Холодный март

They've been spending most their lives Living in a pastime paradise They've been spending most their lives Living in a pastime paradise

- Отабек, ты долбоеб. Без обид, но ты правда дурак какой-то. Алтын длинно выдыхает душный воздух теплой весенней погоды и улыбается через сомкнутые губы, наблюдая за тем, как блондин прессует свои учебники в слишком маленький для этого рюкзак. Кофта с длинными рукавами задирается, цепляясь за застежку, и Отабек видит рванные зажившие порезы, недовольно хмурится. - Кто тебя просил не будить меня вообще? Первый день после… - Юра запинается, - карантина, а мы, как клишированные любовнички, опаздываем вместе на первый урок. Да еще и к Виктору, блядь. - Прости. Алтын говорит и снова начинает улыбаться, наблюдая за тем, как портфель оказывается за спиной, перепрыгивает через запутавшиеся волосы, тащит за собой копну. - Ай-й, ебанноврот, - Плисецкий жмурится, резко шевелит руками в попытках достать оказавшуюся в неприятной ситуации прядь и все еще косится глазами на часы, да так, что они сейчас свернутся, и ситуации с волосами это ни капли не помогает. Отабек вздыхает, как продавец в отделе с игрушками перед ребенком, подходит ближе. Прикасается рукой к дрожащим от нетерпения пальцам, медленно опускает их под аккомпанемент еще более раздраженных выдохов и мотоциклетного бурчания. Улыбается, пока ногтем поддевает железо на рюкзаке, улыбается, пока двумя пальцами аккуратно вытаскивает волосы и кладет их на обвитое в кашемире плечо. Улыбается, пока ощущает, как Юра замирает от каждого движения еще больше, и уже стоит, абсолютно не двигаясь, как загнанная в угол клетки крыса. Алтын не удерживается от того, чтобы не подойти еще ближе. От того, чтобы взять в те же пальцы, что недавно спасли Рапунцель блондинистых волос с плена, подбородок и придвинуться к этому почти не дышащему вовсе лицу. И быстро, дразня как можно больше, мазнуть губами по чужим, которые тут же поддаются навстречу и целуют воздух в сантиметре от самодовольной казахской улыбки. - Ты чего стоишь, - Алтын убирает руку вовсе, становится прямо и захватывает с пола еще со вчера приготовленные вещи, - опоздаем же. И выходит. Слышит, кажется, как Юра громко и отчетливо матерится вслух, что-то среднее между «пидор русскоязычный» и «я дедушке, блядь, нажалуюсь», но Отабек просто делает вид, что это все пролетает мимо его ушей ласточками наступившей весенней влюбленности. Просто игнорирует, потому что они действительно уже опаздывают на первый урок. Громко стучит носками по ступенькам, спускаясь вниз, отчетливо давая понять, где он находится и что на полном серьезе собирается уходить из дому, и дело Юры, ехать на автобусе или успеть засесть сзади парня на мотоцикл, который тот пригнал сюда пару дней назад. Отабек улыбается еще шире, вспоминая о том, что пробыл тут весь так называемый карантин, все эти пять дней дикого смятения и грусти в одночасье с тихим посапыванием возле уха и крепкими дневными объятиями. Иногда ему еще чудилась издевательская нотка Николая, когда тот называл их «закадычными друзьями» каждый раз, когда звал на ужин или завтрак перед работой. Алтын только радовался, что дверь в комнату у Плисецкого закрывается на замок, а сами они не делали ничего, что могло бы причинить хоть какой-либо вред шумоизоляции в доме. А еще Алтын успокаивал Юру первые три дня, когда тот просыпался от кошмаров, окутанный собственным потом и учащенным дыханием, как вуалью, которая пробиралась ему в легкие и живот, заставляя выворачивать все наружу. Отабек гладил по спине, Отабек крепко вжимал все дрожащее тело в свое плечо, давал отдышаться и шептал самому ему непонятную речь на казахском, которую помнил с начальной школы; какие-то стишки и анекдоты, все, что лезло в голову, лишь бы не на русском, лишь бы не сказать слово, от которого Юру может прошибить новой волной тревожного ощущения. Потом Плисецкий на утро долго извинялся, и казах только затыкал ему рот рукой и говорил: - Помощники у всех были. И Юра как-то враз успокаивался и как-то странно улыбался. А потом ему прекратили сниться кошмары. Как минимум, не такие страшные, чтобы Плисецкий панически хотел вырваться из них в реальность и разучиться дышать на несколько часов. Отабек старался не думать, чтобы ему просто ничего не снилось. Иногда это срабатывало, а иногда парень видел шоколад в виде сердца на рабочем столе и что-то в грудине тяжело сжималось плетью неприятной горечи на языке. - Утро добренькое! Живой сияющий голос мигом пробрался до костей, неприятно царапнув еще не проснувшийся толком организм, который только то и успел сделать, что машинально приказать парню почистить зубы и поправить ужасную сбившуюся прическу. Мила стояла возле стола, в пижаме, явно только что вставшая с кровати. В руках у нее – бутылка с ледяной водой, какая-то пачка маленьких таблеток и записная книжка. Пижама спадает на оголенное сухое плечо, и Отабек только внимательно рассматривает выступающие ключицы, которые торчат, как веточки. - Что это за таблетки? – парень подходит ближе, рефлективно тянет руку, но девушка с более быстрой реакцией и напыщенной улыбкой заводит пальцы с упаковкой куда-то за спину. - Какие мы неромантичные и с чего начинаем утро! Невежливо такое спрашивать у малознакомого человека, солнышко, - Мила все еще лыбится в свои идеальные зубы, шевелит рукой за растянувшейся футболкой, тут же ее достает и кидает пилюлю себе в рот, запивая ее холодной водой. Хмурится, ставит бутылку на стол и кидает куда-то в ящик упаковку. Почти законченную, что успевает подметить парень. - Ты в порядке? Бабичева смотрит в карие глаза каким-то слишком внимательным и изучающим взглядом, пустым, как дно колодца без воды, будто бы там действительно ничего не плескается уже очень долгое время. Медленно ложится на обеденный стол всем своим торсом, тем самым приближая себя к парню. - Мне стоит скорее спросить это у тебя, знаешь, - и даже не улыбается, чеканит каждое слово оттенком тревожности, и Алтын даже не может понять, действительно она волнуется или просто переводит тему. - Дорогая любимая сестричка! – громкий голос приятной волной стучит по загривку, и Отабек инстиктивно поворачивается. - Ты уже закинулась таблеточками, но еще не собираешься в нашу любимую школу. В чем же дело? Мила снисходительно улыбается, расплавляясь на столешнице еще больше, каждым своим движением давая понять, насколько никуда сегодня не собирается. - Мне ко второй, мам, - и подмигивает. - У нас не бывает вторых уроков, дочь ты непутевая, - Юра перепрыгивает худые женские ноги, чтобы забраться на высокий стул и одним движением достать из шкафа сверху два яблока. - Упс! – девушка ведет плечами, поднимает свое тело и медленными движениями уходит наверх, даже не пытаясь сделать вид, что волнуется по поводу своей успеваемости. - Мне кажется, ее скоро выгонят, - задумчиво говорит Отабек, пока смотрит за тем, как Юра быстрыми движениями моет фрукты, ведет большим пальцем по скрипящей, уже чистой шкурке. Сглатывает. - Мне кажется, нашему лицею сейчас похуй абсолютно и что его скоро закроют, - блондин кидает еду себе прямо в портфель, и казах думает, что, наверное, все книги сейчас покроются каплями сточной воды, - нихуя не пойму, зачем нам идти туда сегодня. Да и вообще в принципе. - Насколько я знаю, они хотят довести до ума хотя бы этот семестр, осталось там всего пару месяцев. Юра закатывает глаза и ведет рукой в сторону выхода. Отабек идет туда же. - Я ебать как рад за них, но за два месяца может всякое случится. Это тупо. - Не каркай, - пшикает казах куда-то за спину и трогает локтем дверь, придерживая ее же для Плисецкого. Который в ту же секунду неиронично закатывает глаза и выдает на кончике языка что-то близкое к «сильвупле сэнкью блять», и только проходит дальше, тащит за собой рюкзак, как тяжелую нишу незаконченного среднего образования. Садиться на мотоцикл для них двоих стало такой жуткой обыденностью, что пьянящее чувство птичьей свободы, когда они едут в абсолютно любом направлении, они делят на двоих, даже не сговариваясь, и оттого шлем хочется снять еще чаще, руки в стороны расставить еще больше – все, чтобы ветер сквозь пальцы, между ресниц и обратно в чужие волосы темного оттенка. Но они оба только надевают на свои ужасные этим утром прически мотоциклетные головные уборы, и Отабек готов поклясться, что услышал тяжелый выдох, полный разочарования. Юру уже не удивишь быстрыми инстинктивными сменами скоростей или слишком громким ветром, что раздевает его плечи от накинутой сверху спортивки; Юра теперь сидит удобно и прижавшись к спине напротив, почти что закинув ноги на чужие колени. Плисецкий усаживается в любое положение настолько комфортно, насколько это может себе позволить на железном коне. Отабек слушает шум скорости в своих ушах, который растекается по мозгам, как мед на деревянной ложке, но мысли почему-то все чаще и чаще возвращаются к месту, куда они сейчас зачем-то так сильно спешат. Ему хочется развернуться, проехать мимо самого зеленого и красивого куста, который он только сможет тут найти, чтобы выехать оттуда, как в сказке, безумно красивыми и с совершенно спокойным выражением на лице. Но Алтын молчит и едет, чувствуя на своих лопатках тяжелый пристальный взгляд чайных глаз. Едет туда, откуда бы лучше сбежал навсегда. Думает, что, возможно, в скором времени так и сделает, потому что тело безумно устало от вечного напряжения и ожидания чего-то ужасного, что кольнет тебе в грудину. Теперь Отабек еще тревожно поглядывал поверх блондинистой головы, стараясь выловить каждый агрессивный взгляд, направленный в его сторону, и от этого уставал не меньше. И не признавался себе в этой каждодневной проверке ни за какие собственные мысли и внутренние расспросы. Алтын тяжело выдыхает, когда колесо перестает вращаться возле высокого поребрика заднего двора школы, где обычно он оставлял свою самую любимую металлическую груду. И вставать все еще не хотелось, пока чужие руки все еще крепко обвивали сзади. Но Плисецкий расцепил пальцы тут же, как увидел первого приближающегося человека и приглушенный, почти выключенный звук мотора под своим сиденьем. Казах, снимая шлем, услышал длинный выдох, который, был готов поклясться, хотел поставить на репите будних дней в школе. - Знаешь, - парень вешает головной убор на руль мотоцикла, забирая у блондина его же, - я хочу перевестись в другую школу. - Удивительно, но я тоже, - Юра болезненно усмехается, кривится, когда видит знакомые очертания рыжих волос где-то возле запасного входа. Думает, наверное, не найдется ли у того лишней вилки. - Переведемся? Алтын поворачивается всем телом, впечатываясь в Юру с глазами, в которых где-то на днище тлеет уголь мнимой надежды. Плисецкий смотрит и хочет улыбнуться, но почему-то улыбка отбивается от незаживших рубцов на запястьях, и парень сам не понимает, почему. Воздух застревает в легких примерно между вдохом и ответом, но Отабек только грустно дергает уголком губ, опуская голову пониже, и блондин уже не видит его глаза. Берет его за руку и легко прикасается пальцами к чужим холодным, почти незаметно. - Потом поговорим. - Потом, - Юра кивает, сглатывает и прикрывает глаза, когда прохладный ветер проходится руками по его волосам и загривку. Отабек отпускает руку ровно в тот момент, когда мимо них проходят какие-то малоприметные одноклассники, и казах только ловит себя на мысли, что лучше быть самым обычным школьником, чем на какой-то из частей спектра, где тебя либо обожают до смерти, либо ненавидят настолько же. Алтын вдыхает освежитель воздуха какой-то очень дорогой фирмы, где запах почти не ощущается, но парень настолько привык к этому засевшему в локонах аромату морского бриза, что от него хочется только блевать. Думает, что перевестись точно надо, и куда подальше, и забрать всех отсюда к чертовой матери. Алтын ощущает, как сердце стучит в горле сильнее, чем пару минут назад, даже во время езды на мотоцикле. Медленно вдыхает воздух, собирая в легких капли прогнившей до плитки в самом чистом туалете школы. Выдыхает настолько медленно, что даже не хватает углекислого газа. - Отабек? Казах поворачивается, смотрит и улыбается, но почему-то получается криво, и дыхание сбивается с каждой попыткой перевести взгляд на разные вещи. Хаотичность ударяет в самые белки и рвет их на части, пуляет в сердце блокадами и заставляет его биться чаще, отчего Отабеку становится страшно, так страшно, что хочется упасть на пол и взять себя в руки в самом буквальном смысле. Замотаться и перестать дышать. Алтын открывает рот слишком часто, на языке слишком сухо и слишком отдает морскими волнами, пока в голове путаются абсолютно все мысли. - Бека? Твою мать, думает Отабек. Замечательно, думает Отабек. Почти получается словить отдельные мысли за хвост кометы в этой своре метеоритного дождя в его квартире, но все только душит. Завязывает школьным галстуком красного цвета на шее, крепко сжимая угловатыми конечностями все его ребра в школьном пиджаке. Алтын ловит воздух, которого кажется так мало, пока сердце прыгает с одного органа на другой, словно на батуте. - У тебя паническая атака, да? – Юра прикасается, холодные пальцы скользят по рукам, затылку и щеке, задерживаясь везде не дольше, чем на пару секунд. – Это хуево, очень хуево. Тебе надо сконцентрироваться, да? Посмотри на меня, ты слышишь? Я тут, с яркими светлыми волосами, меня сложно не заметить, знаешь? Посмотри, эй, бля, че ты такой упрямый, ну ебать, Бека… Отабек ловит каждую отдельную пылинку в воздухе одновременно с тем, как не может поймать бледное лицо взглядом. Но слышит голос, который настоятельно проникает вместе с пальцами в каждую клетку через поры и кожу, отчего почему-то тумана в голове кажется меньше. - Слышишь, к черту это, окей? Завтра же переведемся, слышишь? Закинем документы об уходе прямо им в ебальник, да я еще и компенсацию попрошу. Так и сделаем, слышишь? Кажется, блондин заставил Отабека отойти куда-то подальше от дверей, сесть куда-то; парень не понимает, что происходит, лишь кончиками чувств осознавая, что, кажется, сидит. Что, кажется, пылинок в воздухе немного меньше. Прикрывает глаза, пытаясь словить каждый отдельный тембр Юриного голоса в своей голове и заполнить им вкус освежителя. - Эй, ты охуел, че ты глаза закрываешь, ты мне тут не падай в обморок, я тебя до дома не дотащу. - Ты хреново водишь, - кряхтит Отабек, прижимая пальцы к закрытым векам. - Хреново, - Юра слишком громко выдыхает и слишком отчетливо слышно, как облегченно улыбается, - поэтому давай руки в ноги и просыпайся. Ну, ты не думай, что я заставляю тебя еще больше тревожиться. Если тебе надо так посидеть, то все нормально, слыш. - Спасибо, - Алтын перебивает голос, который заполнил ему голову мнимым спокойствием хотя бы на пару минут, и выдыхает стоялый воздух из легких, - заговорить до смерти ты умеешь. - Это моя работа, - Юра почти смеется, когда наклоняется поближе, чтобы дотронуться кончиками пальцев к затылку. Отабек как-то подсознательно про себя замечает, что, наверное, ему нравится бритый затылок. Надо потом спросить. - Ты работаешь? Почему же я не знал? – Алтын открывает глаза, поворачивает голову, облокачиваясь на свои же руки, и наконец-то искренне улыбается, потому что взгляд идеально фокусируется на зеленых глазищах. - Планирую, знаешь ли. Вот это вот все мнимое величие, когда ты пиздишь с другими людьми о важных делах, а потом вы приходите к консенсусу. - Планируешь работать продавцом на рынке? - Да пошел ты! – Юра смеется, закидывая челку за ухо быстрым движением, и Отабек нечаянно любуется лишнюю долю секунды. – Говорил же, что хочу дипломатом. Или каким-то таким хуем. Прикольно же. - Говорил, я помню, - Отабек поправляет прическу одним движением, дотрагивается пальцами до чужой руки на своем затылке, которая лежала там все это время, и на секунду сжимает ее в своей ладони, - но ты подумай над рынком. Продавать арбузы – выгодно. - Я ща тебе вломлю! Алтын вскакивает с места буквально за секунду до того, как Юра цепляется за него рукой и смеется куда-то в спину. Алтын вслушивается, ощущая на языке солнечное приятное чувство, а не освежитель воздуха. - А еще мы опаздываем, ты в курсе? – Юра забирает оставленный на скамейке рюкзак и перепрыгивает через плитку в коридоре. – До урока – три минуты. Алтын получает законный подзатыльник после мерзкого кривляния высоким голосом «дё урёкя тьри минюти», отчего темная прядь падает прямо на лоб, и оба парня придурошно улыбаются. И примерно на пятой минуте урока Отабек понял, что атмосфера в школе по понятным причинам отвратительно изменилась. Виктор, рассказывая самую неинтересную тему из всех, которую можно было придумать в математике, даже не попытался поиздеваться над кем-то из учеников. Он даже не улыбался, отчего по позвоночнику иногда бегали своры мурашек. Алтын почти не слушал, вглядываясь в темные круги под глазами, которые Виктор, не чуждый к использованию макияжа, если потребуется, даже не попытался скрыть. Никифоров, в свою очередь, прекрасно замечал, что парень ничего совершенно не пишет, но не сказал даже ни слова. И после урока ушел настолько быстро, что даже не было времени попрощаться или поздороваться. Кажется, у Виктора окончательно пропало желание надевать одну из своих привычных особенностей характера, думает Отабек. Либо просто Виктор физически не хочет тратить весь свой позитивный запал, которого осталось совсем пеплом, на группу неблагодарных, за редким исключением, детей. И остальные два урока – французский и всемирная история – прошли под таким же пасмурным небом. Лилия, кажется, даже пропустила кого-то из опоздавших, не сделав им замечания и не послав их к директору. Отабек слушал вполуха, думая только о том, почему этот клоповник вообще продолжает работать и, как демон, высасывает с учеников и тех же преподавателей все душевные силы. Парень видел, как в глазах Лилии вместо обычной сосредоточенности или серьезности просто напросто плескалась плохо скрываемая грусть. В тот момент он подумал, что, все-таки, потеря одного из учеников важна не менее для тех, кто его воспитывает в школе, как и для тех, кто общался с ним более близко. Отабек писал черной гелиевой ручкой, и почему-то ему казалось, что синей писать он физически не сможет. - Тебя зовут. Алтын резко вскидывает голову, провожая взглядом руку Плисецкого, который показывает в сторону столовой, где стоит и яростно шевелит всем своим туловищем Леруа. Старый отпетый мошенник его жизни, пришедший в эту же школу буквально на год раньше самого Алтына. Хороший парень, незамысловатый в своих жизненных советах. Отабек в своих мыслях давит все плывущие воспоминания о том, насколько выплакивался в серый пиджак в средней школе и как потом мать Джей-Джея возмущенно наказывала парнишу за испачканный пиджак. Леруа каждый раз говорил, что он слишком близко садился к фонтану в парке. Отабек каждый раз даже не извинялся, потому что они оба делали вид, что этого не происходит. - Ты… Хочешь в столовую? – Алтын смотрит на Юру внимательно, как на изваяние в галерее. - Рано или поздно. Плисецкий не говорит ничего больше, но казах прекрасно его понимает, когда дотрагивается кончиками пальцев к холодным рукам и тут же отпускает, делая шаг куда-то вперед, кажется, в мнимом направлении к школьной столовой. - Можно с вами? Юра останавливается так резко, что волосы вздрагивают электричеством в воздухе, когда бледная рука кидается в пустое пространство, тут же натыкаясь на чье-то тело. Плисецкий впечатывается всем своим весом в Юри, который, опешив, только аккуратно оборачивает свои руки вокруг талии. - Бля, прости, - Плисецкий отходит так же быстро, как и прыгнул секунду назад, но руки рефлекторно тянет к Кацуки, отчего тот только улыбается. Поднимает свои и кладет их в ладони Юры, отчего тот сконфуженно выдыхает. - Все нормально, Юр, - шепчет японец еле слышно, но блондин слышит; только крепко сжимает чужие пальцы в своих и тут же отпускает. - С нами, да. Да, пойдем, конечно, пойдем, - Плисецкий нервно улыбается, когда ловит теплый, как расплавленная карамель, взгляд Юри, которым тот пытается успокоить блондина от нервной дрожи, которая через вибрацию воздуха доходит даже, кажется, до Отабека. - Ты сейчас похож на вибрирующий телефон, - Юри улыбается, и это почти закрывает его огромные мешки под глазами. - Пошел нахуй, - улыбается в ответ Юра и разворачивается всем торсом по направлению в столовую, всем видом давая понять, чтобы парни шли за ним. Отабек идет и думает, сколько душевных сил понадобилось Юри пошутить именно про вибрирующий телефон. Алтын подходит к Леруа, который аккуратно держит свою ладонь на талии Изабеллы, которая, одетая в простое черное платье, выглядит так мило и обворожительно, что парень невольно засматривается. Можно было бы сказать, что от того, насколько эта девушка привлекательна, но скорее от того, насколько они мило вместе смотрятся. Отабек только вспоминает, как заставлял Джей-Джея, этого неспелого мачо домашнего разлива, написать Белле, потому что та явно намекала на встречу и свидание. Улыбается куда-то в свои мысли и воспоминания, когда здоровается с ним, дав ему пять, сделав тоже самое с Беллой, и когда они все вместе заходят в столовую. Запах освежителя в носу тут же заменяется вихрем всей возможной еды, на которую только хватает денег из бюджета. Парень замечает, как Юра тут же кидается к прилавку, кажется, забыв обо всем, тащит за собой Кацуки, и они оба пропадают где-то в куче людей. - Он похож не на принцессу, а на дикое животное, ты ведь знаешь? – Леруа улыбается своей фирменной улыбкой, от которой казаху давно хочется только ностальгически смеяться. - Ты ведь знаешь, что тебе не стоит называть его ни тем, ни тем? – усмехается в ответ Отабек, когда они втроем размеренным шагом идут к прилавку, и Белла увлеченно тычет пальцами в экран своего телефона. - Потому что его рыцарь вызовет меня на дуэль за оскорбление чести его суженного? - Потому что принцесса превратится в злющего волка и вырвет тебе все твои сладко уложенные волосы. Джей-Джей искренне и громко смеется, отчего на них оборачивается добрая половина находящихся в столовой людей, но Леруа только хлопает казаха по плечу, и Отабек мельком замечает серебряное кольцо на безымянном пальце. Знак обещания. Как сопливо и романтично, думает про себя Алтын, наблюдая за тем, как Юра пытается выбрать между гречкой и рисом, прихлопывая ладонью себя по бедру, задумавшись. Улыбается. - Вы отвратительные, - бормочет Леруа сквозь плохо скрываемую улыбку, когда подходит ближе к блюдам. - Не я ношу – цитирую – «серебряное кольцо обещания, которое, когда мы сможем официально пожениться, будет новым и золотым!» - Все знают, чья это была идея, не строй из себя истинного байкера, - отдаленно проговаривает Белла, все еще напряженно всматриваясь в телефон, отчего даже между бровей появилась складка. - Ладно, один-один, - Отабек улыбается, частями вспоминая типичную подростковую среднюю школу. Думает, что было тогда неплохо, определенно получше, чем непонятно что, творящееся перед твоими же глазами с твоими же друзьями. На секунду Алтын в своих же мыслях упрекнул себя прошлого в выборе школы, отчего кольнуло где-то в кончиках пальцев, которыми он доставал деньги из кошелька в надежде рассчитаться за купленный салат из морепродуктов. - Я быстрее, - звучит где-то над ухом, когда чья-то тонкая рука в длинной кофте просовывает купюру работнице, и та, не глядя, тут же меняет ее на тарелку с салатом. - Эй, ты чего воо… - Оплачиваю твою работу водителя, - весело проговаривает Юра, исчезая так же быстро, как и появившись. Отабек стоит, держит в руке открытый кошелек вместе с салатом, наблюдая за тем, как белобрысая голова скрывается где-то между рядов с кучей людей. Отвратительный человек, думает Алтын. И улыбается, пока прячет деньги и идет по направлению к знакомым лицам. Все они сидят не на том месте, как сидели обычного до этого, и парень чувствует это всем телом, когда присаживается на место напротив Юры, и напряжение окатывает его с ног до головы. На параллельном им столике – бывшем их столике – не сидит никто. Кто-то положил цветы на чье-то из мест, прогадав с тем, где до этого сидел… Сидел. Отабек смотрит и ловит вместо аппетита рухнувший желудок. - Эй, - Юра трогает пальцами пальцы и тут же возникает во взоре казаха вместо болью отдающего стола, - у тебя на лице написано, что ты слишком много думаешь. Отабек смотрит на аккуратно стриженные ногти на чужой руке и думает, что вот так вот прикасаться пальцами – почти жизненно важная потребность. Почему-то мельком оглядывает два серебряных кольца на чужих руках. - Прости, - шепчет в ответ казах и натягивает улыбку, на которую только мог бы быть способен в тот момент, - я как старая бабка, которая много бубнит, но только у себя в голове. - Нет, - Юра отпускает руку, чтобы взять вилку и расправиться со своим овощным салатом и гречкой (выбрал-таки), - ты похож на человека, который нормально реагирует на стрессовую ситуацию. Но, бля. Не знаю. Мы сидим все. Давай на двадцать минут побудем обычными подростками? Иногда? Алтын удивленно смотрит на Юру впереди себя, взгляд которого направлен на тарелку, по которой он водит столовым прибором, выводя какие-то неизвестные никому карты. - Хорошо, - Отабек откидывается на мягкую спинку стула сзади себя, - будем подростками, - парень подозрительно улыбается, отчего Юра тут же поднимает на него свой взгляд, и казах немного повышает голос, - эй, ребят? Джей-Джей, который до этого агрессивно вел дискуссию о чем-то с Юри, пока Белла только сидела и полюбовно закатывала глаза с этой детской потребности доказывать свою правоту, тут же повернулся всем корпусом. - Ребята слушают. - Да, - Белла поставила телефон на блокировку и положила подбородок на сложенные руки, - ребята слушают. - Поиграем в правду или действие? Юри, кажется, остановил свои попытки пережевывать пищу, но потом только улыбнулся во все зубы, повернувшись к Отабеку тем же движением, что и Леруа. Белла на секунду подняла свои аккуратные брови в удивленном жесте, но потом только хищно искривила губы в полуухмылке. - Я обожаю эту игру. - Даже я не против, - Кацуки отложил столовые приборы куда-то в сторону, - большая перемена на тридцать минут и прекрасные люди. - И прекрасная игра, - Белла посмотрела японцу в глаза и быстро подмигнула. - Ой, бля, серьезно? – Юра улыбается одним уголком, отчего кажется, будто бы он недоволен, но глаза блестят, будто бы ребенок новую вещь увидел. - Жаль только, что игра эта лучше заходит под алкоголь, которого у нас нет, - Леруа садится поудобнее, ловит какой-то двусмысленный взгляд казаха, от которого Юра только недовольно прокашливается, но все тут же приходят в себя. - Сыграем так, мы и без алкоголя веселые. На желание? - На желание, - Плисецкий пододвигает свой стул поближе ко всем участникам и поднимает бровь. Алтын улыбается, набирает на вилку салат и медленно пережевывает, пока в голове вертятся слова, которые сложно запихнуть в какие-нибудь цензурные вопросы. - Ты медленный, - Юра закатывает глаза в драматичном жесте и поворачивает голову в сторону Леруа, что аж волосы крутятся по ветру, - правда или действие? - Правда, - Жан-Жак усмехается в кружку недопитого чая. - Как скучно. – Плисецкий двигает руками в поисках уже потерявшейся вилки, - Хорошо. Ты когда-нибудь целовался с Отабеком? Джей-Джей выплевывает остатки чая прямо в чашку, отчего часть попадает куда-то ему на пиджак, пока Отабек пытается не выплюнуть свой же салат кому-то в тарелку. Два взгляда стриженных причесок на секунду встречаются через стол, и Леруа только смущенно улыбается. Леруа. Смущенно. - Ну, знаешь, молодость все простит… - Мамка тебе все твоя простит, мы тут в вопросы с четкими ответами играем, - Юра улыбается во все зубы самой странной улыбкой. - ..уходящие года будут вспоминаться с ностальгическим наслаждением… - Че ты несешь? – Плисецкий смотрит внимательно и все так же улыбается, отчего смеяться хочется самому Отабеку. - Ой, да сосировались они, Господи, - Белла смеется во все свои тридцать два белоснежных зуба, хлопнув при этом ладонью плечо Леруа, - дураки два. На выпуске с нашего девятого класса, когда мы играли в «Короля». Да как страстно-то! - Белла! – Леруа пихает ее в бок так же легко, как и настойчиво. Отабек смотрит и улыбается во все зубы, пытаясь всеми силами сдерживать наступающий смех. - Кто им загадал такое действие вообще? – Юра набирает на вилку еду, самолетом лавируя себе ее в рот. - Я, конечно же, - Белла улыбается все так же ярко, отчего Алтыну хочется надеть очки, - мы тогда еще с этим сладким оболтусом не встречались, а мне просто было весело от количества выпитого вина. Ой, ты бы видел! Все эти руки на выбритых затылках – они тогда уже ходили с такой прической, представь себе… - Белла! – Леруа, все еще пытаясь улыбаться, двигает лицевыми нервами так странно, что за него становиться страшно. Отабек прикрывает глаза, пока наблюдает за тем, как Юра, нагнувшись всем телом, чтобы ничего не упустить, внимательно слушает. У казаха уши наливаются краской испанского стыда и воспоминанием о неплохом одеколоне. И о неплохом умении целоваться. Отабек ощущает, что уши краснее помидора в салате у Юры. - Продолжай, - Плисецкий кусает вилку от нетерпения, пока Отабек и Леруа беспомощно смотрят то друг другу в глаза, то куда-то в потолок. Алтын знает, что останавливать бесполезно, поэтому просто чувствует на кончиках пальцев электрические разряды. - Отабек, хоть и был младше, был ростом с Леруа, потому что Джей-Джей потом слишком резко вымахал. И так красиво было! Еще бы секунда, и я бы сняла это все на вечную память, вот правда. Кстати, - она нагнулась поближе, зацепив рукой тарелку с едой Юри, который уже, не стесняясь, просто смеялся, - угадай, кто вел в поцелуе? Леруа долго и громко простонал, откинувшись на собственные руки. Отабек закрыл глаза полностью, просто вслушиваясь во все, что происходит. - О-о-о, ебать, - Юра закусил губу, все еще улыбаясь, - Леруа? Потому что старше? - Мимо! – Белла хлопает рукой по столу и смеется. – Отабек так самозабвенно доминировал для своих пятнадцати лет, ты бы видел. Ты там с ним аккуратнее, губу еще откусит. Алтын прыскает, непроизвольно открывая глаза, и ловит момент, когда на щеки Плисецкого проливают красную краску мгновением. Улыбается сквозь боль и стыд воспоминаний о прошлом, от чего теперь только хочется смеяться. - Это было три года назад, а ты все еще рассказываешь это, как свою лучшую историю, - голос Отабека хрипит от всевозможных попыток не заржать вслух. - О, естественно! И я все еще жалею, что не снимала это… - Белла… - Леруа скулит куда-то в свои руки, и подает голос так неожиданно, что Кацуки смеется только громче. - Прости, котик мой, но в этом же ничего такого. Настоящая мужская дружба! - Это лучшее, что я слышал, - Кацуки буквально вытирает пальцем слезу, которая скатывается у него по щеке от смеха, утыкаясь лицом себе в ладони, - Боже. - Вот это я понимаю пятнадцатилетний доминант, - Юра шепчет так, чтобы услышал только Отабек, почти рычит на каждой согласной и пытается сдержать улыбку. - Если ты теперь будешь об этом шутить, я не буду с тобой разговаривать, - Отабек тычет пальцем куда-то в тело парня, параллельно с этим набирая еду на столовый прибор. - Ох, как скажите, Господин. Юра заливисто смеется, когда нога Алтына проезжает по его лодыжке под столом в обиженном ударе, и только пытается дожевать свой салат. - Окей, - Леруа поднимает голову вверх, будто бы не лежал на ней, скуля, минуту назад, и улыбается во всю ширь рта. Удивительный навык. – Твоя очередь. - Моя? С хуя? – Юра кладет вилку обратно на тарелку и смотрит внимательно. - Играем в переводного. - Это не карты, долбоеб. - Струсил? Плисецкий почти игриво жмурит глаза и только кивает, давая согласие. - Не буду спрашивать, правда или действие, - Жан-Жак хищно улыбается, - если параллельно играем, значит буквально параллельно. Юра хмурит брови в неодобрительном жесте, но ничего не говорит, только внимательно смотрит в светлые глаза напротив, повернувшись к парню всем торсом. - Действие так действие, - отвечает Плисецкий, пожимая плечами. - Если тебе будет легче, я дам действие для всех. Ну, по возможности, – Леруа допивает другую чашку чая, кажется, Беллы, которую она даже не трогала, и поднимает глаза. – Пусть каждый за этим столом поцелует свою пару. Плисецкий кривится сразу после последнего слова, как после несвежей еды, и Отабек только прикрывает глаза, думая о том, что Леруа иногда бывает долбоебом. Смотрит искоса на Юру, который все еще на эту секунду сидит в молчании, думая о том, что нет, нельзя так, неправильно это. Публичные проявления любых эмоций, такие открытые и внезапные. Юра почти скалится, и Отабек чувствует, как его желудок переворачивается в сальтухе. - За этим столом я один, поэтому… - Юри пожимает плечами в легком жесте и просто целует себя во внешнюю часть ладони, и усмехается. - Иногда мне кажется, что Кацуки из нас самый находчивый, - смеется Леруа. - Мы, блять, сапоги, что ли, чтобы по парам разбиваться? Жан-Жак смотрит внимательно и непонимающе, и Алтын только думает, насколько это безобидное желание для Леруа и насколько странно-болезненное для Плисецкого. Выдыхает, все еще наблюдая за тем, как Юра почти дрожит, прижавшись к стулу от возмущения. Джей-Джей отводит взгляд, когда Белла молниеносно берет его пальцами за подбородок и слишком нежно поворачивает его голову к себе. Аккуратно целует губы, быстро, как в детском садике, когда пробуешь, что это такое вообще, и отпускает обратно. - Демо-версия, - шепчет себе в губы Леруа, но улыбается так слащаво, что хочется поставить фондю с его ухмылки. Алтын отодвигает свой стул настолько тихо, что Юра дергается в своем месте и оживляется. Резко поворачивает голову, как израненная уличная кошка, будто бы действительно готов наброситься. Отабек чувствует, что у него сердце в горле стоит от такой рефлекторной реакции, но почему-то это – самое ожидаемое. Плисецкий хмурится, все еще искоса поглядывая на парочку сбоку от себя, когда Отабек встает. Медленно перебирает ногами под четыре пары внимательных глаз. Юра слишком громко дышит, и Отабеку хочется тихо посмеяться с этого. Алтын заходит куда-то за стул, на котором сидит блондин. И только аккуратно наклоняется, и еле весомо прикасается губами к белобрысой макушке. Почти чувствует, как Юра закрывает глаза на лишнюю секунду, но тут же вспоминает, где он. И не дышит так громко и часто. Отабек улыбается в волосы, чувствуя приятный аромат шампуня, который пахнет ничем, только Юрой, его постелью, его одеждой и комнатой. - Как же слащаво! – восклицает Леруа, но все же улыбается с облегчением, когда видит, что никто не собирается его убить. Надо потом объяснить ему, что такое разные люди и разная зона комфорта, думает Отабек. Отходит от стула и садится на свое место обратно, где ловит пронзительный взгляд зеленых глаз, от которых Отабек не захотел бы оторваться никогда в своей жизни. - Спасибо, - одним губами проговаривает тот. И улыбается, словно мед в пасеку. - Вы такие невозможные, - шепчет Юри на русском, все еще в попытках доесть свой обед. Плисецкий только закатывает глаза, с явным нежеланием отрываясь от карих напротив. - Кто следующий? – Белла смотрит на всех с подозрительной улыбкой. - Ну, если мы по параллели, то, получается… Крик, словно вместо школьного звонка, доносится откуда-то из коридора. Отабек замирает на секунду, пока в голову ударяет, пока в сознание доходит и смещается что-то очень тяжелое, падает и давит на желудок. Вскакивает с места с той же скоростью, что Юра с Кацуки уже бегут куда-то в холл. - Твою мать, - рычит казах, настолько отвратно привыкший к такому звуку, что сам про себя признал, что ожидал этого с самого первого шага в эту чертову школу. Мы переводимся, думает Отабек. Даже если там кто-то увидел мышу и просто испугался, мы переводимся. - Что такое? – Леруа в три прыжка оказывается сзади Алтына, который в тщетных попытках пытается обойти каждого из учеников, которые со своим интересом и носами уже успели забить весь проход. - Без малейшего, твою мать, понятия, - Отабек проходит дальше, понимает, что потерял из виду светлую голову, отчего в груди на секунду разбивается очень холодное предчувствие, - извините, - толкает кого-то в бок, пока пытается протиснуться дальше. И останавливается. Ровно в тот момент, когда замечает под своими ногами перевернутый бумажный лист, даже не помятый, словно лениво брошенный. Поднимает взгляд и видит, что такие листы – везде, как снег зимой, покрывают плитку и сыпятся с чьих-то шкафчиков. - Отабек… Алтын резко дергается на звук где-то слева и таким же быстрым шагом оказывается рядом, подсознательно ощущая, как тревога за белые локоны уходит куда-то в обоймы сознания, но, кажется, керамика под ногами плывет мокрым песком под шум морского освежителя воздуха, который сейчас морской солью выдирает кислород из легких. - Блять, Отабек, что это?.. В голосе Юры на нотке слез прыгает акробат, который почти готов упасть с высокой нитки, натянутой на спектре тревожности. В голосе Юры неприкрытые зародыши покрывающего вуалью и душащего страха. Отабек сглатывает сухой воздух. И смотрит на худые руки, которые почти не дрожат, на руки, от которых почти не отдает мертвым холодом, пока те держат один из листов, что вываливается лично со шкафчика Юры. Плисецкий выдыхает так же медленно и громко, как и Алтын дочитывает единственное слово по буквам: «Угадай :)».