Блеск чешуи.

ГЛАВА 1. Саш. - Саш, неси скорее бокалы, бездельник! Как же, «бездельник», я с утра еще ни разу не присел, ношусь как угорелый, а до ночи еще ох как далеко. Тяжело вздохнув, я подхватил выставленные на прилавок бокалы с пивом и потащил их к столику, где засели пять здоровенных лесорубов. Они каждый раз останавливались в «Бодливом бычке» выпить пива, если судьба забрасывала их в окрестности нашего трактира. Я сказал «нашего»? Ну, я тут работаю и живу, хотя трактир, конечно, мне не принадлежит. Трактирщик взял меня из монастырского приюта, куда попадают все дети, лишившиеся родителей. Одно плохо - монастырь женский. То есть девочки могут оставаться в его стенах лет до шестнадцати и дольше, если пожелают, а вот мальчиков отдают в работные дома в десять лет, если, конечно, их кто-нибудь не возьмет к себе. Меня взял трактирщик, когда мне было девять, с тех пор я тут работаю вместе с двумя поварихами и служанками-разносчицами. Они еще умудряются обслуживать особенно денежных клиентов по ночам, а я тут выполняю всякую грязную работу, да еще и развлекаю клиентов бесплатно. Вернее, это они развлекаются за мой счет. Хотите знать как? А вот скоро придет местный мордоворот Дубина, это кличка у него такая, тогда все веселье и начнется, а пока тихо, и я выполняю всякие поручения трактирщика. Поставив пивные бокалы на стол лесорубам, я собрался идти обратно, мне еще надо было закончить уборку номера за съехавшим постояльцем, когда дверь скрипнула, впуская нового гостя. Это был высокий мужчина (скорее всего, человек), плотно укутанный в черный плащ с глубоким капюшоном. Днем у нас мало кто останавливался, все посетители бывали тут в основном по вечерам, так что каждый дневной гость был встречен и «обласкан» лично хозяином. Почему я говорю, скорее всего, человек? Потому что кроме нормальных людей в нашем мире живут змеелюды, или, как они себя сами называют, сетиши. Они могут передвигаться как в своем истинном обличии, то есть сверху человек, а снизу змей, так и в двуногом. Вот только глаза их в любом обличии имеют вертикальный зрачок, а не круглый, как у обычного человека. Вообще-то змеелюды живут намного южнее, но и у нас иногда попадаются. Мой отец был тому примером. Да, я полукровка, отсюда и все мои проблемы. Пока я разглядывал нового посетителя, хозяин лично проводил его к столику в углу и, приняв заказ, поспешил на кухню, мимоходом отвесив мне подзатыльник, чтобы не глазел по сторонам. Ну, я и пошел работать. Когда номер был вымыт и мусор вынесен, я снова спустился в зал. Гул голосов подсказал мне, что посетители начали собираться, и пиво, которое трактирщик лично варил и разливал посетителям, сегодня особо пользуется спросом. Воровато оглядевшись из-за угла, я приметил Дубину с компанией, распивавших пиво за самым длинным столом, стоявшим как раз посреди зала. Трудно будет проскочить мимо них незамеченным. Еще нескольких местных завсегдатаев, рассевшихся в разных углах по двое-трое и мерно потягивающих пиво, искоса следили за шумной компанией, ожидая, что эти придурки выкинут сегодня, ведь чем больше те выпьют, тем веселее будет зрителям. Лесорубы, уже изрядно отяжелевшие от выпитого, были готовы вот-вот тронуться в путь. А в самом дальнем углу по-прежнему сидел незнакомец, так и не снявший своего плаща. Осень, конечно, была в самом разгаре, но в натопленном зале, где множество людей выпивали и ели, было довольно тепло, а значит, он не снимал плащ, желая остаться неузнанным. Не к добру это. Еще раз оглядев зал, я мышью скользнул на кухню. - А, Саш. Хозяин просил выкатить еще бочонок пива. И побыстрее. Марта, дородная повариха, давно вздыхающая по нашему хозяину, указала мне рукой на погреб, где хранились все запасы. А ведь я еще не обедал, не говоря уже об ужине. Делать нечего, пришлось лезть вниз, доставать бочонок и тащить его в зал, сглатывая слюну от аппетитных запахов, витавших в кухне. Поставив требуемое на специальную подставку у стойки, я собирался ретироваться, но был пойман хозяином за шкирку. - Куда? Видишь, девочки не справляются? Подай быстро пиво за третий столик. Заняты они, как же. Крутят своими большими бюстами перед мужиками, надеясь заработать пару монет за ночь, а мне работать за них. Застонав, я с кружками в руках поплелся в указанном направлении. Чтобы пройти к третьему столику, мне нужно было миновать Дубину с компанией, а сделать это незаметно мне вряд ли удастся. Вот невезуха. В этот раз, для разнообразия, мне дали донести пиво до заказчика, и только на обратном пути изволили начать развлечение. Когда я почти миновал их столик, уже надеясь на удачу, мимо меня просвистела глиняная кружка, с громким треском ударившаяся о стену и разлетевшаяся на множество мелких осколков. Компания веселящихся мужиков заржала, а я в испуге присел, закрыв голову руками. Только моего испуга они и ждали. Теперь веселуха начнется по полной и спасибо за это дорогому папочке, чтобы ему икалось. Шевельнув хвостом, я попытался заползти за ближайший столик, сбросил порванные в очередной раз штаны со змеиного хвоста, но меня быстро перехватили за этот многострадальный предмет, выволакивая на свет божий. - Попался, змеючка! Я же говорил, что полукровка? Так вот, когда я спокоен, то передвигаюсь на своих двоих, а если меня испугать, то ноги мгновенно превращаются в хвост. И все бы ничего, но я ползать на хвосте не умею. Видел я как-то, еще будучи малышом, как стремительно двигаются змеелюды, ума не приложу как они это делают, у меня же сбежать от преследователей не получалось никогда, за что я был неоднократно бит, сначала другими детьми в монастыре, а теперь и вот этими весельчаками. Однажды случайно узнав мой секрет, Дубина начал регулярно изводить меня, оставляя синяки на теле, может, и на хвосте бывают синяки, но под чешуей их не видно. Особенно страдал именно хвост, ведь этот Дубина непременно желал заполучить мою чешуйку, типа на память, а они, на беду, никак не желали отрываться. Подвыпившие мужики скрутили меня, взгромоздив на стол и удерживая в шесть рук. - Хозяин, неси нож, сейчас я буду эту рыбку чистить! Радостный голос Дубины, пронесся по залу, вызывая хохот у его приятелей. Остальные зрители притихли, выжидая дальнейшего развития событий. Ножом Дубина меня еще не резал. В испуге я начал вырываться изо всех сил, только что может сделать тощий подросток против здоровых мужиков, прижимавших его к столу? И ведь никто не вступится, вот что самое противное. - Отпусти ребенка. Ошибочка. Раньше за меня никто не вступался, а теперь нашелся какой-то смельчак. Лежа на столе, я не видел того, кто вступился за меня, но его тихий, глубокий голос, кажется, был слышен в каждом уголке трактира, легко перекрыв все крики и шум гуляющих людей. - Ты чё сказал? – Дубина поумерил пыл и обернулся, разглядывая человека, помешавшего ему веселиться. - Повторяю последний раз, отпусти ребенка. - Ты чё, мне указывать взялся? Чё хочу, то и делаю, а если еще раз влезешь, я тебе все ребра пересчитаю. Понял?! Дубина уже орал, а вот голос заступника так и остался тих, но слышали его все. - Это ты не понял. - Тихий шелест одежды, а потом... Звук трещотки на кончике змеиного хвоста нельзя ни с чем перепутать. - Еще вопрос-сы ес-сть? Вопросов больше не было. Зал трактира мгновенно опустел. Сев на столе, я уставился прямо в оранжевые глаза с вертикальными зрачками. Плащ заступника черной кляксой валялся на полу. Трактирщик что-то возмущенно бормотал у себя за стойкой, но говорить громче не решался. Мало ли что. - Я не ребенок, - первое, что вырвалось у меня, стоило только чуть успокоиться. - Не ребенок говориш-шь? – змеелюд с темными волосами, опускавшимися до плеч, и темно-янтарными глазами смотрел на меня насмешливо. Так прошло всего несколько мгновений, и вот он слегка поморщился, видимо, наконец, заметив мои глаза, так и оставшиеся человеческими. - Чш-шеловек, - прошипел он почти презрительно. - Полукровка, - бросил я, хмуро глянув на него, и спустился со стола. Хвост как всегда отказался держать меня, так что ростом я стал намного ниже, как если бы встал на колени, будучи в человеческом облике. - Подой-йди. - Еще чего? – я попытался отползти назад, как умел, вот только мои неумелые движения вызвали удивление на лице змеелюда. - Эт-то еще ш-што? – Трещотка на его хвосте снова завибрировала, а значит, он на что-то разозлился. Ну, да, ползал я крайне интересно, подбирал под себя хвост, а потом отталкивался им, двигаясь толчками вперед, иногда помогая себе руками, если рядом было за что уцепиться и подтянуться. Эти движения были весьма далеки от изящных волнообразных змеиных скольжений и напоминали скорее гусеницу, ну уж как могу. Извиняйте. - Ты издеваеш-шься? – Вот интересно, почему, когда у них две ноги, говорят они нормально, а когда хвост – шипят? - Нет. Я по-другому не умею. Снова попытался убраться с глаз этого змея, но, кажется, он злился все сильнее, по крайней мере, трещотка теперь шуршала не переставая. Ой, я попал. Лучше бы Дубина срезал себе кусок кожи на память, глядишь, и зажило бы, а что со мной сделает этот здоровенный змей, я даже представить себе боюсь. Ну вот, так и есть. Тихое шуршание, и змеелюд мгновенно оказался около меня. Схватив за шиворот рубахи, он мгновенно содрал ее с меня и, не обращая внимания на мои попытки вырваться, развернул спиной к себе, крепко удерживая за плечи, чтобы не вырывался. Синяки же теперь будут! Я успел только открыть рот, чтобы возмутиться такому поведению, как оказался на свободе, а змеелюд уже был на своем прежнем месте, все так же зло гремя трещоткой на хвосте. При этом он еще и шипел. Вот что его не устраивает, а? - Теперь можно идти? – поинтересовался я. Мне надо было успокоиться, чтобы хвост снова стал ногами, иначе никак, а сделать это при змее точно не получится. - Нет. Ты идеш-шь с-со мной. Сказал, как припечатал. И зачем я ему сдался? - Ты, - это уже к трактирщику, - принес-си его одежду и быс-стро. Мы уходим. - Но, господин. У него ничего нет. Даже та рубаха, что на нем... была - моя. Старая. - Тем лучш-ше. И что вы думаете, сделал этот гад? Он вдруг подхватил свой плащ, и двинулся вперед ко мне. Не успел я пикнуть, как оказался закутанным в тот самый плащ с головой, водружен на его плечо и вынесен из трактира. Вот тут точно никто не вступится. Попал я. Осталось только узнать, зачем я ему нужен? Надеюсь, они не едят полукровок. Может, сказать ему, что я ядовитый? Так, на всякий случай. ГЛАВА 2. Каяш. Не люблю человеческие земли. Люди и сами не очень чистоплотны, и от поселений их пахнет не лучшим образом. К сожаленью, торговец, с которым я переписывался ради редких книг, не мог покинуть свою лавку, помощника у него не было, так что пришлось мне отправляться к нему за столь необходимой мне книгой самому. Нет, можно было бы послать слугу, но где гарантия, что он принесет мне именно то, что нужно? К тому же слуга мог и испортить драгоценный фолиант, что было бы совсем некстати. Как известно: хочешь сделать что-то хорошо – делай это сам. Вот я лично и отправился в человеческие земли. В человеческом теле двигаться было не так удобно, как в моем родном, полузмеином, но мы, сетиши, существа сильные и упрямые. Подумаешь, десяток дней провести на двух ногах, к тому же я не пешком пойду, а верхом поеду. И кони у меня хорошие имеются, я все же не безродный какой-то. Книгу я купил. Она оказалась именно тем, что я так долго искал, и хоть мне пришлось изрядно истратить содержимое кошелька, обратно я возвращался полностью довольный собой, иногда нащупывая свою покупку, сильно уменьшенную магией и уложенную в поясной кошель. Моего хорошего настроения даже хватило на то, чтобы наведаться в придорожный трактир, стоявший на окраине большой деревни. Запах человеческих тел в этом трактире перебивался ароматами съестного с кухни, вот я и решил остановиться здесь ненадолго. До границы наших земель остался всего день пути, так что я позволил себе расслабиться, тем более, что кормили здесь вполне прилично, и яблочный сидр мне тоже пришелся по душе. Трактир постепенно наполнялся людьми, пришедшими сюда выпить и поесть, после трудового дня. Поначалу все было хорошо, пока в трактире не появилась шумная человеческая компания, возглавляемая здоровенным детиной. О таких говорят: косая сажень в плечах, а мозги в штанах. Весьма точное определение. Прошло всего несколько минут, а мое настроение уже сильно испортилось. Я решил не ночевать в этой таверне, как собирался совсем недавно, а ехать дальше. «Вот только допью сидр, и в путь». Напитка в моей кружке становилось все меньше, а компания расходилась все сильнее. Я уже собирался встать из-за стола, когда из-за стойки, где стоял хозяин таверны, появился молодой парень, со светлыми всклокоченными волосами и одежде с чужого плеча. Неловко балансируя между столиками, он миновал шумную компанию, поставил пиво на стол позади них и пустился в обратный путь, стараясь обойти компанию как можно дальше. Не удалось. Здоровяк вдруг вскочил со своего места и запустил кружкой в стену, как раз рядом с головой паренька. Тот рухнул на пол, прикрывая голову, а потом как-то странно завозился на полу. Здоровяк с одним из своих приятелей рванулись к тому месту, где парень упал, и начали его тянуть, пока не подтащили к своему столу с криком: - Попался, змеючка! В воздухе мелькнул хвост серо-синего окраса, и вот перед шумной компанией на столе уже лежал молодой сетиш, извиваясь и пытаясь вырваться. Да куда ему, тем более, что теперь его держали трое, в то время как сам зачинщик этого безобразия орал: - Хозяин, неси нож, сейчас я буду эту рыбку чистить! Ну, все. Они нарвались. Не знаю, что тут делает ребенок нашей расы, но издеваться над ним я не позволю. Дети для нас – самая большая ценность. Медленно поднявшись со своего места, я потребовал: - Отпусти ребенка. Мое вмешательство не произвело впечатления на людей, но и не испугало. Здоровяк начал задирать меня, а пацан замер на столе в ожидании, чем закончится. Повторив свое требование еще раз и услышав отказ, я переменил свой облик на истинный. Звук моей трещотки мигом всех отрезвил и заставил покинуть зал. Трактирщик зло поглядывал, но сказать что-то против меня человек все же не рискнул. Спасенный же мной пацан даже поблагодарить не соизволил. Сел на столе, спустив хвост вниз, и хмуро уставился на меня. Его короткие светлые волосы были всклокочены. - Я не ребенок. Ишь какой. С усмешкой посмотрев на этого взъерошенного пацана, я отметил, что глаза его при этом так и остались человеческими. - Чш-шеловек - Полукровка, - поправил он меня, а как стрельнул светло-карими глазами, мог бы – убил на месте. Это разозлило меня. Судя по серо-синему хвосту, пацан из благородного рода. Мало кто из людей знает, но окрас и рисунок у нас отличается в зависимости от рода, так что, взглянув на спинной рисунок, можно было бы сказать, откуда он. Была и еще одна странность. Мы способны чувствовать своих детей, так почему мальчишка болтается один среди людей? Почему его еще никто не нашел и не забрал? Странно. - Подой-йди. - Еще чего? – парень развернулся и попытался отползти назад, вот только двигался он весьма странно, как-то рывками. Подтягивал хвост под тело, а потом отталкивался им, продвигаясь вперед - Эт-то еще ш-што? – я с удивлением глядел на то, как двигается это недоразумение, пытался понять, не издевается ли он надо мной, пока, наконец, не выдержал: - Ты издеваеш-шься? - Нет. Я по-другому не умею. И снова заелозил по полу, медленно и упорно продвигаясь дальше. Все. Я зол! Я переместился к пацану, сорвав с него рубаху и глядя на узор, украшавший его спину. Дальше я мог только ругаться. Узор на его спине серо-синий, с коричневыми квадратами, расположенными спирально, принадлежал моим кровникам. Наш род, Фаах, враждовал с родом Варах много столетий, планомерно уничтожая друг друга, пока в роду оставались мужчины, способные держать меч в руках. Последний сетиш этого рода погиб от моей руки четыре года назад. С тех пор у меня не осталось кровников, как и родных. Вернувшись к тому месту, где сидел еще несколько минут назад, я задумался. Что делать с ним? Бросить его здесь – невозможно. Все-таки он сетиш, хоть и полукровка. Взять с собой? Отпрыска кровников? - Теперь можно идти? – Его голос вывел меня из задумчивости. - Нет. Ты идеш-шь с-со мной. Ты, - обратился я к трактирщику, - принес-си его одежду и быс-стро. Мы уходим. - Но, господин. У него ничего нет. Даже та рубаха, что на нем... была - моя. Старая. - Тем лучш-ше. Значит, ничего этого пацана здесь не держало. О матери я даже спрашивать не стал. Человеческие женщины, рожая полукровок, всегда умирали, поэтому у нас строго наказывались связи с человечками, приведшие к зачатиям. Собственно из-за этого и вспыхнула та давняя вражда между нашими родами. Подхватив свои вещи, я мгновенно переместился к парнишке, укутал его в свой плащ и двинулся дальше на выход. Конь ждал меня там же, где я его оставил. Умное, хорошо обученное животное, он даже с места не сдвинулся. Разумеется, с хвостом верхом на коня не сядешь, так что пришлось возвращать себе ноги, в комплекте с одеждой и обувью. Кстати, пацан так точно не умеет, а значит, надо будет для него где-то одежду добывать. Сев верхом, я перекинул свой груз через седло и тронул повод. До границы мне надо было ехать день, а оттуда еще пару дней до моего дома. Пацан, конечно, станет обузой, но о том, чтобы бросить его, и речи быть не могло. На наследство своего рода он, конечно, рассчитывать не мог. Так как в роду Варах никого официально не осталось, правитель прибрал его собственность к рукам, и вырвать хоть что-то из цепких когтей нашего правителя было теперь просто невозможно. Так зачем он мне? Сам не знаю. Сначала доберусь до дома, а там видно будет. Может и сгодится на что-то. Вот так размышляя над своим нечаянным приобретением, я пустил коня галопом, стремясь оказаться как можно дальше от «гостеприимного» села с «добрыми» селянами. Солнце уже село, но полная луна, ярко светившая на небе, давала возможность видеть все достаточно четко. Отъехав от деревни на достаточное расстояние, я отыскал место для стоянки, рядом с рекой. Осень уже вошла в полную силу, деревья начали сбрасывать листья, и по ночам заметно похолодало. Истинные тела сетишей были не восприимчивы к холоду, так что, спешившись, я сменил человеческие ноги на хвост, после чего спустил с седла пацана, завернутого в мой плащ. Он, почувствовав, что оказался на земле, завозился, пытаясь освободиться. - Ну-ну, - оставив, парня на несколько минут, я расседлал коня, вытер его и дал зерна. После чего собрал ветки, разжег огонь и расстелил одеяло на земле, приготовив себе место для сна. В принципе можно было бы продолжить путь, но мне не терпелось поговорить со своей обузой. Кстати, насчет него... Оглянувшись, я увидел, что он, все еще замотанный в мой плащ, катается по земле, пытаясь освободиться. А ведь я его даже не завязывал, просто замотал и все. - Что за хиляк, даже с таким легким делом не в состоянии справиться. Плюнув в сердцах, я легко вытряхнул пацана из плаща. На землю вывалился голый парень, тихо ругаясь и стуча зубами от холода. Все, что я расслышал в тот момент это слово «гад», но и этого хватило, чтобы рассмеяться. Очень уж он забавно выглядел: взлохмаченный, дрожащий и сквернословящий воробей. - Тебе сколько лет, обуза? - Если я обуз-за, т-так и н-нечего был-ло мен-ня тащи-ить с собой. Пятн-надца-ать-ть м-мне. Н-да, так он у меня совсем околеет. Глянув на дрожащего человека, прижавшего колени к груди и пытавшегося хоть как-то согреться, обхватив себя руками, я поразился тому, что мальчишке пятнадцать лет. Выглядел он на тринадцать, не старше. - Перекидывайся. Сетиши холода не боятся, - словно в доказательство своих слов, я стоял перед ним с голым торсом, только набо, вышитое бисером, украшало мои бедра. - Н-не умею я-а. Оно с-само-о пол-лучается-а. - Понятно, - медленно протянул я и, рванувшись с места, прижал парня к земле, зло рыча ему в лицо. Он вскрикнул, и вот уже хвост хлестал по земле вместо голых человеческих ног. Получилось. Я улыбнулся, продемонстрировав свои белоснежные зубы, только это, похоже, уже не впечатлило парня. - Га-ад! – вскрикнул он, пытаясь оттолкнуть меня, но где его слабым рукам состязаться с воином. - У твоего тела правильные инстинкты, - отстранившись, я начал разглядывать его внимательнее, - а то, что силы не хватает, так это поправимо. Пока ты юн, все можно исправить. - А может, я не хочу что-то исправлять?! Может, мне нравилось быть таким, какой я есть? - Нравилось быть слабым? Нравилось быть предметом для издевательств? Не верю. - Да не верь, сколько влезет. Можно подумать, у Вас ко мне будут относиться как-то иначе. Я всего лишь полукровка! - Ты потомок знатного рода. Последний его отпрыск, если хочешь знать. Сам не понимаю, почему я пытался ему что-то объяснить. Надо было приказать заткнуться и все, а я распинался перед ним. Вот же обуза на мой хвост! - Ты еще мне про богатое наследство расскажи. Зачем я тебе? - Наследство твое – только имя рода и больше ничего. А зачем?.. – я пожал плечами. - Мне ты, в общем-то, не нужен, просто я не хотел нашего ребенка оставлять там, среди этого сброда. У нас принято заботиться о своих отпрысках. - Ага, принято. То-то мой папаша позаботился обо мне. Неприятные воспоминания кольнули мою душу. - Род Варах был полностью истреблен. Возможно, твой отец и не знал о твоем рождении, или погиб до того. Последний Варах умер от моей руки четыре года назад, хотя он вряд ли мог быть твоим отцом, а вот кто-то из его сыновей – вполне. Этот род вообще мало интересовался чужими жизнями. - При чем здесь чужие жизни? - парень удивленно вскинулся. - При том, что нам нельзя спариваться с человеческими женщинами, оставляя в них зародыш. Человечки умирают, рожая наших детей. Оплодотворить женщину – равносильно ее убийству. За это преступление любого сетиша ждет только одно наказание – смерть. Пацан весь сжался, подобрав хвост и обхватив себя руками. Я прекрасно осознавал, что все, сказанное мной, малоприятно, поэтому дал ему время прийти в себя. Не каждый день осознаешь, что твой отец убил твою мать, с твоей же помощью. Вернувшись к костру, я достал из своих припасов солидный кусок мяса, лепешку и отнес их парню, сунув еду ему в руки буквально силком. - Ешь и не думай о том, над чем ты не властен. Прошлое изменить нельзя. Можно только примириться с ним и жить дальше. - Я думал, что был не нужен ей, что... она бросила... а она... Никогда не умел утешать плачущих. Я просто не знаю, что надо делать. Опустившись рядом с пацаном на землю, я обвил его хвостом снизу, и прижал к своей груди, позволив поливать себя слезами. Когда мне показалось, что «водопад» начал иссякать, я попытался отвлечь парня разговором, ведь я так и не узнал, как зовут его. - Как хоть имя твое, обуза? - Саш, - ответил он, всхлипывая и шмыгая носом. ГЛАВА 3. Саш. Когда я стал достаточно большим, чтобы понимать окружающее, я поинтересовался у сестер-монахинь, где мои родители? В ответ услыхал, что меня принесли в корзине под ворота монастыря ночью. Я был завернут в старые пеленки, а к руке моей была привязана записка с именем Саш. Отроду мне было не больше суток. Тогда я проплакал целую ночь, решив, что маме я был не нужен, а уже через год понял почему, в первый раз обратившись в змеелюда. Подобные мысли тяготили меня всю жизнь, и только теперь я узнал, что мама не бросала меня, ее просто уже не было в живых. Я убил ее, появившись на свет. В результате я разревелся как ребенок, а этот здоровенный змеелюд вдруг начал утешать меня, обнимая, прижимая к себе и даже поглаживая по голове. Меня никто никогда не утешал, даже когда я был совсем маленьким, а тут... от подобного проявления нежности я разревелся еще пуще. Когда я немного успокоился, он решил поинтересоваться моим именем. - Саш, - ответил я, хлюпая носом. Хотел высморкаться, и вдруг увидел, что в одной руке у меня зажат довольно увесистый кусок подкопченного мяса, а в другой большая лепешка. Живот тут же издал радостное урчание, напоминая, что его с утра не кормили, а этот змеелюд начал ржать не хуже коня. - Горе – не беда, была бы еда! Обидно, между прочим. Бросив укоризненный взгляд на этого хохочущего змея, можно подумать, он умеет управлять желаниями своего организма, я демонстративно отвернулся, впиваясь зубами в мясо. Вкусно. Шмыгнул носом и откусил лепешку. Тоже вкусно. Еда оказалась отличным утешением, так что, когда я проглотил последний кусок, от слез не осталось и следа. Жажду я утолил водой из ручья, но тут появилась новая проблема. Вернее, она уже преследовала меня некоторое время, но не столь остро. Я хотел в туалет. Оглядев свое тело и повозив хвостом по земле, я оглянулся на змеелюда, разлегшегося на одеяле. Кстати, я так и не узнал, как его зовут. - А, как мне вас называть? - Каяш. И можно на «ты», выкают у нас только правителю. - Каяш, мне бы в кустики, - сказал, покраснел и смотрю на него. - Надо, так иди, - пожал он плечами и даже не сдвинулся с места. Я оглядел себя еще раз. Снова повозил хвостом по земле, трава, кстати, так приятно гладила чешую, но это не решило мою проблему. - Каяш, мне очень надо. Может, ты мне поможешь в человека превратиться. У меня самого получается, только когда я успокаиваюсь, а сейчас что-то не выходит. - Зачем тебе в человека? – спросил и так недоуменно захлопал глазами. Вот непонятливый. - Мне... надо... в кустики, - объясняю ему медленно, чуть ли не по слогам. Нервно дернув плечами, он сел, оборачивая хвост кольцом вокруг себя. Трещотка на его конце начала греметь, вызывая у меня легкий испуг, но усилием воли я остался на месте. - И при чем тут человеческое тело? Хочешь себе все отморозить? Нет, он что тупой? Или это я чего-то не понимаю? - Я писать хочу, а у змеелюдов нет... э-э... - поколебавшись, я все-таки решил называть вещи своими именами, - члена. Вот тут он прямо разошелся. Ржал так, что даже по траве кататься начал, держась за живот. Ему смешно, а у меня сейчас мочевой пузырь лопнет! - Глупый мальчишка. Ой, насмешил. Похихикав еще немного, Каяш все-таки смилостивился надо мной. - Все у нас есть. Приглядись. У тебя в паху две крупные чешуи, или их еще называют чешуйчатыми пластинами. Нашел? - Ну. - Раздвинь их. - Как? - Как, как? Обычно. Как руку или ногу поднимаешь. Попытался. Ничего не получается. Эти треклятые пластинки даже не думали двигаться, а в кустики хотелось все сильнее. - Не выходит! – в отчаяньи я ударил кулаком по земле. - Вот обуза на мой хвост. Змеелюд переместился со своего одеяла и прижался к моей спине, крепко обняв. При этом его хвост обвился вокруг моего. Сразу стало не то что тепло, стало жарко. Каяшу этого было мало, так он начал поглаживать меня рукой по этим самым пластинам. В первый момент я задергался, пытаясь вырваться, но это было все равно что вырываться из объятий медведя, намеревающегося тобой закусить. Рука, обвивавшая мой торс, сжалась еще сильнее, не давая мне дергаться, а та, что гладила меня внизу, вдруг коснулась чего-то, словно внутри меня. Вскрикнув от удивления, я глянул вниз и увидел, что те самые пластинки, о которых он мне говорил, разошлись в стороны, и теперь пальцы Каяша, самым бессовестным образом, поглаживали головку моего члена, высунувшегося из-за них! Стоило мне только осознать произошедшее, как он отпустил меня, плавно вставая на хвост, и этак вальяжно возвращаясь к своему одеялу. - Теперь все. Можешь идти, куда тебе надо. А ведь под его руками я совсем забыл, с чего все началось! Я вскочил и начал продвигаться к ближайшим кустам, в свойственной мне манере, торопясь исполнить свое желание, пока эти пластинки не сомкнулись. А то вдруг я их открыть не смогу? Просить же этого змея повторить такое еще раз я просто не решусь. Сделав свои дела, я вернулся к костру под внимательным взглядом змеелюда, причем его трещотка опять гремела. Вот что я сделал не так? - Твой хвост слаб, как у младенца. К тому же ты совершенно не умеешь двигаться. Это надо исправить как можно скорее. - Надеюсь, не сейчас? – глаза мои слипались, а от желания зевнуть сводило челюсти. Все-таки в лесу уже давно властвовала ночь. - Нет. Когда приедем домой. А теперь спать. Он подвинулся на одеяле, давая мне место рядом с собой. После сытного ужина, всех потрясений, что я пережил, спорить из-за места сна было глупо, так что я покорно улегся рядом с Каяшем, и он укрыл нас обоих своим плащом. Когда сон уже практически завладел мной, я вспомнил еще об одной особенности Каяша. Не спросить его об этом я просто не мог. - Почему там, в таверне, ты шипел, когда говорил с людьми, а сейчас - нет? - Потому что когда мы злимся или пугаемся, ядовитые зубы удлиняются, это и заставляет нас шипеть. - Ядовитые? У меня тоже будут такие? А погремушка на хвосте? Каяш хмыкнул. - Нет. У тебя зубов не будет, они даются с рождением, а трещотка может и появится. Первая линька покажет. - А когда она будет? - В двадцать лет. После первой линьки сетиш считается взрослым. Он может покинуть дом родителя или вступить в брак. Все, что пожелает. - Это мне еще пять лет ждать? У людей я был бы взрослым уже в следующем году. - Может, пять, а может и больше. У полукровок иногда вообще линька никогда не наступает. - А откуда ты знаешь? Ведь если у вас так строго с человеческими женщинами, то и полукровок быть не должно? - Всякое иногда случается. Спи. Приедем домой, я тебя в нашу библиотеку отправлю, сам все и прочтешь. - А я, по-вашему, читать не умею. Я и языка вашего не знаю. - Научу. Спи. - А мечом биться научишь? И еще... - Да спи же ты, обуза неугомонная. Знал бы, что с тобой так трудно, оставил бы тебя там. Его слова болью отозвались в моей душе. Вот так всегда, стоило в моей жизни случиться чему-то хорошему... эх. Слезы снова навернулись на мои глаза, хоть я этого и не хотел. Честное слово, не хотел. Стоило мне хлюпнуть хоть раз носом, как Каяш крепче прижал меня к себе, поглаживая по голове. - Ну, что ты, глупенький. Я пошутил. Ни за что я бы тебя не оставил. Ты теперь сетиш, один из нас. - Правда? - Правда, - он потрепал меня по волосам, - а теперь спи. И я уснул. Разбудило меня чириканье птиц и холод. Под плащом, укрывавшим меня, было довольно холодно, да и из-под одеяла, на котором я лежал, тянуло стылой землей. Тепло, только что согревавшее меня, куда-то исчезло, так что я подтянул колени к груди, пытаясь сохранить хоть немного тепла, и открыл глаза, оглядываясь. Осенний лес пах сыростью и грибами. От погасшего костра к воде плавно двигался Каяш, в полу змеином теле. Его хвост волнообразно скользил по земле, мускулистое тело словно переливалось, играя мышцами. А еще я, наконец, разглядел его со спины. Оказывается, у змеелюдов не только хвост чешуйчатый, у них чешуя идет еще вдоль позвоночника. Причем, по серо-синей чешуе на спине и задней стороне хвоста шел интересный рисунок, состоящий из ромбов темно-малинового цвета разного размера и таких же точек. Красиво. Интересно, а у меня какой узор? Я ни разу не обращал внимания на свою окраску. В те минуты, когда я имел хвост вместо ног, мне было не до расцветки. Пока я раздумывал, Каяш подошел к реке и без всплеска нырнул, заставив меня вздрогнуть от холода, воображаемого и не только. Хоть Каяш и говорил, что сетиши не чувствуют холода, да я и сам в этом убедился вчера, но представить себя лезущим в холодную осеннюю реку, не мог. Поплавав несколько минут, змеелюд появился из воды с двумя еще живыми рыбинами в руках. Вот это ловец. Рыбу! Голыми руками! Пока я восторженно пялился на Каяша, он подобрался к костру, разжег его щелчком пальцев, уложил еще живую рыбу на камень у костра, а затем, резко распрямившись, выкинул руку в мою сторону. В следующий миг в землю около моей головы вонзился нож! Испуганно дернувшись, я перекатился на другой бок, опираясь хвостом на землю. - Теперь можешь вставать. Вот теперь кто-то может сказать, что он не сволочь? Я лично за это не поручусь. Хотя так действительно теплее.