meraki

— Достало, — Чонгук раздраженно смотрит себе под ноги и кидает рюкзак на койку. — Хочу уже нормальную кровать, горячий ужин и цветочки во дворе, а не все это, — возмущается, пока Юнги не дает ему подзатыльник и не велит заткнуться. Время отдыха — значит, тишина. — Ну, хен. — Что? — Давай, как остальные, соберем вещи и уйдем на юг? — садится на стул и сверлит взглядом. — Почему только мы вдвоем тут остались? Почему они ушли, ничего не сказав? — Потому что ты бы сразу убежал за ними, а я остался тут один, — Юнги давит на Чонгука, зная, что тот против такого аргумента не попрет. — Или ты хочешь, чтобы твой хен умер в одиночестве, ни с кем не попрощавшись? — Да я не об этом! — Тогда о чем? — Я… Мне просто надоело вот так вот. Хочу чуть больше уюта. Юнги громко смеется, нехотя задевая младшего. — Прости, — останавливается, — ты думаешь, что где-то в этом мире еще остались дома с мягкими подушечками, жареной курочкой на столе и милым песиком? Серьезно? — Все возможно, — мямлит. — Нет, Чонгук, в этом дерьмовом мире остались только заброшенные химзаводы — как этот - и горстка людишек, надеющихся прожить чуть дольше. Не потому, что хочется, а потому, что сдохнуть страшно. И мы одни из них, — Юнги подкуривает, высматривая что-то в окне. — Просто смирись уже. Давно пора. — Угу. Чон встает с кровати, подходя сзади к старшему и обнимает — это необходимо. Юнги никак не реагирует и продолжает смотреть вдаль. Он ни за что не скажет младшему о том, что его хены — дураки, которые сбежали и бросили их. И точно никогда не расскажет, что, возможно, почти все они погибли в пути. Надежда оставшихся в этом безостановочно дымящемся шарике, подвисшем во вселенной — лишний повод не кончить с собой и как-то сохранить остатки человечности. Юнги тушит сигарету, все еще оставаясь в руках тонсэна, и громко выдыхает. — Достало.