Нянька для поп-группы

Как ни странно, рассвет застает меня на полпути к Сеулу. Я еду в машине с водителем и занимаю одна все заднее сидение. Первые солнечные лучи вспарывают ночное небо, и оно рвется в клочья, оставаясь позади бесформенной кучей. Огромный золотой глаз приоткрывает веко, заливая горизонт ослепительным светом, и он повисает на моих ресницах сверкающими каплями, но я все равно его вижу – первый рассвет моей новой жизни. Сколько их уже было?.. Правда, на этот раз никакой эйфории. Внутри будто все замерло, встало на «паузу», и я даже дышу по-другому: медленно, замирая на выдохе, словно в ожидании чего-то. Перед глазами проносятся картинки прошлых жизней. Мы едем так быстро, что они успевают лишь мелькнуть перед глазами и испариться, не оставив следа. Вот я подающая надежды балерина, каждый шаг которой – танец… Вот хромая и потерянная девочка с черной дырой в груди… А вот в моей руке нож, отрезающий от моей жизни очередной кусочек. Отчим никогда не претендовал на звание отца года, но после того, что случилось с Дэвидом, как будто почуял запах вседозволенности, разрешая себе все больше и больше. «Эй, хромоножка, порадуй-ка папочку…» Однажды он перешел от слов к делу, и меня некому было защитить, кроме меня самой. Я знаю, что мне еще придется за это ответить, как теперь придется ответить Минджи за убийство Джихуна. Так оно и бывает: подонки умирают, а мы, девочки, остаемся платить по счетам. Джихун и Минджи тогда казались моим единственным спасением. Я пришла к ним за помощью, и они забрали меня с собой в Корею, пообещав совершенно новую жизнь. И ведь сдержали свое слово… Но я всегда буду благодарна Минджи за то, что она сделала, когда, наплевав на страх, помогла мне сбежать от будущего, в котором мне была уготована роль вещи с недолгим сроком пользования. И за то, что сделала это во второй раз – уже сегодня. Надеюсь, она найдет в своей душе силы справиться с последствиями своего поступка, потому что на этом наши пути расходятся, и только с виду кажется, что мне повезло больше. Когда за мной приезжает машина и меня отпускают, словно я лишь мимолетный свидетель, могу только в очередной раз удивиться, насколько сильна незримая власть господина Б. Сперва я не понимаю, откуда ему стало известно о том, что я задержана, но все проясняется, когда мне возвращают на выходе куртку. В кармане пусто – пакет, который я приготовила к отправке перед отъездом, нашел своего адресата без моей помощи. Водитель ничего не объясняет, только открывает передо мной дверь и приглашает занять место в машине. - Господин Б. желает увидеться с вами, - сообщает он мне. – Пристегнитесь, мы отправляемся. Так все и происходит, и это не какая-то шутка. Чем ближе мы к Сеулу, тем тяжелее вспоминать мою недавнюю жизнь – самую неожиданную и короткую. Я прикрываю глаза, надеясь, что так будет легче, но они все равно встают передо мной. Так близко, словно, протянув руку, я могу их коснуться – мои семеро принцев. Это было самое невероятное, самое веселое приключение, когда-либо со мной случавшееся. И если бы мне предложили повторить его от первой до последней минуты, я согласилась бы без раздумий. Ну… пожалуй, кроме лазания по колючим кустам в одной футболке, прости, Чонгук. Я все время повторяла, что не хочу быть Золушкой, что я не верю в сказки и в сказки со счастливым концом – особенно. Но что это было, если не волшебство? Слишком многое накатывает вместе с этой волной воспоминаний. А особенно трудно удержать боль в груди, когда сквозь внутренний запрет прорывается Джин, который… который… Мы останавливаемся недалеко от аэропорта, и водитель предлагает пройти в другую машину, где и происходит моя вторая за все время встреча с господином Б. Никаких писем, указаний, переданных через посредников, - один на один, лицом к лицу. - Доброе утро, Майя, садитесь. Водитель передает ему пакет, который раньше лежал у меня в кармане, и господин Б. внимательно изучает его содержимое: короткую записку, которую я накарябала на коленке в ожидании встречи с Минджи, и мой телефон. - Значит, это вы собирались мне отправить? - спрашивает он после недолгого молчания и взвешивает телефон на ладони, словно по количеству граммов определяет важность записанной в нем информации. - Здесь все и хранится? Я киваю, по-прежнему обходясь без слов. Да и что мне ему сказать? Все и так ясно. - А запись, которую вы отдали секретарю Ли... - Другая. Наверное, он был очень разочарован, когда попытался продать конкурентам вместо новой песни, видео, как Хосок с Чимином барабанят по коробкам, а Тэхён подвывает голодным собакам. Господин Б. запрокидывает голову и раскатисто смеется, и я тоже не могу удержаться от улыбки, стоит только представить, как должно было вытянуться безупречно-невозмутимое лицо секретаря Ли, когда он услышал эту сумасшедшую какофонию. В конце концов, мы хохочем как старые друзья - до слез, и это определенно разряжает гнетущую обстановку. - Знаете, он очень самоуверен, этот ваш помощник, - говорю я, отдышавшись. - Он настолько верил в то, что запугал меня, что даже не стал ничего проверять. Таких людей очень легко обмануть. Может, вам стоит сменить секретаря? - А вы не так просты, - замечает господин Б.. - Впрочем, меня удивляет совсем другое: почему вы решили передать настоящую запись мне? Разве вы не должны были уничтожить ее? Этот вопрос требует сосредоточенного ответа. Я раздумываю, как объяснить то, что пришло мне в голову, когда я снова оказалась на распутье без права выбрать желаемую дорогу. Предай дорогих людей или весь твой мир рухнет - разве это не одно и то же? У меня не было ничего, что я могла бы противопоставить власти и силе, разве только... обратить эту силу в пользу? - Потому что вы можете всё изменить, - наконец, решаюсь я заговорить. - Вы годами были им отцом, покровителем, хозяином, но время прошло, и ваши дети выросли. Выросли в отличных, прекрасных музыкантов, которые могут сами решать, какими им быть. Создавать музыку, которую им хочется, вне зависимости от того, сколько денег она принесет. Разве могли вы заметить эти изменения, если вас никогда не было рядом? Мне приходится прерваться, чтобы чуть успокоить дрожащие руки, но господин Б. терпеливо ждет, когда я продолжу. - Вы поместили их в музей, словно золотые статуэтки, и еще удивляетесь, почему все вокруг них рушится! Да они готовы сломать стены, лишь бы их услышали! В ваших силах всё исправить, посмотрите запись, обратите, наконец, внимание на тех, кто рядом. И если найдете мужество - помогите им, а если нет - откройте дверь клетки и освободите, пока они не сделали этого сами. Пора заканчивать разговор. Может, все дело в том, что я слишком устала за эту ночь: раз за разом быть на волоске от гибели слишком утомительно. Но мне уже совершенно плевать, каким тоном я говорю и какие слова использую. - Я услышал вас, Майя. - Господин Б. прячет телефон в карман пиджака. Не могу ничего понять по его голосу. Впрочем, мне смертельно хочется уснуть и проспать несколько дней подряд - может, тогда это паршивое чувство в груди, будто я только что окончательно все потеряла, хоть ненадолго меня оставит. - Вы хотите с ними попрощаться? - Разве они не улетели вчера? - Узнав, что вы оставили дом и ушли в неизвестном направлении, они отменили концерт и тут же вернулись в Сеул. Их самолет недавно приземлился. Всего за мгновение мое сердце делает кульбит и переходит в режим отбойного молотка. Значит, скорее всего, они все еще в аэропорту... Не имеет значения, так будет только хуже, повторяю я себе, пока, наконец, не начинаю слышать саму себя. - Передайте им... что я закончила свою работу и вернулась домой, в Штаты. В конце концов, это чистая правда. - Правильное решение, - кивает господин Б. - Удачи вам, где бы вы ни были, Майя. - Только обещайте... - не могу я удержаться напоследок, когда водитель уже открывает передо мной дверь, - что они ни о чем не узнают. Мое предательство уже не скроешь, а вот другие мои поступки пусть останутся тайной. - Никто и никогда не узнает, - обещает он, и я уверена, что так и будет. - И еще... передайте Юнги, что мне очень, очень жаль за то, что он так во мне ошибся. Мы снова едем, на этот раз недолго. Водитель провожает меня до стойки регистрации и вручает пакет с документами и новенькую сумку. Я уже ничему не удивляюсь и с покорностью впервые за последний год беру свой паспорт. Прохожу все необходимые процедуры на автомате, сижу в зале вылета, уставившись в окно, за которым садятся и поднимаются в воздух самолеты, и по-прежнему медленно дышу, замирая на выдохе, как будто чего-то жду. А когда застегиваю ремень безопасности под монотонный рассказ стюардессы, прежде чем закрыть глаза, заставляю себя произнести свои последние слова на этой земле: - Ким Сокджин, я возвращаю тебе твое обещание. А потом я уже в небе.