Нянька для поп-группы

На вечеринку меня отвозит шофер. Я еду одна в большой машине и в наступающей ночи слежу в окно за вереницей разноцветных огней, и мне кажется, что я лечу к звездам. Наверное, именно так чувствовала себя Золушка, когда ехала на бал в королевский дворец, - словно в грудной клетке бьется не сердце, а целая тысяча бабочек, рвущихся на свет. Пальцы сжимают крохотную сумочку – лучше, чем без конца теребить подол, оставляя темные пятна вспотевшими пальцами. А я все думаю: вот, посмотрите на меня, я пряталась, выживала, как могла в чужой стране и, бывает, не знала, где сегодня буду спать и что буду есть, и вот по мановению волшебной палочки вдруг превратилась в принцессу из сказки… И на мне не пыльное, старое платье, и не бумажная корона в волосах – все по-настоящему! Платье такое невесомое, с капельками серебра тут и там – будто надо мной пролился странный сверкающий дождь, и мне кажется, я никогда и ничего прекраснее не видела. Неужели оно растает, как дым, когда поутру волшебство закончится? А оно ведь закончится… Моя карета подъезжает к высокому зданию, и когда приходит пора выйти наружу, я замираю, словно мне предстоит нырнуть в омут. Делаю глубокий вдох, выдох – и все равно остаюсь на месте. Когда я успела превратиться в такую трусиху?.. - Разве вы не видите их? – спрашивает шофер и указывает рукой куда-то вперед. – Вон же! Приглядываюсь, но это уже лишнее – они сами идут ко мне. Семеро моих принцев. Намджун открывает передо мной дверь и подает руку. Его ладонь теплая и твердая, как камень, нагретый солнцем, и я знаю, что теперь точно не упаду. - Ты потрясающе выглядишь, - говорит Намджун, проводя меня от первой до последней ступеньки к роскошной арке, за которой уже гремит музыка и слышится веселый смех. Он мог бы обойтись и без слов, потому что мне до конца жизни хватит одних их сегодняшних восхищенных взглядов. – Я обещаю, что этой ночью ты точно не сможешь заснуть. Да, бессонница обеспечена… Меня обдает жаром танцующих тел, а кровь вскипает за считанные секунды, и ноги сами тянут туда, где взрывается над головой мириадами искр свет. Все получается само собой, и меньше всего я думаю про больное колено, когда в танце меня ведет Чимин. Отзываться так легко, словно мои руки и ноги только и ждали такого умелого партнера. И я не боюсь закрыть глаза, отдавшись движению, потому что он – якорь, который не позволит мне оторваться и улететь. Как же хочется, чтобы это продолжалось вечно… Потом мою ладонь перехватывает Хосок. Он очень бережен, когда обнимает меня за талию, и я чувствую, как бьется его сердце в такт музыки, касаясь обнаженной спиной его груди. Он мягкий, как воск, а через мгновение – острее стрелы, и у меня всякий раз перехватывает дыхание, когда он приподнимает меня над танцполом. Рано или поздно, мое колено дает сбой, словно не до конца отлаженный механизм, и я ухожу в место поспокойней, стараясь скрыть хромоту за неумением ходить на каблуках. Оно будто говорит мне: хорошего понемножку, детка, пора возвращаться в реальность, где ты больше не можешь танцевать от заката до рассвета. Я поднимаюсь на второй этаж, к фонтану. Оттуда, через перила, танцпол – как на ладони. - Решила сбежать еще до полуночи? – скрипит позади знакомый голос. – Не рановато ли? Юнги. Он сидит на парапете с полупустым бокалом – расслабленный и безразличный, как всегда. - Просто немного устала. – Сомневаюсь, но потом все же сажусь рядом. Ну не укусит же он меня. Юнги неопределенно хмыкает и делает большой глоток из бокала. - А что с ногой? Внутри все сжимается, как после удара. Конечно, он заметил, сейчас это трудно не заметить, хоть подол в разумных пределах и скрывает шрам. - Можешь не притворяться, - предупреждает он готовую сорваться с губ ложь. – Ты часто прихрамываешь, когда думаешь, что тебя никто не видит. - А ты, значит, видишь. - Я наблюдательный, - смеется непривычно – мягко. – Ну, так что, это страшная тайна? У меня чувство, будто я ступаю на тонкий лед: с Юнги по-другому никак – слишком уж непредсказуемый. Сначала он смеется, а потом – бах! – выпускает колючки: на тебе, получи! Но это его полушутливое настроение сейчас мне только на руку, пусть и очень рискованно вступать с ним в игру. - А что с тобой, Мин Юнги? - спрашиваю я, небрежно разглаживая поблескивающий подол. – Сам-то ты, конечно, как открытая книга. - Что ты хочешь узнать? - Давай сыграем. Я отвечу на один любой твой вопрос, честно и откровенно. А ты взамен сделаешь для меня то же самое. - Что с твоей ногой? Он принимает правила! Внутри я ликую, хотя начинать откровенничать страшно. Но раз за все в нашем мире нужно платить, придется мне раскошелиться. - Два года назад меня ранили, один человек. - Боже, как трудно! – Один очень близкий человек. - Огнестрельная рана? - Да. Юнги кивает, поощряя меня на дальнейшие откровенности. - Я с пяти лет занималась в балетном классе, думала только о танцах. Спала и видела себя на сцене… Смешно! И все разом перечеркнул один единственный выстрел, как в дешёвой мелодраме. И вот я на улице, хромая, а все, что виделось мне впереди, теперь чистый, белый лист. - Кто этот близкий человек? Надеялась, что он не спросит, хватит такта, но не такой человек этот Мин Юнги: если уж взялся, вытрясет до дна. Замираю на мгновение, собираясь с силами: - Мой старший брат, Дэвид. Брови его взлетают вверх, но он только снова слегка кивает и притворяется, будто не видит, как дрожат мои пальцы. - У него были проблемы, с наркотиками. Это все случилось не в один день, но мы спохватились слишком поздно и с болезнью справиться уже не смогли. А потом Дэвид взялся за пистолет. Не знаю, что было у него в голове, наверное, ему казалось, что он играет в одну из своих дурацких компьютерных игр. Мы стали для него врагами, которых нельзя было оставлять в живых. - Мы? Да когда же он прекратит? Мне кажется, уже достаточно для удовлетворения даже самого притязательного любопытства. - Я и Марк, еще один мой брат, младший. Ему не так повезло, как мне. Я заканчиваю молчанием, словно ставлю многозначительную точку – больше я ничего не скажу, и он соглашается, и дает мне минутку для того, чтобы расправить легкие, смятые в кучу, и сделать вдох. - Теперь твой ход. Вот оно – мой шанс выполнить свое задание. Разве не ради этого я все начинала? - Почему ты перестал писать песни? Неожиданно Юнги запрокидывает голову и смеется, и я, пожалуй, впервые вижу в нем такое открытое, свободное проявление эмоций. Только вот… что тут смешного? - Так просто? Почему не пишу песни? Он опять смотрит на меня, как на дуру. - Не продешевила ли ты? Я сейчас его ударю. Сумочкой, бокалом, туфлей, да чем угодно. - Чтобы ты знала: я никогда не переставал сочинять, никогда. Для меня музыка – это вся жизнь. Не заниматься этим все равно, что отрубить себе ногу, руку. - Но почему тогда ты не показываешь этого никому? Зачем скрывать то, что для тебя так важно? - Я покажу тебе, завтра. И ты сама все поймешь. Ну что, засчитываешь за ответ? Он легонько щелкает меня по носу, и я опять ровным счетом ничего не понимаю. Мы еще какое-то время сидим рядом, уже без слов, и я опять думаю, какой же он все-таки странный, этот Юнги. То он всячески демонстрирует свое презрение, жалеет даже взгляда, будто ты – лишь мокрое пятно, оставшееся на полу после того, как раздавили червяка. И вдруг он совершенно другой: шутит, смеется и ведет себя, как старший брат. Как его не разорвало еще от такой двойной жизни? - Я рада, что ты сегодня пришел, Юнги, - говорю я совершенную правду. – Почему-то мне хочется, чтобы ты знал об этом. - Наслаждайся, это же твой вечер. Мне хочется выйти на воздух, перевести дыхание и вернуть на место призраков, вырвавшихся на волю. Я встаю, слегка разминаю пальцы в туфлях и смотрю поверх перил вниз, где движется огромная, бесконечная масса танцующих тел. Удивительно, но я сразу замечаю Джина, который стоит у колонны: должно быть из-за того, как выделяется на белом его темный пиджак. Он поднимает ладонь, будто только и ждал, когда я увижу его, и меня пронзает неожиданное сильное желание немедленно прикоснуться к этой ладони, чтобы он увел меня куда угодно, лишь бы подальше от этого места. Кажется, он понимает меня с полувзгляда, потому что отрывается от колонны в тот же миг и идет, огибая толпу, к лестнице. У меня спирает в груди от нахлынувшего чувства, и я боюсь, что из-за него не смогу спуститься, не растянувшись на ступеньках. - Вот ты где, Золушка! – Словно из ниоткуда рядом материализуется Чонгук и, обнимая меня за плечи, уже тянет куда-то в сторону. – Ты еще не танцевала со мной. Он кружит меня умелой, сильной рукой, и я окончательно теряю ощущение реальности. - Ты прекрасно танцуешь, - говорит он мне на ухо, и от его дыхания мне становится щекотно. – Похоже, у тебя много скрытых талантов. - Мне опять повезло? Сам Чонгук делает мне комплименты. Что бы сказали на это твои миллионы фанаток? Он смеется и подхватывает меня на руки. - Какая разница? Долго я так не протяну – имей колено голос, он бы уже заглушил орущую музыку. Но Чонгук все понимает по-своему. Вместо того, чтобы отпустить, он несет меня к бару и присаживает на высокий стул, вручая бокал шампанского. - Пей, - командует он. – Сегодня все для тебя. - Кажется, у меня и так неплохо уже кружится голова. И опять он все понимает не так. Касается моих сбившихся на бок волос, заправляет их за ухо и проводит пальцем вниз, до ключицы, внимательно разглядывая, словно у меня на коже от волнения проступил рисунок. Неужели он собирается… собирается сейчас… Я не успеваю додумать эту мысль – между нами как бы невзначай вклинивается Тэхён и берет мой нетронутый бокал с барной стойки. - Видишь, Техас, стоит только начать вести себя, как девушка, и все принцы у твоих ног, - смеется он. – Когда будешь убегать с бала, не забудь потерять туфельку. Чонгук отворачивается и делает вид, что очень занят по другую сторону от его плеча, а я решаю принять шутку за призыв к действию. Хватит с меня. Соскальзываю со стула и исчезаю в толпе. Лестницу мне не одолеть, поэтому я ищу лифт. А когда нахожу, забиваюсь в угол, попутно доставая из сумочки телефон, чтобы позвонить шоферу. Пальцы предательски дрожат, сбиваясь и открывая совершенно не те вкладки. Да где же список вызовов?.. Кто-то заходит в лифт за мной и выбирает этаж, только кабина, тронувшись с места, едет не вниз, а вверх. - Ты должна мне танец, - говорит Джин, и я, наконец, отрываюсь от телефона. Могу думать только о том, насколько пылают мои щеки от пережитого, поэтому, наверное, я не слишком дружелюбна. - Прости, мне совсем не хочется танцевать. - Я так и думал. Лифт приезжает на крышу, и когда двери открываются, Джин протягивает мне ладонь, а я хватаюсь за нее, как будто это единственно верное решение. Над нами ночное небо и сотни, тысячи звезд, каждая из которых переливается как крохотный бриллиант. Вокруг немноголюдно: всего несколько групп, отдыхающих от сумасшествия внизу, а воздух такой свежий, что мне удается то, на что я уже не надеялась – выдохнуть и расслабиться. Джин подводит меня к самому краю крыши, где стоят небольшие диванчики, и я вдобавок ко всему еще и скидываю туфли и вытягиваю ноги до самого ограждения. Непередаваемое блаженство. - Рановато сбегать, ты так не думаешь?.. - Стоп! – восклицаю я, поднимая руки в предупредительном жесте. – Прежде чем ты продолжишь, знай, что у меня на сегодня уже передозировка дурацкими шуточками про Золушку. Все последующие попытки только на твой страх и риск! Он смотрит на валяющиеся у наших ног туфли. - Я примотаю их скотчем, когда соберусь уходить. Сломаю систему. - Я не удивлен, - Джин смеется. – Ты и на вечеринку не придешь без скотча. Я тоже не могу удержаться от смеха. Кажется, не все так плохо, если я все еще на это способна. - Не хочу быть героиней сказки, понимаешь? – говорю чуть позже, когда молчание перестает мне нравиться. – Глупо, конечно. Вот я, оказавшаяся на улице, практически без шансов на будущее, всего через пару часов получаю работу, которую не могла даже представить, и вот уже живу в одном доме со знаменитостями и при этом настаиваю, что не верю в сказки. Ха-ха, какая ирония… Но это все не то. Я не Золушка, которую ждет хэппи-енд. Он смотрит внимательно, как будто действительно пытается понять, что скрывается за бредом, который я несу. А я действительно несу бред, потому что все, чего я на самом деле отчаянно желаю – чтобы сказка, в которую я попала, оказалась правдой. - Почти полночь. – Джин указывает на телефон в моих руках. – Может быть, сейчас и проверим? Затаив дыхание, слежу за тем, как одни цифры сменяют другие. - Двенадцать, - почти шепчу. – Волшебство закончилось. - А может быть, - шепчет Джин в ответ, - началось что-то другое? Тишина повисает, словно за секунду до взрыва. Но вместо хлопка и искр я вздрагиваю от вспышки фотоаппарата.