Наполовину пустая чашка чая с бергамотом

— Попроси, Миа, — повторил Себ. — Попроси её уйти. Миа с полминуты удивлённо смотрела на него, а потом расхохоталась и покачала головой: — Вы договорились ходить ко мне по очереди? Следующим будет Том? — Томас уехал, — Себастиан присел рядом на скамейку, засунув руки в карман. — Он передал, что если ты захочешь, то сможешь забрать вещи в любой момент. — Как мило с его стороны, — огрызнулась Миа. — Пожалуй, так мне и стоит сделать. Они молчали, глядя на то, как медленно и лениво на небе просыпаются звёзды. Это напомнило Мии их поездку в планетариум, первое свидание, первый поцелуй… Всё, что она так долго и усердно пыталась выкинуть из головы. — Я не знал, — тихо сказал он, со злостью пиная какой-то камушек. — Не знал, что это случилось с тобой. — Я не виню тебя, ты же знаешь. — Да, но ты… Если бы я знал, Миа! — он резко повернулся к ней, и на миг Мии показалось, что он хочет её поцеловать, но... Нет, Себ не прикоснулся к ней. — Если бы я знал… — Что, Себ? Ты бы поехал в Париж и проводил ночи рядом со мной? Зачем тебе это? Моя мама всё сделала правильно, — едва не плача, возразила Миа, стараясь вырваться из плена голубых глаз, отвести взгляд, но то ли воля её оставляла, то ли не так уж сильно она этого хотела. — Я… я не знаю, но я точно не стал бы… Я не смог бы… — Ты бы похоронил себя заживо. Уж лучше было думать, что я променяла тебя на другого. Всё в порядке. Всё произошло так, как и должно было произойти, — кого она успокаивала — себя или его? Что хорошего в том, что они разошлись, а сейчас сидят на осколках своей былой любви и делают вид, что эти осколки не впиваются острыми краями прямо в рёбра, что даже просто дышать друг с другом рядом было невыносимо? — Нет! Нет, не должно было! — с присущей ему горячностью воскликнул Себ, и Миа даже нашла в себе силы тихонько рассмеяться. — Миа… Чёрт, Миа, скажи, что ты всё ещё меня любишь. И плевать на всяких Томов, на Брук, на всех! Скажи… Просто скажи… Всё получится, я обещаю. Клянусь... Шум со стороны ресторана утих, разбиваясь о плотную тишину, окутавшую их обоих, ссутулившихся, уничтоженных нелепой случайностью, ошибкой далёкого прошлого. Миа смотрела в голубые глаза и вспоминала разочарование, которое увидела там, в ресторане. Которое видела и раньше, когда она упрекала Себастиана в том, что он поддался на деньги и забыл про мечту. Разочарование, которое становилось спутником их болезненных отношений снова и снова. Они должны были встретиться, чтобы оттолкнуть друг друга навстречу мечте. Вот в чём заключалась их роль друг для друга. Не в том, чтобы быть вместе до конца жизни и умереть в один день, совсем нет. Просто многие люди склонны романтизировать всё вокруг — особенно бесстрашные мечтатели недружелюбного, но такого прекрасного Города звёзд. — Прости, Себ. Нам нужно жить дальше, — она пожала плечами, поднялась со скамейки и побрела в сторону ресторана, чтобы там вызвать такси и отправиться домой — туда, где её будет ждать одинокая постель с подушкой, которая насквозь пропиталась солёной влагой, не успевая высыхать. *** Два месяца спустя. Ко всему можно привыкнуть. Человек умеет приспосабливаться даже к самому густому и сочному дерьму, что может вылиться на его голову. Голова Мии, если рассматривать её именно с этой точки зрения, колоссально умела переживать бедствия — и чем дальше, тем хуже. Незаменимый навык для тех, кто спустил свою жизнь в унитаз. Две недели Себастиан появлялся в её кафе каждый день. Две недели он терроризировал её дома, на работе, даже караулил на улице. Он достал новый номер Мии непонятно откуда и не отставал на неё ни на минуту. Мию лихорадило от безысходности, но она продолжала упорствовать и не соглашалась ни на продолжение отношений, ни на «хотя бы одно свидание», ни даже на «скромный поцелуй в щёчку, чисто по-дружески», как он однажды попросил с ухмылкой. Он будто и не слышал тех слов у озера, как будто не понимал простой истины: им не суждено быть вместе. Такое поведение стало их безумной игрой, которой не было конца и края. Себастиан, как охотник, загонял свою жертву в угол, а Миа всё равно выбиралась, снова махала перед ним хвостом и исчезала. Но вдруг в какой-то момент, когда Миа уже стала к этому привыкать… он исчез. Просто испарился. Его не было ни в кафе, ни у её дома (из которого, кстати, Бруклин выселилась почти сразу). Ни одной смс-ки, ни одного звонка. Пустота, о которой мечтала Миа все эти две недели, вдруг оказалась оглушающей, сбивающей с толку. Следующие полтора месяца Миа старалась просто жить, не думать о Себе. Ей казалось, что у неё получается, что теперь-то можно наконец успокоиться, что он понял — прошлое не вернуть, нужно как-то жить дальше. И почему от мысли, что он снова первым стал жить дальше, ей было так больно? Она же вроде этого и хотела. Она в этом себя и убеждала. — Миа, ты должна пойти! Обязана! — убеждали подруги в очередной раз — ещё активнее, чем прежде. Она каждый раз отказывалась, но они упорно тащили её по вечеринкам и клубам, по сборищам идиотов, которым не было конца и края. Слишком пафосные, слишком высокомерные, слишком «дорогие»… Миа ненавидела эти тусовки. Но каждый раз сдавалась, натягивала какое-нибудь платье, выбранное наугад, и зачем-то шла на очередное моральное самоубийство. В этот раз, будто чтобы показать, как она к этому относится, Миа выбрала строгое чёрное платье. В таком не повеселишься, в таком надо целый вечер сидеть с прямой спиной и поддерживать скучающее выражение лица, а это у Мии в последнее время получалось лучше всего. Долгая дорога до какого-то бара, название которого Миа даже не спрашивала. Сейчас бар, потом в гости к какому-нибудь богатенькому писателю или продюсеру в надежде выбить для себя роль… Такая жизнь была у голливудских старлеток — ровно до тех пор, пока они не пробьются в главные роли или не уедут обратно домой, куда-нибудь в Боулдер-сити, штат Невада. — Иди, иди, мы сейчас! — пообещали подруги, закопошившись в машине. Миа пожала плечами и, раздражённо цокая каблуками, спустилась в полуподвальное помещение. И замерла, чувствуя, как утихает ритм сердца. На неоновой вывеске будто её рукой было выведено: «Seb’s». С нотой вместо апострофа. Миа даже не обернулась на скрип шин отъезжающей машины: она всё равно не пошла бы назад. Осторожно ступая по лестнице — такой же, как во сне, — Миа зашла в небольшой пустой зал. Свет приглашающе освещал только один столик. На тонком блюдце стояла белая фарфоровая чашка. Сцена, окутанная непроглядной тьмой, не сразу открыла ей пианиста, сгорбленного над клавишами. Пустота и тишина. Стук каблуков был таким звучным, что остаток пути Миа прошла на цыпочках. Расположившись на удобном стуле, она осторожно взяла в руки чашку, чтобы отпить несколько глотков. Чай с бергамотом. Её любимый. — Дамы и господа, — начал он хрипло, всё так же гипнотизируя клавиши. — Это первый вечер в моём клубе, и я рад, что вы решили вместе со мной перевернуть страницу в новой истории джаза. Добро пожаловать к Себу. Голос срывается, пальцы касаются клавиш — он начинает играть… Миа замирает на первых же нотах, приоткрывая рот в нетерпении и ожидании. Это их мелодия, их момент. Правильный. Настоящий. Без фальшивых мужей, без случайных девушек, без аудитории, которая только мешала бы наслаждаться самой чудесной музыкой на свете. Ноты плавно переходят одна в другую, звук постепенно нарастает, охватывает всё её существо, и Миа словно ощущает себя прежней, настоящей — без неудач за плечами и прошлых ошибок… Она — снова начинающая актриса с блестящим будущим, которая покоряет прослушивания, надеясь найти ту самую роль, после которой изменится её жизнь. Он — снова бедный музыкант, мечтающий спасти джаз. Они встречаются, и их жизнь меняется в лучшую сторону: теперь они делают совсем другой выбор. Фильм уходит в прокат, Миа становится знаменитой, Себастиан открывает свой клуб. Они женятся, заводят ребёнка, их жизнь становится той сказкой, о которой они всегда мечтали... Она не замечает, как музыка смолкает. Пальцы судорожно сжимают чашку с чаем, и Миа делает очередной глоток вслепую. — Открой глаза, — шепчет Себастиан совсем рядом, но Миа боится. Она боится разрушить эту сказку, которое нарисовало воображение, боится настоящего, отталкивающего нестерпимой болью утрат. — Открой, пожалуйста. Миа нерешительно открывает — Себ взглядом указывает на чашку. Она опускает глаза и видит простое кольцо, без камней и украшений. Оно лежит на дне чашки — как это она не заметила его раньше? — Я не знаю, как ещё заставить тебя поверить, что я не могу без тебя жить, — его голос снова срывается на хрип, и Себ садится на колено совсем рядышком, берёт её руку в свою… — Миа Долан, я прождал бы тебя, даже если бы ты была пять лет в коме. Перестань отталкивать меня. Я всё равно всегда буду рядом. Ты выйдешь за меня? Миа трясущимися пальцами вынимает кольцо и зачем-то крутит его на свету. Себ чуть сильнее сжимает ладонь, требуя ответ. Она облизывает губы и опускает голову. — Да, — шепчет беззвучно. — Миа? — он не расслышал. Миа улыбается и плачет одновременно, поддаваясь эмоциям столь сильным, что ещё немного, и они сведут её с ума. — Да, я согласна. — Открой глаза. Миа распахнула ресницы и удивлённо посмотрела на Себастиана, с ласковой улыбкой присаживающегося рядом. — Я не знаю, как ещё заставить тебя поверить, что я не могу без тебя жить... — Я согласна! — выкрикнула она, и голос, отражаясь от стен пустого бара, вернулся к ней громким эхом. — Согласна на что?.. Миа опустила глаза на чашку, рассмеялась и покачала головой. Себастиан — гениальный музыкант. Такой, который заставляет своей музыкой возвращаться к прошлому и мечтать о будущем. Таком реальном, словно оно уже случилось. Словно они уже прожили несколько жизней друг с другом и исполнили мечты. — Так вот, — он откашлялся и улыбнулся. — Я... — Нет, не говори ничего, — она взяла его за руку и мечтательно закрыла глаза. — Давай просто помолчим... Всегда ли возвращение к прошлому означает ошибку? Город звёзд не прощает грехи прошлого, но любит тех, кто старается снова, кто пробивается к своей мечте несмотря ни на что, кто пробует, даже если есть риск снова потерпеть неудачу. Ведь в конечном счёте все мы ищем любви, которая будет вдохновлять нас… … пока остывает чай с бергамотом в наполовину полной чашке.