Искра

Глава 10 Конец Первой эпохи, Хитлум На следующую ночь действительно ударил морозец. Жидкая грязь смерзлась, и подводы двинулись немного ходче. Было решено ехать именно по ночам, днем же отдыхать; не только из-за заморозка, но и скрытности ради. Под покровом ночи Амбармор, Утрад, Майканаро и Тень рискнули даже проехаться верхом на разведку. Утрад – на своем Писаре, Майканаро – на чалой кобылке смешанной породы, полу-нолдорской, полу-вастацкой, по кличке Гвилвелет - «Бабочка», Тень – на своем сером мерине-иноходце нолдорской породы, Бранноне. У Амбармора своей лошади не было, и Тень предложил ему взять любую из двух запасных, что перегоняли Дайн с Горви. Пегая кобылка выглядела непривлекательно и даже немного забавно, но, как выяснил Старший товарищ, проехавшись, была сильнее и выносливее буланого мерина. Как ее зовут? - спросил Амбармор. Как раньше звали, не знаю – пожала плечами Горви. - Я зову Крысой. Почему так обидно? Нрав у нее скверный – пояснила девушка. - Причем не как у красивых, сильных, норовистых жеребцов, а подленький. То об колючий куст тебя шарахнет, то под низкую ветку завернет, и только успевай нагнуться. Еще упрямая: бывает, не хочет рысить, идет шагом, и хоть ты тресни. А уж жевать любит... Шапку свою береги, Старший, не ровен час сжует. Странно – ответил Амбармор. - Подо мной ничего такого не устраивала. Да ты проехал-то на ней туда да обратно – хмыкнула Горви. - Хотя, может быть, ты ей понравился. Лошади вообще с эльфами ведут себя покладистей, но у атамана и Маэгнора уже есть скакуны. И впрямь, «Крыса» особого норова не показывала, а спокойно рысила вслед за Утрадом на Писаре. Всадники отъехали от обоза вперед; по бокам узкой труднопроходимой тропы в обе стороны глухой стеной вставал лес. Светила луна, и Тень с Маэгнором, ехавшие впереди, неплохо видели дорогу, как и их лошади: эльфийская порода, привезенная из Валинора, могла похвастаться кровью самого Нахара, жеребца Валы Оромэ, а тот, как известно, не боялся темноты Средиземья Предначальной Эпохи. Писарь же просто следовал за Бранноном, не пытаясь его обогнать. Тень и Маэгнор ехали без седла, а вот Амбармор решил все-таки поехать по-человечески: годы Дальних гор все еще сказывались на его теле, и старая рана, нанесенная когда-то в плечо рудничной киркой, от тряски разболелась. Ну почему «Крыса»? - сказал он своей новой кобылке. - Я не буду ее так звать. Я с ней познакомился в нарбелете-месяце, так и буду звать – Нарбелет. Нарбелет, тебе нравится? - он наклонился к уху лошади. Лошадь не обратила на него внимания. Или сделала вид, что не обратила. Чего мы плетемся, как побитые? - подал голос Утрад. - Давайте-ка рванем в галоп! И верно – отозвался Маэгнор. - Noro lim! Он на Гвилвелет рванулся вперед первым, за ним устремился Утрад на своем горячем жеребце. Он мог запросто обогнать Маэгнора, но Писарь неважно видел в рассеянном лунном свете. Амбармор и Тень остались в хвосте: иноходец Тени был хорош для дальней неспешной дороги, а вот в галопе проигрывал, а Старый Друг на своем пегом чуде так и рысил. «Крыса» - ой, конечно же, Нарбелет – не пожелала скакать быстрее. Старого чистого синдарина ты не понимаешь, наверное – сказал ей Амбармор. - А ну-ка, попробуем на гаурбет. Бегом, gnardaneth, быстро! Но! - и стукнул пятками по бокам. Это Нарбелет поняла, и наконец поскакала галопом, нагоняя удалившихся всадников. Правда, тут она все-таки показала норов: под первой же низкой веткой пегая кобыла не упустила возможности пронестись. Амбармор вроде бы увернулся, но ветка хлестнула его по щеке. Кажется, до крови. «Эй, эй, не так дерзко!» - подумал эльф, натянув поводья; лошадь перешла на рысь, потом на шаг, а затем и вовсе остановилась. Он осмотрелся. Утрад и Маэгнор уже ушли далеко вперед, а Тень остался позади и сейчас нагонял его. Стук копыт доносился тихо, и можно было различить и шум ветра в соснах и елях, и крики ночных птиц. Кракх! - раздался голос какой-то птицы над головой. Было похоже на воронье карканье, но не совсем. Если бы здесь была Аэнни, все детство которой прошло в лесах за Мглистыми горами, она без труда определила бы, кто кричал. Птица опустилась пониже и издала уже другой крик: "Ток, ток, ток!.." Амбармору вспомнились слова, от Аэнни же и слышанные. «Авари говорят так: если слышишь в лесу чей-то крик и не можешь понять, чей – это ворон». Аварэ знала, что говорила: пожалуй, только ворон обладает таким умением, изображать любые звуки вплоть до человеческой или эльфийской речи. Кое-кто, правда, говорил, что и ворону можно научить... но в природе ворона кричит всегда одинаково. У Амбармора был когда-то ручной ворон по имени Кару, подарок Борварта – собрата по служению в Твердыне и сотоварища по заговору. Птица была ученой, а с помощью осанвэ и чар эльф сумел выучить ее и того пуще: Кару умел запоминать все, что говорят вокруг него, и повторять, когда надо. Он помогал эр'таэро Черной Руки во многих делах лазутчика и разведчика: передавал сообщения, мог подслушивать незаметно и подсматривать с воздуха. Амбармор не видел своего ворона с той самой памятной ночи, второй ночи Нирнаэт: когда бунт рыцарей обернулся крахом и разгромом, птица улетела, словно почувствовав, что ничем уже не может помочь хозяину. Интересно, где же Кару сейчас? Ворон может прожить лет триста, и очень может быть, что он и сейчас жив. Летает где-нибудь да хохлится на дубу. Птица опустилась пониже, и теперь Амбармор мог ее рассмотреть. Да, это ворон. Большая черная птица села на ветку, ту самую, о которую так коварно попыталась соскрести всадника Нарбелет. Эльф тронул поводья и подъехал поближе к ветке. Что, дружок, голодный? - спросил он ворона. - Лети на север, туда, где крепость сгорела. Там тебе найдется пожива – проторговался кое-кто. Ар-рталлах – хриплым басом отозвался ворон. - Ар-рталлах, отпр-равь знамя «Аханаггер-р». Тр-ри кр-реста. Амбармор не верил своим ушам. Кару? Ворон повторял перед ним обрывки того самого послания, которое он сам когда-то в отчаяньи послал знамени Черной Руки из Шутовской Башни. Тому самому знамени, которое, как он тогда надеялся, доберется до Тол-ин-Гаурхот и помешает беззаконной казни пленных. Кару?! - воскликнул он. - Это ты? Как ты меня нашел? Кар-ру хор-рошая птичка. Кар-ру хочет кор-рочки – сказал ворон и внезапно продолжил голосом Саурона: - Амбар-рмор тер-ряет довер-рие. Снять с Р-Руки и пер-ревести лор-рдом-наместником за Синие Гор-ры. Да, действительно, было такое предложение, и высказал его Гортхауэр Мелькору незадолго до Нирнаэт. Война помешала им избавиться от опасного вольнодумца тихо и мирно, задвинув в правители далекой восточной окраины Короны Севера. В тогда еще только что взятый у гномов Гундабад или вовсе в Серые горы, где нет золота – чем дальше, тем лучше. Нет, но надо же! Случайно ли встретился ему на ночной дороге старый друг? Эльф был очень рад снова видеть свою ученую птицу. Он спешился и подошел к ветке. Кару изменился за эти сто лет: стал как будто грузней, растрепан и более неуклюж, чем раньше, но это, без сомнения, был он. Посмотрев ворону в тускло поблескивавшие в лунном свете глаза, Амбармор потянулся к нему мыслью и вошел в осанвэ – и его разум тут же переполнил поток образов, виденных птицей за прошедшие годы. Вот ворон летит над холмом, заросшим серегоном, и видит с высоты, как по склону поднимается высокий черноволосый человек, а в руке у него – уродливый, тяжелый гномий шлем. Турин, сын Хурина, тогда еще совсем недавно узнавший о том, что есть такая «Искра»... Вот большой отряд гномов выходит из леса, с обозами, груженными сокровищами. А вот поджидают их зеленые эльфы и однорукий человек. Убийцы Тингола и грабители Дориата – и Берен, их поджидающий... Вот горная тропа, а по ней движется толпа перепуганных беженцев – все нолдор, и только один – человек. А позади из разоренной сокрытой долины поднимается дым: это горит Гондолин. И тут ты был, дружок... А вот и рати Запада надвигаются с моря, высаживаются на берег, где когда-то стояли гавани Кирдана. Это было сорок лет назад, тогда-то и началось нынешнее противостояние. Весь роковой, грозовой шестой век Первой эпохи пролетел в голове Амбармора, виденный глазами старого ворона. И последний, самый свежий образ – Кару летит над лесом, завидев вдали пламя пожара. Это горит крепость Вайхаз. Да, он уже поживился продажным дхол'таэро. И, видимо, это все же счастливая случайность, что среди виновников пожара и разгрома оказался его бывший хозяин. Ну, сядь сюда, дружок! - сказал Амбармор, подставив руку, и ворон, хлопнув крыльями, перебрался к нему на руку. На правую, обожженную руку. Да, и впрямь потяжелел. Немудрено ворону потяжелеть в эти-то черные годы. Левой, здоровой, Старший Товарищ погладил старого друга по головке, потрепал слегка. Ты смотри, не одичал совсем, позволяет, как и раньше... Эгей! - окликнул со стороны обоза Тень. - Что это там у тебя, Старший? Изволь видеть, атаман – отозвался Амбармор. - Старого доброго друга встретил. Ворон? - удивленно спросил нолдо-разбойник. Ворон, как видишь. Звать Кару. Служил мне в той, прежней жизни – то лишней парой ушей, то лишней парой глаз, а порой и собеседником, когда и поговорить не с кем. Как попался мне снова – сам дивлюсь. Ворон басовито каркнул, кашлянул и сказал голосом Берена: Ядр-рена вошь! - а затем: - Gnar-rdaneth lin! - это уже голосом Турина Турамбара. Кару? - сразу узнала птицу Аэнни, когда они вернулись к обозу. - Ты как нас нашел? Случайно он нас нашел – ответил Амбармор. - Летит-летит над Вайхазом, видит – кушать подано, да еще в жареном виде. Кто это обед ему пожарил? А это мы обед ему пожарили. Кару, старая курица! - радостно заревел Гром. - Жив еще, не пустила тебя в похлебку голодная вастацкая голытьба? Кар-ру не кур-рица – ответил ворон. - Кар-ру вор-рон. - и хрипло каркнул, после чего издал совсем уже непонятный звук. Потешная говорящая птица сразу развеселила весь отряд. Поворочавшись спросонья, хохотнул кузнец Борондир, заулыбался Дайн. Лошади удивленно заржали. А что еще может твой друг, кроме как веселить нас и навевать на тебя воспоминания? - спросил Тень. Многое он может – ответил Амбармор. - Во-первых, нам можно будет больше не выставлять дозоры и охранение в походе: он осмотрит дорогу с высоты и предупредит нас, если увидит чернокопытных. Во-вторых, он прекрасный гонец, в-третьих, неприметный соглядатай. И наконец, если мы встретим еще воронов, он может поговорить с ними. Кто знает – а вдруг пригодится такая возможность? Со стороны маленького костерка подошел Форк, держа руками, обернутыми дерюгой, парящийся котелок. Нате, волчьи головы, держите – сказал он. - Пока вы ездили, соорудил, штоп не зябко было. Неужели морнелас? - недоверчиво спросил Амбармор. - Где достал? Или опять морковник? Ну нет – покачал головой Форк – это не морнелас, не настолько мы нынче богаты. Но и не морковник, обижаешь, Старший. Кипрей это. Попей его, небось не доводилось там, на Севере. Кипрей? - переспросил Амбармор. Там, в Нибельхеле, до него доходили слухи о том, что гаурвайт стали варить взвар из этой травы, так обильно растущей на пожарищах, но на вкус пробовать кипрейный морнелас ему еще не доводилось. Наша трава, Старший – кивнул Тень. - Не знаешь, что ли? Нет другой такой гаурвайтской травы. В Твердыне любят маки да полынь, а мы кипрей любим. Растет он там, где жили люди, да сожгли их дома сволочи, коронные ли или же просто разбойные; редок был до войны, только на природных гарях рос, а сейчас каждой весной, каждым летом видишь этот лиловый цветок. И впрямь сродни нам кипрей – ответил Амбармор, отхлебнув взвара из деревянного ковшика. Вкус был немного не похож на морнелас, но отменен. - Мы ведь тоже там, где пепелища, с них родом. Какое-то время они молча пили кипрей, глядя на огонь. Кару взлетел на ветку, помня еще старую выучку: следить с высоты и каркать при виде опасности, поэтому они не беспокоились об охотниках за головами, "ночных сотнях" и прочих коронных страхах, могущих прервать спокойный отдых у костра. Тень, впрочем, с полчаса еще озирался на малейший шорох, но в конце концов отхлебнул остывшего кипрейного взвара из чашки и задумался, глядя на разгорающиеся огоньки пламени. - Скажи, Старший — наконец спросил он. - Помнишь, там, у Полночной Седловины, ты говорил нам речь? - Да, конечно - рассеянно ответил Амбармор. - А почему ты спрашиваешь? - Ты произнес слова, которые мне запомнились. Я размышлял над ними, и хочу спросить. Ты говорил так: "Сами ли мы очистим мир от Искажения, или же Единый это сделает нашими руками - об этом пусть любомудры ломают головы". - Верно, именно так - кивнул Старший Товарищ. - Именно это мы и делаем здесь, в "Искре". - Но как? - переспросил Тень. - Я не понимаю. Ты собираешь гаурвайт, "волчьих голов" - гнутых, как ты сам сказал. Разбойников, отребье - прости, но мы именно что разбойники. И ты говоришь, что разбойники сотрут то, что принес в мир Мелькор? Мелькор! Мы воюем, и это я понимаю. Драться, головы резать - это то, что разбойник и впрямь может. Но исцелять, да еще целый мир? Амбармор не отвечал несколько мгновений, выдерживая паузу. - Скажи-ка мне - наконец ответил он. - Кто такой целитель? Тот ли это, кто надувает щеки и раздает советы? Или же это тот, кто прежде всего способен исцелиться сам? - Ну, надувая щеки и раздавая советы, трудно прослыть целителем - ответил Тень. - Так же и здесь. Тот, кто, сам мало зная о том, каков жестокий мир и каковы жестокие создания, в нем живущие, начинает строить белые города и учить светлому любомудрию, не стоит и жмени расписок: его втопчут в грязь, им вытрутся и оставят умирать, лежа на земле, которой он не понимал. Вот Финрод был - и где теперь этот Финрод? Мы - другое. Мы сами - плоть от плоти этого искаженного мира. И если мы сумеем исцелить себя, нам станет ясно, чем исцелить и мир вокруг себя. Скажи-ка мне, Тень: ты ведь был здесь лет этак семьдесят назад, или восемьдесят. Вспомни, скажи: какими были тогда гаурвайт? Тень поежился при воспоминании. - Звери - проговорил он. - Хуже зверей. Может быть, хуже орков. Насиловали, грабили мирных крестьян, шайка на шайку грызлись... - А каковы гаурвайт сейчас? Оглянись вокруг. Наши друзья, соратники - неужто они такие же? То-то же. А кто это сделал? Кого благодарить надо? - Нас... Турина, меня, прочих атаманов. Факельщиков, конечно. Тебя, Старший, за то, что все это выдумал. "Искру", в общем. Тех, кто их научил жить по-другому, дал им цель - нетвердо ответил Тень, на ходу пытаясь понять, что же имеет в виду собеседник. - А почему нам это удалось, можешь мне сказать? - лукаво прищурившись, спросил Амбармор. Тень не ответил. - А все дело в сопротивлении злу - с улыбкой ответил Амбармор, отхлебнув еще кипрея. - Пока гаурвайт убивали друг друга и простых крестьян, они были и впрямь как волки. Теперь, когда они обратили оружие на слуг Севера, они стали сотоварищами. Почему? Потому что Корона Севера - зло. А тот, кто сопротивляется злу, оправдывает себя, поднимается над собой прежним. Сопротивление злу и, особенно, его наивысшее обличье - восстание, облагораживает, зверя делает человеком, а сотоварищей - братьями. Восстание - сверкающая молния, восстание - прекрасное лицо, озаренное гневом рока, восстание - ослепительно яркая искра, взлетевшая радугой посреди сырого мрака! И именно поэтому только мы, те, кто повернул оружие против зла, сумели объединить гаурвайт: зло по природе своей некупно, и только кнутом да виселицей большой лиходей может удерживать мелких в подчинении. Добро же к добру завсегда тянется. Что все это значит? А то, что исполняя свое первое предназначение, раздувая пожар восстания, "Искра" осуществляет и второе - очищает души человеческие. - И ты полагаешь, что, когда наше восстание победит, люди станут неискаженными? Что-то слабо верится - покачал головой Тень. - Искажение, Старший, такая вещь, что его саблей никак не вырубишь. Не на кого конной лавой скакать... - Ты недослушал - перебил его Амбармор. - Дослушай сначала, а уже потом спорь. Победа восстания будет означать лишь первый шаг в очищении. Когда все люди - ну и эльфы, я полагаю, но в первую очередь все же люди - станут друг другу братьями в едином восстании и одолеют всех тех врагов, на которых скакать конной лавой возможно - это будет только первый шаг. Дальше нам предстоит иное. - Что же? - Да то же, что сейчас эти, на Баларе делают. Думаешь, почему они сорок лет сидят на месте и не наступают? Я думаю вот что: они ждут, пока поколение сменится полностью. Пока вырастет новый человек, целый народ новых людей, с детства знавших только чистую, свободную землю. Когда останутся позади, доживая последние годы, последние из тех, кто помнит, каково оно было - под Тенью, тогда-то это воинство - да что там воинство, новый народ Высоких людей! - и пойдет в бой. То же предстоит и нам. После того, как мы победим во всех восстаниях и порубаем в капусту всех врагов, нам предстоит вырастить поколение свободных людей. Людей, не знающих, что такое жестокость, алчность, предательство и ложь. Но наш новый человек пойдет дальше, чем тот, которого растят рати Запада. Он будет неостановим в своем стремлении к справедливости, и он будет обладать знаниями, чтобы изменить весь мир, до самой малой его частички, вымарать всю грязь, которой пропитал его сам знаешь кто. Он будет знать многое: тайны природы, которые ныне известны только разве что самим Валар, тайны собственной души... Одного лишь он не будет знать: каково это, быть рабом... или хозяином раба. Каково это, гнуть спину на самозваного и самовластного хозяина, не важно - из-под кнута ли, за золото ли... И каково это, быть таким хозяином. Вот за что, за какое будущее дерется "Искра". И вот как будет исцелен мир. - Но почему ты не рассказываешь об этом всем? - потрясенно спросил Тень. - Почему никто из нас этого еще не знает? - Факельщики знают - пояснил Старший Товарищ. - Я писал им в своих письмах. А почему они молчат? Да потому, что я не уверен - поймут ли их, если они начнут проповедовать. Ведь кто наша опора, наш главный сотоварищ? Раб, крестьянин, мельник, кузнец, сельский мастеровой... Ну и разбойник, хотя это временно, ведь природный разбойник нам попутчик разве что до первого поворота. Все они не знают ни что вообще такое Искажение, ни кто на самом деле такой Мелькор. Они засыпают, когда слышат длинные речи. Им надо по-простому: "Искра" - чтоб всех господ на вилы. Это им понятно и приятно, об этом они сами мечтают. А уже потом, когда силы будут - тогда учить их будем, купно. Просвещать. Когда чернокопытных разобьем. А теперь давайте-ка на боковую. Через четыре часа наша стража, и я не хочу, чтобы кто-то клевал носом... Документ, найденный роквэном Хурином Алдарионом в Закрытом зале Королевского скриптория Арменелоса в 1711 году Второй Эпохи Эр'таэро Черной Руки Торну из Воронов — от воина Знания Твердыни Марва, сына Марва из рода Арнемара, советника Черной Руки по письменам и почеркам Сего дня мною было получено письмо, найденное при обыске изменников из крепости Эйтель и, по всей вероятности, написанное «Аран-а-Нанта» своим последователям. Я горжусь тем, что мне выпала честь впервые исследовать письмо, написанное этим загадочным преступником, и надеюсь, что сделанные мною выводы облегчат выяснение его личности и ускорят его поимку. Первое, что бросается в глаза — это чернила, которыми написано письмо, а их два рода. Первые чернила — самые дешевые или, что вероятнее, самодельные, безорешковые, из сажи. Поэтому часть записи стерлась и трудно читается. Вторые — невидимые, состав которых мне неизвестен, но получатели уже проявили эти чернила, что и позволило прочитать сообщение. Оно написано на оборотной стороне по отношению к явной записи. Письмо, написанное явными чернилами, не несет особого смысла, и представляет собой описание мирной жизни в некоем селении, написанное от лица живущего неподалеку книжника; по упомянутым подробностям можно заключить, что описано людское селение в Белерианде довоенных или межвоенных времен. Письмо, написанное невидимыми чернилами, представляет собой ценные указания эйтельским изменникам, о том, кому и куда рассылать другие сообщения. К сожалению, названия получателей и мест даны неизвестной тайнописью, и распутать цепочку писем через них пока нельзя. Обе записи сделаны тенгваром Феанора с техтами, одним и тем же почерком: мелким, слегка угловатым и приметным (писавший с удивительной скрупулезностью проставляет техту «а» везде, где она требуется). Палочки (телкор) также имеют приметный вид — вытянутые и слегка изогнутые, как в тай-ан; создается впечатление, что писавшему привычно писать не только тенгваром Феанора, но и тай-ан. Также достойна внимания бумага, тряпичная, явно самодельная, светло-серая с мелкими темно-серыми разводами. Подобные разводы бывают на бумаге, сделанной из непрогоревших обрывков ткани, извлеченных из костра или печи. Из описанного мною можно сделать следующие выводы. Во-первых, писавший весьма стар, более стар, чем может прожить человек. Это подтверждает и старомодная манера писать с техтар, вышедшая из обиходного употребления в Белерианде уже около ста лет как, и довольно точно данное описание мирной жизни довоенной эпохи в явном письме. Этим выводом опровергается предположение, будто бы Аран-а-Нанта — это последовательность из разных людей под одним именем. Это одно существо, которое уже было взрослым до того, как проявило себя под этим именем и с тех пор не сменялось. Следовательно, это может быть либо гном, либо эльф. Во-вторых, писавшему явно незнакома мирная жизнь от Решительной Победы и после того, иначе бы он вписал в качестве явного письма, скрывающего тайное, нечто более близкое к нашему веку. В-третьих, писавший либо является вспомнившим Эллеро, либо получил образование в Аст Ахэ, так как в его почерке прослеживается влияние тай-ан. В-четвертых, писавший, вероятно, терпит известные лишения и не может себе позволить орешковые чернила и хорошую бумагу. Если совместить это с тем, что мы знаем об Аран-а-Нанта (в первую очередь, это приблизительный год первого появления), то можем отсеять некоторых личностей, которые в противном случае подходили бы под все выдвинутые мною предположения (например, Ахэир-Майканаро, о котором правдиво все, написанное мною, но о котором доподлинно известно, что свою деятельность среди гаурвайт он начал позже, чем мы впервые услышали об Аран-а-Нанта). Среди лиц, которые по предположениям Черной Руки могли бы являться этим сокрытым мятежником, до недавних пор не подходил под мои предположения ни один. Однако недавно со слов Учителя стало известно, что бывший воин Черной Руки Къонахт (Амбармор), ссыльнокаторжный, все эти годы сохранял ясность рассудка и силу воли, в то время как мы полагали его утратившим эти качества рабом. Вместе с тем Амбармор прекрасно подходит под все сделанные мной предположения о написавшем это письмо. А потому прошу выдать мне из скриптория Твердыни образцы грамот, написанных им в бытность его воином Черной Руки, в целях сличения почерка, дабы удостоверить или опровергнуть мое предположение. Марв, сын Марва из рода Арнемара, воин Знания Твердыни. Внизу письма стоит виза: «В скрипторий: выдать Марву из рода Арнемара любые записи, которые он попросит, БЫСТРО, БЕЗ ПРОВОЛОЧЕК. Э.т.Ч.Р. Торн из Воронов» 456 г. Первой эпохи, весна. Аст Ахэ. «Штандартенфюрерам СС, Штирлиц, запрещено бегать. В мирное время это вызывает смех, а в военное – панику». Приписывается Мюллеру. Высокий коридор Твердыни кончился, сменившись пролётом лестницы, уходящей вверх. Через узорный витраж лестницу освещал рассеянный свет, а негромкие, еле слышные шаги Амбармора все равно отдавались эхом. - Амбармор! А я тебя ищу! - окликнул его голос сверху. Халль, молодой рыцарь Аст Ахэ, недавно прошедший через ученичество, крепкий, с длинными, волнистыми тёмными волосами, спускался по лестнице ему навстречу. - Повелитель Воинов послал меня собрать всех военачальников Твердыни из-за какой-то важной новости. Похоже, намечается что-то вроде военного совета. Тебя одного не хватает, хотя Гортхауэр, кажется, хочет начать без тебя. - Где он? - переспросил Амбармор. - Где обычно, в зале собраний. Ты здесь куда дольше меня, не мне тебе рассказывать, где это. Быстрыми шагами, кивком попрощавшись с Халлем, Амбармор побежал наверх, быстро, вприпрыжку преодолев лестничный пролёт, и зашагал к залу собраний. Прислушавшись, он понял, что в зале уже собралась вся воинская верхушка Твердыни - воины Меча, начальники и сам Гортхауэр. Его громкий, низкий голос уже был слышен здесь, в коридоре. Амбармор постарался войти в зал потише и проскользнул на свободное место. Гортхауэр прервался и смерил Амбармора тяжелым взглядом. - Айкъет’таэро, я, кажется, хотел собрать всех вместе, а не по одному. Ради тебя, что, отдельно начинать? - Повелитель Воинов, Халль только сейчас сказал мне о собрании! - выпалил Амбармор, привстав. - Что ж, я знаю, что он нерасторопен - казалось, чуть смягчился Гортхауэр, хотя по его непроницаемому лицу трудно было что-то понять. - Но повторять не буду, благо что я только начал. Итак, сегодня двадцать четыре года с того дня, как посол Твердыни Гэлторн, отправившийся на юг, привезён тяжелораненым. Рана, как вы помните, была нанесена королем нолдор, Финголфином, не в бою, а подлым ударом во время переговоров, и оказалась смертельной. Почтим его память. В зале повисло молчание. Амбармор тоже тяжело вздохнул – он в свое время неплохо знал погибшего, целителя и воина, наставника Аэнни, хоть не всегда и не во всём они сходились во взглядах... Библиотека Твердыни - длинные ряды книжных полок, пыль времен на хранилищах знания... Он листает летописи Аст Ахэ, и хроники погибшего народа Эльфов Тьмы... - Смотри, Гэлторн - тут написано, что мой отец, Ахтэнэр, был распят вместе со всеми по приказу Валар! А моя мать говорила мне другое, да и не родился бы я на свет, если бы все было так как тут пишут! - Нельзя быть таким подозрительным, Амбармор. Учитель был ослеплён горем, и ему было тяжело даже смотреть на роковые скалы, не то что пересчитывать поимённо всех, кто к ним был прикован - качает головой целитель. - Он тоже может ошибаться! - Нет, всё равно не сходится! Почему же тогда одних казнили, а других, как Мириэль с братом, оставили? Не стыкуется, Гэлторн! - Что ты хочешь этим сказать? - удивленно смотрит на него Гэлторн. - Что здесь пишут неправду? «Да!» - хотел было ответить он, сам удивляясь своей уверенности. Почему - он не знал, но... - Нет... - произносит Амбармор. - Я удивляюсь. Я просто удивляюсь, думаю, почему такая явная ошибка ещё не исправлена. - Знаешь, Амбармор... Не стоит думать об этом. - Что значит «не стоит думать»?! - от волнения Амбармор чуть повышает голос. - Тано же сам говорит, мол, смотрите своими глазами, думайте сами, а не повторяйте за другими, и - «не стоит думать»? - Ты многого не понимаешь, и я желаю тебе только добра - спокойно, настойчиво повторяет Гэлторн. - Давай больше не говорить об этом... Молчание закончилось, и Гортхауэр снова заговорил. - Это было не просто проявление подлости и жестокости, воины - это, я считаю, было сделано сознательно. Финголфин хотел заставить нас выйти на поле битвы, вызвать в нас гнев и ярость - как вызвало их в самих Нолдор похищение Сильмариллей. - Так почему мы все ждём? - вырвалось у какого-то молодого воина, помощника Гортхауэра. - Разве у нас не хватает сил, чтобы справиться с ними? - Видишь ли - обратил взгляд в его сторону Гортхауэр - военная наука - это намного большее, чем просто «стенка на стенку», как в забавах деревенских мужиков. Искусство побеждать вовсе не в том, чтобы утопить врага в своей крови, а в том, чтобы добиваться своего, не сражаясь! Смотрите. Нолдорский Белерианд под предводительством верховного короля Финголфина - единая держава, как и наша Корона Севера. Если мы будем просто наступать на них, платя жизнью десятка ирхи за каждого убитого белериандца - эльфа ли, человека - ещё неизвестно, чья возьмёт в этом бою. Мы же на протяжении всего Долгого Мира вели с ними совсем иную войну. Пояснить? Не дожидаясь ответа, фаэрни продолжил: - Представьте, что вы, облаченные в доспехи, стоите с мечами, ожидая вражеского воина. Но вместо него на вас летит рой диких пчёл! Они забираются в доспехи и кусают вас, и вы отступаете, хотя каждая пчела по отдельности намного слабее вас. Так и мы - вместо того, чтобы наступать на врагов огненным валом, мы предпринимали множество мелких шажков - посылали проповедников и менестрелей, распространявших наше слово и знание, вооружали и кормили урухов-степняков, совершавших набеги из Лотланна и Синих гор, демонстрировали мощь Твердыни в набегах на заставы, особенно в крайний раз, когда нашим союзником стал Золотой Червь, первый из Драконов. Каждый из этих шагов по отдельности для нолдор - ничто, не угроза, но они были постоянными и держали их в напряжении - и это несмотря на непрекращающуюся осаду Твердыни! Впрочем, они тоже мастера плести сеть из таких ударов - и убийство Гэлторна было именно таковым. А вслед за нолдор на нас ополчились и дориатские синдар, которым Твердыня никогда не угрожала, они собрали летучие отряды под предводительством некоего Даэлина, которые охотятся за нашими проповедниками и воинами, проникшими в Белерианд сквозь осаду в Бретиле и землях Нижнего Белерианда. Десяток на одного, и воюют они исподтишка, стрелами из-за кустов, будто разбойники - и куда подевалась хвалёная эльфийская гордость? Всё это ведёт к одному - они склоняют нас к гневу, что вспыхивает, подобно внезапному пламени... - Так давайте же решим, когда наступать! - пробасил Даннвег, единоначальник стрелков Твердыни. - Погоди, старый вояка! - чуть улыбнулся Гортхауэр. - Во-первых, сейчас мы в очень невыгодном положении. Оброка с земель Короны не хватает на то, чтобы кормить всех иртха - а сами они плохие пахари, и костяк нашего войска живёт впроголодь. А нолдор выстроили цепь застав по всей степи Ард-Гален, и просто расстреляют наших бойцов, выходящих из ворот - если впереди их не пойдут силы более могущественные, нежели иртха. Во-вторых, нам нужно разведать точные планы их укреплений вдоль Ард-Гален и узнать всё об их войсках в Дортонионе - ибо именно туда будет направлен первый удар. Без знания грубая сила - ничто. Только после этого мы нанесем удар - но нанесём его с умом. Знаете, что я имею в виду? Представьте себе, что перед вами сложенная из камней преграда. Вы можете бить по ней тараном, разбивать её молотом - но есть способ лучше. В каждой стене есть краеугольный камень, вытащив который, мы сделаем слабой всю постройку. В королевстве Финголфина такой камень есть, и это - само их общественное устройство. Оно подобно лестнице: у Финголфина есть вассалы - Финрод, Фингон, Маэдрос, у них - свои, уже людские князья, у тех - их наместники и рыцари. Это устройство пока сильно, но с падением верховной власти оно разломится на части! Их единая держава по сути превратится в три более слабых. Гондолин после смерти Финголфина отколется первым, не сохранив никакой связи с другими королевствами. Дальше Белерианд развалится натрое: Нарготронд, Хитлум с Дор-Ломином, а поодаль, отрезанный клином наших войск в Дортонионе - Химринг, цитадель феанорингов. И с этими последними у меня и Учителя связан особый замысел. Вы все, конечно же, знаете про их клятву, только не все из вас умеют читать между строк. А прочесть там можно многое - ведь клялись они ненавидеть не нас с вами, а всякого, кто владеет Сильмарилями. Пока это именно мы, но представим себе на миг, что Учитель поддался и позволил врагам - не феанорингам! - захватить один из Камней. Я прекрасно знаю притягательную силу Камней и уверен, что новый хозяин не захочет отдавать его сыновьям Феанора. А теперь ответьте мне на вопрос: у кого легче отнять Камень, у нас или у ничего не подозревающего союзника? - Так мы вызовем среди них раздоры? - вырвалось у Амбармора. - Именно. Это будет вторая резня в Альквалондэ, и содружество королевств эльфов, ставших уже не пальцами одной руки, а независимыми уделами, распадётся окончательно. И тогда уже мы нанесем им удар, после которого их слава и титулы перестанут что-либо значить. - Но это же против чести - стравливать их друг с другом! - А они, Амбармор, воевали с нами честно? Где была их честь, когда они разгромили народ твоего отца? И где сейчас их честь, когда они убили Гэлторна и убивают поодиночке других наших рыцарей, отправившихся на юг? Я составил этот замысел не потому, что отбросил в сторону честь ради скорой победы, а потому, что наши враги - из тех, кто не поймёт чести - голос Гортхауэра был несколько раздражённым, отчасти и на Амбармора. - Сейчас мы обсудим военные планы и на сегодня разойдёмся... а тебя, Амбармор, я попрошу остаться. * * * - Ты внимательно меня слушал на совете, Амбармор? - Гортхауэр сейчас смотрел ему в глаза, и большого напряжения стоило не отвести их, но и пытаться отвести было неприятно. - Я говорил о необходимости разведать положение в Ард-Гален и Дортонионе, без чего мы не сможем наступать. Все эти тлеющие войны, о которых я рассказал, хороши до поры до времени, но пора перейти и к настоящей войне. - Да, Повелитель Воинов. - Так вот, если ты так не любишь ничего, что было бы «против чести» - самое время и для тебя перейти к честному бою. Разведку боем на юге проведёшь именно ты. Амбармор молча смотрел на Гортхауэра. - Возможности твои будут ограничены, поэтому в бой как таковой старайся не вступать. Из прочих рыцарей Аст-Ахэ с тобой не пойдёт никто, из своих ирхи можешь взять кого хочешь, только не много. Впрочем, это твоё дело. Хоть один иди, да так наверное и проще будет - твои эльфийские ушки были бы тебе вроде сказочного плаща-невидимки для войск нолдор и их союзников-людей. Ах да, я забыл, ты же не любишь, когда против чести... Так вот, разведай их укрепления и заставы, набросай их план и принеси мне. Найди все сведения, что сможешь достать, и придумай способ доставить их в Аст Ахэ, и мы за вознаграждением не постоим. - Что-нибудь ещё, Повелитель? - негромко спросил Амбармор. - А что тебе нужно ещё? Это всё, что необходимо, чтобы построить планы наступления. Подготовка займёт длительное время, зато в итоге мы сможем навсегда смять их осаду! Приказы ясны? - Да, Повелитель воинов. - Вперёд. Выступаешь не позже завтрашнего дня. Удачи. Лестницы вниз... Снова коридоры, снова лестница... Посередине лестница перегорожена знакомой решёткой. Молодые рыцари Аст-Ахэ, вчерашние оруженосцы, отдают ему приветствие, орк по ту сторону решётки крутит лебёдку, открывая проход... Пыльные, немытые ступени - сапоги Амбармора оставляют на них следы. - Ты, подойди сюда - бросил Амбармор орку у лебёдки. - Нет, не ты, а ты! - какой-то орк снизу тоже подбежал, услышав голос Амбармора. - Ладно, раз уж и ты подошёл, поработаете вместе. Хотите, я вам расскажу, что будет через два часа? Орки молчали. - Через два часа я поднимусь обратно и удивлюсь: надо же, совсем недавно тут была пыль и грязь, а сейчас всё отчищено до блеска! Решётка с лебёдкой была ржавая и скрипела, а сейчас отчищена, покрашена и ходит бесшумно. И два охламона, что стоят у решётки, одеты в чистое и не пахнут, как скотный двор. И если вдруг окажется, что дар предвидения меня подвёл, вы будете языками вычищать эту лестницу! - Будет сделано, господин рыцарь! - орки побежали куда-то вниз, видимо за мётлами. Амбармор последовал за ними. Судя по шуму, доносившемуся с плаца, строевые занятия были в самом разгаре. Спустившись на плац, он увидел несколько сотен орков, с гвалтом и бряцанием оружия бежавших по кругу. Все - из его тысячи. А где, интересно, остальные? - Шагом! - Амбармор едва не ошалел от рёва, донесшегося откуда-то слева. Гром, кто же ещё! Никто другой так орать не умеет. Никто другой не перекричит сотен топочущих, гремящих и сквернословящих одновременно орков. И верно, они встали на месте и принялись вертеться туда-сюда - что, мол, случилось. Да, очень похоже на старого лодыря Грома - стоять поодаль, когда все бегут, мокрые от пота. - Стой, раз-два! Наконец ближайшие орки разглядели, кто вошёл в зал, и нестройно прокричали неразборчивое приветствие, за ними, расслышав - те что сзади; каждый орал по-своему, и разобрать их дружный рёв было невозможно. Наконец шум стих, и наступила тишина. - Стррой-ся!!! - раздался из середины приказ кого-то из сотников, и орки постепенно начали образовывать какое-то подобие рядов. Выстроившись по сотням, они тяжело дышали и смотрели на Амбармора. - Уртханг! - окликнул Амбармор орочьего полуголову, проводившего занятия. - Мне нужно три десятка лучших бойцов нашей тысячи для вылазки на юг. Уртханг, здоровенный орк с длинными, толстыми, как стволы молодых деревьев, ручищами, принадлежал к породе «великих орков», балорхов. Насколько Амбармор знал, этих орков выводили нарочно, почти как породы собак или скота, для того, чтобы командовать обычными, и они были настолько сильнее, ловчее, выносливее и, далеко не в последнюю очередь, умнее простых орков, что поначалу сталкивавшиеся с ними в бою эльфы считали их и не орками вовсе, а кем-то вроде демонов в орочьем обличии. Учитель заверил его, что это не так, но о подробностях их выведения рассказывать не стал, упомянув только о большей, чем обычно, доле человеческой крови в этих существах. Впрочем, первые из них вполне могли быть Майар, но нынешние балорхи были их всего лишь отдаленными потомками. Наиболее известным среди них считался Болдог, который, как и Амбармор, командовал сейчас войском в тысячу сабель, и по его имени зачастую называли и всю породу. - Тано, а орки - откуда они? - Это те же самые эльфы, Амбармор, только подвергшиеся искажению страхом после того, как они столкнулись с Пустотой - отвечает Мелькор. - Когда-то часть их племён приняла законы, следуя которым, они не плодились до бесконечности и не враждовали с природой, это те самые северные иртха, потомки которых и поныне служат в войске Твердыни. Прочие стали кочевниками, разбойниками, налетчиками, и обитают ныне на севере Синих гор, в Лотланне и на Востоке. Среди этих прочих есть два племени - уруг-хай, которые внешне схожи с иртха и отличаются только беззаконием, никто им не указ, и даже нас они скорее боятся, чем подчиняются, но тем не менее среди самих себя они порядок держат и атаманов своих слушаются; и урухи - мелкие кочевники, которые вообще ничего и никого слушать не хотят, кроме собственного желания пожрать, поделить награбленное и пожечь все, что горит, перед этим вынеся все что жечь жалко, сбитые в мелкие шайки, где правят сильнейшие - иногда в роли последних выступают уруг-хай. Мы время от времени используем их как наёмников, с тем чтобы впоследствии приучить их к порядку, наподобие иртха. Их искажение страхом привело их к тому, что и управлять ими можно только страхом, и понимают они только силу. - Учитель, а если не гонять их палкой, а постараться исцелить их, приучить к мирной жизни, развить в них зачатки души? - Мы пытаемся сделать это с северными ирхи, но дело это не сегодняшнего и не завтрашнего дня; и пока что мы не можем приучать их к миру, потому что они нужны нам именно как бойцы. Силами одних лишь людей Севера этой войны не выиграть. - Будет сделано, господин воин Твердыни - внятно, без характерного орочьего выговора ответил Уртханг. - А в чем дело? Наверху наконец-то созрели до того, чтобы прорвать осаду? - Да - ответил Амбармор. - Собственно, прорыв начнется не сегодня и не завтра, а небольшой разведывательный рейд устроить придется. Большого отряда нам не надо, нужен такой, чтобы легко было скрываться и в то же время не так опасно перемещаться по враждебной земле. Сабель тридцать, не больше. - Будет сделано - ответил Уртханг. - Я подберу вам самых надежных ребят. А этот, захребетник ваш, тоже пойдет? - Гром не захребетник - чуть обиделся за него Амбармор. - Он чуть ленив, это да, а в остальном он мне верный товарищ. - Товарищ... Где это видано, господин рыцарь, чтобы наши у черных воинов в товарищах ходили! Не криви душой, начальник, не обманешь старого Уртханга! Мы все для тебя счетный товар. Амбармор не обратил внимания на внезапный переход полуголовы, младше его по званию, на "ты". - Ты же знаешь, что это не так, Уртханг. Для кого-то, может быть, да, но не для меня. - Ах, ну да, господин родич всем иртха! - Уртханг ухмыльнулся. - Вы же у нас один на всю Твердыню, можно сказать! То есть это теперь уже один, если не считать твоей девки... - Не надо таких шуток - ответил Амбармор. Его задели и черноватые шуточки орка, и именование Аэнни "девкой". - Я хоть и не во всем сходился с Гэлторном, но все же не опущусь до того, чтобы зубоскалить по поводу его смерти. Смерть - вообще не та вещь, о которой стоит зубоскалить. - Ути-пути, какие мы нежные, господин рыцарь! - орк ухмыльнулся, действительно оскалив клыки. - Эка невидаль, смерть! - Да уж я не сомневаюсь, мой дорогой Уртханг, что это для тебя каждодневное зрелище. Потому-то и не спрашиваю, скольких солдатиков ты забил насмерть в нарушение всех приказов... – Амбармор, усмехнувшись, взглянул Уртхангу прямо в глаза, и тот поёжился, отступив на шаг. - Да-да, ты думаешь, я не знаю. Ты думаешь, господин рыцарь добренький и слепенький. Ты думаешь, мне не рассказывали о твоих способах строевого обучения. - Вот тьма разбери... - пробормотал полуголова. - Кто ж вам рассказал? Гром что ли этот, мать его за ногу? Да я ж его ни в жизнь не трогал! И как будто вы знаете другие способы заставить это быдло не ломать друг другу черепушки! Хотя, пусть друг друга убивают, ртов меньше будет - и так жрать нечего... - Да уж ясно, мой дорогой, что не трогал - меня боялся! - негромко, почти ласково произнес Амбармор. - Да только он со всеми на короткой ноге. И почему-то в моей тысяче никто не дерётся друг с другом, не то что у Эрви, и мне для этого не нужно размахивать палкой, как Болдогу. Сразу видно, что ты прежде служил у него, родной, да пора переучиваться! Ладно, потом об этом. Собирай давай ребят. Амбармор развернулся и зашагал в сторону казарм, куда, по всей видимости, направился Гром, спустился вниз и уже на пороге учуял густую вонь забродивших объедков. Здесь, в общем-то, никогда не пахло цветами, но чтобы так… К горлу Амбармора подступил комок, и он скривился. А вот орк-дневальный, похоже, не чувствует, привык. - Эй, ты, как тебя там! – окликнул его Амбармор. – Чем это здесь так воняет? - Господин рыцарь, ничем тут не воняло, пока вас не было — проворчал в ответ тот. О, тьма… Похоже, хамство этих орков неистребимо. И наказывать-то их рано или поздно устаешь. - Трое суток ареста – раздраженно произнес Амбармор. – Сам пойдешь, или мне тебя тащить? Вот ты! – подозвал он проходившего мимо другого орка. – Отведи его в яму на трое суток! – с этими словами он быстрым шагом направился дальше в казарму, сглатывая слюну и стараясь не обращать внимание на запах. Так, все ясно. В пустой казарме сидели Гром и Ханг-писарь, а в середине, на очаге, пускала пар диковатого вида конструкция. - Привет, Ханг - бросил Амбармор. - Что ж ты начадил на все ямы своей махиной? - А, здравствуйте! - отозвался низенький, худенький орк, присматривавший за странным аппаратом. - Ну, кончилась у нас вареная брага, а новой не наготовили. Спасибо вам, что яблочных огрызков из-под господ рыцарей принесли, бурдамага дюже облагородилась! Нам-то яблок не дают... - И как вы это пьете? - покачал головой Амбармор. - Горькая, одни масла, и запах как из помойной ямы... - Зато сильная, хозяин Амбармор! - покачал головой Гром. - Вкус, запах, это дело третье, она другим сильна: трава в ней ядреная. От нее голод уходит, силы приходят, хочется бежать и кричать радостно. Да ты ж сам помнишь, как тебе наш горлодёр жизнь спас! Не привередничал ведь тогда. - Ну, это был не столько горлодёр, сколько заступничество Учителя… - неуверенно протянул Амбармор. - О, посмотрим, как там! - оживился Ханг и подошел к "махине", состоявшей из большого котла на огне, из которого и отдавало бурдамагой, закрывавшего верх котла таза, наполненного холодной водой, и плошки на длинных ножках, куда капал со дна таза мутный духовитый "горлодёр", выпотевший на холодном донышке. Он снял таз, ухватил ватной рукавицей плошку и понюхал содержимое. - Ого, знатная отрава получилась! - грамотей вынул из очага лучинку, поднес её к плошке, и над ней взметнулось призрачное голубое пламя. Гром ухмыльнулся, увидев огонёк, и подставил воронку и фляжку, в которую до этого деловито наталкивал какие-то травы, и Ханг, сдунув пламя, залил горячую жидкость во фляжку. - Подержи её ещё сутки, пущай на травах настоится. Они ж самое главное в бурдамаге, без них она просто горячительное пойло. Да не вздумай выпить, обормот. А теперь сходи-ка к кадушке с водой да налей холодной, а то в тазу нагрелась! - деловито раздавал указания Ханг. Да, браговарный котел в устройстве был несложен, но в обращении с ним требовались умение и сноровка, и у простого орка, задумавшего сварить бурдамагу, получилась бы жидкость не крепче старого вина, после которой голова скрипела бы утром, как несмазанный шарнир, а загадочные листья и стебли травы, придающей сил, не настаивались так, как надо. В основном орки примерно такое и пили, но у Ханга получалась крепкая, горючая жидкость, которая согревала не хуже костра и веселила без особых последствий - если, конечно же, не перебрать. - Дай, что ли, и мне этой дряни, на душе отвратительно. «Дрянь» оказалась ничуть не приятнее на вкус, чем тогда, в землянке - жгучий вкус и холодное послевкусие, огонь и лёд. Эльф сглотнул и задумался. Совет, вылазка… Уртханг… До Амбармора только сейчас дошло, что имел в виду Уртханг, назвав Аэнни «его девкой». А по сути, что между ними было? Амбармор не спешил бросаться такими словами, как «любовь», но это было определенно нечто большее, чем простые узы Твердыни. Нет, никто вроде бы не запрещал рыцарям Аст Ахэ любить и даже жениться, и после окончания своей службы – а иногда и на службе – они заводили себе семьи. Но один рыцарь Аст Ахэ к другому не имел права испытывать ничего, кроме братских чувств, независимо от пола. И не просто на словах не имел права – как правило, не мог. Пресловутые узы т’аэро-ири оказались не просто красивыми словами, Амбармор почти чувствовал, как через него, как и через других учеников Твердыни, словно протекает воля Учителя, проводником которой они являются. Они были, по сути, частями единого целого, но даже сквозь эту непреклонную волю в душе Амбармора зарождалось нечто похожее на любовь к ученице Гэлторна. А что чувствует она? Амбармор знал, что эльфы любят один раз и на всю жизнь и что их любовь почти не бывает неразделенной, но правда ли это здесь, где всё так… - Амбармор задумался, подбирая нужное слово – по-иному? Искажено? Звучит слишком резко и страшновато. Да, как сказал бы Гром, без бутылочки не разберешься… Амбармор снова хлебнул из фляжки и поперхнулся. - Не пошло, да? – участливо подбежал Гром, хлопнув хозяина по спине – тот еле устоял на ногах. – Ну понятно, Ханг всегда крепкую варит. - Спасибо, Гром, только хлопать так больше не надо. Ты как хлопнешь-хлопнешь, так и с ног собьешь. Ладно, пошел я. Кстати, о волшебных листиках: я захвачу с собой немного бурдамаги? Хочется мне выпарить ее да узнать, что там за загадочное вещество, что из листиков в напиток переходит. Он вышел из казармы, отметив, что запах больше не бьёт ему в нос, пересек опустевший плац и поднялся по лестнице. Проходя через решётку, он убедился в справедливости своих недавних пророчеств, только орков у лебёдки не было. Наверное, приводили себя в порядок. Снова лестницы, коридоры… Он устало подошел к своей комнате, в которой ещё недавно – а кажется, что давно, ведь столько событий произошло! – лежа предавался воспоминаниям. На двери не было замка – он просто не был нужен, воров в Твердыне не существовало, и Амбармор не помнил, чтобы кто-то заходил в его комнату без его ведома. Но всё когда-то случается в первый раз! На кровати сидела Аэнни. Увидев вошедшего Амбармора, она встала, обняла его и воскликнула: - Сайэ! - Здравствуй, Аэнни – негромко, улыбнувшись, ответил Амбармор. – Только я должен сказать тебе одну вещь… - Ой, Амбармор, да ты весь пропах ирхи! Ты что, пил с ними эту их гадость? - А куда деваться? На душе тяжело, а хорошего вина они там не держат. Так вот… Сегодня в ночь я ухожу. - Куда? – тихо спросила Аэнни. - В поход, на юг. Приказ Повелителя воинов. - Амбармор… Тебя же могут убить! - Что делать, работа такая у нас, воинов, чертовски опасная – вздохнул Амбармор, криво, горько усмехнувшись. – Ты уже и на несколько дней не можешь меня отпустить, пусть даже и на войну? - Нет. – ответила Аэнни. – Ты же знаешь, я не смогу без тебя жить. - Не сможешь? – Амбармор приобнял её за плечо, и в этот момент скрипнула дверь, раздался стук подкованных железом сапог и запах браги избавил его от необходимости оборачиваться, чтобы понять, кто вломился в комнату, растопырив руки, как медведь. - Пре-вет! Хозяин Амбармор! Уртханг прислал меня и велел передать, что… О, мать твою арестовали! – Гром раскрыл рот, поняв всю нелепость своего появления, попятился, запнулся о порог и вывалился с лестницы в коридор. Раздался грохот и брань орка. Амбармор отошел, но Гром уже поднялся на ноги. - Виноват, хозяин. Так вот, Уртханг велел передать, что отряд набран и готов к выступлению. Ой, да что вы на меня так смотрите, госпожа Аэнни, я не пил бурдамаги, я варить помогал, честно-честно! Ну чего ты смеешься, хозяин? А Амбармор действительно не смог удержаться от смеха, глядя на еле стоящего на ногах орка, от которого за лигу разило перегаром. - Ох уж ты мне, Гром, смешной ты мой медведь! – весело, без тени гнева, произнес он. – Навязался такой на мою голову, теперь ведь вовек не отвяжешься! А от слова «пре-вет» на языке вырастают бородавки, запомни наконец!