To Death

Он подарил ей кремовые розы. Это было до вульгарности банально, но Гермиона поблагодарила Рона одной из тех улыбок, ради которых мужчины, не задумываясь, отдают жизнь. - Я слышал, что в вашем мире все девушки их любят, - смутился Рон. Гермиона улыбнулась еще загадочнее и спрятала лицо в букете. - Они совершенно не колючие… - удивленно заметила она, прижимая к себе длинные стебли. – Ты срезал все шипы… Боже, Рон, где ты достал цветы? Рон Уизли покраснел, практически слившись с собственными волосами, но промолчал. Это было волшебнее любого заклинания. Как из другой жизни, из другого мира. Мира, где было все просто. Мира, где Рон не мог выучить слово «телефон», но зато неплохо справлялся с горными троллями. Мира, где… Гермиона вдохнула почти забытый запах роз. Рон еще что-то бормотал, когда она, вдохновленная и счастливая, выглянула из кремового облака и наткнулась на чужой взгляд. Её внимательно и пристально рассматривали серые глаза Люциуса Малфоя и сам дьявол не решился бы предположить, что он пытается высмотреть. - Малфой, вы идете? – окликнул его кто-то, и мужчина скрылся за спинами остальных, оставив Гермиону и Рона одних в пустом коридоре. Гермиона бессильно опустила букет. - Что-то не так? – неловко спросил Рон, не заметивший недавнего внимания Малфоя. Но она молчала. Вот как ему объяснить, такому близкому и родному, что только что вдребезги разлетелась сказка, в которой она жила со вчерашнего вечера. Магия древнего и жуткого Запретного леса, ладонь Рона, непривычно горячая, розы без шипов – все рассыпалось от одного-единственного взгляда практически незнакомого человека, словно выдумка, споткнувшаяся о реальность. - Прости, - Гермиона прошла мимо Рона в общую гостиную и остановилась у разноцветного календаря. Бросила букет на каменную полку камина. Выдохнув, девушка устало оперлась руками о камень – и взвыла от боли. В нежную ладонь впились рассыпанные по полке шипы, недавно срезанные с ее подарка. Кровь крохотными каплями выступила на ладонях и эти капли, казалось, заслонили весь мир. Тем временем подготовка к первой диверсии шла своим ходом. Острый на язык Джордж Уизли тут же сочинил огромную статью для первой полосы «Пророка». Это был одновременно и манифест нового освободительного движения, и искрометный памфлет на власть темных, и уверенное пророчество – все будет хорошо, и очень скоро. Заменить одну статью на другую при помощи магии было, в целом, не так уж и сложно. Да, это займет немало времени, но если за работу возьмется хотя бы два десятка человек, то газета придет к читателям с небольшой задержкой, а то и вовсе без неё. Но как выкрасть весь тираж и на несколько часов удержать его в безопасном месте не вызвав подозрений – вот задача! - Мастер Гарри, - Кикимер аккуратно, но настойчиво потянул хозяина за рукав, - мастер Гарри! У старого Кикимера есть идея. Если вы выслушаете старого, дряхлого Кикимера… - Говори, - быстро, но без особой надежды откликнулся Гарри, отставляя стакан тыквенного сока и оборачиваясь на домового. Остальные, собравшиеся в тесной кухне подземного Хогвартса по невесть какому принципу и невесть для чего, притихли. - Мастер Гарри, домовые эльфы – народ подневольный. Мы веками были покорны своей неволе, мы любили её. Мы и сейчас не пойдем против своего хозяина. Но это совершенно не означает, что мы поддерживаем новый порядок. Старая, добрая хозяйка… - Кикимер, короче излагать можешь? – не выдержал брюзжания Гарри. Эльф сделал вид, что несколько обиделся, но продолжил свою мысль. - Я это к тому, мастер Гарри, что в «Ежедневном пророке» трудится немало эльфов. И старый Кикимер берет на себя смелость утверждать, что среди них найдутся те, кто захочет передать вам тираж. Это было рискованно, дерзко, но почему нет? Кикимера тут же отправили на переговоры, а через шесть часов встречали с победой. Гордый собой домовик краснел и бледнел, принимая похвалы. Операция была назначена на послезавтра. Утро в подземном Хогвартсе началось в три часа после полуночи с последних приготовлений – немного судорожных, немного нервных, почти отчаянных. Встреча с Кикимером была назначена в Запретном Лесу, на большой поляне. Всю ночь Хагрид и Слизнорт трудились над тем, чтобы ни одна пара чужих глаз эту поляну не увидела, пока двадцать храбрецов Ордена будут модифицировать тираж «Ежедневного пророка». Еще в полночь была озвучена куда более простая мысль подменить тираж, но МакГоннагал, недолго работавшая корректором в издательстве, идею не одобрила: - Совы просто не понесут другой тираж, если не найдут персонального заклятия главного редактора. А мы его никак не подделаем. В четыре часа утра, на поляне Запретного Леса уже стояли добровольцы, возглавляемые профессором Флитвиком. Трава была осушена от росы, в воздухе висело несколько светящихся шаров. Преподаватель в последний раз показал движение палочкой, заставил каждого повторить его и, наконец, успокоился. Поеживаясь от холода, молодые люди и почти все преподаватели нетерпеливо вглядывались в начавшее сереть небо, чувствуя, что ожидание причиняет чуть ли не физическую боль. Могло случиться что угодно – их диверсантов могли разоблачить, поймать и пытать, могли просто убить, могли… В четыре ноль семь на поляне материализовались домовики Хогвартса с огромными кипами газет на головах. Флитвик тут же изобразил в воздухе прямоугольник – и прямо в предрассветной серости зачернели буквы статьи Уизли. -Готовы? Начали! – скомандовал Гарри и в три движения палочкой очистил первую полосу газеты, скопировал статью Джорджа и поместил её на пустое место. Все работали лихорадочно быстро – времени было совсем не много. Еще дважды исчезали и появлялись эльфы, складируя свою добычу. Домовики исчезли с первой партией готовых газет. Работа была сделана. Осталось дождаться, когда вернутся эльфы и отправить разведчиков во все концы Англии, дабы узнать результаты их операции. - Да уж, неплохо придумано, - Гермиона прислонилась к стволу кривого клена, - весьма неплохо. Гарри утвердительно кивнул. - Главное, чтобы сработало. - Я рад, что вы оценили мои старания, - негромко прозвучало за их спинами. - Надеюсь, что и за нападение на Азкабан вы возьметесь так же рьяно. Гермиона развернулась, чтобы ответить присвоившему себе все лавры Малфою, но Люциус уже был далеко. Он неспешно шел обратно к руинам, являя собой воплощение аристократической гордыни. И никто не догадывался, как ныло его сердце, опасавшееся, что атаковать Азкабан уже поздно.