Искра

Глава 11. Конец Первой эпохи, окрестности озера Митрим - Вот, Старший. Еще полчаса езды, и мы на месте - сказал Борондир, глядя влево. - Деревня Фенн-эн-Нин, Порог Вод, на берегу Митрима. Деревушка-то так себе, нежилая уже, только один дом живой и остался, зато никакие мытари и стражевые сюда не заезжают. Тут-то оно и есть, наше укрывище. Амбармор ехал впереди на своей Нарбелет, слева от Борондира, и задумчиво оглядывал окрестности. Дождь утихал, и из-за рассеивающейся пелены постепенно проступали унылые черты поздней осени: облезлые клочья бурой листвы на кривых, похожих на изможденные пятерни рудничных рабов деревьях, свинцовая завеса облаков, бурая хлюпающая грязь и скалы, обветренные щелястые камни, скалящиеся, как обглоданные черепа, поодаль тропы. - Тоскливо здесь - сказала Аэнни, ехавшая на головной подводе. - Тут всегда такая осень? - Не всегда - отозвался Маэгнор. - До прихода тени тут в это время года была еще золотая осень. Я любил бродить по берегам Митрима осенью. А теперь? Теперь, как будто сама жизнь истекает из этого края. - И это не случайно - ответил Амбармор. - В Твердыне Мелькор рассказал мне о том, как пропитал своей стихией весь мир, всю Арду. Он называл себя "Обрученным-с-Артой" из-за этого. Теперь я понимаю, для чего он это сделал: чтобы существование мира было зависимо от него, а его собственное - от мира, и чтобы он мог забирать обратно силу, вложенную во все вокруг - камни, деревья, воды - как им, так и, возможно, всеми остальными Валар. И теперь он обессилел, стал слаб, как простой воплощенный - и, чтобы этого избежать, забирает назад то, что отдал и более того. Он сосет из Белерианда само его существование, как паук соки из мухи. Оттого-то здесь и звери вымирают, и травы жухнут, и краски выцветают, и ветер чем дальше, тем более страшные песни поет в скалах. Сами корни земли здесь, я уверен, становятся тоньше, хрупче, слабее год от года. Зато старина Царапало не иссыхает сам и продолжает гнать своим колдовством вперед и вперед орков да рыцарей, как прежде. - Это отвратительно - процедил сквозь зубы Маэгнор. - Здесь теперь, мне иногда думается, вечная осень - крякнув, отозвался Борондир. - Ни солнца зимнего, ни солнца летнего - сплошь и сплошь покрывало это серое. Только в зимние дни, бывает, завьюжит, закружит - и несет, несет ветрище хлопья да комья, ни луны не видно, ни зги, только вой волчий. Вот уж кому наплевать на морготово колдовство, так это волкам! - Так ведь и мы - волки - возразил Амбармор. - Только не гауры и волколаки, а вольные, серые, лесные. И нам тоже наплевать на колдовство, проклятия и подлости, мы продолжаем жить, потому что рождены жить и бороться. Теперь перед нами главная задача - скакнуть, прорваться за красные тряпочки. Дать всем знать, что не стоит бояться законов Короны Севера, что они не обжигают и не убивают, и если мы рванем прямо сквозь них - станем сильнее. Тогда-то и начнется восстание, которого так долго ждет "Искра". Тогда - даже, если надломятся корни земли и весь Белерианд сползет в море - мы перейдем Синие Горы и понесем на своих клинках справедливость туда, дальше, на восточные окраины черного королевства. - Хорошо сказано! - одобрительно ответил Борондир. - Глядите, а вот уже и деревня видна. И впрямь, обоз достиг кривого косогора. Слева от дороги крутой обрыв взметался ввысь, к низким, свинцовым тучам, а справа ухал вниз, к песчаным и суглинистым берегам серых, пенистых вод озера Митрим. Дорога вилась по узкой ровной полосе на косогоре, постепенно спускаясь вниз, и вдали виднелись косые, полусгнившие деревянные домики, обвалившийся карзубый частокол. Только один стоял крепко, только из одной трубы вился дымок. Дом был высок, в два этажа, и непохож на простую крестьянскую хижину. Сложенный из серых, трухлявых бревен и досок, он смотрел навстречу путникам полутёмными ставнями, слабо освещённый изнутри сальными свечами. Иные окна были черны, пусты и тихи, а из иных, подсвеченных, но закрытых ставнями, доносилось пение и топот. Странным было слышать эти звуки посреди мёртвой деревни, и пуще того странным было видеть стоящие по всей деревне груженые подводы, а у коновязи — лошадей. Амбармор понял, как хитроумно расположилось убежище гаурвайт: телеги стояли аккурат за гниющими, плесневитыми избушками, и с дороги их не было видно человеческим глазом: только он, эльф и только подъехав поближе, заметил их. - Ветхий трактир — сказал Форк. - Дом бабки Имлет, здесь она гостей принимает. Стоит в стороне от дорог, и случайных проезжих здесь нет: только свои люди, волчьи головы. - Это ведь не простой шинок! - подметил Амбармор. - Не маленькая избушка в лесу, где живет пожилая аданэт и торгует огонь-водой на разлив по горшкам. Это, я погляжу, настоящий трактир! С комнатами, конюшней, каминным залом и всем положенным! - Так и есть, Старший — ответил Деревянная Ложка. - Это не шинок, это, друг мой, король шинков. Немного осталось таких, с довоенных лет, не брошенных ещё, не сгнивших и не растащенных на дровишки, но во всех прочих пируют орки, черные солдаты да прочие псы. А хозяйка Имлет — моя старая добрая подруга. Да кто вообще не любит старуху Имлет? Только они самые и не любят, псы шелудивые морготовы... Они приблизились к Ветхому трактиру вплотную, послезали на землю и начали пристраивать обоз. Тень деловито распоряжался, куда завести ту или другую подводу, как лучше припрятать, чтобы не было видно издалека. Борондир и Утрад вели тягловых лошадей под уздцы, а Гром и Дайн помогали подтолкнуть телеги через ухабы. Аэнни и Горви, спешившись, заговорили: аданэт, кажется, объясняла аварэ, что такое Ветхий трактир, что вообще такое трактир, кто здесь собирается и как себя надо вести внутри. - Наш старый балкончик с видом на озеро вроде бы не занят — сказал Маэгнор. - Ещё бы — ухмыльнулся Утрад. - В этих краях всяк знает, что то балкончик Тени и его славных ребят. - Может, лучше в каминном? - перебила Горви, шмыгая носом. - Я всё ещё вся в соплях. - В каминном не многим теплее — ответил вастак. - Бабка Имлет жадится на дрова, она не раньше зимы начнет по-настоящему топить. Её можно понять: дрова здесь рауга с два достанешь. - А почему нельзя? - спросила девушка. - Вон те развалюхи растащить? Да в лес, в конце концов, пойти нарубить? Услышав их разговор, Амбармор подошел и ответил вместо Утрада. - Это, Горви, не развалюхи. Это сооружения для сокрытия наших и прочих подвод, чтобы не заметили их издалека. Видишь, сейчас Гром с Борондиром под навес подводу затаскивают? Чтобы даже с воздуха видно не было. Чтобы тут была просто покинутая деревушка, а не гаурвайтское гнездо. И лес нельзя валить на дрова по той же причине — дабы не раскрыть, что это место заселенное и насиженное. Но всё-таки, давайте-ка посидим в каминном зале. Теплее не теплее, зато там сухо и ветра нет. Надеюсь. Тем временем прочие члены отряда Тени закончили с размещением телег, отвели лошадей в конюшню и собрались у входных дверей Ветхого трактира. Из приоткрытых дверей раздавалось пение, и Амбармор с удивлением узнал «Нолдолантэ» - но какую-то странную. Так эльфы не пели никогда. Скорее уж, что-то вастацкое было в этом перепеве. Тень шагнул вперёд и толкнул двери. Пахнуло дымом, рыбой и хмельными парами, звуки веселья рванулись наружу и резнули по ушам, привыкшим к тихой дороге и тележному поскрипу. Амбармор поспешил за атаманом, в слабо освещенную, дымную залу, осматриваясь. Народу в зале сидело на удивление много. Сама старуха Имлет — седая, тощая, вытянутая женщина — стояла за стойкой и протирала кружки, и без того грязные. В дальнем конце зала, на освещенном возвышении, стояли и сидели, играли и пели менестрели. Певица и вправду оказалась эльфийкой — но что это была за эльфийка! Остриженная, в рудничных клеймах, одетая в какое-то вастацкое цветастое рваньё — очевидно, как и сам Старый Друг, беглая с рудников, прибившаяся к горстке менестрелей, которые и наигрывали на виалях и лютнях здесь же: людей, бродячих вастаков. Не от них ли взяла свою непривычную манеру петь? А народ за столами сидел самый разношерстный. Вот какой-то нелепо куцебородый гном сидел, сгорбившись, уткнувшись носом в кружку. Вот трое пропойц шлёпали по столу картами: едва ли они играли в благородный эрат, наверняка в «зипуны» - азартную игру разбойников и бродяг. Вот забродный, совершенно косой от пьянства коронный стражник сидел, томно пялясь на негорящую люстру из тележного колеса, а трое его собутыльников хитро и косо озирали его боевое снаряжение — кольчугу, сапоги с оковкой, копьё. Шлем, похожий на железную шляпу с рожками, хитрецы уже стянули, и он покоился под мышкой у одного из них. Амбармор был готов спорить на что угодно, что здесь не обошлось без «малинки» - сонного зелья, которое в гаурвайтских шинках любили подливать незваным гостям, а особливо ненавистным «псам». Никого из факельщиков и почтарей «Искры» здесь не было и быть едва ли могло: они являлись сюда лишь изредка, дабы встретиться и обменяться письмами. Но в следующую минуту Старый Друг понял, что и без факельщиков у него здесь множество друзей. - ША! - внезапно завопил какой-то мужичина, сидевший у дверей, как только Тень вошел в залу. Менестрели стихли, как по команде. Картёжники бросили карты. Опоенный коронный стражник, явно не понимая, что делает, вскочил и приложил пустую руку к непокрытой голове. - Атаман Тень! Почёт дорогому гостю! - проскрипела старуха Имлет, выходя из-за стойки навстречу Тени. Тут встали со своих мест все посетители таверны, услышав, кто вошел. - Атаман Т-Теь! - заплетающимся языком проговорил коронный. - Н-награда сто двадцать серебром, двенадцать воронов железом, сто двадцать воронов распиз... р-расписками! - Пристукнуть его, или рано? - шепнул в наступившей тишине один из его хитроглазых «друзей». - Да подожди ты! - услышал он ответ. - Тебе и твоим ребятам, как всегда, бесплатно — продолжила кабачница. - Форк, родное сердце! Старина Борондир! Утрад, крепок, как всегда! А это кто? - она уставилась на Амбармора, словно бы пытаясь понять, кто перед ней, какого роду-племени и не пёс ли. - Ежели я тут дорогой гость, матушка Имлет, то сейчас перед тобой такой гость, что бесценнее некуда и важнее всякой птицы. Перед тобой, почтенная, Аран-а-Нанта, а по-простому Старый Друг. Старуха, до тех пор прямая и вытянутая, как палка, словно бы присела и сгорбилась, тихо охнув. Вновь наступила тишина, которая, впрочем, висела лишь несколько мгновений. Нарушил её давешний стражевой. - Старый кто? - заорал он. - Старый Друг! Тысяча пятьсот серебром! Ворон п-пятьсот железом! А расписками.... э.... э.... э... д-дохера! Шитьё айкъет'таэро, з-земли, откупы! Я! Я!... Я поймал Старого Дру-у-уууу! Он торжествующе взвыл, словно волк на луну, но довыть ему не дали. Тот вор, что справа, замахнулся маленькой гирькой на цепочке, спрятанной в рукаве и обернутой в дерюгу, и огрел счастливого коронного прямо по темечку. Двое его дружков, как только тело стражника рухнуло, как мешок репы, на дощатый пол, принялись стягивать с несчастного сапоги. Тускло блеснул нож, послышалось мерзкое всасывающее то ли хрипенье, то ли бульканье, и глупого солдата Мелькора не стало. - Везунчик — улыбнулся Амбармор. - В наше время умирают в горе и страданиях, а он вот умер на вершине счастья. Не каждому такое дано. Вор с ножом опасливо шагнул навстречу отряду Тени. На его лице читались удивление и вопрос. - Что, правда Старый Друг? - спросил он напрямую. - Тень, ты ж атаман, ты ж брехать не станешь, ты так не шутишь, правда ведь? - Он не шутит — подтвердил Амбармор. - Это я самый и есть. - Дождались — свистящим шепотом произнесла старуха Имлет. - Неужто дожила таки, старая... * * * Почёт, оказанный дорогим гостям в Ветхом трактире, оказался неподдельным. Имлет не пожалела дров, вопреки предсказаниям Утрада, она жарко растопила камин. Гости гуляли во весь дух: Тень оплатил мехами из того самого обоза, отстоянного в Вайхазе, ночь веселья для всех. Амбармор, Аэнни, Тень и Утрад сидели сейчас за самым лучшим столиком у самого камина, обложенном расстеленными на полу шкурами пещерных медведей — не подобных тому, заморенному, с которым путники столкнулись на перевалах Железных гор, а здоровенных, лоснящихся, и такими же шкурами были покрыты гнутые кресла. Тень объяснил, что именно ему, Амбармору, и предназначался этот стол и это кресло с самого начала: матушка Имлет никому не разрешала садиться сюда, живя в ожидании, что бесплотный и беззвучный голос, открывающийся народу одними только поблекшими строками скверных чернил, всё-таки воплотится в осязаемом, зримом существе — Короле Вопреки Всему, который придёт сюда, выпьет и закусит в гаурвайтском трактире. Каждый вечер гаурвайт, собиравшиеся в трактире с кружками, наливали одну до краёв и ставили на этот столик — будто бы полусказочный Старый Друг был в состоянии выпить с ними. Но сейчас угощение и выпивка на столике стояли не от посетителей, а от самой Имлет: прозрачная «слеза холмов», восхитительно пахшая яблоками и хмельным духом, в крынке и оловянных чашечках, мягкий хлеб и обжаренные до хруста ломтики курятины, ядреный чеснок и горчица, сочные листья капусты и гвоздь всего угощения: заполненная молодым красным вином и насыпанная тлеющими угольками шиша, замысловатый сосуд из тех, которые вастаки так любили использовать для курения дыма. За соседними столиками разместился и весь прочий отряд Тени; им Имлет предложила того же самого, только без шиши: она у хозяйки была единственная. - Эринвен, почтенная, что же ты споешь для Старого Друга? - обратилась к певице трактирщица. - А чего он сам желает? - спросила беглая эльфийка. - А сам он желает — вмешался Амбармор — чтобы ты со своими ребятами передохнула немного. Не пойми превратно, но на тебе лица нет, ты же устала. А споют и сыграют наши, отрядные менестрели. Отрядные менестрели тут же вскочили из-за своего столика. - Может, «Гремели цепи ржавые»? - предложила Горви. - Нет, «Гремели цепи» я не хочу петь — сказал Дайн. - Грустная эта песня. А сейчас здесь так радостно... Лучше уж «Дидли-Дидли»! - Да ну, «Дидли-Дидли»... - надув губы, ответила ему сестра. - Она же про пьяниц. - Ну, хватит спорит, дети. Спойте «Три ножа» - заказал Амбармор. Слова этой песни однажды прислал ему в письме самый известный из атаманов своего времени, но на какую мелодию она поётся, для Старого Друга и поныне оставалось загадкой. И теперь он намеревался эту загадку разрешить. - Но она тоже грустная, Старший! - возразил Дайн. - Грустная. Зато с намёком. Отряд! Атаман! Гости почтенной матушки! Кто-нибудь хочет что сказать против песни «Три ножа»? - повысив голос, окликнул залу Старый Друг. Тень, не говоря ни слова, кивнул. - «Три ножа» - славная песня! - отозвался один из воров. Его товарищи уже заканчивали обдирать тело коронного. На трупе уже не было ни сапог, ни доспеха — одни только вонючие подштанники да измазанная в крови нательная рубаха. - Наша песня! Ободрённые, Дайн и Горви взошли на освещённый помост и деловито расселись на креслах, предназначенных для музыкантов. Дайн принялся торопливо подстраивать лютню, выдавая каждые несколько мгновений по паре звуков, поначалу диссонирующих, но с каждым разом все более и более похожих друг на друга. - Ну, за победу — подняв чашечку с духовитой «слезой холмов», произнес тост Тень. - За победу — коротко и угрюмо ответил Утрад, поднимая свою. - За нашу. За общую — своим обычным невинным, почти детским голоском сказала Аэнни и прибавила: - Чтобы сдохли наши враги. Утрад, услышав это, расхохотался. - За неё — подытожил Амбармор и опустошил чашечку. Да, это была настоящая «слеза холмов». С высоты своего опыта Амбармор мог сказать, что этот напиток нисколечко не уступал легендарному огненному элю, что варили до войны гномы. Впрочем, и лучше он не был. Просто — другой. Огненному элю придавало несравненный вкус многолетнее настаивание в бочках. «Слеза» же холмов готовилась быстро, но хлопотно. Почтенная старуха Имлет, чтобы получить этот напиток, должна была не просто сбродить сок, выжатый из яблок (ну, в основном из яблок), но и перегнать его через такой хитрый котёл, которого не знали ни гномы, ни тем более орки со своим скрипучим настоем. Да ещё и не один раз перегнать! Это была выдумка гаурвайт и только их — котёл для «слезы холмов». Коронные власти ненавидели тех, кто занимался винокурением самостоятельно: для сбора средств на войну любые поборы были хороши, а предоставление только Северу права производить и продавать хмельное — особенно. Поговаривали, что северное пиво — отрава, что высветляли его не чем иным, как трупным ядом, и что коронные да ополчение Наместничества, хлыставшие его, дурели, пузанели и утрачивали мужскую силу. А уж северный бренди так и вовсе превращал человека в животное за год-два, не больше. Никакого другого хмельного делать и продавать не разрешалось, а винокуров — вешали... или заставляли уходить в братство холмов. Само собой, рыцари Аст Ахэ не брали в рот ничего казённой выделки: у Твердыни были свои винные погребки, недоступные южному быдлу. А «слеза холмов» была совсем другим делом. Её выпить много было просто невозможно, если только человек не вконец пропойца: слишком крепкая. Вкус её одна старуха-винокурщица как-то метко назвала «ароматом зеленых яблочек и силой удара кувалдой в грудину», но послевкусие было неповторимым: не чуялось в ней ни капли сивухи. «Слеза холмов» вспыхивала в ложке голубоватым огнём и выгорала почти вся, а маленькой чашечки её хватало, чтобы ввести в состояние приятной расслабленности и льющейся беседы. Амбармор откинулся на спинку кресла, наслаждаясь. А Дайн тем временем закончил настройку лютни, и по Ветхому трактиру полилось: Ярко светит луна За рекой ворон крячет По дороге лесной, ай, по дороге ночной, Волчьи Головы скачут. Трое черных коней Три ножа, три аркана Трое верных друзей, трое славных парней, Три лихих атамана. А вдали огонек, Кони ринулись прытко... Это был кабачок Одноногого Финка. Трое слезли с коней Сапоги подтянули И в дубовую дверь Трое молча шагнули. Ярко свечи горят, Кружки брагой полнятся, За дубовым столом, ай, за дубовым столом, Гаурвайт веселятся. Трое славных парней, Три ножа, три аркана, Трое верных друзей, Три повстанца усталых. Вдруг послышался шум, Стук копыт, гомон ярый, И в дубовую дверь, и в дубовую дверь, Громовые удары. Входит чёрный разъезд, Человек девятнадцать, И троим гаурвайт Предлагают убраться. А ребята в ответ: Мы тут парни лихие, И не любим, когда Нам мешают другие. Преспокойно сидят Три повстанца усталых, Руки медленно их, руки медленно их Потянулись к кинжалам. Чей-то череп трещал, Брызги крови летали, На дубовом полу, ай, на дубовом полу, Двадцать трупов лежали. Ярко светит луна, Спят заречные дали, По дороге лесной, ай, по дороге ночной, Гаурвайт поскакали, Трое черных коней, Два ножа, два аркана, Двое славных парней, двое верных друзей, Только нет атамана. Атаман говорил Молодым голодранцам Лучше смерть от ножа, Чем позор для повстанца, И теперь с давних пор, Покоряясь завету, Сотни славных парней, сотни верных друзей Помнят истину эту. Песня, «слеза холмов» и дым от шиши ввели Амбармора в расслабленное состояние. Он откинулся на спинку и прикрыл глаза. Но надолго расслабиться ему не дали: сквозь пелену, навеянную шишей с вином, он услышал натужный скрип дубовой двери, звуки шагов кого-то, врывающегося в таверну, и чей-то голос: - Волк от ворона прочь бежит! Это была одна из кодовых фраз, которые использовали попавшие в беду члены «Искры», ища у своих защиты от облавы. Тень её узнал, вскочил и ответил отзывом: - Лес густой, сверху волка не видно. Ты кто такой? Я тебя не знаю. - Анруин меня зовут, почтарь я. А ты Тень-атаман, никак? Я тебе письма присылал. А знать лицо моё ты, атаман, и не должен был: только твой факельщик покойный знал меня. Анруин был переписчиком писем, с которым они должны были встретиться в крепости Эйтель. Почему он здесь? Амбармор медленно встал и посмотрел в его сторону: стоявший в середине зала человек был завёрнут в мокрый от дождя чёрный плащ, из-под капюшона торчали красный нос и мохнатые длинные усы, глаза щурились. - Стой, ребята — скомандовал Тень. - Это наш. Не смотрите, что одет, как черный воин. С чем пришёл? - От облавы бегу — ответил Анруин. - В крепость нагрянула Черная Рука. Хэльо схвачен. Мгновенно слетела с Амбармора вся расслабленная мечтательность. Черная Рука накрыла один из узлов тайной связи Искры? Да ещё именно тот, через который он надеялся разослать пропагации всем гаурвайт? - Что с письмами? - быстро спросил он. - У меня на руках было одно письмо, присланное нам — быстро-быстро сказал Анруин. - Указание, кому что рассылать. Они... они забрали его. Они нашли его при обыске. Другие были разосланы третьего дня. Письмо-указание. Что ж, это не так страшно, как можно было подумать — хоть в нём и содержался список других почтарей и примерное местонахождение многих факельщиков, они были записаны хитрым шифром. - Что за письмо и что в нём было? - Про какую-то довоенную деревню — ответил Анруин. - Явными буквами, имею в виду. Тайными — список имен: Укташ, Фрита Орёл, Тень, прочие, и их факельщики. - Кто из вас знает шифр — ты или Хэльо? - Он — одними губами ответил Анруин. - Они забрали его вместе с письмом. А вот это было уже отвратительно. Если второго почтаря разговорят люди Торна из Воронов свойственными им способами, он может начать петь соловьём, и раскроет шифр. За этим следует ждать ряд других стремительных облав. - А кто это? - спросил Анруин у Тени, имея в виду Амбармора. - Новый факельщик твой? - Можно и так сказать — ответил тот. - Но вообще-то это Старый Друг. Сам. Анруин аж обомлел. У него затряслись поджилки, согнулись ноги, и он слегка присел. До него дошло, что он докладывает о неудаче самому высокому возможному начальству. - Да не бойся ты! - громко одернул его Амбармор. - Я не Тху! Я не вынимаю души из тех, кто не по своей вине потерпел неудачу. Лучше скажи: твой Хэльо как, крепок на допросах? Скоро ли ожидать, что он сломается? - Крепок, Старый Друг — заверил его Анруин. Но это не обнадёживало. Если Чёрная Рука крепко взялась за дело, вытягивать жилы из Хэльо будут лучшие дознаватели старого Торна из Воронов. Не те дуболомы, что избивали Яхира. Тогда вся надежда на то, что он сумеет покончить с собой. Обстановка требовала действия. Если Черная Рука взялась за дело — надо опередить её. Если они нашли способ бороться с тайной войной — надо переходить к явному восстанию как можно раньше. - Все! - крикнул Амбармор. - Слушай мою команду! Менестрели затихли, стих гомон гаурвайт, собравшихся в таверне, и наступило молчание. - Мы начинаем восстание — объявил Старый Друг. - Прямо сейчас мы отправляемся в Кирит Менель, чтобы объявить о его начале. Ближайшие почтари, до которых Черная Рука не достанет — там. Оттуда мы разошлем пропагации с призывом к оружию. Все, кто здесь, все, кто меня слышит — снимаемся с места, прекращаем налёты, прекращаем всё — следуем за мной в Дортонион. В Кирит Менель. Хозяйка Имлет остаётся здесь, но заведение закрывается. Всем, кто приедет после нас, передавать мои слова — собираться в Кирит Менеле. Гром! Утрад! Собирайте обоз, и выступаем! 456 г. Первой эпохи, весна. Ард-Гален. «Вновь и вновь я вижу сон Кровью залит горизонт И земля в огне на много миль…» «Ария» Широкая, высокотравная степь Ард-Галена шумела от ветра, который нёс в лицо мелкие дождевые капли. Казалось, влага была повсюду – мелкими капельками на траве, по которой нельзя было пройти, не намокнув до пояса, водяной пылью в промозглом воздухе, в грязи под ногами, и даже под одежду и доспехи небольшого отряда, пробиравшегося по степи, уже просочилась проклятая вода. Время от времени гремел гром, и молнии озаряли предрассветное небо над степью, но те, кто вышел из ворот Твердыни в ночь, не особенно нуждались в свете. Амбармор побежал первым, закутавшись в плащ – налегке, только с мечом и луком, да в небольшой кожаной сумке, перекинутой через его плечо, пергамент с картой степи, на которой предстояло начертить план укреплений. Плащ не пропускает воду, но всё равно зябко. Орки, позвякивая оружием и чавкая сапогами по грязи, бегут чуть позади – впереди всех, сразу за Амбармором, Уртханг, знающий дорогу, сзади все остальные, и позади всех плетётся Гром. Впрочем, ему простительно плестись позади – ведь все вещи Амбармора, что тот взял в дорогу, у орка за плечами. - Значит, ты говоришь, что уже ходил на юг через заставы, Уртханг? – спросил Амбармор, когда они остановились передохнуть. - Да, господин воин Твердыни. Нам бежать до рассвета, а там будет холм – высокий, далеко осмотреться можно – хрипло ответил балорх. – За холмом, если ещё полчаса пробежать, будет лощина, сухое русло реки. Если идти по дну, то ни с каких застав оно не просматривается, кроме одной – той, что перегораживает русло и служит одновременно мостом. В прошлый раз там мы и остановились, но вроде бы это слабое место в обороне, и если мы пройдем через этот форт, то дальше просочимся незаметно. - Что ж, побежали! – ответил Амбармор. – И посматривайте на юг! На бегу черный нолдо действительно частенько смотрел на юг – если разъезды союзников – эльфов и людей Трех племен – появятся, то именно оттуда. Но из-за дождя далеко обозреть степь не удавалось, хотя к рассвету он пошел на убыль. Степь пошла вверх, и вскоре показался одинокий холм – большой, скалистый, почти претендующий на то, чтобы называться горой. - Шабаш! – раздалась команда Уртханга, как только они достигли холма. – Передохнем здесь. Орки повалились на склон холма, уставшие и ещё более злые, чем когда-либо. Их одежду и поддоспешники можно было выжимать, чем некоторые из них и занялись, когда чуть-чуть отдохнули. А Амбармор не так сильно промок: кожаные штаны и сапоги, хорошо смазанные жиром, держали воду, а плотный плащ сберег от воды всё остальное, только рубаха снизу была мокрой. Дождь закончился, на востоке проглянуло солнце, и эльф уже мог подняться на холм, чтобы обозреть окрестности. Он быстро взобрался на вершину холма, и его взгляду открылись многие лиги степи. На горизонте чернеют эльфийские форты-заставы, и Амбармор достаёт из своей сумки пергамент и перо, чтобы зарисовать их расположение. Одна… другая… третья… а что это? Отряд конников, вооруженных копьями и щитами, скачет на север. Амбармор пригляделся и успокоился: это не эльфы, а люди из народа Беора, жители Дортонионских гор, и увидеть его, а тем более его отряд, они не могут. Стало быть, простой порубежный разъезд. Тем не менее он быстро спустился с холма, направившись к оркам. - Хватит отдыхать! Сюда направляются три десятка всадников. Они нас пока не видят, но я бы не хотел, чтобы увидели! Кто-то другой, окажись он рядом, узнал бы много новых орочьих ругательств, но для Амбармора тут ничего нового не было. Орки встали, взвалили на себя вещевые мешки и снова потрусили по степи на юго-восток. Через час они заметили склон, и перед их глазами предстала ложбина, по всей видимости это и было то самое сухое русло. Может, оно обычно и было сухим, но не сейчас. Дождь прошел, но по дну ложбины вовсю шумит бурый мутный поток, хотя степь уже подсыхает. Отряд спустился вниз, почти к самой воде, и Амбармор огляделся: их действительно не видно издалека. - Вот дерьмо! – пробурчал Уртханг. – На дне этого оврага ещё долго будет непролазная грязь! - А мы пойдем по косогору – ответил Амбармор. – Неудобно, но лучше, чем месить грязный ручей. - Хозяин! – заныл Гром. – Я не полезу в эту мокрую дыру! Я вообще ненавижу, когда мокро и холодно! Ой, что ты на меня так смотришь? Ну хорошо, хорошо, я пойду со всеми… * * * Аэнни молча сидела за столом в трапезной комнате рыцарей Аст-Ахэ. Она не ела, а смотрела в узкое высокое окно на солнце, восходящее над горами Ночи, изредка возвращаясь к еде. Завтрак уже подходил к концу, и в комнате сидели только немного учеников Твердыни – Халль, молодой воин, Дайна эр’Лхор из воинов Слова и ещё несколько человек. - Не надо так расстраиваться, Аэнни! – подсела к ней Дайна. – Ты сама понимаешь, война начинается, и без военных походов не обойтись. - А в чем вообще дело? – поинтересовался Халль. – О чем разговор? - Об Амбарморе, брат – ответила Дайна. – Аэнни расстраивается, что он ушел в рискованный поход. Хотя я считаю, что лучше бы расстраиваться тем, кто захочет с ним связаться. Она усмехнулась. Высокую для северянки, темноволосую девушку было трудно переубедить и разуверить в себе. - Судя по тому, что я о нем слышала – продолжала она – наш старший братик может не бояться почти ничего. - Хорошо, если так… - негромко сказала Аэнни. – Только у меня всё равно сердце не на месте. - А в чём дело? – Халль пристально посмотрел на неё, и Аэнни не понравился его взгляд. – Вас что-то связывает, кроме общих для нас всех уз Твердыни? - Нет, нет, ничего. – она замолчала. - Оставь её в покое, Халль! – вмешалась Дайна. – И вообще, весь этот разговор – пустой. Амбармор вернется с победой, я знаю. Я пробовала с ним пофехтовать, и через несколько мгновений поняла: если столкнутся один Амбармор и десятеро белериандских порубежных стражей, пусть даже и эльфов, я бы смело поставила на него. - Да это и немудрено, он четыреста лет учился здесь, в Твердыне, где за четыре года могут сделать из человека воина – вмешался тот самый молодой парень, который перебил Гортхауэра на недавнем совете. – А, говорят, он ещё и чародей! - О многих так говорят – покачала головой Дайна. – Только о большинстве просто так болтают, хотя некоторые и правда что-то могут. Я не знаю, я в этом мало понимаю, но вот мой напарник, Борварт – он умеет делать самые невероятные вещи. Учитель говорил, что такие люди как он, не уступающие в чародейских способностях эльфам, рождаются один на тысячу. - Да ну – ответил Халль. – Я много слышал об этом человеке с Востока, но что-то ничего определенного. - Борварта нашли двое проповедников из Твердыни, когда отправились на восток. В одном из племен, где они гостили, они разговорились с шаманом – начала рассказывать Дайна. - Шаман, я слышала, был так себе, но вот в его юном ученике наши посланники нашли нечто необычное. Они взяли его с собой в Твердыню, и Тано удивился, поговорив с маленьким Борвартом. Что он сказал, я уже говорила. Так мой напарник стал воином Слова, магом и целителем, и перенял многое из мудрости Твердыни. Было это где-то лет тридцать назад, я узнала это с его собственных слов. В это время дверь трапезной открылась, и вошел сам предмет обсуждения. Смуглый, ширококостный, чуть полный человек лет сорока, одетый в длинную свободную одежду цветов Твердыни – черную с серебром. Голова его, по обычаю многих народов восточных земель, была обрита, никакого оружия при нем не было. Он медленно подошел к столу. - Сайэ, Борварт! – поприветствовала его Дайна. – Мы как раз вспоминали тебя. - Сайэ. – Борварт присел на стул между Дайной и Аэнни. – Перемывали мне кости? - Вообще-то разговор был не о тебе, а об Амбарморе – ответил Халль. – Мы с Дайной и Аэнни обсуждали его воинские и чародейские умения, а когда речь зашла о чародействе, и тебя вспомнили. - Кто о чем, голодный о еде, а Дайна все о воинском деле! - Борварт чуть улыбнулся. – Не женское это дело, я всегда тебе говорил. Ты же воин Слова, а не Меча! - Только потому, что женщинам не дозволено быть воинами Меча – хладнокровно парировала Дайна. – И вспомни, сколько раз нас с тобой спасало это не женское дело! - Ты так считаешь? – спросил Борварт. – А я считаю, что всегда дело могло бы решиться без лишнего боя. А ты тратишь на забавы с мечом время, которое вполне могла бы посвятить, изучая искусства и знания. Дайна отвернулась. Ей не впервой было выслушивать эти наставления. - А что вы говорили об Амбарморе? – поинтересовался Борварт, увидев, что его младшая напарница опять не намерена его слушать. – Мне рассказывали, что он отправился с отрядом иртха на юг, после того, как с ним поговорил Повелитель Воинов после военного совета. - На его долю выпало начать войну… - ответила Аэнни. – Он с небольшим отрядом пошел навстречу всему войску, осаждающему Твердыню. - Вот сразу видно, Аэнни, что ты мало понимаешь в военном деле! – вмешалась Дайна. – Отряд небольшой, поэтому незаметный. В сражения они, я думаю, не вступают, Амбармор даже по слухам не кажется мне дураком. Вот точно так же ходят ведь через осаду наши проповедники и менестрели! - Я думала, они ходят в других местах, через перевалы. Ну там, через Восточный Стык или через Полночную Седловину, вдоль моря или вообще в обход с востока. - На этих перевалах тоже охрана. Ты думаешь, где убили Гэлторна? Именно у Седловины. И вообще, нам ли с Борвартом не знать, где мы сами переходили рубеж много раз! Аэнни помолчала. - И давно вы в последний раз туда ходили? – спросила она наконец. - Шесть месяцев назад – ответил Борварт. – Сегодня как раз наступает вновь наша очередь отправляться в Нижний Белерианд. Как раз примерно там, где шел и Амбармор, ведь если он смог найти слабое место в постоянно обновляющемся кордоне осады, то там же пройдем и мы. Аэнни подошла к сидящему Борварту, чуть нагнулась и уверенно сказала: - Я иду с вами. Борварт не ответил – он и сам не ожидал от ах’къаллэ такого уверенного, не терпящего возражений голоса. Откуда это она такого набралась – от Амбармора, что ли? * * * Отряд медленно продвигался по ложбине уже третьи сутки. Она становилась глубже и превратилась в овраг с крутыми склонами, и заметить отряд можно было, только подойдя вплотную к оврагу. Глупо было бы надеяться, что такой удобный проход через кордон осады не охранялся, и уже на третью ночь они наткнулись на заставу. - Лягай! – раздался сдавленный шепот бежавшего впереди орка. Амбармор сбавил ход и бесшумно упал на живот, упали и орки – только уже не бесшумно. Эльф осторожно подполз по-пластунски с большому валуну, выпиравшему из склона оврага, и из-за него внимательно рассмотрел в лунном свете заставу. Это было довольно странное сооружение – нечто среднее между фортом и каменным мостом. Оно выглядело, как будто через овраг проложили мост, а под мостом возвели стены небольшого укрепления. Форт перекрывал движение по оврагу почти полностью, только в самом низу чернела труба, в которую уходил изрядно уменьшившийся с первого дня поток воды, текший по дну оврага. По бокам от трубы, чуть выше её, виднелись закрытые, окованные железом двери, а ещё выше в узких окнах-бойницах горел свет: форт не пустовал. На стене форта никого не было. На крыше-мосту стояли несколько лошадей, из сооружения туда вела лесенка. Форт казался неплохо охраняемым, но Амбармор знал, что неприступных крепостей не существует. Всегда должна быть какая-то слабость… Он прислушался, знаком велев оркам замереть. Изнутри заставы слышались шаги, голос и плеск воды, эхом отдавшийся в сточной трубе. Ага! Сточная труба и есть слабое место! Она сообщается с фортом, и через неё можно попасть внутрь… - Уртханг! – шепнул он. – За мной, в трубу – по-пластунски! Остальные, нападайте, когда откроются двери и Уртханг свистнет. Амбармор и Уртханг подползли к трубе, стараясь, чтобы их не было видно из бойниц. С легким всплеском две тени исчезли внутри черного полукруга трубы. Через десять шагов медленно текшая по полу вода озарялась бледным отблеском факельного пламени, падавшего сверху, и в этом свете была хорошо видна другая труба, уходящая вверх. Амбармор подполз поближе и взглянул наверх – уходящий вверх проход заканчивался железной решёткой. Запах от трубы исходил скверный, видимо она предназначалась для сливания нечистот. Он прислушался, услышав удаляющиеся шаги солдата и голос. - Слышишь, Борг! Там, с северной стороны, какой-то шорох! Сходи на стену да проверь, не орки ли полезли. - Да какие орки, ты что говоришь? Они бы сразу начали стрелять, вон Дайруин поднялся наверх, он бы заметил. Я лучше тут посижу, пока сотник не прикажет на пост идти – лениво отозвался другой голос. Люди, судя по наречию – жители дортонионских гор, судя по звону – в кольчужных рубахах и при мечах. Шаги отдалились, один из стражников хлопнул скрипучей дверью, другой просто отошел в сторону. «Пора!» - решил Амбармор. Он толкнул холодную, скользкую решётку, прикреплённую с одной стороны на петлях. Как и следовало ожидать, петли были не смазаны, и решётка противно скрипнула, откинувшись в сторону. Быстро! – Амбармор резко подпрыгнул, ухватился руками за края люка и уже был наверху. Помещение, где он оказался, представляло из себя небольшой коридорчик, освещённый несколькими факелами. Каменные стены, большие кованые двери с каждого из торцов, двери поменьше, люк и лестница наверх – и один толстяк в кольчуге, оторопевший от неожиданности. Понятно – толстяк, увидев эльфа, не воспринимал его как врага, его только удивило появление грязного как чушка Амбармора из люка. Он выбрался полностью, подошёл к стражнику, достал меч и тихо сказал: - Так, а теперь – бросай оружие. При этих словах из люка высунулась голова Уртханга. Челюсть толстого стражника окончательно отвисла, а сам он наконец увязал в своей голове недавний разговор о лазутчиках и появление нежданных гостей из дыры для слива, и только одно в его голове не укладывалось: что делает эльф среди его врагов? - Уртханг! – быстро сказал Амбармор. – Вылезай и готовься к бою. Их тут не меньше десятка! Долго просить орка не пришлось, и через несколько мгновений он уже был готов к бою. Солдат же, услышав этот приказ, понял наконец, что имеет дело с чем-то доселе для него неслыханным: эльфом на стороне Тьмы. - Нечистая… - испуганно крикнул он и бросил меч. Но на шум уже сбегались другие защитники заставы, и двое солдат ворвались в коридор, в тот самый момент, как Уртханг рывком открыл щеколду, запиравшую дверь наружу, пнул дверь и громко свистнул в два пальца. На Амбармора замахнулся было мечом стражник, бегом спускавшийся со стены, от стрел орков, которые дали залп из своих луков. Но тот увернулся и сделал быстрый укол своим мечом, и узкий клинок Хэлканара проткнул кольчугу дортонионца. Уртханг же в это время с громким «Х-хэк!» рубанул сразу двоих своей саблей – один из бойцов был отброшен к стене, споткнувшись, другой со звоном отбил саблю мечом. В открывшиеся двери с шумом ворвался какой-то орк, и Амбармор обернулся: Гром. Он держал в руках массивный топор, похожий на бердыш с двумя лезвиями. - И как ты этой дурой будешь махать в узком коридоре? – в сердцах крикнул Амбармор, отмахнув мечом направо. Удар стражника заставы был отбит, и эльф резко развернулся к нему лицом. Укол – и ещё одним противником стало меньше, и Амбармор благодарил судьбу, что на заставе не оказалось ни одного эльфа. Из открывшейся боковой двери показался ещё один боец, и Гром подскочил к двери и ткнул в живот вояке своей секирой, как будто в руках у него был ухват или лопата. Тот был сбит с ног, и в боковую комнату ворвался Уртханг, а Амбармор побежал к лестнице. Он быстро поднялся на стену и обозрел поле боя: орки его отряда уже врывались в заставу, а какой-то дортонионец уже поднялся со стены на крышу, служившую мостом через овраг, и отвязывал лошадь, стоявшую у коновязи наверху. Амбармор бросил меч и выхватил из-за спины короткий лук. Беглец уже вскочил на коня и дал шпоры; эльф же, надеясь на то, что тетива лука не промокла в трубе, вскинул его, наложил стрелу, натянул тетиву и выстрелил. Точно в цель! Стрела попала человеку в спину прямо напротив сердца. Всё, теперь этот конь повезёт по степи мёртвого всадника, а скорее всего сбросит тело в глуши и умчится на волю. Амбармор опустил лук, поднял с земли свой меч и направился вниз, чтобы убедиться, что орки оставят хотя бы одного пленного. Пленным оказался тот самый, первый встреченный вояка. Он сидел на полу, с испугом глядя на Грома и Уртханга, угрожавших ему оружием. Амбармор приблизился. - Как тебя зовут-то, горе-воин? – спросил он, чуть улыбаясь. - Боргил, сын Дайруина… господин… - промямлил толстяк. - Твои господа все остались там – Амбармор махнул рукой на юг. - Чем ты тут занимался? – продолжил допрос он. - Я обычный солдат!... – Боргил явно перетрусил. – Пожалуйста, не трогайте меня, я ничего не знаю! - Тогда зачем тебе жить, швыня?!! – громко прервал его Уртханг. - Уртханг, молчи – ответил Амбармор. – Сколько вас здесь было на заставе? - Двадцать человек здесь было постоянно… И ещё отряды по тридцать человек разъезжают между заставами. - Ну вот, а говоришь, ничего не знаешь. Сколько всего застав? - Не знаю! Я был всего на шести, сколько ещё – не знаю! - Сможешь нарисовать на карте положение этих застав? Через пять минут карта Амбармора украсилась изображениями ещё шести застав и надписями, обозначавшими количество воинов. - Так, а за заставами есть военные лагеря с войском? - Есть, но сколько – я не знаю! За чертой застав Амбармор нарисовал на карте большой круг, на котором приписал: «Войско. Уточнить». - Все нам с тобой ясно, кроме одного: что с тобой делать? – спросил он пленного. - А что тут неясного? – подал голос какой-то орк, сделав ладонью по горлу не оставляющий сомнений жест. - Он же беззащитен! – слегка рассердился Амбармор. – А ты мне свои порядки не устанавливай. Если бы тебя взяли в плен, как бы ты хотел, чтобы с тобой поступили? Подавший голос замолчал, не желая спорить с начальником, хотя такое рыцарство ему было явно чуждо и непонятно. - Вот что, Боргил. Пойдешь-ка ты до ближайшей заставы пешком через степь. К тому времени, как ты доберешься, мы будем далеко отсюда. Отпустите его! Орк отпустил пленника на свой манер – подтащил к двери и навесил пинка. Боргил не то чтобы вылетел – слишком тучным был – но скорее вывалился из двери и, вскочив, быстро побежал по равнине, споткнулся, упал, снова поднялся и, наконец, скрылся за холмом. * * * Отряд уже собирался покинуть маленькую крепость, чтобы отправиться дальше на юг, а Амбармор сидел на мосту, глядя на поле короткой битвы – овраг и степь. Первые жертвы новой войны… Гортхауэр говорил о падении королевства нолдор, а что – потом? Истребление всех до одного? Нет, Твердыне ни к чему править над пепелищем. Война не вечна, говорил Учитель. «Конечно же, он уготовал всем народам Белерианда счастливую судьбу – только почему-то забыл спросить их самих!» - иронически подумал эльф, обернувшись на шум. Гром. Орк поднялся на стену, крякнул, потер рукой задницу и уселся рядом с хозяином. - А, привет, хозяин. Вот ты все сидишь, задумался о чем-то. А нет бы делом заняться, собраться там в поход - он махнул рукой на юг. – Все уже собрались и готовы идти! - Мы сейчас пойдем, не волнуйся, Гром. Просто, понимаешь… думаю я, зачем все это? Представилось мне на мгновение – огонь и кровь, люди, эльфы, орки гибнут сотнями и тысячами в том сражении, час которого мы с тобой приблизим… - Ясно, что тут непонятного! – ухмыльнулся Гром. – Конечно же, мы их всех порвём, чего сомневаться. И людей, и эльфов. И я буду их рвать, и ты, хозяин, будешь. - Чего ради? – воскликнул Амбармор. – Стоит ли цель средств, и вообще, что это за цель? Нам Тано говорил – после победы над нолдор воцарится мир и спокойствие, а я говорю – не будет никакого мира! Никто не даст врагу врываться в свой дом, и люди будут бороться против угнетателей до конца – против нас! Эта война бесконечна, и закончится либо когда не станет нас, либо их. - Ну может быть – пожал плечами орк. – Мне-то что, я не какой-то там книжник. Мне сказали драться – я дерусь, а что да почему, не наше это дело, вот так. А кто сидит, думает и глазами лупает, вместо того, чтобы драться, того убивают. Работа такая – давай, убивай, а то тебя убьют, и чтоб я сдох, если это легкая работа. - Да, ты хороший солдат, Гром – ответил Амбармор. – Только этого мало. Каждый должен понимать, за что он сражается. - Хозяин, я не пойму, чего ты от меня хочешь? – удивленно воскликнул Гром. – Нас этому не учили! Зачем чего-то понимать, пусть такие как ты, умные, понимают… А мое дело маленькое. - Да я знаю… - вздохнул эльф. – Я не для того тебя держу, чтобы ты со мной в умствованиях тягался. Только учиться думать все равно надо, Гром, как ни крути. Может быть, когда-нибудь ты поймешь. Может быть… Может быть, когда-нибудь это существо поймет его слова. Только понимает ли он сам себя? Жизнь на удивление быстро расходилась со словами, которые он слышал в Твердыне, и вот уже замысел Учителя казался ему ошибкой. Может ли Учитель ошибаться? Или это – не ошибка, а незнание этих замыслов самим Амбармором? И значит – Тано либо дурак, либо не честен с ними, его рыцарями? Странные какие-то мысли лезут в голову. Странные и опасные. Если нолдор не правы, и Учитель тоже не прав, то кто тогда прав? «Да уж, это точно, я сам себя не понимаю!» – подумалось ему. Когда-то только покойному Гэлторну его мысли казались ересью, а теперь это зашло так далеко, что они противоречат и друг другу, и всему, чему черного нолдо учили когда-то в жизни – что в той, валинорской, что здесь, среди воинов Тьмы. Но ведь Учитель говорит – «Смотри своими глазами», и разве не это он имеет в виду?