Крысолов

Крысиный человек стоял у бензонасосов, весьма сокрушенный и робкий теперь крысолов, с тенью раздумья на лице. Он погрузился в себя и в тишине размышлял о неудаче; его глаза как бы закоптились, кончик языка ерзал возле резцов, полизывая губы. Подняв глаза, он исподтишка взглянул на меня, потом на Клода. Кончик носа крысолова задергался: он принюхивался к воздуху. Потом, несколько раз мягко качнувшись на носках, сказал голосом, исполненным тайн: «Хотите кое на что посмотреть?» Очевидно, он пытался спасти свою репутацию.  — На что?  — Кое-что удивительное! — объявив это, он опустил правую руку в глубокий, как у браконьеров, карман жакета и вытащил большую живую крысу, крепко сжатую в пальцах.  — Боже правый!  — Вот она, пожалуйста! Он слегка подался вперед, вытянув шею, и уставился на нас, держа в руках огромную коричневую крысу. Чтобы она не вывернулась и не цапнула, он крепко сдавил ей шею большим и указательным пальцами.  — Вы всегда таскаете крыс в своих карманах?  — Со мной всегда одна или две. С этим он сунул свободную руку в другой карман и извлек маленького белого хорька.  — Хорек, — сказал он, приподнимая его за шею. Хорек, казалось, знал хозяина и не пытался вырваться.  — Никто так быстро не убивает крысу, как хорек. И никто так яростно не сражается. Он приблизил руки одна к другой, так что нос хорька оказался в шести дюймах от крысиной морды. Розовые бусинки глаз хорька впились в крысу. Та задергалась, пытаясь сбежать от убийцы.  — Ну, — сказал крысолов, — смотрите! Его рубашка цвета хаки была открыта у шеи, и он, подняв крысу, опустил ее за пазуху. Как только рука освободилась, он расстегнул жакет, и стало видно, как под тканью выдается тело крысы. Ремень препятствовал ее проникновению ниже пояса. Затем он запустил хорька вслед за крысой. И тут же под рубашкой началась бешеная гоньба. Было заметно, как крыса носится вокруг человеческого тела, преследуемая хорьком. Пять или шесть кругов совершили они — меньшее тело вслед за более крупным, с каждым оборотом сближаясь понемногу, пока наконец не сплелись воедино и не раздался пронзительный визг схватки. За все время представления крысолов стоял совершенно спокойно, расставив ноги и опустив руки и не сводя своих черных глаз с Клода. Но теперь он запустил руку за пазуху и вытащил хорька; другой рукой извлек мертвую крысу. На белой мордочке хорька были следы крови.  — Не уверен, что мне это слишком нравится.  — Держу пари, вам не приходилось раньше видеть ничего подобного.  — Да, не приходилось. И вообще, в один прекрасный день эта тварь вцепится вам в кишки, — сказал ему Клод. Но все же это произвело впечатление, и крысолов вновь вырос в его глазах.  — Хотите увидеть нечто еще более удивительное? — спросил тот. -Нечто такое, во что вы никогда не поверили бы, если бы не увидели своими глазами.  — Ну? Мы стояли возле насосов, и это было одно из самых прелестных теплых утр ноября. Две машины заправлялись, сразу одна за другой, и Клод отходил к ним, чтобы обслужить.  — Так вы хотите увидеть? — спросил крысиный человек. Я взглянул на Клода, отчасти предчувствуя недоброе. «Что ж, — сказал Клод. — Давайте посмотрим». Крысолов опустил мертвую крысу в кармам, хорька — в другой. Затем он полез в ранец и извлек — будьте любезны! — еще одну живую крысу.  — Боже правый! — сказал Клод.  — Со мной всегда одна или две крысы, — спокойно объявил морильщик. -На этой работе надо знать крыс, а чтобы знать хорошо, надо чтобы они всегда были с тобой. Эта вот-- канализационная крыса. Старая канализационная крыса, хитрая, как педик. Видите, как она все время наблюдает за мной, пытаясь вычислить, что я замыслил? Видите?  — Очень неприятная.  — Что вы собираетесь делать? — спросил я. Я чувствовал, эта крыса нравится мне еще меньше предыдущей.  — Дайте мне кусок веревки. Клод принес ему кусок веревки. Левой рукой крысолов закрепил петлю на задней лапе крысы. Та забилась, выворачивая голову, чтобы увидеть, что с ней собираются делать, но человек крепко сдавил ей шею двумя пальцами.  — Итак! — воскликнул он, оглядываясь. — Есть у вас дома стол?  — Мы не хотим крысу в доме, — сказал я.  — Хорошо. Но мне нужен стол. Или поверхность типа стола.  — Как насчет капота того автомобиля? — сказал Клод. Мы подошли к машине, и морильщик опустил старую канализационную крысу на капот. Он прикрепил веревку к дворнику ветрового стекла — крыса теперь была привязана. Первым делом она вся подобралась, неподвижная и подозрительная, крупная серая крыса с яркими черными глазами и облезлым хвостом, свернувшимся на капоте в кольцо. Она поглядывала в сторону от крысолова, однако искоса отслеживала каждое его движение. Тот сделал несколько шагов назад, и тут же напряжение оставило крысу. Она присела на задние лапы и принялась вылизывать серую шерстку на грудке. Затем поскребла мордочку передними лапами. Казалось, ее вовсе не интересуют стоящие рядом три человека.  — Ну, а как насчет небольшого пари? — спросил крысолов.  — Мы не спорим, — сказал я.  — Только для потехи. Когда поспоришь — больше потехи!  — О чем вы хотите спорить?  — Спорим, я убью эту крысу, не дотрагиваясь до нее 'руками. Мои руки все время будут в карманах.  — Вы забьете ее ногами, — сказал Клод. Было очевидно, что у крысолова с деньгами туго. Я посмотрел на крысу, которую собирались убить, и почувствовал легкую тошноту, и не столько потому, что ее собирались убить, а потому, что ее собирались приканчивать как-то особенно, с изрядной порцией удовольствия.  — Нет, — сказал крысолов. — Не ногами.  — И 'не локтями?  — Не локтями. Не руками и не ногами.  — Ты сядешь на нее.  — Нет. Я не придавлю ее.  — Ну давай посмотрим, как ты сделаешь это.  — Но сначала поспорим. На фунт.  — Не будь кретином, — сказал Клод. — Почему мы должны давать тебе фунт?  — А на что же мы поспорим?  — Ни на что.  — Что ж. Тогда ничего не будет. Крысолов сделал движение, намереваясь отвязать веревку от дворника.  — Я поспорю с тобой на шиллинг, — сказал ему Клод. Ощущение тошноты в моем желудке усиливалось, но во всем этом деле был какой-то ужасный магнетизм, так что я был не в силах ни уйти, ни даже пошевельнуться.  — Вы тоже?  — Нет, — сказал я.  — А вы почему нет? — спросил крысолов.  — Просто не хочу с вами спорить, вот и все.  — Так вы хотите, чтобы я проделал все это за паршивый шиллинг?  — Я вообще не хочу, чтобы вы делали это.  — Где деньги? — сказал он Клоду. Клод положил шиллинг на капот, ближе к радиатору. Крысолов выудил два шестипенсовика и положил их рядом с монетой Клода. И как только он протянул руку, крыса сжалась, откинула голову и распласталась на капоте.  — Итак, поспорили, — сказал крысолов. Клод и я отступили на несколько шагов. Крысолов шагнул вперед. Он сунул руки в карманы и согнулся в поясе так, что его лицо оказалось на одном уровне с крысой, на расстоянии около трех футов. Его глаза впились в крысиные и держали их. Почуяв смертельную опасность, крыса вся подобралась, но оставалась неподвижной. Мне показалось, в ее позе была готовность броситься вперед, в лицо человеку, но, вероятно, было что-то могущественное во взоре крысиного человека, что удерживало ее от прыжка и подавляло, и затем постепенно стало подчинять, так что она подалась назад, вся волочащаяся от медленно утопающих шажков. Но вот веревка, держащая ее за лапу, натянулась. Она рванулась еще дальше и задергала лапой, пытаясь высвободить ее. Человек 'наклонялся вперед, к крысе, следуя за ней лицом, и наблюдая, и вдруг крыса запаниковала и скакнула вверх и вбок. Веревка рванула ее назад с такой силой, что чуть не вывернула лапу. Крыса снова сжалась в комок, но уже на середине капота — так далеко, как позволяла веревка. Она была здорово подавлена, усы дрожали, длинное серое тело сводило от страха. С этого момента крысолов начал опять приближать свое лицо. Он делал это медленно, так медленно, что движение вовсе не было заметно, хотя расстояние на наших глазах все сокращалось. Он ни на миг не отводил глаз от крысы. Напряжение было столь велико, что мне вдруг захотелось закричать и остановить его. Я хотел остановить его, потому что от всего этого во мне просыпалась тошнота, но я не мог заставить себя вымолвить и слова. Вот-вот должно было случиться что-то крайне неприятное — я был уверен в этом. Что-то низменное, жестокое и крысоподобное, и тогда меня уж точно вытошнит. Но сейчас я должен был смотреть. Лицо крысолова было уже на расстоянии почти восемнадцати дюймов от крысы. Двенадцать дюймов. Затем десять, а возможно, и восемь, и скоро лишь расстояние в ладонь разделяло их. Крыса вдавила тело в крышку капота, напряженная и объятая ужасом. Крысолов тоже был напряжен, но его активное убийственное напряжение напоминало сжатую пружину. Тень улыбки оживляла кожу вокруг его рта. Вдруг он цапнул. Он цапнул, как змея, бросив голову вперед с быстротой кинжального удара, что производится мышцами нижней части тела, и я на мгновенье разглядел его раскрытый широко рот, два желтых резца и лицо, искаженное широтой хватки. Больше я не мог смотреть. Я закрыл глаза, а когда открыл снова, крыса была мертва, а крысолов складывал монеты в карманы, слизывал кровь вокруг рта.  — Вот почему они делают лакомства из этого, производители шоколада, сказал он. Они обычно используют ее в производстве лакомств. Опять тот же смак в голосе, те же мокрые губы и вкусный выговор, с богатыми горловыми модуляциями, и сладкая, просто-таки вся в густом сиропе, манера тянуть это словцо «лакомства».  — Точно! — сказал он. — Ничего дурного не случится от глотка крысиной крови.  — Не говорите за всех, — сказал ему Клод.  — Но так оно и есть. Да вы и сами пробовали ее не раз. Все грошовые конфетки сделаны из крысиной крови.  — Спасибо, но нам бы не хотелось слышать об этом.  — Ее кипятят в больших котлах, выпаривая и размешивая длинными шестами. Это один из великих секретов фабрикантов шоколада, и никто не знает об этом, кроме крысоловов, снабжающих их сырьем. Вдруг он заметил, что его не слушают, что наши лица враждебны, красны от злости и отвращения, что нас с души воротит. Он резко оборвал себя, повернулся, не сказал ни слова и направился через шоссе к обочине дороги. Он двигался неторопливой, почти изящной иноходью, напоминая крадущуюся крысу, и совершенно бесшумно, совершенно бесшумно даже по гравию.