Наполовину пустая чашка чая с бергамотом

— Миа, это мой давний знакомый Себастиан Уайлдер. Себ, это Миа Долан, моя девушка. Миа очнулась. Джаз замолк, разговоры утихли. Весь свет в зале сгустился тугим комком вокруг неё, ослепляя и приковывая внимание к голубым глазам «давнего знакомого Себастиана Уайлдера». Голубые глаза отражали изумление с оттенком боли. Это как бросить камушек в чистейшее озеро в ясную погоду — всё ещё нежный голубой оттенок, но подёрнутый резкой рябью. И рябь не успокаивалась, она словно становилась предвестником шторма — лазурь темнела на глазах, проявляя всё больше оттенков негодования. Жгут, затягивающий рану всё туже, вдруг исчез, заставляя прежнюю боль выливаться в безмолвном споре двух людей, которые не успели вовремя поставить точку. Миа резко втянула воздух в лёгкие — в горле запершило на половине вдоха. Она закрыла глаза и снова открыла, надеясь, что это всего лишь её больное воображение, что в мире есть ещё один Себастиан Уайлдер, давний знакомый Томаса, который на самом деле выглядит совершенно иначе — не так, как её Себ. Он смотрел на неё так, как в том кошмаре. С невыразимой печалью, к которой примешивались боль, обида и злость. С разочарованием тем, что их совместное счастливое будущее могло случиться, если бы не множество «если». Миа буквально слышала хриплый крик: «Почему ты не позвонила? Почему не сказала, что ты приехала? Почему не вернулась ко мне?» Разочарованный взгляд скользнул на её руку — Миа тут же спрятала предательски голый палец, но Себ успел заметить. Он криво усмехнулся и покачал головой, наверняка истолковав это по-своему. Он же был очень мнительным и обидчивым, она помнила это. Она любила это. Она всё в нём любила, пока тот несчастный случай не отобрал у них возможность быть счастливыми — теперь в мыслях Мии именно это разлучило их, а не то, что она приняла решение следовать за мечтой. — Карен? — раздался счастливый голос Бруклин. Себ и Миа синхронно повернулись к девушке, будто только сейчас замечая, что она вообще существует, что рядом с ними есть кто-то другой. — Карен? — непонимающе повторил Том. Конечно, он не знал, что для девушки Себастиана Миа была совершенно другим человеком, он не был в курсе этой безопасной для Мии истории, потому что она почти никогда не приводила его домой — как раз во избежание вот такой неловкости. — Карен — мой сценический псевдоним. Карен Фоукс, — не моргнув глазом соврала Миа. Себ кашлянул в кулак и показал на диван напротив. — Прошу, садитесь, мисс Фоукс. Или миссис? Я что-то никак не могу понять, как к вам обращаться. Миа неуверенно села на краешек диванчика вслед за Томасом — её моментально словно вдавило в сидение, а ступни приковало стальными прутьями к полу. Она глотнула бы вина, вот только бокалы с причудливо узорными ножками пока что были пусты. Платье душило, стягивало тело, как в тиски, заколки впивались в кожу головы, туфли стали на размер меньше, а может быть, сами ноги — больше. Миа не могла дышать, какой там говорить?.. — Так, кажется, я выпал из разговора, потому что я совершенно не понимаю, что происходит, — под соглашающиеся кивки Бруклин растерянно протянул Томас. Он взял в руки меню, последовав Себу — единственному, кто явно чувствовал себя более-менее комфортно — но так его и не открыл. — Дело в том, Том — какое удивительное совпадение! — мы с Мией когда-то встречались. — О-о-о… Та самая Миа? Господи, да заткнись ты наконец! Как можно быть такой тупой? Томас повернулся к Мии, и она пожала плечами, всё ещё не в состоянии выдавить из себя мало-мальски адекватное объяснение. Объяснение, которое подходило бы для каждого, кто сидел за этим столом. Для Себастиана, который считал, что Миа во Франции радуется жизни со своим мифическим мужем, ради которого она бросила карьеру. Для его пассии, которая во что бы то ни стало решила побить рекорд тупости и действительно поверила в сказку про то, что Карен Фоукс — сценический псевдоним девушки, которая несколько лет не ходила даже на прослушивания, не говоря уж о съёмках. Для Томаса, который вообще ничего не знал о прошлой жизни Мии. Точнее, о той её важной части, которая заключалась в отношениях с Себастианом. — Да, понимаешь… Я уезжала во Францию… снимать фильм, ну и… — неуверенно начала Миа, вытирая вспотевшие ладошки о платье. — И познакомилась там со своим, как я понимаю, бывшим мужем? — съехидничал Себ, с холодным остервенением перелистывая страницу меню. — Ты была замужем? — Томас был чрезвычайно спокоен. Миа вздохнула — воздух застрял в трахее комком, не опускаясь и не поворачивая обратно. — Н-нет. Себастиан медленно поднял на неё глаза, отрываясь от меню. Повисла очередная напряжённая пауза — состояние предгрозового затишья. — Вы уже что-то выбрали? — официант возник из ниоткуда, распалив и без того напряжённую атмосферу. — Ещё выбираем, — холодно отозвался Томас, не отрывая взгляда от Мии. Она прикусила губу до крови и снова провела вспотевшими ладонями по бедному платью, вынужденному сегодня быть салфеткой из-за её чрезмерного волнения. Все смотрели на неё и ждали продолжения истории, но больше всего Миа боялась встретиться глазами с Себастианом. Она чувствовала этот напряжённый, внимательный взгляд, который изучал её реакцию, проникал глубоко в душу и разрывал сердце на мелкие кусочки — за то, что бросила, предала, за то, что не позвонила и не рассказала обо всём, что случилось. — Я… Я уехала во Францию снимать фильм. Он должен был стать прорывом в моей карьере. До этого мне доставались какие-то мелкие роли в массовке, даже не второстепенные персонажи, а так, сбоку, вскользь… Но я пыталась. И это последнее прослушивание стало знаковым, — начала Миа хрипло и тихо, терзая пустую тарелку невидящим взглядом и машинально теребя край скатерти. — И тут такая возможность! Конечно, я схватилась за неё, уехала из Лос-Анджелеса. Мы сняли всего несколько сцен. Я только-только начала, и тут… Я ведь даже не помню, как это случилось. Я вообще ничего не помню. Казалось, только мы снимали сцену, а потом — раз! — и я просыпаюсь в больничной палате, с трудом могу шевелить языком. А врачи говорят мне, что я пролежала в коме два года и что никто уже не надеялся, что я проснусь. Возможно, меня скоро отключили бы от аппаратов, я не знаю. Я была абсолютным овощем два года… И всё из-за какого-то ограбления. Ах, да, я же не сказала, — она начала распаляться всё больше, её голос становился громче, увереннее, в нём появились обвинительные нотки, как будто это Себ, Брук и Том были виноваты в том, что случилось, как будто именно они были теми грабителями, вместо кошелька укравшими всю её жизнь. — Меня хотели ограбить, ударили по голове. Вот только удар был неудачный. Их посадили, но я тоже оказалась взаперти — в своей голове. А фильм выпустили, да. С другой актрисой, ты же должен помнить, Себ, ты наверняка видел. Да, они немного подождали, а потом всё же выпустили. Но это не самое страшное, да. Два года! Я проспала два года! А когда проснулась, мне говорят, что карьера разрушена, отец умер, а мой парень… — она наконец-то подняла глаза на Себастиана. — А он думает, что я замужем. Потому что мама решила, что так будет лучше. Зачем изводить его пустыми надеждами, правда? Вдруг я больше никогда не проснусь?.. Пусть он живёт дальше, пусть найдёт себе какую-нибудь Бруклин с идиотскими розовыми ногтями, в дурацком зелёном берете, пусть всё идёт своим чередом, потому что жизнь Мии — это товар с истекшим сроком годности, и всем плевать, что с ней будет дальше! Молодец, Себ. Ты всё сделал правильно. Вы с моей мамой — отличная команда! Она вскочила с диванчика и побежала к гардеробу, задыхаясь от слёз. Схватив пальто, Миа рванула входную дверь на себя и выскочила на холодный вечерный воздух. Трясясь не от пронизывающего ветра, а от обиды и разочарования, она засеменила в небольшой соседний парк, раскинувшийся у озера. Миа уселась на скрытую в тени деревьев скамейку и наконец-то вдохнула воздух полной грудью, но тут же ссутулилась, закрывая лицо ладонями. Она просидела так не больше пяти минут, как вдруг услышала тихий голос за спиной: — Знаешь, я ведь всегда чувствовала, что он всё ещё любит тебя, — Миа резко убрала ладони от лица. Еле слышный хруст веточек под ногами, и Бруклин уже сидела рядом, глядя в ту же сторону, что и Миа. — Женщины чувствуют, если мужчины, глядя в её глаза, видят другую. Вот и я чувствовала. Ты была везде — он усердно избавлялся от воспоминаний, но ты всё равно была рядом. Он переехал, сменил машину, продумал новый репертуар, но… Он приходил в кафе, где ты работала. Говорил, ему там нравится, а ведь для того, чтобы туда заехать, нужно было делать огромный крюк, это ведь совсем не по пути. Он ждал тебя всё это время… Миа хрипло рассмеялась — смех был больше похож на лай простуженной собаки — и впервые за всё это время посмотрела на Бруклин совсем другими глазами. Она говорила так, как будто они были подругами, а не соперницами. Хотя о каком соперничестве могла идти речь, если их роли в пьесе были прописаны довольно чётко? Миа — бывшая девушка, Брук — настоящая. Нет никакой вражды, есть только прошлое и будущее. — Глупости. Себ давно забыл обо мне. Я видела, как он тебя целовал. Она вытащила пачку сигарет из сумочки. — Будешь? — Ты куришь? — удивлённо спросила Миа, покачав головой. — Да, уже давно. Не при Себе. Я с ним… другая. Такая, какой он меня хочет видеть. Иногда я думаю — что здорового может быть в отношениях, где я строю из себя счастливую идиотку, которая не замечает того, что он всё ещё не расстался с прошлым?.. Как долго я смогу играть эту роль? И нужно ли мне это вообще… Он чиркнула зажигалкой несколько раз, и тёплый огонёк на миг сверкнул в плотно окутавшей их темноте. Миа завороженно уставилась на подожжёную сигарету. Бруклин затянулась и выдохнула густой вязкий дым в темноту. — Знаешь, как долго я его добивалась? Как долго старалась сделать так, чтобы он обратил на меня внимание?.. Это было похоже на ад… Адом это и осталось. Но он старался, не спорю. Он как будто тоже хотел этого. Но этого было недостаточно. — Зачем ты всё это мне говоришь? — тихо поинтересовалась Миа, поплотнее закутываясь в пальто. Дым тащило ветром в её сторону, и она старалась не закашляться, впитывая каждое слово подруги-соперницы. — Затем, что если ты попросишь меня, я уйду. Сама не могу, понимаешь? Стоит мне посмотреть ему в глаза, и я забываю, как с ним тяжело. Тяжело строить из себя дурочку и надеяться, что однажды всё наладится — он забудет тебя, а я смогу быть самой собой... — в голосе сквозила неприкрытая усталость. — Он как наркотик со всем этим «я спасу джаз», «давай сходим в джаз-клуб», с этими его мелодиями, которые он наигрывает на пианино. Знаешь, как тяжело понимать, что, сидя рядом со мной, он играет это не мне? А если ты попросишь, мне будет проще отступиться. — Я не смогу об этом попросить. — А я не смогу его бросить, — сигарета полетела в сторону озера и приземлилась на берегу неподалёку. Бруклин поднялась и поправила платье. Она выскочила на холод, укрывшись одним только палантином. Зелёным. — Тогда нам больше не о чем говорить, — девушка зашагала в сторону ресторана под тяжёлый вздох Мии. Попросить, чтобы Себастиан лишился новой, возможно, лучшей жизни, чем у него была? Попросить, чтобы его в очередной раз бросили — и ради чего? Он этого не заслуживает. Да и она, собственно говоря, тоже его не заслуживает. Всё предельно просто и ясно. — Попроси, — раздался хриплый голос неподалёку. Мужская фигура, прежде надёжно скрытая тенью, отделилась от дерева и шагнула в сторону Мии.