meraki

***

Когда Намджуну было 15, он уехал с родителями в Японию. Думал, что его ждет будущее, полное перспектив и множества путей, по которым ступит его нога. Где серьезная компания и большой дом, красивая жена и несколько детей. Машина, друзья и жизнь. Но взамен — отец по уши в долгах, взятых у якудза, а после, застреленный и подвешенный вверх ногами под мостом, мать, которой ничего не осталось, кроме как остаться в клане, вместе с сыном. Благо он не идиот и вполне хорошо проявил себя в старших классах, чем глава и воспользовался. Мальчик на побегушках всегда нужен, а умный и смышленый — необходим. Ядзава Харуито — его новый отец. Отныне и навсегда. И вроде Намджун должен ненавидеть его, но чувствует лишь глубокое почтение. Сам не понимает, почему и как, но его родной отец сам оказался виноват во всем, и с благодарностью почтить его имя сейчас, когда вся семья в вечном рабстве у якудза — непростительно. Никогда больше Намджун не произнесет его имя. И не позволит это матери. Сделает все, чтобы освободить ее, даже ценой своей собственной свободы. И пусть пройдет еще 10 лет, прежде чем он сможет значить хоть что-то здесь, прежде чем поймет, что истинная власть — это страх и уважение подчиненных. Намджун утонул в черных делах, наркотиках, взятках, убийствах, шлюхах. Помнит отдалено собственное обещание, затуманено строит из себя тигра, чужака, опьяненного этим миром и правилами. Теперь Намджун — правая рука Гранатового дракона. Теперь он правит делами и устраивает различные «шоу», носит под сердцем 4 иероглифа, объятые небом, знает все, знает как. Теперь он сам — часть этого. И лишь одиноко брошенный взгляд из кухни перед очередным собранием полон сожалений. Намджун привык. — Здравствуй, тигренок, как тут без меня? — Все в порядке, Харуито-сан. Никаких проблем не возникало. Правда, на границе клан Химико начинает какое-то копошение. Я заслал людей, на всякий случай. Пусть разведают обстановку. — Молодец, — Ядзава тянет дряблую руку к голове Намджуна, еле дотягиваясь до макушки, и треплет ее, — как и всегда. Я тоже не с пустыми руками, — пожилой мужчина разводит руками, подзывая к себе одного из охранников и шепчет ему что-то. — Я был на твоей родине. — Да? — И привез пополнение в ряды наших фей. Господин Харуито так называл девушек квартала красных фонарей, собственного борделя. Каждая его поездка всегда заканчивались этим. Но большое разнообразие фей в доме привлекало народ, приносило немалый доход. — И еще кое-что. Там, в машине, мальчишка. Научи его японскому. — Кто он? — Тот, кто мне очень пригодится. Прошу, Намджун. Ты единственный кореец, которому я доверяю. Ты же мой тигр. — Хорошо, господин, я с удовольствием выполню вашу просьбу, — Ким улыбается в ответ и прикрывает рукой рот. — И чем раньше начнешь, тем будет лучше, поверь, — взгляд старика потяжелел. Он всегда мог с легкостью изменить атмосферу, витающею вокруг него. Намджун этому очень завидовал. А также понимал, что, если он сказал, что этот мальчишка нужен ему с японским в ближайшее время, значит начинать нужно незамедлительно. — Я выполню вашу просьбу как можно скорее. — Спасибо. И, честно, Ким бы хотел убежать и спрятаться где-нибудь в темном шкафу, потому что он увидел этот взгляд. Такой знакомый и до одури пугающий воспоминаниями, что накатывают комом к горлу. Страх, потерянность, дикость — все перемешалось. И Намджун понимает почему. Этот парень явно здесь не по своей воле. Джун протягивает руку, предлагая мальчику свою помощь, но в ответ его бьют по ладони и отталкивают ногой от двери машины. Он обескуражен, но чего ты хотел, Намджун? — Я не обижу тебя. Я здесь, чтобы помочь. Мальчик удивляется, услышав знакомый корейский, здесь, в такой далекой и чужой стране. Его клетчатая рубашка развивается на ветру, а челка лезет в лицо, он пускает руку в копну волос, убирая их назад, и хмурится. — Меня зовут Ким Намджун. Я здесь, чтобы научить тебя японскому. — Я не буду учить язык якудза, — мальчик еще больше злится, одаривая Кима всененавидящим взглядом, будто это именно он виноват во всем. — Если не я, то придет дядя пострашнее. И явно без благих намерений. Не лучше ли получить знания от сородича? — Ты — якудза и больше не принадлежишь Корее. Ты чужак. Намджун понимал это как никто другой. Он и правда уже давно потерял право называть себя корейцем, но и японцем стать не сможет. Право рождения не за нами. Мы можем лишь исходить из того, что нам дано. — Я не стану с тобой спорить, мальчик, но дам совет, — Ким достает из внутреннего кармана пачку сигарет, — если хочешь продержаться здесь, получив минимальное количество увечий, замолкни и делай, что говорят, — Намджун закуривает, оставляя свои слова для размышления парню. Чем он и пользуется, не отвечая еще с минуту, пока клубы дыма окружают его. — Чимин, — нарушает тишину мальчик, — и не называй меня так больше. Мне 20. Мон давиться дымом, не ожидая, что владелец детского личика окажется взрослым парнем. Ким выкидывает недокуренную сигарету и протягивает руку. — Тогда приятно познакомиться. — Нет, — Чимин жмет ему в ответ, оценивая взглядом. Впереди его ждут не самые лучшие летние каникулы. На улице жжется солнце, на столе стакан с лимонадом, а на полу два размякших тела, повторяющие без передышки намида, дарашинаи, шосуи. Долго, надоедливо и совершенно незапоминающе. Намджун воет от бессилия. Потому что абсолютно не обучаемый ученик и жара — страшное комбо. — Чимин, ну скажи мне, как нельзя запомнить за весь день каких-то три слова? Это же просто. — Я смотрю у тебя хорошо голова в такую погоду варит. Отстань! — бьет старшего ногой в живот и совершено не сожалеет об этом. — Ла-а-адно. Давай выучим сегодня эти слова и на этом все. — Обещаешь? — Чимин поворачивается на бок, поднимая голову. — Обещаю. — Ну, хорошо, — парень резко вскакивает и садится перед Намджуном, скрестив ноги. — Нами… дэ? — Намида. Слезы. Это просто. — Почти. Намида. Эм. Намида га орэ ва итами. — Дэсу. — Итамидэсу. Намида га орэ ва итамидэсу. Правильно? — Да. Молодец, — Намджун тянется к лимонаду, — дальше. — Угу. Орэ ва га дарашинаи. — Правильно. И что же ты сказал? — Ну-у. Я неаккуратный? — Я неряха. Неаккуратный ровно в два раза длиннее, — смеется Ким, — хорошо. Продолжай. — О. Это слово я хорошо запомнил. Орэ ва соку ни шосуи — я пошел отлить, — Чимин глупо улыбается, как младшеклассник, нашкодивший перед занятиями. — Молодец, — Ким гладит его по плечу и подает его лимонад, — заслужил. — Я его и до занятий пил. — Неважно. С августом у Намджуна начинаются проблемы. Их занятия действительно приносили плоды, Чимин мог более-менее излагать свои мысли, дать понять, чего хочет. Да и сами они неплохо сдружились. Ким рассказал, как он сюда попал, и объяснил Чимину, что все, что ему говорят, лучше сразу выполнять. Нежничать тут не будут. А Пак такой человек, что палец в рот не клади, укусит по локоть и будет дожевывать, глядя в глаза. Чимин на самом деле пугает порой сильнее Харуито-сана, что весьма забавно при наличии такого-то личика. Но все же лето кончается, и их время тоже. Ядзава вызвал к себе Намджуна. — Как он? — Неплохо. Дойти до магазина точно сам сможет. — Хорошо, — Харуито затягивается сигарой, сидя в кресле, и щурится. — Думаю, этого достаточно. — Для чего? — Сараи-сан и его клан уже заждались. Пора. — Что пора, Харуито-сан? — у Намджуна внутри тянет, понимая, что Чимина ждет явно не радостное возвращение домой. — Отдадим мальчишку им. Взамен они наши границы не только оставят в покое, но и сберегут от нежеланных лиц. — Но они ведь… — Это неважно, Намджун. Свободен. — Да. Черт. Черт. Черт. Ким бежит со всех ног к другой стороне дома, к Паку, спотыкаясь по пути обо все камни и кусты, влетает в комнату младшего, застав того врасплох и, не отдышавшись, хватает за руку, уводит, через задний двор, к машине. — Что такое? — успевает спросить Чимин лишь после того, как они отъехали в спешке от дома. Намджун весь на нервах, смотрит постоянно в зеркало заднего вида, стучит пальцами по рулю и ничего не объясняет. Чимина это начинает раздражать. — Ты мне объяснишь может уже? — У тебя проблемы. — Я это понял два месяца назад, когда после университета меня затолкали в грузовик, заткнув рот какой-то вонючий тряпкой. Что случилось сейчас-то? — Тебя хотят отдать. — Не моим родителям же? Так кому, Намджун? — Слышал про клан Химико? — Ким поворачивается на мгновение к Чимину и, удостоверявшись, что тот не понимает о чем речь, продолжает. — Сараи Кисе? — Нет. — Тогда молча сиди и не рыпайся. И Чимин замолкает. До самого аэропорта. С непоняткой и беспокойством во взгляде. Почему? Спрашивает он уже по пути на посадку. — Моя мать. Она будет там сидеть рядом с тобой. Позаботься о ней. Пожалуйста, — Ким держит Чимина за руки и боится отпускать. — Там вас встретят мои люди. Делайте все быстро. Они отвезут тебя домой. — Что происходит, Намджун? Объясни. Я не понимаю. Ничего, — Ким снова видит этот отчаявшийся взгляд, что и в самый первый день. Только сейчас в этом виноват он. — Они ужасны. Самые настоящие звери, — Ким в спешке объясняет младшему ситуацию, — клан Сараи-сана — это место, где сбываются все ночные кошмары. Где будут пытать и мучить до самого последнего вздоха. Они давно набегают на наши границы, поэтому мой господин нашел выход — ты. — Но я же просто… — Ты просто наследник самой богатой семьи в Корее, Чимин. И ты слишком прекрасен. Он бы игрался тобой, развлекаясь, ломая и уничтожая самое нутро. А потом, за огромный выкуп, вернул бы домой. — Но почему же ты спасаешь меня? — Чимин подходит ближе, сталкиваясь своим лбом с его носом — чертова разница в росте. — Зачем? — Не хочу, чтобы ты страдал. Только не ты. — Почему? — Не знаю. Не спрашивай, пожалуйста. — Хорошо, — Пак становится вплотную к нему, приобнимая за плечи. — Моя мама, — продолжает Намджун, — обещай помочь ей. Она достойна лучшей жизни. Я обещал ей. — Я сделаю все. Но… — он смотрит в уставшие глаза Намджуна, пытаясь подобрать слова, собрать все воедино. — А ты? — Я останусь. Прикрыть вас. — Они узнают. — Уже. — Тогда. — Уходи. Пожалуйста. Чимин хочет сказать, что все это пустяки, что он может улететь с ними, спрятаться. Ведь он поможет, сделает все, но видит отчаяние и страх. Простой детский страх. Молча кивает головой и сжимает его бока крепче. Намджун целует Чимина в лоб на прощание и просит передать письмо маме. Чимин уходит, оставляя Кима наедине со своими мыслями. Самолет, наконец-то, взлетает и дарит надежду на спасение. Намджун улыбается и чувствует жгучую боль в спине, шум в голове — падает, теряя сознание. Где-то в небе прощается с Японией Пак, а рядом с ним навзрыд плачет женщина. И Чимин бы хотел присоединиться к ней, но внутри как-то внезапно пусто.