Pulsatory gem

Местечко под кроной отстранённого молодого дубка показалось приятным и вполне подходящим для сокровенных бесед. Из мрака друзья натаскали сухой листвы и веток, сложили из них небольшую кучку, остальное оставили в сторонке; и пока Стивен уселся на особо крупном из найденных брёвнышек, Аметист щёлкала кнутом, чтобы пустить искру. Лиловый всполох, прытко скользнув по оружию, зажёгся костром среди равнодушной тьмы. Не отводя глаз от созданного ею зрелища, кварц устроилась напротив друга, на выпирающей из-под земли коряге. Рука потянулась за веточками, чтобы поддержать новоявленное пламя. Мягкий треск. Фиолетовый огонёк заметался ещё живее. Ещё пара минут в задумчивой тишине. — Аметист? — наконец, её робко окликнул мальчик. Самоцвет аккуратно подняла взгляд, стала рассматривать пляшущие по его лицу тени и блики в глазах. Сомнения тихо тают от тепла, излучаемого костром. Между друзьями ничего, кроме него, — никаких преград. Лишь ласковый, заботливый свет, оттесняющий нагнетающую чернь вокруг. — Знаю, что говорю это уже не первый раз, но… Прости. Прости, что нарушил обещание… и то, как я вёл себя потом… и до этого… Всё так внезапно навалилось, и я старался заглушить неприятные чувства. Думал, так будет лучше — если никто не будет знать… если я попытаюсь отвлечься. Но, кажется, я так увлёкся, что забыл обо всём… — Да ладно, расслабься, — поспешно отмахнулась лиловая, отводя взгляд. — Я тоже дурканула порядочно. Тоже хотела, как лучше, а получилось… Получилось, что мы теперь сидим здесь и говорим об этом… Но, знаешь, я злилась не потому, что ты так себя вёл. Ну, в смысле, из-за этого тоже, но по большей части потому, что я… я… Вот он — момент истины. Надо взять и высказать всё без умолчаний. Признаться. Стереть грани… Ну, чёрт возьми, что опять не так? Почему слова застряли поперёк горла и не выходят оттуда, точно гадкое, навязчивое першение? Неужто до этого никак нельзя было смириться с неизбежностью подобного момента и обдумать всё раз сто? Нет, никак. Делиться своими чувствами для Аметист было настоящей пыткой. Обычно она скрывала свои истинные переживания, поскольку они казались настолько же бесполезными, как и хлам, наводнявший её комнату. Возможно, поэтому маленький самоцвет и собирала его: он ассоциировался с её болью, ощущением убогости и ненужности. А выносить это безобразие на свет… Решиться на такое было непросто даже ради самых близких. Даже ради себя или… Стивена. — Потому что ты… — после осторожный паузы продолжил он за подругу, — ты… ревнуешь меня? Чуть не подскочив, Аметист метнула на него ошарашенный взгляд; а между тем мальчишка неотрывно наблюдал за ней. Как будто хотел прочесть ответ по мимике и жестам. Последующие пару секунд слышались лишь хлопание ресниц и треск горящих веток. Щёки самоцвета стали ещё более насыщенно фиолетовыми. И, похоже, это вовсе не из-за бликов от костра. — Р-ревную? Тебя?! — голос дрогнул, но миг спустя кварц вернула себе твёрдость. — Пф, перестань, Стивен, что за глупость! С чего ты вообще это взял? — Ну, ты так реагировала на Конни, на её присутствие. А ещё, наверное, на то, что она разделяет мои проблемы… — Ага, в которые даже вникнуть не может, — всё-таки не сдержалась лиловая, скептически скрестив руки на груди. Её уже порядком утомляло наличие этой смуглой девчонки — не материальное, так словесное. — Но почему, Аметист? — Аргх, да потому! — она подорвалась с места, полная решимости доказать свою правоту, стала размашисто жестикулировать. — Как тебя поймёт тот, для кого самая ужасная катастрофа — это… ну, не знаю, прокисшее молоко на утро?! — Ну, мне казалось, она может представить, каково мне. — Представлять и знать — две разные вещи, Стивен. Может, она и представляет, но я-то знаю. Вспомни: ведь мы оба видели, как заразилась Яшма. Потом вместе познакомились с Висмут, и я тоже жутко расстроилась, когда узнала настоящий расклад… Да я чуть с ума не сошла, пока мы искали тебя в открытом космосе! А ты почему-то решил рассказать о своих проблемах тому, кто меньше всего мог бы их понять. — Но разве ты захотела бы их выслушивать? — А думаешь — нет? Думаешь, мне плевать на тебя? Или, по-твоему, я настолько тупая, что не замечала очевидного? Не понимала, почему ты каждый день убегаешь из дома и тусуешься неважно с кем? Не видела, как во время разговоров ты искусственно улыбаешься? Не слышала, как плачешь по ночам у себя в комнате? Огненный комочек стал настороженно тихим. Пришлось отвлечься, чтобы снова «подкормить» его ветками. С опаской и некоторой неловкостью аппетитный хруст возобновился. — Но если ты знала, — с тоскливым потрясением продолжал Стивен, — почему не поговорила со мной раньше? Неужели ты не могла просто подойти ко мне, отвести в сторону и… — Ты бы ни за что не признался, застань я тебя врасплох. И не спорь со мной, Стив, я по себе знаю. Когда ты осознанно забиваешь на свои проблемы, ты вряд ли обрадуешься, если кто-то подойдёт и начнёт докапываться, типа: «Эй, чувак, ты как-то отстойно выглядишь сегодня. В чём дело? Ну же, расскажи, я помогу…» Это так наигранно и глупо, понимаешь? Рваный вздох. Пламя взволнованно всколыхнулось, обдав порывом тепла. Солнышко скрылось за тучами, затянувшими всё небо до горизонта. Обычно радостный и приветливый, пляж стал серым и угрюмым. Это всё подлый ветер. Это он во всём виноват. Пальцы впиваются в сырой, холодный песок, вычерчивая бессмысленные узоры. Чувство неуютности поглощает целиком, но Аметист не прекращает. Ей больше нечего делать… Достало. Всё достало. Тошно. Даже убегать никуда не хочется. Сзади доносится бархатный шорох ткани. «Аметист?» Голова вжимается в плечи, дыхание на миг замирает. Она прикладывает все усилия, лишь бы не обернуться на этот ласковый, манящий голос. — Нет, я никуда не пойду! — надулась лиловая, сильнее раскапывая грязно-песчаную кашу. — Мне и тут хорошо! Казалось, печально-разочарованная Роза должна завести разговор о том, что так делать некрасиво. Сказать, что надо пойти и извиниться перед всеми за истерику, надо признать свои недостатки — свою злость, свою глупость, свою… печаль о предстоящей утрате. Но нет. Никаких нотаций. Кружевной белый подол мягко шуршит, вытягиваясь совсем рядом, по песку. Крупная ладонь заботливо покрывает округлившийся живот с нежно-розовым камнем. В нём уже зародилась новая жизнь. Скоро ничего не будет прежним. Что-то неизвестное и непонятное сотрёт всё, что было так дорого Аметист и являлось её единственной опорой. Оно заберёт Розу. — Если хочешь… мы могли бы станцевать, — роняет та в стылую тишь. Похоже, ей ничуть не легче. И маленький кварц под внутренним напором соглашается, потому что понимает: возможно, это последний раз. Они становятся друг против друга. Но теперь всё иначе. Роза двигается осторожно, чересчур осторожно, даже как-то тяжело и скованно. Аметист пытается повторять за ней, но невольно отводит взгляд, через силу возвращая обратно; и всё возобновляется по новой несколько раз, пока маленький самоцвет не замирает… А после не выдерживает и кричит. Кричит, что так быть не должно, что целительница не обязана умирать, бросая «семью» на произвол. Это глупая, бессмысленная жертва. Им всем будет только хуже. Никогда им не собраться здесь вместе, не спеть, не станцевать, не спасти день… Но раз она добровольно от всего этого отказывается, то ей, должно быть, это всё неважно. Подлые слёзы катятся по щекам. Точно под их нестерпимой тяжестью, Аметист падает на колени, а боль от рыданий намертво сдавливает её изнутри. В подавленном молчании минута тянется словно вечность. Без слов лидер Кристальных самоцветов подходит, опускается на корточки и, бережно подняв малышку, прижимает её к своему животу. Та не сопротивляется, потому что ощущает себя чертовски опустошенной и жалкой. Под виском Аметист светится всё тот же розовый драгоценный камень. От него исходит тепло и размеренные импульсы. С испугом лиловая чувствует, как они, подобно смутному эху, откликаются в её собственном камне. Отголоски эмоций, мыслей, чувств. Живые и вполне понятные… Они уверяют, что всё будет хорошо. Нужно лишь поверить. Это не какая-то неразборчивая субстанция. Это настоящее новое разумное существо, и оно безумно хочет быть любимым и понятым. Совсем как Аметист. Маленький кварц осторожно отстраняется и кладёт ладонь на огранённую поверхность. Та загорается ещё ярче, отвечая приветливым щекотным жаром. Сознание тонет в этом ласковом свечении. Нежность, доверие, любовь поглощают ядовитую скорбь. И Аметист обещает: она преодолеет это, она примет выбор Розы, она постарается понять. Возможно, тогда она осознает свою важность, сумев стать лучшим другом для сына своей хранительницы. — Я пыталась зайти издалека, чтоб ты сам захотел обо всём сказать, — продолжала лиловая, едва подавляя внутренний трепет от нахлынувших воспоминаний. — Ждала, выбирала момент… хотела помочь тебе. Хоть раз… Помочь, как ты помогал мне. Потрясённый до глубины, Стивен поднялся и тихо подошёл к подруге, остановился совсем близко… затем вдруг опустился на колени. Их глаза оказались на одном уровне друг с другом. Всё замерло — ни малейшего движения, кроме вальса утихающего пламени. Молчаливая тьма нависала над двумя фигурами. — Стивен, я… — дрожащий вздох соскользнул с губ. — Я… Заботливые руки сгребают Аметист в охапку. Бережно прижимают, поглаживая по спине. Его дыхание теплее костра — оно скользит по ключице, будто пробирая дрожью насквозь, а после перебирается к уху. — Аметист… — прошептал мальчик со всей нежностью, на которую способен. — Я люблю тебя, Аметист. Внутри обоих вспыхнул заветный огонёк. Мрак вокруг больше не страшен. Кажется, это именно то, чего ей не хватало. Три простых слова, сказанных на предельной искренности. Три простых слова, заставляющих световое сердце млеть и колотиться как бешеное, содрогая грудную клетку. Три простых слова. — И я тебя, Стивен… — отозвалась маленький кварц еле слышно, чтоб не спугнуть благоговейное спокойствие. Быть может, это не продлится вечно. Быть может, не начнётся с чистого листа, и всё пойдёт не так гладко, как хотелось бы. Быть может, ещё будут разногласия, стычки и недопонимания. Пускай. Многому предстоит научиться, многое понять, принять, преодолеть. Заменить ревность на дружелюбный пофигизм, а подавленное уныние — на честность. Возможно, это удастся далеко не сразу. Но чего у Стивена и Аметист уж точно не отнять — это свет, заставляющий их самоцветы пульсировать в такт друг другу. Внезапно коряга под ними надломилась, и на жёсткую холодную землю свалилась… Дымчатый Кварц. Распластавшись в форме морской звезды, она секунд пять разглядывала небо, затянутое сероватой пеленой туч, а после… звонко расхохоталась, зажмурившись и обхватив себя за плечи. Да, всё-таки место для объятий нужно подбирать более устойчивое. В минутной тишине Дымка неохотно приподнялась, огляделась по сторонам, улыбнулась собственным мыслям и, бодро вскочив, понеслась по высохшему лугу с распростёртыми руками и счастливыми возгласами. Спустя минуту её задорный смех погас где-то вдалеке, как последний уголёк костра, что рассыпался пеплом во мраке.