит в тебе, — с силой приложил ладонь к его груди, — здесь, в правильное русло! Отыщи мужество бороться с прихвостнями Волдеморта! Драко, если бы не Реддл, не было бы войны! Если бы не Пожиратели, не было бы стольких жертв! Гермиона была бы жива, понимаешь?! Не ты виновен в её гибели, а Пожиратели и Волдеморт! Направь вот это, — он вновь вдавил ладонь в его грудь, — в отмщение и в создание лучшего мира! Твой долг сделать его таким, каким хотела видеть она! — Да что ты знаешь о её желаниях? — попытался крикнуть Драко, но голос оборвался. — О её, может, и ничего, но знаю о твоих. Ты хотел заботиться о ней, защищать её любой ценой. Чтобы она чувствовала себя под твоей защитой, пусть и сама могла защитить кого угодно. Это твой долг как мужчины, будущего мужа и отца — заботиться о своей семье. Так исполни же свой долг. — Как? — Уж точно не изводя себя Омутом. Мужчина так не поступает. Он чтит память любимой и ради неё продолжает жить. Во имя её памяти совершает добро. Просто потому, что она того хотела. Того мира, ради которого ты сражаешься. Каждый день. И это твой долг. Это достойное поведение горюющего мужчины, а не сопляка, который топит своё горе в выпивке, борделях или Омуте. Такой человек жалок. Разве она бы хотела, чтобы ты был таким? Разве она знала такого Драко Малфоя? Драко молчал. — Ответь! — рявкнул Гидеон. — Такого ли Драко Малфоя она полюбила?! — Нет, — через силу выдавил он. — Ну так будь таким Драко Малфоем, которого она видела, которого она знала и к которому привязалась всем сердцем. Иной Драко Малфой недостоин Гермионы Грейнджер. Ровно и медленно выдохнув, Гидеон с призрачной надеждой разглядел живой отблеск в потухших серых глазах. — Воспользуйся своей болью, сделай так, чтобы ей, там, не было за тебя стыдно.