Нарисуй что-нибудь

      Кит ненавидит своего соулмейта, потому что тот постоянно рисует и пишет непристойности на своих руках, которые отображаются и на его предплечьях тоже! Кит замучился объяснять родственникам, что его соулмейт, похоже, просто озабоченный.       Лэнс ненавидит своего соулмейта, потому что тот не отвечает на его послания, нарисованные на руках. Сначала это были действительно послания, со словами, с небольшим, но намёком на смысл. Он хотел встретиться со своим соулмейтом, ведь написать на руке свой адрес не стоило труда. Но каждый раз, выводя на руке слова или цветы (или другие рисунки), он видел и понимал, что его грёбанная родственная душа не хотела отвечать. То есть совсем. За все семнадцать лет своей жизни Лэнс не получил ни одного рисунка, слова или намёка на то, что его соулмейт действительно читает или хотя бы видит его послания. И впоследствии он просто послал всё это нахер. «Не хочешь по-хорошему? Будем по-плохому», — подумал тогда Лэнс.       Когда Киту было десять, родители рассказали ему про соулмейтов, и как родственные души могут друг с другом взаимодействовать на расстоянии. И рассказали ему только потому, что его вторая половинка всё время что-то рисовала на своих руках. И не заметить этого никто не мог. По-детски красивые цветы и различные животные самых разных оттенков вызывали у семьи Кита бурю положительных эмоций, но сам мальчик не любил этого. Впервые увидев непонятно откуда появляющиеся линии, мальчик испугался, боялся, что это ненормально и что его засмеют. Но обо всём узнав, он невзлюбил свою родственную душу за то, что та заставила его чувствовать себя так плохо. — У неё бумаги что ли нет? — думал он, смотря на каракули на руках.       Рисунки Кит ещё мог понять, но ругательства и пошлые комментарии в сторону всего, что окружало его соулмейта, — это уже чересчур. Он постоянно пытался игнорировать всё это. Постоянно. Иногда он просто не выдерживал и хотел уже было что-то написать, но вовремя себя одёргивал. С этим пошлым ублюдком Кит встречаться не хотел. Ему оставалось лишь скрывать всё это безобразие за длинными рукавами различных толстовок и кофт.       Каждое утро на руках было написано «С Добрым Утречком!» и рядом пририсован подмигивающий смайлик, на что Кит лишь закатывал глаза, понимая, что настроение испорчено на весь день. А испорченное настроение говорило лишь о том, что Кит будет раздражителен и резок: с сарказмом ответит матери на вопрос о его делах, в школе нагрубит кому-нибудь. Зачем соулмейт вообще напоминает ему о своём существовании? Да ещё и утром? Это очень сильно раздражало Кита.       Школа находилась на другом конце города, в котором жил Кит. «Тащиться через весь город туда, а потом обратно — столько мороки», — как-то раз за семейным ужином произнёс он. На что родители лишь сказали, что он будет ездить туда на велосипеде. Киту не очень нравилась эта идея сначала. Но выбора у него не было. Родители, даже не посоветовавшись с Китом, купили ему велосипед и полный комплект защиты. Однако Кит надевал один лишь шлем, а потом и вовсе стал ездить без него.       Единственное, что Кит любил в поездках в школу на велике, — так это то, что можно выбрать любой маршрут и слушать при этом музыку. Так он делал с начальной школы, когда ему только подарили плеер и наушники. Мама не одобряла, что он, слушая оглушительную музыку, гонял по улицам, где носятся машины. Но Кит заверял её, что с ним всё будет в порядке. За свои семнадцать лет Кит сменил четыре велосипеда. Один он, естественно, перерос, другой велик попал в аварию и восстановлению не подлежал, третий просто украли. Поэтому Кит дорожил тем, на котором сейчас сидел и крутил педали.       Слушая музыку, Кит всегда подстраивался под то, что слышал. Если в наушниках плавная и медленная мелодия, он сбавлял скорость. Если энергичная и быстрая — скорость только увеличивалась. Однажды эта привычка сыграла с ним злую шутку. Когда Кит нёсся под сумасшедшие биты, доносившиеся из наушников, он обогнал какого-то парня на синем велике, которого совсем не видел, сосредоточившись на дороге и музыке, и подрезал его, повернув резко налево (конечно же, не специально). Из-за чего парень на синем велосипеде врезался в него, слетая со своего транспортного средства на тротуар и раздирая кожу на коленях об асфальт. Из-за чего Кит и его велосипед разлетелись в разные стороны: Кит на тротуар, двухколёсный друг — на проезжую часть, где его тут же переехал грузовик.       Этого парня на синем велике звали Лэнс. Придурок, который, несмотря на популярность в школе, имел удивительно хорошие оценки. Кита раздражает поведение Лэнса: его выпендрёж, его кривлянья, его тупые пошловатые шуточки. Именно из-за выпендрёжничества и желания всё время быть на виду, думает Кит, он и стал популярным. Кита раздражает Лэнс. Кита раздражали подобные зазнайки и выпендрёжники.       Не то чтобы Кит был полным изгоем в школе. Нет, его не закрывали в подсобке, его не окунали головой в унитаз, его вещи не были выброшены на помойку ни разу. Но всё-таки, что-то в Ките отталкивало людей. Хотя у него была пара друзей; точнее, друг. Друг, которого Кит знает с самого детства, — Широ. Сейчас Широ учится в колледже и уже нашел своего соулмейта, девушку с таким необычным именем — Аллура. Почему необычное? Наверное, потому что Кит его ни разу не слышал. Для Широ же имя его родственной души не кажется странным или необычным. Широ рассказывал ещё маленькому Киту, как они с Аллурой общались, и что они впервые нарисовали/написали друг другу. Это было интересно, пока это не касалось самого Кита. Широ весело посмеивался, видя забавные рисунки на руках Когане, говоря, что Киту тоже стоит что-нибудь нарисовать, но Кит не хотел.       Были ли у него ещё друзья? Нет. Знакомые? Может быть.       Он видел перед собой только дорогу. Голубовато-серый и немного потрескавшийся асфальт был усыпан пожелтевшими листьями, которые дворникам, видимо, лень убрать. Но это было красиво. Осень очень нравилась Киту. Не та осень, когда за окном льёт как из ведра, и ветер такой же холодный, как зимой. Ему нравилась именно такая осень: солнце вроде бы и греет, но уже и не печет как летом, листья только-только начинают опадать, и их подхватывает лёгкий, прохладный ветерок. В наушниках спокойная мелодия песни начала перерастать в сумасшедший ритм, что иногда поражало. Музыка вроде бы и спокойная, и слова соответствуют тону мелодии, но потом всё в точности наоборот. Он временами поражался своему музыкальному вкусу.       Иногда по дороге в школу он проезжал через парк. Этот парк был не очень популярен в силу того, что в нынешнее время мало кто ходит по паркам, предпочитая торчать в душных торговых центрах. Но очень часто Кит замечал там смутно знакомую фигуру, стоящую за мольбертом на трёх ножках. И каждый раз у неё были палитра и кисть в руках, а на груди висел перепачканный фартук. Кит догадывается, кто это. Возможно, это Лэнс. И это настораживает. Такой общительный, энергичный, сующий нос не в свои дела Лэнс не может с каменным, с таким сосредоточенным лицом выводить что-то на листе бумаги. Каждый раз, проезжая мимо, Кит думает, что ему кажется, и он просто спутал обычного художника с этим придурком. В этот раз художника в парке не было.       В школе, на уроках, Кит старался слушать учителя, запоминать, что тот говорит, но мысли были где-то далеко. Почему того художника сегодня не было? Ведь такая красота на улице, что грех её не запечатлеть на бумаге. Хотя откуда Кит мог знать? Может, тому художнику вообще не нравится такая погода? Интересно, а какая погода ему тогда нравится? Стоп. С чего бы ему вдруг думать о том художнике?       Большая перемена всегда была временем похода в столовую. Немногие осмеливались покупать то, что готовили на школьной кухне, поэтому большинство носило завтраки с собой, как и Кит. Три сандвича, небольшая бутылка сока и маленький контейнер с порезанным яблоком. Кит пришел в столовую одним из первых, и он мог наблюдать, как столовая постепенно наполнялась людьми, а вместе с ними в помещение врывался шум и надоедливый гомон. Со стороны столика «элитных» учеников раздался смех, который было хорошо слышно, несмотря на говор множества голосов. Возможно, они опять издеваются над каким-нибудь бедолагой. Кит листал ленту в tumblr и жевал сандвич, когда за его стол кто-то сел. Но Кит даже не стал обращать внимания на это, лента была интереснее. Он оторвался от телефона только для того, чтобы взять другой сандвич. Но лучше бы он этого не делал, ибо его глаза чисто из интереса посмотрели на фигуру, сидевшую по диагонали на другой стороне стола. Лучше бы он этого не делал, правда. Он постарался пониже натянуть рукава ярко-красной толстовки, чтобы того позорища на его руках не было видно. Он хотел было смерить парня полным презрения взглядом, но презрение помахало ручкой, когда Кит увидел, в каком подавленном состоянии был парень напротив.       Лэнс заходил в столовую в полной уверенности, что сегодня его приятели принесли каких-нибудь сладких булочек, потому что сандвичи ему надоели. Его приятелями (друзьями он их назвать просто не мог) были те самые «элитные» ученики. Лэнс никогда не понимал, почему и как он оказался в такой компании. Но надо признать, что с ним они были любезны и добры (скорее снисходительны, чем добры), так скажем, но возможно, он у них там лишь вместо шута, или просто им выгодно тусоваться с умным и достаточно обеспеченным парнем. Деньги тут играли не последнюю роль, Лэнс это понимал.       Подходя к столу, Лэнс увидел, как на него смотрят: с неким отвращением, с выражением а-ля «что ты тут, блять, забыл вообще». Его сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, — так сильно оно забилось. Ладони вспотели, а по спине прошел холодный пот. Они же всё уладили. Что не так? Они же решили, что всё нормально и его увлечения их не касаются. Они врали? Или что? — Хей… — протянул Лэнс, надеясь, что он просто накручивает себя. — Что-то не так? — По-моему, мы уже выясняли, что ты больше не с нами, — нарочито громко произнесла одна из девушек за столом, ей стали поддакивать. — Если ты достаточно обеспечен, это не значит, что ты прощён. У нас и своих денег навалом. Всё, топай. — махнула она рукой, будто отмахивалась от назойливой мухи.       Они соврали, да. А что ещё можно было от таких людей ожидать?       Внутри Лэнса всё закипало, хотелось заорать на всю столовую, какими же подонками были эти зазнавшиеся «элитные» детишки, но в то же время ему хотелось просто лечь и отчего-то заплакать. Хотя задней мыслью он понимал, что ему, собственно, плевать на их мнение. «Да пошло оно всё!», — орало сознание. И этот её нарочито громкий голос должен был, типа, унизить его в глазах других? Ха! Да Лэнс был самым дружелюбным из них, если можно так сказать. Куча эмоций, невысказанных ругательств и оскорблений роились в его голове.       Он опустился за стол, где уже сидел какой-то парень с достаточно странным набором продуктов на обед, как показалось Лэнсу. Его чуть отросшие волосы были собраны в небольшой хвостик сзади, а на столе были отчетливо видны красноватые рефлексы от яркой алой толстовки. Парень был увлечен чем-то в телефоне, потом посмотрел на него, протягивая руку за другим сандвичем, и тут же стал поправлять рукава толстовки, натягивая их до самых костяшек пальцев. А во взгляде сначала читался намёк на презрение, но позже пропал. Потом парень просто взял сандвич и продолжил обедать, уставившись в телефон.       Кит всё ещё наблюдал МакКлэйна за столом напротив себя. Почему он тут просто так сидит? Почему не со своей компашкой? Это было действительно странно. Но должно ли это волновать Кита? Скорее нет, чем да. Так почему он об этом думает?       Весь оставшийся день глаза Кита невольно выхватывали из толпы физиономию МакКлэйна. Почему, задавался Кит вопросом, почему, блять? Неужели Когане действительно интересно, что случилось с тем парнем? Пф, не смешите. Хотя в глубине души Кит подозревает, что, возможно, так оно и есть. И вот опять вопрос: «ПОЧЕМУ?» На уроках мысли Кита были заняты именно этим. Он не мог спокойно сосредоточиться на теме урока и на том, что говорил учитель, даже записывать было нечего, Когане будто писать разучился. Из-за этого хорошее настроение вообще растворилось, а Кит стал ещё более раздражённым, чем раньше. — Почему я всё ещё думаю о расстроенном МакКлэйне? Почему меня это вообще волнует? Что за нахер? — с такими мыслями Кит ехал обратно домой.