Искра

Повесть вторая: Ветер разметает пламя 1709 г. Второй эпохи. Трактир старого Свербигуза. День в Пригорье прошел так же незаметно, как и все остальные. Лавочники трудились в лавках, кряжистые городские крестьяне рано утром разъехались по полям вокруг города и вечером вернулись, согбенные от усталости. Дожди не прекращались, за окном трактира лило, как из ведра. Когда стемнело, Хурин и Морвен уже сидели внизу, дожидаясь своего необычного рассказчика. - Морвен! - разорвал, наконец, тишину Хурин. - Ты прости, что я вчера вспылил и обидел тебя. Я не хотел. - Что я слышу? - саркастически отозвалась девушка. - Ты не хотел обидеть прислужницу «Врага»? - Ты не понимаешь – вздохнул Хурин. - Этот эльф, Амбармор... Ты понимаешь, он герой. Он был повстанцем против Мор... Мелькора в шестом веке первой эпохи, когда все было против него. И в то же время он описывает Мелькора как... ну я не знаю... - Как Учителя? - И да, и нет. Он бросается из стороны в сторону, я не понимаю. То Мелькор у него по всем канонам. Злодей и обманщик, как нас учили в Эрувианской школе под Менельтармой. То вдруг еретический образ, этот ваш «Учитель». Может быть, война повредила его разум, и он, как старый солдат, смотрящий вдаль на лигу, не видит правды? - Нет, рыцарь Хурин – ответила Морвен, отхлебывая вина. - Он вспоминает разные эпизоды своей жизни. Эльфы наделены абсолютной памятью, и могут оживлять в себе самые разные моменты своей долгой жизни. Даже те, в которые мировоззрение их резко различалось... - Добрый вечер, друзья! - воскликнул Амбармор, приближаясь к их столику. - Уже вместе и уже спорите? Не можете понять, на чем я остановлюсь? Он, как всегда, возник, когда его не ждали. Чуть только Морвен закончила говорить слово «различалось», как услышала тихую мелодию. Эльф приближался, что-то насвистывая, какой-то мотивчик толи из умбарского, то ли из харадского народного – во всяком случае, Хурину, бывавшему в тех краях, мелодия показалась знакомой. - Вы и в Хараде бывали? - спросил он. - И в Ханатте, и в Нгхатте – кивнул Амбармор. - Заносила меня нелегкая от Восточного моря... - От Восточного моря?!! - перебила потрясенная Морвен. - До Дальнего Харада – закончил свою фразу Амбармор. - А насвистывал я песню ханаттанайских крестьян, выращивающих хлопок на полях, принадлежащих белым хозяевам-нуменорцам. Так как вы тут? Не ссоритесь? Готовы слушать, не перебивая? Зал трактира был пуст, не как вчера. Ни Хоба, ни Толмана, ни кого-то еще из завсегдатаев не было видно за столиками. Хозяин же, однако, исправно стоял за стойкой, ожидая заказа. - Не буду томить вас разговорами о погоде – сказал Амбармор. - Хотя и они немаловажны. Дожди идут, все дороги развезло, а значит, мы с вами так или иначе вынуждены оставаться вместе. - Не тереби душу! - воскликнул Хурин. - Рассказывай. Про отряд Тени, про борьбу с Мелькором из кустов, про Искру... - Ладно... - ответил Амбармор. - Слушай. Глава 8. Конец Первой Эпохи, предгорья Гор Ночи (Железных Гор) Стемнело, но высокие костры разгоняли ночной мрак вокруг маленького лагеря. У огня сидели пятеро: двое эльфов, орк и двое людей. Гром потягивался, греясь у огня, ему было жарко. Амбармор в это время повернулся к Тени, внимательно осматривая своего собеседника. - Кто же в твоем отряде? - Форк Деревянная Ложка, трактирщик бывший. Вот он, рядом с твоим орком сидит. Он у нас в отряде повар. Держал трактир на дороге из Митрима на топи Сириона, да разорили его заведение коронные. С тех пор к нам подался. Старик он, уже скоро семьдесят лет. Сердчишко не железное, потому-то он в боях и не участвует. Только кашу варит на всех. - Славный старик – ответил Амбармор. - И готовит хорошо. Я так и не решился отведать Громовой медвежатины, а вот каша Форка мне по вкусу пришлась. - Борондир, бывший сельский кузнец – кивнул Тень на полноватого мужчину, устроившегося чуть поодаль костра и внимательно слушавшего рассказ Грома. - Его собирались увести на северные рудники. Донесли соседи, что кузнец, мол, оружие кует без разрешения. Хорошо, мы отбили... - А вот это, видишь ли, старина Форк, это был Нибельхель – разглагольствовал Гром, болтая с кашеваром. – Дальние горы. Не Узкий залив какой-нибудь, где подержат и отпускают, а самый край северных льдов. Оттуда выхода нет, разве что через могилу. - А ты-то как оттуда вышел? - спросил Форк. Известно как – через могилу. Повесился я! - ухмыльнувшись, произнес Гром. Форк хмыкнул. Видимо, он знал о том, до чего некоторые орки способны развить себе шейные мыщцы. Не иначе, присутствовал при попытке повесить такого, и знал, что если орк овладеет этакой «шейной силой», то повеситься может только сам, по своей воле, эти мышцы расслабив. И с той же легкостью может изобразить повешение, если, конечно, вынимают его из петли люди невнимательные. Еще есть двое молодых эдайн, брат и сестра, внуки Форка – продолжал рассказывать Тень про свой отряд. - Отец их, Форков сын, со мной ходил, так вастаки его запороли. Теперь Дайн и Горви вместо него в моем отряде. Не нарадуюсь на них. Вроде бы совсем молодые крестьянские дети, а сражаются как рауги. И еще есть Маэгнор, он... он странный. Вроде бы он эльда, как и мы... но он между двух огней. Увидишь, если с ним пообщаешься. Да, о вастаках. Еще в нашем отряде есть Утрад, но его сейчас нет. Он ушел договариваться с продажным насквозь дхол'таэро коронных войск в крепости Вайхаз, чтобы обеспечить нам безопасный отход. И... И, до недавнего времени, был Яхир сын Марлинга, факельщик Искры, твой представитель в нашем отряде. Его убили неделю назад. Яхира жаль. С отцом его я знаком, сидели вместе. Он и сейчас там, в Нибельхеле. Но теперь я сам буду твоим факельщиком – ответил Амбармор. Факельщики были уполномоченными посланниками Искры во всех отрядах «волчьих голов», именно они получали и передавали письма с неволи, написанные Королем Голодранцев, и именно они советовали вожакам и ватажкам, как действовать, чтобы разрозненная общность бродячих налетчиков действовала, как единое целое. Это честь для меня – сам Старый Друг, Король-Всем-Назло – мой факельщик. И мы снова вдвоем... - вздохнув, сказал Тень. - Атаман и факельщик. Решаем, куда двинуть отряду. Мы должны уходить отсюда через ту дорогу, что ведет мимо крепости Вайхаз. Я же говорил, у нас там прикормленный дхол'таэро. А дальше? А дальше мы хотим двинуть к берегам Митрима. Там деревня есть, и в этой деревне мы укрываемся. Амбармор встал. У него не было меча, но он взял суковатую палку с земли и оперся на неё. Хватит укрываться – сказал он. - В небе сияет новая звезда. Рати Мелькора чем-то встревожены. С севера на юг идут отряд за отрядом, колонна за колонной коронных войск, а у мирных поселян в северных землях забирают лошадей и отнимают кормильцев. Пора переходить от шуток к делу. Слушай меня, Тень. Я хочу, чтобы собрались все факельщики Искры, до кого только сможем дотянуться, чтобы они узнали: Старый Друг здесь и он хочет созвать совет военных вождей. Встреча – через месяц. Что ты об этом думаешь? Тень немного замешкался, прежде чем ответить. Весь Хитлум придет, но это немного. Таур-ну-Фуин... Сосногорье пришлет кого-то от атамана. Возможно, из Нижнего Белерианда – Бретиля, долины Тейглина кто-то явится. А вот насчет Оссирианда и Таргелиона – ничего не скажу. Ватажки тех мест давно осели на землю, бросили грабежи, зажиточными и уважаемыми вояками стали, но в одном до сих пор держатся обычаев гаурвайт столетней давности – факельщиков не привечают, а порой и издеваются над ними. Амбармор помолчал. Он помнил, какая судьба чуть не постигла факельщицу того отряда, где начинал свой путь в Искре ее величайший герой, Турин Турамбар. Атаман тогда чуть не изнасиловал её. То были времена, когда Искра только-только устанавливала свое покровительство над разбойничьими шайками «волчьих голов», гаурвайт, и начинала их преобразовывать в отряды борцов. Многим тогдашним атаманам это не нравилось, но за без малого сто лет, прошедшие с тех пор, только оссириандские и таргелионские атаманы придерживались еще тех амбиций. Прочие же поняли, какие выгоды сулит Искра. А что насчет приморских земель? Ты не знаешь, Старый Друг? - удивился Тень. - Там уже скоро сорок лет как стоят пришельцы из-за Моря. Высадились от старых гаваней до Арверниэна, и чего-то ждут. Ничего не делают. Не иначе, ждут хороших новостей – улыбнулся Амбармор. - И что, нашим не помогают? Тень прижал ладонь с растопыренными пальцами к лицу. Видно было, что его несколько тяготит разъяснять отставшему от жизни северному пленнику то, что и так понятно. Нет!.. - проговорил он сквозь зубы. - Они не отличают гаурвайт от орков и прочих налетчиков. Мы все для них – искаженные. Он помолчал немного, поморщил лоб и, решив сменить тему, сказал: Но как ты собираешься оповестить всех? Близ Барад-Эйтеля находится крепость коронных войск, которая тоже называется Эйтель. Оттуда пришел Эрмахт, который меня освободил, и там же до сих пор служат люди, передававшие мои письма. Их зовут Анруин и Хэльо, они – военные почтари... и мои старые сотоварищи. Они знают многих гаурвайт и многих факельщиков. Пройдя Вайхаз и вашу деревню, мы отправимся именно туда. Будь по твоему – кивнув, ответил Тень. Тень не знал сам многих своих соратников по тайному ордену. Это было сделано нарочно, чтобы, если вдруг атаман попадется в плен, он не мог выдать никого, кроме своих людей. Факельщики знали людей, через которых держали связь, но давали присягу в плен не сдаваться, а если были взяты - молчать и не бояться умереть от побоев, как покойный Яхир. Амбармор же держал в своей памяти имена многих ценнейших сотоварищей, и пока он был с отрядом Тени, в каждом уголке Белерианда у них были друзья. Костер прогорал, язычки пламени уже едва вырывались между алыми угольками. Вокруг стало темно; ночь была туманной, пасмурной и безлунной. Ветра почти не было; на вершинах холмов он чувствовался, но здесь, в лощине между двумя высокими холмами, где устроились на ночлег люди Тени, было холодно, но не ветрено. Тень подал Амбармору объемистый плащ из волчьих шкур, и, завернувшись в это мрачноватое одеяние, эльф почувствовал, как в тепле его окончательно разморила усталость. Спать не хотелось, нет – эльфы мало нуждаются в сне, но куда-то идти и вообще как-то шевелиться стало непосильно тяжело. С противоположной стороны лагеря доносились звуки лютни. Молодой мужской голос пел: Вот еще один день Застывает во мгле И уходят на запад часы и мгновенья Нам сражаться не лень На своей мы земле И до нового дня доживем мы, наверное Разожги же костер Ты умеешь сложить Его так, чтобы дым не увидела стража У костра отдохнем Чтобы ночь пережить И с рассветом нам утро дорогу покажет... Кто это у вас такой певучий? - спросил Амбармор, которому понравилась медленная, спокойная песня. Дайн – ответил Тень, уже тоже завернувшийся в плащ. - И лютня его. Сам придумывает песни и сам их поёт. Эта еще ничего, ты бы слышал, какую он издевательскую песню про Мелькора и солдатку сочинил. А с той стороны к мужскому голосу присоединился девичий, и они запели двухголосьем: Брось мешок и садись у костра Заслужили с тобой мы часы и минуты покоя Даже воинам леса усталость развеять пора Не железные мы, просто люди мы, братец, с тобою. Следующий куплет уже запела девица, парень же только играл на лютне. Её голос был негромким и чуть хрипловатым – холода прохватили, что ли... А наутро придет Новый день, новый бой И мы снова к свободе дорогу укажем Утром страх пропадет И получит с лихвой Кровь и пламя обратно коронная стража. А пока мысли прочь, За костром последи Чтоб горел, не погаснув, до утренней зорьки В поздний час, заполночь Ты меня не буди, Ухожу я к своим сновидениям горьким... И снова – припев на два голоса, но на той строчке, где девушка должна была спеть «Не железные мы», она вдруг запнулась, и через несколько секунд послышалось звонкое «Апчхи!». «Точно, простудилась» - подумал Амбармор. Аэнни! - позвал он. Ау? - отозвалась из-за валуна его спутница. Завтра утром посмотришь, что с Горви, хорошо? Мне не нравится, как она чихает. Со стороны Дайна и Горви раздалось сдавленное хихиканье. Этот... Старый Друг... - донесся до ушей Амбармора голос Горви. - Дайн, он как наша мама. Чихнуть человеку нельзя, ему сразу же не нравится. Спите, молодые – проворчал Борондир, стоявший на страже. - Особенно ты, Дайн: кончится эльфийская стража, они растолкают именно тебя. Твоя очередь. Эльфийская стража? - переспросил Амбармор. - Это у вас так принято – эльдар меньше спят, поэтому полночи сторожат? Вроде того – кивнул Тень. - Сейчас еще Маэгнор к костру подойдет, когда все заснут, и наша стража начнется. И действительно, через какое-то время к костру подошел не виденный Амбармором до того эльф. Бледный и печальный, он был одет в выцветшую длинную синюю рубаху с жалкими остатками серебряной нити и серый шерстяной плащ с капюшоном. Русые волосы свисали на лицо, наполовину закрывая его. Он молча сел на бревнышко у костра и завернулся в плащ. Молчаливый, как всегда – сказал Тень. - Даже с самим Старшим товарищем не здоровается. Mae govannen – сказал Маэгнор, подняв голову. Elen sila lumenn omentielvo – ответил Амбармор вычурным приветствием времен Валинора и королевств нолдор, припустив в голос чуть-чуть иронии – уж очень неуместной была эта фраза здесь, среди «волчьих голов». - Не стыдись, я не привык, что мне оказывают внимание. Маэгнор улыбнулся – слегка, краем губ. Должно быть, уловил иронию и про себя посмеялся над ней. А может быть, просто давно не слышал квэнья. Нам с ним трудно ужиться – это уже Тень вступил в разговор. - Мы часто ссоримся. Он терпеть не может черных рыцарей, и стремится убивать их, где может. А я в свое время был отпущен ими под честное слово и дал клятву – против рыцарей Аст Ахэ оружие не поднимать... Они служат Морготу – буркнул Маэгнор. - А Моргот исковеркал всю мою судьбу. Ты мой кано, Тень, но ты глупец и клятву дал глупую. Быть может, и глупую. Тогда я полагал ее разумной – рассудительно ответил Тень. - Тогда и рыцари были другие... еще другие. Были среди них уже нынешние звери, но тех, прежних было больше. Они еще чего-то хотели, какого-то мирного будущего. Я полагал, что так будет и дальше; что ж, я ошибался. Амбармор и сам помнил прежние обещания Твердыни людям Белерианда: будем учить! Будем лечить! Будем защищать! Дадим службу достойным! Без эльфов земли хватит на всех, и воцарится мир! А вот оно как обернулось: лечат – от лишних мыслей виселицей, учат – переписанной истории да нехитрой науке «дают-бери-бьют-беги», службу предлагают в поджигателях и карателях, а земли и впрямь всем хватает – если каждому по три фута на шесть, и шесть глубиной. Мир? Да, пожалуй, это можно назвать миром, ведь крошечные шайки вроде этой вот не заслуживают того, чтобы ради них торжественно и мрачно бросали вызовы посланники, били мечами о щиты воинства и зычно трубили в охрипшие рога герольды. В Белерианде мир, а воины Севера просто ловят разбойников. А кем ты был до войны, Майканаро? - спросил Амбармор, намеренно переведя имя собеседника на квэнья. Не зря: тот и впрямь просветлел, и на какой-то миг король голодранцев увидел не усталого, согбенного лесного бродягу, а гордого воина. Я служил Второму дому нолдор, дому Нолофинвэ, как и наш теперешний кано – ответил он. - Перед Браголлах я жил в Барад-Эйтель и был кузнецом, а потом сам взял в руки оружие. Я был на Ард-Гален, когда горела земля, я видел, как государь Нолофинвэ поскакал на север – но не имел права удержать его. Я сражался и в битве Бессчетных Слез – и был рядом с Финдекано в том бою с балрогом. Но государи мертвы, а я жив... А если совсем до войны... Подожди, Аран-а-Нанта, я ведь тебя помню. Ты Истар? Истар Морвион? Где они могли видеться? Да, виделись – в Тирионе, когда стояли еще Древа. Амбармор кивнул. Беспокойный всегда такой был, как и я – продолжал Маэгнор, уже совсем погрузившись в приятные воспоминания о временах Валинора. - А в Хэлкараксэ я тебя точно не видел. Ты, значит, феанорингом сделался? Конечно, я же слышал, что леди Нерданэль и Феанариони тебе дальней родней приходились. Ненадолго – ответил Амбармор. - На какое-то время. Он потянулся к костру, чтобы подложить дров, и в свете костра открылись руны, клейменные на его руке – ИЗМ. Попавших в плен в битве так не клеймили! - воскликнул Маэгнор, изменившись в лице. - Так клеймят подданных Короны, обернувшихся против неё... Ты – служил Короне Севера? Нолдо? «Gnardaneth!» - подумал Амбармор. - «Еще не хватало нам здесь маленькой священной войны!». Нолдо-то нолдо... - стараясь говорить спокойно, произнес он. - Да не совсем нолдо. И в конце концов, Майканаро, что ты взвился? Я не враг тебе, я – Старший товарищ!.. Подожди! - возмущение на лице Маэгнора сменилось замешательством. - Не совсем нолдо? Это то, о чем я думаю? Из этих? Если ты имеешь в виду Эллери Ахэ – усмехнувшись, ответил Амбармор – то да. Точнее, я полукровка, но, видимо, в основном пошел в отца. И за это, значит, тебя Моринготто и зацепил – тихо сказал Маэгнор. - Все ясно. Ты, наверное, попал к нему почти сразу? После Дагор-нуин-Гилиат? Молодой и глупый? Король-Вопреки-Всему только кивал. Подожди... А Черный Шут – это тоже был ты? - внезапно вмешался в разговор Тень. Да, да, да – произнес Амбармор, присев и начав ворочать костер, выставляя «ИЗМ» напоказ собеседникам. - Амбармор, он же Къонахт, он же Черный Шут, он же начальник тайной стражи мелькоровской армии. Он же главарь заговора, который того Мелькора чуть не сбросил куда балроги до ветру ходят – и, будучи утащен туда, куда до ветру ходят хелегроги, продолжил втихую заговаривать! Так что же? - спросил Тень – Вся наша борьба – всего лишь сведение счетов между тобой и Мелькором? Всего лишь месть опального военачальника? Нет – полушепотом сказал Амбармор. - Потому что вы не понимаете, зачем я все это начал. Я никогда не был верен самому Мелькору – но я был верен тем идеалам, что он поднял на знамена тогда, до войны. Тогда я не осознавал их фальши – но понял ее в Тол-ин-Гаурхот. Тень и Маэгнор переглянулись. Тол-ин-Гаурхот – звучало, как стук крышки каменного гроба. Крепость Саурона, где погиб Финрод, Фелагунд, Ном Мудрый. Шутовская Башня, да? - наконец переспросил Маэгнор. - Среди нолфингов ходила легенда, слышанная от освобожденных госпожой Лучиэнь пленных – что была в этой крепости башня, Саурону не принадлежавшая, а начальника этой башни звали Черным Шутом. И что Шут этот отказался выдать Гортхауру и его волчьему мастеру Финрода и его спутников, и защищал их жизнь неделю. Люди дома Хадора говорили – потому, что он-де был потрясен верой и верностью Финдарато, но те, кто там был, говорили другое – начальник башни ссылался на закон Твердыни. Пленный неприкосновенен – кивнул Амбармор. - И еще там были мои друзья – из той, прежней жизни. Я защищал их, но это кончилось ничем – Гортхауэр накрыл башню ужасом, и следующее, что я помню – это затхлый подвал, решетка и я – аккурат между Аларко и Эдрахилем, а на шее деревянная табличка. А потом за мной пришли. Сказали – простите, господин эр'таэро, произошла ошибка. Из Твердыни пришло решение суда Айанто, вы действовали совершенно правильно, а Гортхауэр превысил свою власть, заключая вас сюда. И какую-то подобную белиберду. Табличку быстренько-быстренько так убрали, но я уже знал, что там написано - «Подстилка Финрода, с ним и подыхай», углем, кривым орочьим почерком. Я спросил – а с остальными-то что? И эта свиная рожа мне и отвечает – не было про них приказа, господин эр'таэро, вы глава Черной Руки, а эти известно кто, идите за мной, а эти пусть остаются. И тогда я крикнул во весь голос: какого же ломаного гроша тогда стоил этот ваш суд Айанто, если меня он оправдал, а преступный приказ Тху остается в силе? Не пойду я никуда! Не пошел, так понесли... Стал драться, так получил гирькой по макушке. Успел только услышать негромкий голос Финрода: «Истар, не мечи бисер перед свиньями...». Какое-то время вокруг костра царила тишина. Оба собеседника Амбармора смотрели в огонь, представляя себе эти события. А что было потом? - спросил Маэгнор. А потом я опять очнулся, уже на верхушке своей треклятой башни, в своей комнате. С вот такой шишкой на затылке, на кресле висит наглаженное парадное, на полу начищенные сапоги, дверь заперта на засов снаружи... А на столе бутылка бренди, стакан, чернильный прибор и маленький флакон с сильнейшим ядом, одним из тех, что проберет даже эльфа. И записка: «Работайте с бумагами, эр'таэро, и не лезьте не в свое дело. Если решите воспользоваться ядом, в Твердыню будет доложено о вашей геройской гибели в бою. Гортхауэр». И мне оставалось только сказать себе: Моръяйвар, ты тут далеко не самый злой шутник!.. И тогда ты понял, что Мелькор лжец, и решил устроить восстание? - сказал Тень. Мой маленький заговор существовал и до того – ответил черный нолдо. - Только раньше это была горстка недовольных, собиравшихся в Обеденном зале по вечерам и разводивших атрабеты о том, как изменился Учитель с начала войны. А после Башни мы стали правдоискателями и борцами, это была искра, от которой мы вспыхнули. Вот почему мы так называемся. Я говорю «мы», потому что вы, сотоварищи – члены того же самого тайного ордена, потому что «Искра» - это и есть бывшая «Серебряная Рука». Теперь вы знаете, как родился наш орден. Воцарилась тишина. Амбармор встал и бросил в костер целую вязанку тонкого хвороста. Веточки мгновенно занялись, и спустя полминуты к небу взвился высокий язык пламени, похожий на пламя огромной свечи. Маэгнор и Тень тоже встали, и все трое посмотрели на небо: как по мановению руки исчезли низкие густые тучи, еще час назад застилавшие небо. Костер-свеча взметался к ярким, переливавшимся звёздам, к Серпу Валар, к небесному воину Менельвагору, к звездной сети Реммират и к алой звезде Карнил. До ушей темного нолдо донесся еле слышный звук – это Аэнни, привлеченная красотой костра и звездного неба, выбежала из-за валуна и застыла радостно перед огнем. Но теперь довольно нам быть Искрой – громко, вдохновенно произнес Амбармор. - Теперь мы должны стать пламенем, факелом – таким, как этот костер. Здесь, в этой сонной лощине, Искра родилась опять – и она станет пламенем. Мелькор с Гортхауэром думали, сломанный я – продолжил он уже тише, и на его лицо вернулась прежняя горькая усмешка. - А я не сломанный был – гнутый. Сломанного уже не срастишь, а гнутый... Гнутый разогнется. Если, конечно, будет кому его разогнуть. Вот ты каков, Аран-а-Нанта – прошептал Маэгнор. Амбармор сдернул перчатку с правой руки и поднял ладонь, показывая всем тряпицы и то, что под ними. Я не скрываю – я не светлый воин. Я был запятнан, как и все здесь, Камень ожег меня, как и Мелькора. И я призываю всех, для меня нет ни эльфа, ни орка, ни Верного, ни изверившегося, ни воителя, ни разбойника – для меня есть те, кто готов драться здесь и сейчас. Все они – наши сотоварищи, неважно, насколько гнутые, и всех их мы разогнем и соберем вместе, чтобы начать восстание, равных которому не было никогда и не будет много тысяч лет. «Спинорезами» зовут нас верные слуги Мелькора — но теперь мы выйдем в открытый бой. И мы не против Мелькора будем воевать – мы будем воевать за Эрухини, за то, чтобы Эрухини решали свою судьбу в своем праве. Люди Древней Надежды в свое время охрипли кликать Эру, чтобы он спустился и навел порядок – у нас другая надежда. Новая. И Эру ли исцелит мир нашими руками, или же мы это сделаем сами – пусть ingolmor ломают о том головы! Аэнни захлопала в ладоши, а он снял с пояса давешний бурдючок с яблочно-жгучим напитком, который так и не удосужился у него тогда забрать форейтор обоза, поднял сосуд к небу, поднес к губам и отхлебнул, после чего протянул Тени. Дура-судьба, Namo ampamaitёi – сощурившись, улыбнулся Тень. - Дождался. Будь проклято честное слово Мелькору – я здесь и сейчас принесу клятву тебе, Король-Вопреки-Всему, что ты будешь вести, а я – следовать. Он взял бурдючок и сделал глоток, с трудом сдержавшись, чтобы не поперхнуться. Побольше бы таких гнутых, как ты – добавил Тень, переведя дыхание, и передал сосуд Маэгнору. - Я верю, ты их всех разогнешь. Я с тобой – сказал нолфинг, отхлебнул и протянул напиток Аэнни. Она отхлебнула сразу несколько глотков, ее лицо зарделось. А я с тобой была всегда – сообщила она. - И буду. Амбармор забрал у нее напиток и плеснул чуть-чуть в костер. Яркая вспышка на мгновение стала огненным шаром, взметнулась к небу и пропала. А Саурон пусть сам пьет яд – закончил он. - Как водичку. Хороший был костер – сказал Тень. - Высокий. Совсем как в Кирит Менель... Кирит Менель? - переспросила Аэнни. - А где это? В Таур-ну-Фуин – ответил Тень. - В бывшем Дортонионе. Когда-то давно, когда Дортонионом правили арфинги и беоринги, это было никому не известное, пустынное ущелье неподалеку Ладроса. Сейчас это город... Город повстанцев. Свободный город. Там глубокое ущелье в горах, с крутыми каменными стенами, изрезанными пещерами. Там, в пещерных жилищах, живут вольные люди, полуорки, даже гномы и эльфы – все, желавшие свободы, стекались и стекаются туда. Там, на самом верху, стоит башенка, выстроенная арфингами – сейчас там живет мой старинный друг Менельтир, сын Дамрода, древний старик, бывший книжник из эдайн, ныне звездозаконник и мудрец. Там, в большом доме, живет Укташ-полуорк, самый сильный из всех атаманов волчьих голов, правящий этим городом и всем Сосногорьем, тоже мой друг. Там, в ямке на дне ущелья, из-под земли выбиваются испарения, похожие на болотные – они горят, горят, как большой костер, которому не нужны дрова, и этот огонь почитается среди жителей священным и освещает ночью стены Кирит Менеля. Туда я пришел из Твердыни, только там меня приняли после того, как Мелькор дал мне свободу, и там, у этого костра, началась история моего отряда... Скажи, Амбармор, мы ведь отправимся туда? Амбармор наморщил лоб. Таур-ну-Фуин, Чернолесные горы, Сосногорье, старый Дортонион... Земля, опаленная огнем Браголлах, но отбитая воинами Маэдроса. Земля, затененная Гортхауэром в Нирнаэт, но отвоеванная «волчьими головами». Земля гаурвайт, земля веселой и страшной свободы. Земля, где даже орки и полуорки признали своими друзьями изгоев со всего Белерианда, а не глашатаев Севера. Из Таур-ну-Фуин выходило больше всего повстанцев, налетчиков, бьющих во фланги армии Севера, и придворные голоса Аст Ахэ не уставали клеймить дортонионцев мерзким и разбойным орочьим отродьем, не признающим никакой власти, грабящим и убивающим... Там жило больше всего сотоварищей Искры, и, если Амбармор хотел созвать военный совет, не было места лучше, чем Кирит Менель. - Да – сказал он. - Мы отправимся в Кирит Менель, как только разошлем весть. На склонах и уступах ущелья мы соберем факельщиков и поднимем их на войну. Хворост уже почти прогорел, и высокая свеча пламени сменилась обычными, спокойными язычками и переливающимися рыжим и красным угольями. По небу снова неслись тучи, готовые закрыть, затянуть лоскут чистого неба. Эльфы опустились на землю, и Амбармор завернулся потеплее в меховой плащ. Скоро будить Дайна – сказал он. - Через полчаса растолкайте его и ложитесь, до рассвета не так много осталось. Он засыпал. В первый раз за многие дни он не погружался в мир тревожных воспоминаний. Он вновь переживал спокойные воспоминания о странствиях, о старинных книгах, о мирных временах, и этой ночью ни сто лет в Нибельхеле, ни шесть дней в Шутовской Башне не беспокоили его. Он был среди друзей, и его окружала земля, готовая отозваться на его зов. И он заслужил, как пел Дайн, часы и минуты покоя... 1-457 годы Первой эпохи, Аст Ахэ и северные земли Настало утро, и первые лучи солнца вошли в комнату через окно, упали на каменную стену, ударили в глаза Амбармору, лежавшему еще в постели. Он уже не спал, он смотрел в потолок и размышлял. Четыре с половиной столетия прошли с тех пор, как он попал сюда впервые - ещё наивный испуганный мальчик, верящий всему и всякому… и, кажется, в этот самый день, хотя кто вел счет дням до восхода Солнца? Он вспоминал - четыре с половиной века назад… Он лежит, точно как сейчас, в этой самой комнате. За дверью - неслышные шаги… Дверь, чуть скрипнув, отворяется, и в комнату входит невысокая, тонкая девушка… странно - эльфийка. А, это, наверное, та самая, о которой упоминал Учитель - из эльфов Востока, никогда не слыхавших о Валиноре, ученица Гэлторна-целителя. Аэнни - так, кажется, назвал её Тано. - Здравствуй! - её квэнья вовсе не такой чистый и правильный, как у Мелькора. - Тебя ведь зовут Амбармор? Он кивает и садится на кровати, собираясь вставать и натягивая одежду. - Я помогала Тано исцелить тебя… я и Гэлторн. - она пододвигает стул и садится. - Я Аэнни. Тано говорил, что ты принял ученичество в Аст Ахэ и хочешь остаться здесь. Он опять молчит, не говорит ни слова. - Тебе непривычно… понимаю, здесь все ново для тебя. Я когда-то чувствовала то же… - Не в том дело - впервые отвечает он. - Мне непривычна сама мысль, о том, что… - Что Учитель - не Черный Враг мира? Я слышала, что другие нолдор и знать об этом не хотят. Впрочем, Учитель говорил, что ты не чистый нолдо… что ты - потомок эльфов Тьмы. - Мне он тоже об этом говорил… - невесело вздыхает Амбармор. - И почему-то я ему верю. - Тано поручил мне обучить тебя ах’энн и наречию людей Севера, и попросил передать вот это. Она встает и кладет на стол большой сверток. - Что это? - Здесь одежда ученика Твердыни и твой меч. Но у нас принято, что меч носят при себе только те, кто пройдет воинское обучение и принесет присягу Твердыне, так что спрячь его пока. Оно и верно, подумал Амбармор. Хождение по этой Твердыне одетым как феаноринг, да ещё и с мечом, вряд ли обещает долгие годы жизни. - Скажи, Амбармор, а как там - в Валиноре? - неожиданно спрашивает Аэнни. - Ничего хорошего… - отвечает Амбармор все так же невесело. - Я не жалею, что ушел оттуда. Они долго, молча смотрят друг на друга... Следующие несколько дней, до самого восхода Солнца, она каждый день приходила к нему. Вскоре он уже делал успехи в местных наречиях - на языке людей Севера он уже говорил свободно. Ах’энн оказался во многом похож на его родной язык, и он быстро освоил его - хотя Аэнни отметила характерный выговор, отличавший его от людей Аст Ахэ. Так продолжалось, пока вскоре после появления Солнца его вновь не посетил Учитель. Стук в дверь. Не Аэнни - она уже привыкла входить без стука. Амбармор подходит к двери и приоткрывает её. На пороге стоит Мелькор - он входит, пригибаясь под дверным проёмом. - Сайэ, Амбармор. - Приветствую, Учитель. - Амбармор приглашает Мелькора сесть за стол. - Я вижу, что ты, безусловно, делаешь успехи, потому-то я и пришел сюда - говорит тот. - Для тебя настало время избрать свой Путь, выбрать, как ты будешь служить Твердыне. У каждого - свой дар, и не всегда человек знает свой. Моя задача как Учителя - помочь в этом выборе. Ты как думаешь сам? - Не знаю - пожимает плечами Амбармор. - Всю свою жизнь я искал себя, и не находил. В последний раз, перед приходом в Аст Ахэ, я был воином - но ты ведь и так знаешь, до чего я довоевался… - Давай подумаем. Воин - воину рознь. В Аст Ахэ есть воины Меча - рыцари, то, что ты привык понимать под словом «воины». Есть воины Слова - менестрели, целители, проповедники. Есть воины Знания - летописцы и хранители мудрости, и есть воины Свершения, мастера и ремесленники. В тебе, насколько я успел тебя узнать с твоих собственных слов и слов Аэнни, есть многое от каждых из них, но ты отличаешься от прочих учеников: ты - эльф. Аэнни рассказывала мне с твоих слов о твоем коротком ученичестве у Феанаро, и стало ясно главное: ты, как и Феанаро, обладаешь даром Мастера, даром изменять стихии Арты и творить из них новое. И ты, будучи эльфом, способен, изменяя стихии – призывать их, а творя – совершать чары - то, чем не обладают люди Аст Ахэ. Знаешь, почему большинство людей лишены этого? - Почему? - Потому, что люди созданы мной как сущности отдельные от Арты, в то время как ах’къалли составляют с ней единое целое, подобно Изначальным-валар. Поэтому стихии Арты слышат эльфов и не слышат людей. Нет, для человека возможно овладеть искусством чар, но для этого ему потребуются долгие годы труда, а он недолго живет на этом свете - а вам это дано от природы, и я могу научить тебя многому из того, что могу сам; конечно же не всему, я все таки Изначальный... И, вместе с этим, если ты захочешь и это окажется тебе по силам, ты сможешь изучать любые другие знания Твердыни - и я бы тебе посоветовал совершенствоваться в воинском искусстве с Гортхауэром. Амбармор молчит и слушает, изредка кивая головой. - Ты, как я понял, в одаренности ненамного уступаешь Феанаро, хотя до этого у тебя не было никакой возможности развивать все это; что ж, здесь перед тобой открыты все пути - продолжает Мелькор. - Если хочешь, мы можем попробовать что-нибудь прямо сегодня. - Что же? - Что хочешь. Скажи, ты когда-нибудь прежде призывал силы Арты? - Призывал кого? - Понятно. Видишь ли, есть Сила, растворенная в веществе Арты, и чтобы совершить что-нибудь с её помощью, нужно овладеть ею. Для этого есть два пути. Первый - призвание, чтобы Арта сама поделилась ей с тобой. Валар используют этот путь, пропитав её паутиной Пустоты - Не-Тьмы и Не-Света, которая высасывает силу из Арты, как плющ высасывает сок из дерева. Те же, кто не могут и не хотят прибегнуть к Пустоте, намного более ограничены здесь, чем они. Есть и второй путь. Изменяя мир, привнося в него часть себя, мы получаем взамен часть его Силы. Они говорят об этом - мол, я искажаю природу. Но ведь не всякое изменение - искажение. Ты следишь за моей мыслью? Амбармор кивает. - Сейчас я поделюсь с тобой частью этой силы. Откройся и постарайся почувствовать это, и ты сможешь вылить её в то, что ты хочешь… в разумных пределах, ведь её немного. Он «открывается», опускает завесу нежелания, и чувствует, как от Изначального исходит та сила, о которой он говорил - и течет через него; он ощущает её поток - пока бесформенной, но готовой вылиться во что угодно… Его взгляд падает на свечу, стоящую на столе. В его сознании живо всплывает образ огня, горящей свечи - и поток силы срывается, как прорывает плотину, в этот образ. Хлопок… Его отбрасывает от стола, и Амбармор падает на кровать. - Не так сильно! - слышит он голос Учителя. - Смотри, что ты натворил! Он открывает глаза. Свечи нет… весь стол забрызган ошмётками расплавленного воска, фитиль дымится в восковой лужице, в комнате синё от дыма и пахнет гарью. На потолке, напротив восковой лужи - черное пятно копоти. Амбармор приподнимается, слегка покачнувшись от головокружения. - Ты сорвался - поясняет Мелькор. - Выпустил всё сразу. Оно и понятно, ты ведь ещё не научился их соразмерять. Но для первого раза очень неплохо. Однако, если бы в твоем распоряжении были бы большие силы, ты бы запросто убил себя. Насчет головы не беспокойся, через минуту она пройдёт. С тех пор многое изменилось. Он научился обходиться без помощи самого Мелькора, а брать ту стихию, что Обрученный-с-Артой рассеял по всему сущему. Он вообще много чему научился - почти всему тому, чему обучали людей в Твердыне. Ещё бы - за семь-восемь человеческих жизней можно успеть очень много, хоть эльфы и учатся новому куда медленнее. Из-за этого путь Меча он избрал далеко не сразу, ему хотелось всего, и он впитывал знания как губка - и в библиотеке с Аэнни, и среди воинов Твердыни… - Здравствуй, Гортхауэр. - Мелькор был, как всегда, совершенно спокоен, глядя на своего майа. - Учитель! Мне очень не нравится этот новый воин Твердыни. - Гортхауэр был, по всему видно, раздражен. - Амбармор. - Почему? Потому, что он - эльф? - Не только поэтому. Я смотрю на него… и мне иногда вспоминается Курумо. Помнишь, тот ведь тоже не мог избрать Путь и тоже учился всему подряд. - А мне он нисколько не напоминает его… скорее - тебя. - Тано! Пока что он неопытен и знает мало, и поэтому верит нам. Но потом, когда он возвысится, я боюсь, что он уже не будет с нами. Я очень опасаюсь предательства. - Ты уже обжегся со своим братом, фаэрни, - покачал головой Мелькор - и теперь видишь предателя во всяком. Нет, не будь таким подозрительным. Я не думаю, что он предаст братство т’аэро-ири. Знаешь, эльфы... они во многом похожи на детей. Такие же по-детски естественные, так же не ждут от мира ничего плохого... Когда Амбармор впервые попал сюда, я увидел в нем именно испуганного ребёнка, и, не стесненный условностями и предрассудками о «страшном Морготе», он поверил Тьме сразу и во всём, стоило мне только успокоить его, угостить печеньем, погладить по головке. - Возможно. Но когда я смотрю на него, Учитель, я чувствую что-то… какую-то отдаленную угрозу. - Может быть, ты и прав. Тогда присмотри за ним внимательно, тем более, что это несложно - никого похожего на него в Аст Ахэ нет. Найди способ отделить его от других своих подопечных. Удачи. * * * Вот - его первый день в Зале Клинков. Он стоит в ряду других учеников - юных воинов, ловя на себе косые взгляды. Эльф.… Не такой, как все. Как знакомо!.. В зал входит высокий, почти как Мелькор, воин в черных доспехах, кирпично-красноволосый, величественный и устрашающий. Черты лица его - тонкие, изящные, но тем не менее суровые, глаза поблескивают недобрым огнем… даже к ним, соратникам. Каков же он с врагом? Широкими шагами воин выходит в середину зала, оглядев их, как-то странно взгляд его задержался на Амбарморе. Так вот ты какой, Повелитель воинов Гортхауэр! - Я приветствую вас, ученики Аст Ахэ. - голос его, низкий, громкий и звучный, заполнил весь зал. - Кто-то из вас - будущие воины Меча, кто-то - иные, но всем вам предстоит одно. Пять лет вы будете учиться воинским наукам, прежде чем принесете боевую присягу Твердыне и получите право носить меч. Сейчас я вкратце расскажу вам о том, что вы пройдете. Первый год вы проведете здесь, в Твердыне, обучаясь основам фехтования на затупленном оружии. Жить вы будете здесь же, где живете сейчас. На следующий год вы отправитесь из Аст Ахэ на северо-восток, в замок Аханаггер - там сейчас проходит основное обучение воинов. Владение всеми видами боевого оружия, верховая езда, воинские походы, борьба без оружия, стрельба и все, что будет вам необходимо. Ещё через четыре года вам предстоит испытание на право называться воинами Твердыни - его провожу я сам. После этого вы возвращаетесь в Аст Ахэ. Ученики молчат, слушая Гортхауэра. Перешептываться никто не осмеливается. - Кто обучен хотя бы основам воинских искусств, сделайте шаг вперед. Амбармор выходит, выходят ещё человек пять. - Сейчас я проверю уровень вашего владения оружием, и если он окажется приемлемым - вы отправитесь в Аханаггер уже завтра, минуя первый год. Вот он, пытаясь преодолеть волнение, берет затупленный меч и встаёт перед Гортхауэром. Клинки соприкасаются, и испытательный поединок начинается. Амбармор вспомнил, как точно так же на берегу моря проверял его Маэдрос. Здесь - совсем не так... Повелитель Воинов не поддается, он сразу, с молниеносной быстротой описывает своим клинком полукруг, и Амбармор еле-еле успевает отбить удар... Удар Амбармора отбивается мгновенно, и тот с трудом уворачивается… хлоп! Есть. Учебный меч Гортхауэра ударяет его в бок. - Неплохо! - края рта Гортхауэра чуть приподнимаются в еле заметной улыбке. - Видно, что ты что-то умеешь. Новички, как правило, стоят будто сонные и не парируют даже первого моего удара. Ну, это и немудрено, Амбармор - тебе ведь, как я знаю, куда больше лет, чем им. Следующий! Эти четыре года ему пришлось трудно. Он прежде считал, что неплохо владеет мечом, и только теперь понял, как ошибался. А ведь были и тренировки с топорами, копьями и булавами, и бег до седьмого пота каждый день, и стрельбы из луков, как дневные, так и ночные, и бешеная скачка на конях, и даже - на четвертый год - пришлось бороться голыми руками с натасканным волколаком. Может быть, тварь и была натасканной не увечить учеников, но эльфов она явно знала только как закуску, и если бы он сплоховал, то в лучшем случае остался бы калекой. И все это время он не переставал чувствовать себя не таким, как все - еще более чем прежде. А вечерами, когда все проваливались в сон от усталости, он - будучи эльфом, не столь нуждающимся в сне, как прочие - подолгу думал: о себе, о своём прошлом и туманном будущем, о Твердыне и о своих прежних товарищах, оставшихся по ту сторону войны...