Сияние жизни

Эллисон кивает головой и слабо улыбается при виде довольного лица Отти. Она не хочет, чтобы он чувствовал себя ещё более превосходным и неповторимым, чем десять секунд назад. Один её взгляд, брошенный сквозь толпу гостей, твердит ему: «Ты мне помог, но не смей думать, будто без тебя я абсолютно беспомощна». А он пожимает плечами — сдается ради удобства, но когда-нибудь обязательно припомнит свою услугу, дабы позлить самолюбие Стилински. Люминесцентные лампочки горят на люстре сказочными огоньками, освещая счастливые лица людей. Айзек катает на своих плечах непослушного Дэвида, в то время как маленькая Люси закатывает глаза на их смех и, сидя на диване по-турецки, пытается решить кроссворд из детского журнала. Брейден вместе с домработницей носит подносы с едой и изредка поглядывает на часы. — А где мама? — подойдя к девушке, спрашивает Эллисон. — Наверху со Стайлзом, — улыбаясь, отвечает Хейл. — По-моему, она была чем-то недовольна. — Представляю. Вспомнив о недавнем инциденте, Эллисон пытается найти в комнате озорника Стефана. Но вместо обычной радости, на её лице отражается недопонимание, когда младший брат пробегает мимо неё в идеально чистом костюме, сшитом на заказ. Что-то случилось? Почему мама недовольна? Неужели с ней тоже что-то происходит? Странное чувство окутывает её с ног до головы. Прямо как в школе. Эллисон опускает глаза в пол, снова боясь увидеть что-то ужасное. Ненормальное. Сердце пропускает удар. — Что-то случилось? — Брейден едва касается тонкого запястья Эллисон. — Ты побледнела. — Она просто увидела меня в облегающей рубашке, — обнимая за плечи приемную маму, отвечает Отти. Он помогает Брейден с подносом, заводит с ней разговор на другую тему и искоса провожает взглядом подругу с уже покрасневшими щеками.

***

Она бежит по лестнице. Ноги автоматически сгибаются и разгибаются, приводят её тело в движение и помогают не упасть. Эллисон не до конца понимает то, как за пару секунд она оказывается около закрытой двери в кабинет отца. Потому что всё это время она ничего не видела перед своими глазами, кроме стен актового зала и непрошенного гостя. Эллисон, прислоняясь к холодной стенке, заставляет свое сердце замолчать, прекратить перекрикивать голоса родителей. Она слышит едва уловимый шёпот. Пытается поймать мысль, но что-то останавливает. Панический страх. А в голове сплошное «не хочу». «Я больше так не хочу». — Ты уверенна, Лидия? — переспрашивает Стайлз. Ответа на вопрос девушка уже не слышит. Не потому что не может успокоиться. А потому что мама в ответ молчит. И всё бы ничего, да вот только дверь открывается теперь уже на распашку. Эллисон чувствует на запястье теплую смуглую руку дяди Скотта и видит в его глазах... ничего. Если он настолько спокоен, значит всё в порядке? — Что ты здесь делаешь? — невозмутимо спрашивает МакКолл, выпуская из слабой хватки руку девочки. — Я не заметила, как вы пришли, — отвечает Эллисон. — Лукас говорил, что вы приедете позже. — Решили поторопиться, — выйдя из комнаты, проясняет ситуацию Малия. Она изучает взглядом каждый сантиметр на теле девушки, и Эллисон уже готова поспорить, что та не только оценивает её внешнее состояние, но и прислушивается к биению сердца. — Спускайтесь скорее, — качаясь с носочков на пятки, проговаривает Эллисон. На последок она озаряет дядю и тетю белоснежной фальшивой улыбкой, делает пару шагов назад и уходит. А Стайлз всё держит Лидию в своих крепких объятиях.

***

Они сидят за праздничным столом, говоря о всевозможных вещах, не касающихся обратной стороны их совершенно-нормальной-и-обыкновенной-жизни. Брейден ведёт себя уже более свободно. С приходом Дерека она будто заново родилась, а её радар настроился на весёлый лад. Эллисон смотрит на свободный стул, предназначенный для Лукаса и мысленно молится о том, чтобы у него всё получилось. Она редко касается взглядом Отти, чаще всего обращая внимания на его руки с закатанными белоснежными рукавами хлопковой рубашки. Он тоже практически не обращает на неё внимания, хотя буквально час назад они вели себя как обычно. Чувство страха засело у неё в груди неожиданно и моментально. И каждый раз, понимая, что Отти рядом, она боится увидеть его отца. Ведь с того дня она ещё сильнее начала испытывать вину за смерть Тео. «А что если бы не было меня...» Микки с Диланом снова обсуждают план по захвату мира, а Стефан и сын Лиама все не могут поделить между собой биониклов, разговаривая по телефону. Люси корчит рожицы, отказываясь от еды, а Дэвид просит класть в тарелку абсолютно всё, что ест его папочка (а кушать он любит много), из-за чего Дерек уже начинает чувствовать голод. Ведь если он даст себе волю, его сын лопнет на маленькие кусочки. Малия, сдерживая смех, качает головой. — На какие только жертвы мы не идем ради детей, правда, братец? — Именно, — подтверждает Дерек, — особенно когда не можем сказать им нет. Малия делает глоток вина, после чего хмурит брови, рассматривая лицо Дерека. Он кивает ей и указывает взглядом на что-то, находящееся позади неё. — Мелли сейчас опрокинет вазу с цветами. — Что?! Малия подрывается со стула и бежит на шпильках к своей кудрявой дочурке, получая вслед порцию успокаивающих слов от Лидии. — Если она хочет эти цветы, то пусть берёт. Мне всё равно никогда не нравилась эта ваза, — машет рукой и ловит на себе удивленный взгляд Стайлза. — Что? — Ничего, — уже смеясь, отвечает брюнет. — Ну не могу же я сказать Стефану, чтобы он разбил именно эту вазу, и ты купил мне новую. Я же мать, — демонстративно закатывает глаза, заставляя своего мужа ещё сильнее разразиться хохотом. — Земля вызывает Эллисон, — наклонившись к девушке, напевает Отти. — Отстань, — хмурится. — Лучше ответь, где Айзек? — Он тебе зачем? — Пусть увезёт меня в Париж. — Хочешь быть Мадемуазель Эллисон? — каверкая французский акцент, произносит парень. — Хочу избавиться от пустоты и обыденности жизни, как Госпожа Бовари. — В лучшем случае подхватишь молочницу. — Идиот, — оперевшись о спинку стула из дорогого дерева, отвечает Эллисон. — Он спрашивает у Скотта, почему тот не чувствует вины. — Что? — переспрашивает Стилински, резко приняв исходное положение. — Каждый раз смотря на другую девушку не простым взглядом, а заинтересованным в ней, я чувствую себя изменником. Предателем. Просыпаясь, я надеюсь снова увидеть её. В качестве друга, жены, любовницы, матери моих детей. Я понимаю, что это невозможно. Но стоит мне сказать себе, что этого не будет, как сердце сжимается. И снова тянется к ней, — вздыхает. — Как я могу любить другую, когда моя душа давно мертва и спит вечным сном уже на протяжении двадцати лет? Эллисон проводит рукой по плечам, пытаясь стряхнуть с себя свору мурашек. Кажется, она слышит нотки грусти даже в холодном голосе Отти, пытающимся рассказать ей историю совершенно иного человека. — Кто она? — шепотом выдает девушка. — Не знаю, — машет головой. — Мне неинтересно. Эллисон вздыхает и снова пытается спрятаться от всех. Провалиться в спинку стула, словно Алиса в страну чудес. Ей не нравится то, что она испытывает. Она твердит про себя, что всё хорошо. Родители крепко держатся за руки, гости смеются, Лукас пытается изменить ситуацию с Малс, а дети радуются жизни. Но почему же внутри всё перевёрнуто верх дном? Её голову посещают мысли, что сегодня она увидит своего названного парня, рядом с которым ей снова придется притворяться счастливой. Эллисон прокручивает в голове моменты, прожитые бок о бок с Фроем, и не может даже на долю секунды вспомнить какого это любить. Как Айзек. Он всегда ей улыбается, придерживает дверь, называет ласковыми словами, ухаживает. Но искренне ли это? Она тоже пытается заставить себя вести так, будто между ними что-то есть. Будто их отношения начались как в подростковых сериалах. Со взгляда, прикосновения, поцелуя. Целовала ли она Фроя? Да. Было ли в этом что-то необычное? Нет. «Как ты можешь утверждать, если тебе не с чем сравнить?», — думает Эллисон. Она смотрит на профиль Отти и то, как он играет вилкой с черной маслиной. На его руках выпячивают вены. И тут она вздыхает. Потому что есть с чем. — Отти? — Да? — Что по-твоему лучше: притворяться счастливым дальше или поступить, как бессердечная тварь, закончив всё раз и навсегда? И в этот момент ямочки на щеках Рейкена сказали всё сами за себя.

***

Малс открывает дверь в свою комнату, видит пожилую миссис Попс — няню двойняшек — и собирается уже снова закрыть дверь, но останавливается когда та протягивает ей коробку, завернутую в разноцветную фольгу. — Ты вообще смотрела на календарь? — грубо отвечает Рейкен. — Что, прости? — подставляя ухо, переспрашивает миссис Попс. — Не только глухая, но и слепая походу, — вытягивая коробку из рук женщины, бубнит Малия. — Что, прости? — сильнее раскрывая рот и повышая тон, снова произносит еле живая старушка. — Говорю, спасибо огромное, — кричит Рейкен и захлопывает дверь. Она слышит дрожащее: «И тебе сладких снов, дорогая». Выдыхает и бросает коробку на просторную кровать. Снова прячется под одеяло и касается мокрыми волосами уже похолодевшей подушки. Ворочается, а после, не в силах больше противостоять самой себе, поднимается, рвет обёртку и достаёт из коробки массивный черный агрегат. Она дёргается на месте, когда маленькая лампочка загорается зелёным, а из ночной глубины, захватившей её комнату, слышится знакомый голос. — Малс? — Чёртов, Хитченс, — огрызается голубоглазая. — Сара Милларс, можно ли вас позвать на свидание? — Вот у неё и спроси, а Малию Ванессу Рейкен прошу оставить в покое. — Можешь не отвечать, — спокойным тоном проговаривает МакКолл. — Только выслушай меня. И она молчит. Покорно держа рацию в правой руке, пока никто не видит.

***

Гул в гостиной прерывается, когда в доме раздается звон. Стайлз встаёт из-за стола, но тут же садится, когда Эллисон первая выбегает из комнаты со словами «я сама». Сердце колотиться в груди и совсем не от любви. Или хотя бы чего-то издалека похожего на это чувство. Она пересекает тени на полу и, уже подойдя к двери, понимает, что до сих пор не надела туфли. Проблему решает быстро — резиновые тапочки для сада — и рывком открывает дверь. Она проталкивает Фроя на крыльцо и быстро убирает руки от его груди. Хлопает белоснежной преградой. И прирывисто выдыхает. — Милая, ты чего? — Фрой касается щеки Стилински, взамен получая недовольный взгляд. — Мы не около твоих друзей, где я обязана строить из себя твою девушку. — Что ты сказала? — Фрой, мне надоело, — у Эллисон щиплет в глазах, — правда. Я устала. Я совершила ошибку, когда решила, будто мне стоит познакомить тебя с родителями. Потому что всё, что происходит между нами ненастоящее. — Но ведь всё может измениться, мы можем к этому придти, — подходя ближе к Стилински, произносит Фрой. И она слышит, что он не врёт, когда говорит ей об этом. Не врёт о том, что действительно думает, будто всё возможно. — Настоящее не может быть построено на лжи. — Почему же ты только сейчас об этом задумалась? «Потому что услышала слова Айзека. Потому что поняла, что значит любить. Что значит быть с кем-то в отношениях. Что значит бояться отпустить. Что значит бояться быть одной. Я поняла, что с тобой такого бояться никогда не буду?», — думает Эллисон, но вместо этого отвечает: — Я боялась, что ты разорвешь наш уговор. Фрой разминает шею. И волосы его — цвета древесной коры — сияют в свете ночной луны. — Неужели за столько месяцев я не смог доказать тебе, что я не плохой парень? — нервно сглатывает. — Потому что за все это время мы никогда не были друг с другом честны? — Я показывал тебе среду, в которой я живу. Я показывал тебе свою жизнь. — Но я до сих пор не знаю тебя, Фрой. Я знаю то, что тебя окружает. И как я должна себя вести. Какой должна быть, чтобы жить там, где привык жить ты. Но разве это хоть в какой-то степени раскрывает тебя? Фрой открывает рот, чтобы ответить, когда дверь распахивается и на крыльцо выходит Стайлз. Он улыбается парню и хитрым взглядом рассматривает напряженную Эллисон. — Почему вы не заходите? — словно добрый хозяин из рекламы, спрашивает Стайлз. — Он уже уходит, пап, — Эллисон отворачивается от Фроя и прячется в глубинах дома. Уже в холле ее останавливает Стайлз и крепко обнимает, после чего предлагает выйти подышать свежим воздухом, не то она тут же рухнет в обморок.

***

Эллисон выходит на балкон, где видит хрупкую фигуру своей матери. Подходит ближе и бросается в тёплые объятия. Приятный запах весенних цветов врезается девушке в сознание, заставляя пробудить в нём давние воспоминания о жизни в Сан-Франциско. Детский смех, разрисованные обои, первый испечённый торт и папа под Рождественской ёлкой. — Сегодня сумасшедший день, — положив голову маме на плечо, произносит Эллисон. — Это ещё почему? — ласково убирает волосы с лица дочери и улыбается. — Столько ошибок. И такое чувство в груди. Странное. Я даже не могу описать. — Будто всё неправильно? — предполагает Лидия. — Поверь, все через это проходят. Всю жизнь мы только и делаем, что учимся жить. — У меня только за сегодня двести раз успело поменяться настроение. Я столько приняла решений для того, чтобы разрушить то, что строилось месяцами. — Значит это тебе было не нужно, раз ты решила всё разрушить. И я рада, что ты поняла себя. — Мам, ты случайно не подслушивала мой разговор с Фроем? — уже улыбаясь, спрашивает Эллисон. — Обижаешь, — говорит Лидия. — Я делала это вместе с твоим отцом. Думаешь, почему он вышел таким весёлым. — Неужели все отцы против парней своих дочерей? — Абсолютно, — целуя Эллисон в макушку, отвечает Лидия. — Спускайся скорее к гостям. Дерек обещал устроить сюрприз. Эллисон кивает маме, провожая её взглядом, после чего оборачивается на лужайку позади дома и вздрагивает, увидев посреди чистого газона мраморную плиту.

Теодор Рейкен 1995 — 2027