Развод Артура и Имса

Патрик       Патрик умудрился задремать, сидя на засыпанном осколками стекла полу машины и устроив голову на коленках Филиппы. Во сне ему что-то почудилось — Патрик моментально забыл, что именно, едва разлепил глаза. Пробуждение накатило на него мягкой волной, но Патрику всё равно хотелось поспать ещё. В машине же было совсем темно, только горела лампочка над передними сидениями. У папы в руках была раскрытая карта, и не сразу Патрик вслушался в тихие голоса родителей.       — Признай уже, что ты с самого начала понятия не имел, куда ехать, — на удивление спокойно произнёс папа, вертя карту так и этак, пытаясь охватить светом участок побольше.       — Я прекрасно знал, куда ехать — кто же виноват, что эти фрицы так помешаны на экологии, что не освещают дороги? Тут даже зная, куда ехать, волей не волей не туда свернёшь. И ещё этот дождь… — Возразил батя, пригибаясь к рулю, и Патрик легко мог вообразить, как он щурится, пытаясь разглядеть что-нибудь в разверзшейся перед ними кромешной темноте, которую едва рассеивала подсветка далёких городов.       И Патрик только после слов бати заметил какой-то монотонный шорох, который не мог быть ничем иным, как дождём, и действительно, в свете лампы можно было различить капельки, стекавшие по уцелевшим стёклам. Вдобавок Патрик вдруг осознал, что жутко замёрз.       — Австрийцы — не фрицы, Имс, — буркнул папа, сложил карту и протёр лицо ладонью. — Господи, это с каждой минутой всё больше напоминает мне работу в Финляндии.       — Это когда у нас бензин в дороге кончился? — с энтузиазмом уточнил батя.       — Не каркай, а? — попросил папа. — Только этого нам не хватало.       — В этот раз хотя бы тихо, — попытался утешить батя, а папа в ответ только закатил глаза и помотал головой.       Патрик наконец осмотрелся. Филиппа спала с открытым ртом и слегка похрапывала, скрестив руки на груди. Джеймс спал, свесив голову, и она забавно качалась, как у игрушечных собачек, которых ставят на приборные панели, а в руках у него по-прежнему был зажат телефон папы, по экрану бежали строчки каких-то кодов. Шаина спала, уронив голову Джеймсу на плечо и была единственная пристёгнута. Оценив обстановку, Патрик попытался заснуть снова, но ему помешали холод, голод и страшная нужда. И если первые два пункта ещё можно было пережить, то с третьим было никак.       — Нам ещё долго ехать? — тихонько спросил он, но родители не отреагировали — видимо, слишком тихонько. Тогда Патрик дотянулся до плеча папы и похлопал его. Папа обернулся, и Патрик повторил вопрос. Тогда папа поджал губы, с укоризной посмотрел на батю и попытался выдавить улыбку, снова поворачиваясь к Патрику.       — Ещё совсем чуть-чуть, — неубедительно соврал папа, и Патрику почему-то показалось, что он утешает скорее себя, чего его.       — А где мы вообще? — уточнил Патрик не из праздного любопытства, а за ради нарушить гнетущую тишину в салоне.       Ответить папа не успел. Машина начала издавать странные звуки, и её затрясло. Патрик начал хвататься за всё, до чего мог дотянуться, и досталось в том числе Филиппиным ногам. Впрочем, остальные попутчики всё равно уже начали просыпаться. Шаина тоже предусмотрительно вцепилась в ручку над дверью, Джеймс отупело вертел головой и издавал какие-то нечленораздельные звуки, а Филиппа пыталась его пристегнуть.       — Я очень надеюсь, что мы не съехали с дороги и не мчимся к обрыву над Дунаем, — дрожащим из-за тряски голосом пробормотала Филиппа. — Слушайте, у вас сигарет нет? Знаю, что тут дети, но если я сейчас не покурю, я умру.       — А у тебя случайно бензина нет? — рявкнул папа. — Потому что если мы сейчас не заправимся, застрянем среди ночи посреди нигде. — А потом он обратился к бате: — Чёрт возьми, Имс! Почему каждый раз, когда ты вспоминаешь какое-нибудь нелепое событие из нашей жизни, оно тут же повторяется?       — А помнишь, как мы поженились? — попытался шутить батя и едва успел увернуться от подзатыльника. — Да успокойся ты! Нашли в Финляндии мотель, и здесь найдём. Благо не Казахстан.       — Только не вспоминай про Казахстан! — взмолился папа.       Патрику было чертовски интересно, что же произошло в Казахстане (и что вообще такое Казахстан), но он решил молчать, потому как папа явно был на грани нервного срыва. А между тем впереди показалось какое-то свечение, и Патрик понадеялся, что это ещё один город, а не свет в конце тоннеля. Не успел он так подумать, как батя ликующе присвистнул.       — Вот тебе и закон парных случаев! — воскликнул он.       Все подались вперёд, чтобы лучше видеть, и очень скоро им полностью открылась неоновая вывеска с указателем на придорожную гостинцу.       — Надеюсь, нас там не ждёт Норман Бейтс, — усмехнулась Филиппа.       — Да ты что! Он сбежит, едва тебя увидит, — снова пошутил батя, но Филиппа почему-то не обиделась.       Машина вдруг остановилась, а до гостеприимно светящейся подсветкой гостиницы оставалось ещё несколько сот метров. Батя несколько раз стукнул по рулю и повернул ключ, но машина только страдальчески хрипела, и батя оставил попытки, виновато посмотрев на спутников.       — Ну что, мокрый марш-бросок? — со слабой улыбкой предложил он и первым выбрался из машины. Вторым последовал папа, пробормотав:       — Если заболею, будешь мне апельсины и лекарства носить.       Следом вышел Патрик, чтобы освободить проход для соседей, и его тут же объял холодный воздух. Дождь шёл изо всех сил, и Патрик почти мгновенно промок. Батя с двумя сумками встал во главе колонны, в которую выстроились остальные, и задал курс на гостиницу. Патрик на ходу пританцовывал и растирал себе плечи. Филиппа вела за руку Джеймса, снова уставившегося с телефон, папа был замыкающим.       Патрик всегда считал себя мужественным и выносливым. Но вот это оказалось соломинкой, сломавшей спину верблюда. Если все перипетии последних суток он стоически воспринимал, как забавное приключение, теперь же он слабохарактерно не мог думать ни о чём кроме сухой одежды, горячего ужина и тёплой кровати. А эти жалкие пара сотен метров всё никак не хотели кончаться, дождь хлестал в лицо, и ноги подкашивались на неровной обочине.       Но наконец подошвы ботинок коснулись твёрдого и ровного асфальта гостиничной парковки, и Патрик вздохнул с облегчением. За всю дорогу от машины досюда он успел несколько раз пообещать себе никогда больше не желать приключений, но теперь в свете фонариков и непосредственной близости убежища, всё казалось не так страшно, и в Патрике даже пробудился энтузиазм: было интересно, какой дадут номер, что можно будет поесть и что принесёт день завтрашний.       С каждым шагом сердце билось всё чаще от радости. Вот они все уже зашли под навес, и пропал назойливый стук капель по лицу. Вот открылась дверь и толпа нырнула в теплоту и тишину приёмной. А вот из-за стойки ресепшен поднялась сонная администраторка, удивлённо похлопала глазами и так и осталась в глубоком шоке. Только тогда Патрик вспомнил, как они, должно быть, выглядят, и прыснул со смеху. Артур       Артур был чертовски рад, что находился (технически) в отпуске, а не на работе: цель поездки сильно влияла на выбор гардероба, и лишиться очередного костюма, уходя от погони никак не хотелось. Ну и будем откровенны, Ливай Страусс разрабатывал джинсы изначально как рабочую одежду, в то время как Хуго Босс и Армани никак не рассчитывали, что в их костюмах будут бегать, прыгать, драться и стрелять. Артур до сих пор краснел, вспоминая, как у его самого первого костюма, который он приобрёл, чтобы выглядеть авторитетнее на встрече с заказчиком, во время побега треснул шов на заднице. И как Имс отдал ему свою куртку, чтобы скрыть конфуз…       К счастью, двадцатилетний опыт в бизнесе научил Артура золотой ма́ксиме, что лишний комплект одежды никогда не будет лишним, и теперь он не мог дождаться, когда же окажется в уединении гостиничного номера и переоденется во что-нибудь сухое и тёплое. Отдельная удача, что Артуру хватило ума забрать из Бельгии хоть какие-то вещи детей, так что не придётся ночью посреди нигде искать сменную одежду для Шаины и Патрика. Но вот что было делать с Филиппой и Джеймсом, Артур не мог даже предположить…       Артур так погрузился в свои мысли, стоило ему отвлечься от холода и дождя, ступив в относительное тепло гостиницы, что не заметил поднявшуюся из-за стойки ресепшен адмнистраторку. Она смотрела на них так, будто страшнее в жизни ничего не видела, а между тем дождь даже изволил смыть брызги крови с одежды Филиппы и детей. За исключением всё ещё утыкающегося в телефон Джеймса (телефон, вообще-то, неплохо был бы вернуть — там все контакты и рабочие материалы) и того факта, что с них всех рекой текла вода, на взгляд Артура компания выглядела довольно прилично.       — Доброй ночи! — поздоровался с девушкой Имс, подходя к стойке и отставляя в сторону сумки. Артур рефлекторно подтянулся следом, а за ними столпилась молодёжь.       — Вы говорите по-английски? — счёл нужным уточнить Артур, и девушка в ответ только кивнула, тяжело сглотнув. — И работаете круглосуточно?       — Да, но… — Девушка запнулась, ещё раз осмотрела гостей и попыталась выдавить улыбку. — Извините, у нас редко бывают посетители, тем более ночью — я, признаться, в замешательстве.       — Видимо, не настолько редко, раз вы всё ещё функционируете, — Имс улыбнулся в ответ своей самой обворожительной улыбкой. — Мы, видите ли, заблудились, и бензин кончился. Нам бы переночевать и что-нибудь перекусить — сейчас и с утра.       — К-конечно, — слегка заикнувшись ответила девушка и принялась шарить в ящиках стойки. Прошло некоторое время прежде чем она выдала шесть бланков регистрации. Но едва Имс протянул к ним руку, девушка отдёрнула бумаги и покосилась на Патрика.       — А это — ваш сын? — спросила она, с прищуром посмотрев на Имса.       — Наш, — вмешался Артур, испытывая раздражение и нетерпение, и выхватил у девушки бланки. — Свидетельства об усыновлении, простите, заграницу с собой не возим.       — Разумеется, — потупившись, пролепетала девушка и снова села. Артур раздал бланки, выпросил хотя бы две ручки на всех, и они принялись заполнять бумаги. Патрик так старательно выводил каждую букву, что от натуги аж закусил язык между зубами, а Филиппа заполняла за себя и за Джеймса. Наконец с этим было покончено, и Артур вернул ручки и всю стопку документации девушке.       — Как бы вы предпочли распределиться по номерам? — спросила девушка, перебирая ключи на вешалке. — У нас есть только номера «твин» и «дабл»*.       Артур и Имс переглянулись. Были времена, когда они готовы были убить, чтобы не жить в одном номере во время работ, были времена, когда они, никого не спрашивая, бронировали себе номер на двоих заранее, а потом были долгие и счастливые времена, когда они, не расставаясь, жили под одной крышей, а теперь Артур одновременно хотел, боялся и не хотел ни за что оказаться с Имсом наедине в замкнутом пространстве. Впрочем, это всего лишь одна ночь — глупо из-за вопроса нескольких часов растекаться по всей гостинице.        — Три «твина», — решил за всех Артур, и девушка тут же выдала им три ключа.       Имс уточнил, как можно будет получить какое-нибудь подобие ужина, и девушка тут же отправилась на кухню собирать на скорую руку сэндвичи, а Артур собрал рассредоточившихся по лобби детей и повёл их в сторону номеров. Имс плёлся за ними с сумками.       Им дали две смежные комнаты и одну напротив. Артур, не задумываясь, выдал ключи Шаине и Патрику.       — Девочки направо, мальчики — налево, — скомандовал он, последний ключ отдавая подоспевшему Имсу, и он тут же юркнул в номер напротив.       — Ты уверен, что это хорошая идея? — с ухмылкой поинтересовалась Филиппа, исподтишка кивнув на Шаину. Артур нахмурился.       — От тебя зависит, — строго сказал он.       Филиппа понимающе кивнула, а Шаина вопросительно поглядела на них. Патрик уже вовсю дулся.       — Я не хочу с ним в комнате жить! — заныл он, указывая на Джеймса. (Так и не отлипшего от телефона!)       — Я тоже много чего не хочу — потерпи ночь, — велел Артур и обратился к Филиппе. — Слушай, а можно у него как-нибудь мой телефон отобрать?       — Сейчас не стоит, — Филиппа покачала головой. — Но я пойду укладывать его спать и потом тебе телефон занесу, окей?       Артур понимающе кивнул.       — Шаина, Патрик, зайдите к нам, я дам вам сухие вещи, — подытожил Артур и с жалостью посмотрел на Филиппу и Джеймса. — Вам бы тоже что-нибудь переодеть…       — Так, сигареты мне сегодня достанутся или нет? — спросила Филиппа.       В этот момент из номера как раз высунулся Имс и протянул Филиппе свою пачку и зажигалку, а также две рубашки — одну свою и одну Артура (вот это уже наглость!), после чего снова скрылся. Филиппа едва успела поблагодарить. После чего она удалилась в номер с Джеймсом, чтобы его переодеть, а Шаина и Патрик зашли к Артуру, и он выдал им сменку. Он старался быть невозмутим, но эмоции переполняли, и Артур всё-таки ещё раз обнял детей.       — Мы об этом поговорим, обещаю, — сказал он. — Но только когда будем отсюда далеко, хорошо? Нам и самим надо как следует всё обдумать.       — Надеюсь, вы в том числе передумаете разводиться, — заявил Патрик и удалился, оставив Артура в полном потрясении.       — Я всё ещё злюсь, — добавила Шаина и тоже вышла из номера. Артур успел до закрытия двери заметить, что по коридору к выходу прошла Филиппа с сигаретами в руках.       Артур вздохнул и рухнул на кровать — матрац оказался вполне приличным. Из ванной между тем вышел Имс в одних трусах, и Артур поспешно полез в сумку за своими вещами, чтобы не засветить свой румянец, и тут же направился в ванную.       — Я сейчас оденусь и спущусь обратно за нашим ужином, — бросил Имс, разминувшись с Артуром в дверях.       — Спасибо, — и искренней благодарностью ответил Артур. — И если получится, найди нам что-нибудь выпить?       — Нам предстоит разговор? — напряжённо спросил Имс.       — Зависит от того, насколько здесь тёплая вода, — пробормотал Артур напоследок и скрылся за дверью.       Вода оказалась даже более комфортной, чем можно было надеяться, и когда Артур вышел из душа, ему уже совершенно не хотелось ни о чём ни с кем говорить, не то что утром подниматься и куда-то ехать, ведь одеяло тоже оказалось таким пушистым… Шаина       Шаина даже пожалела, что не курит, провожая взглядом Филиппу, отчаянно шагавшую обратно в дождь, ветер и ночь. Проскользнула шальная мысль последовать за ней и стрельнуть сигаретку, но Шаина быстро передумала, отдав предпочтение душу и переодеванию. Приятно было забраться в кровать, пускай даже одноразовую, закутаться в одеяло и смотреть в черноту окна, нарушенную только неясным светом неоновой вывески гостиницы. Монотонно шуршал дождь, никаких больше звуков не было, и Шаина никак не могла решить, успокаивающая это тишина или гнетущая. От этих размышлений её вскоре отвлекло урчание живота, и Шаина вспомнила, что с самого рагу Зелинского ничего не ела.       Вернулась Филиппа, вежливо постучавшись, прежде чем войти. Она принесла с собой уличную прохладу и запах табака. В мокрой одежде, с прилипшими к лицу волосами и побледневшими дрожащими губами Филиппа выглядела ужасно ранимой и несчастной. Шаине вдруг стало её очень жалко, а за себя стыдно после всех подколок, которые она наговорила в адрес Филиппы.       Пока Филиппа была в душе, заглянул отец и принёс тарелку со свежими бутербродами. Шаина, конечно, сделала логический вывод, что это своеобразный знак внимания от гостиницы (не исключено что из личных запасов девушки с ресепшен), но Шаине на самом деле было всё равно, даже если бы вместо бутербродов были жаренные тараканы. (Хотя нет, тараканы — пожалуй, перебор. Кошки ещё куда ни шло. Главное, не говорить, что это были кошки.) Помимо бутербродов отец оставил ещё рюмку чего-то спиртного Филиппе в благодарность и ушёл к себе. А Шаина с большим трудом ждала, когда выйдет из душа Филиппа, потому что ей с детства казалось невежливым начинать есть, пока за столом не собрались все присутствующие.       Филиппа появилась довольно скоро. Она была приятно удивлена гостинцам, предложила Шаине разделить с ней рюмку, но Шаина отказала — она совсем не понимала и не любила крепкий алкоголь, а Филиппа идентифицировала напиток как виски. Она осушила рюмку одним глотком, и они приступили к еде. Было что-то умиротворяющее, чтобы сидеть так в гостинице посреди нигде, после жутких перипетий минувшего дня с почти незнакомым человеком. Они как будто были одни во всём мире.       — Ну что, расскажешь, с чего всё началось? — с улыбкой спросила Филиппа, шамкая не до конца разжёванным куском бутерброда.       Шаина сперва не поняла сути вопроса, но потом сообразила, что Филиппу интересует череда событий, которая привела её и Патрика в лапы Зелинского. Шаина сперва запнулась: всё-таки дело семейное, не стоило, наверное, выносить сор из избы, но потом она вспомнила, что Филиппа была условной частью этой семьи задолго до неё, если уж она в самом деле крестница папы, и Шаина дала наконец волю своим чувствам. Рассказала, как недовольна она была ребячливым, эгоистичны поведением разводящихся родителей, которые на самом деле до сих пор друг друга любят, ведь «ты только посмотри, какие у них взгляды», как необдуманно поступила, устроив им ловушку, и как злится, что они столько лет скрывали правду о своей истинной деятельности.       Выговорившись, Шаина почувствовала себя гораздо лучше, как будто гора упала с плеч, и даже захотелось попробовать тот виски, но было поздно. Зато только теперь Шаина заметила, с какой умилённой улыбкой смотрит на неё Филиппа.       — Ставлю соточку, они там уже вовсю мирятся, — заявила она. — А вообще, хочу тебе сказать, милочка: ты, конечно, в своём праве злиться, но в глубине души ты же понимаешь, что родители хотели вас защитить, потому ничего и не говорили?       — Но ведь если бы мы знали, спланировали бы всё иначе, знали бы, чего можно ожидать, как себя вести, если что-нибудь подобное всё-таки случится! — возразила Шаина, а Филиппа в ответ горько усмехнулась.       — Это тебе так кажется, что защищён тот, кто вооружён, — сказала она. — Вот мой отец. Пожалуй, в своё время был лучшим в этом деле. Проворачивал операции, которые считали невозможными. И что в конце? Мать мертва, он — чёрт-те где, возможно, тоже на том свете: я даже не помню, когда видела его последний раз. А ведь всё всегда планировал, знал, ожидал и так далее. А мы с Джеймсом? Лет с десяти всё знали — дальше что? Я лажаю на каждой работе за которую берусь, из-за заботы о Джеймсе и собственных загонов — никакой личной жизни, а Джеймсу жизнь как таковая не светит. Мне кажется, тебе просто хочется верить, что всё было бы лучше, если бы вы с Патриком знали правду. Не мне судить, ошибаешься ты или нет, но с высоты своего опыта говорю: лучше искать положительное в реальном, чем убиваться из-за несуществующего сослагательного.       — А знаешь, ты гораздо умнее, чем могло бы показаться, — не сдержалась от последней подколки Шаина и улыбнулась. — Если подумать, мне стоит на тебя кое в чём ровняться.       — Не-а! — возразила Филиппа, погрозив пальцем. — Запомни на всю жизнь, милочка: никогда ни на кого не ровняйся. Ты никогда не угонишься за тем, на кого хочешь быть похожа. Поэтому надо искать не то, какой ты хотела бы быть, а какой быть не хотела бы. И как только ты возведёшь вокруг себя эти рамки кредо и табу, останешься ты, такая, какой должна быть, самой настоящей, счастливой и успешной.       Филиппа взяла пустую рюмку из-под виски, недовольно поглядела на неё и улыбнулась Шаине.       — Выпить бы…       — Почему ты сказала папе, что нам с тобой жить в одной комнате плохая идея? — выпалила вдруг Шаина.       Филиппа неожиданно сникла и погрустнела. Она отставила стакан и забралась под одеяло.       — Это мои неудачные шутки, — пробормотала она. — Я же такой анти-пример: пью, курю, матерюсь, — вдруг научу драгоценную доченьку чему-нибудь непотребному?       — Фил, — строго сказала Шаина, — я всё-таки уже в старшей школе, где на каждом шагу не только это, но и лёгкие наркотики, и беспорядочный секс и мелкие правонарушения. И как-то ничему этому я не научилась. Так что не ври, причина не в этом.       — Это правда была шутка, для Артура, — настаивала Филиппа. — Он первый начал меня подкалывать, когда я ему сказала, потом успокоился, а я ему мщу.       — Что сказала? — недоумённо переспросила Шаина.       Филиппа резко скинула одеяло и уставилась на Шаину сверкающими глазами.       — Прикалываешься, что ли? — проворчала она, потом покачала головой и снова забралась под одеяло. — Иди уже спать, мелкая.       С этими словами Филиппа отвернулась к стене, погасила свою настенную лампу и накрылась одеялом в головой, оставив Шаину в недоумении, полумраке и шуме дождя. Имс       Это было похоже на бред. Настолько нереальна была сложившаяся ситуация и предложенные декорации, что Имс бы не удивился, если бы завтра проснулся посреди чистого поля, а гостиница оказалась привидевшемся от усталости в темноте миражом, или если бы вообще оказалось, что сейчас весна и дети даже не приезжали к нему в Бельгию. (А учитывая, что только в конце июня он закончил очередную работу, вполне могло статься, что на самом деле не закончил, а застрял во сне, и всё происходящее ему теперь мерещится. Впрочем, нет, эту вероятность Имс проверил ещё утром после ночи с Артуром в Антверпене, и тогда верный тотем был в порядке.)       Так что пришлось смириться с тем, что это — пусть абсурдная и нелепая, но всё же реальность, и действовать надо сообразно обстоятельствам. Кои в данную секунду являли из себя Артура, уютно закутавшегося в одеяло с головой. Имс не помнил, когда видел его таким нежным и уязвимым: последние годы даже в самые интимные их моменты, которые становились всё реже, Артур был начеку, колючий и напряжённый. Как же теперь не хотелось его будить и насладиться этим мгновением покоя и доверия.       Имс поставил тарелку с оставшимися бутербродами и бутылку виски, которую добрая девушка на ресепшен выдала им из собственных запасов, на прикроватную тумбочку, один сэндвич тут же сунул в рот, завалился на вторую кровать и открыл ноутбук, чтобы проверить последние новости и составить план дальнейших действий. Завтра Имс планировал перевезти Артура и детей через итальянскую границу, посадить в самолёт до Штатов (Сайто-кун его, наверное, убьёт за растрату топлива и намотанные круги по Европе), а затем достать Зелинского из-под земли и лично всадить ему пулю в лоб, даже если это будет последнее, что Имс сделает в своей жизни. Но семья того стоила.       Артур что-то замычал во сне, зашевелился и нехотя открыл глаза, с прищуром посмотрев на Имса. Имс виновато отставил ноутбук, сообразив, что старая клавиатура грохочет почище, чем пишущая машинка «Ундервуд».       — Ты достал еду? — проворковал Артур, блаженно улыбаясь.       Имс жестом пригласил присоединиться к поеданию бутербродов, что Артур и сделал, выбравшись из-под одеяла и подсев на кровать к Имсу. Пока Артур расправлялся с первым бутербродом, Имс достал из тумбочки стаканы и разлил виски. Артур принял у него стакан и запил бутерброд, осушив стакан полностью, Имс едва пригубил, внимательно наблюдая за Артуром. Над ним всё ещё висело, как Дамоклов меч, обещание «разговора».       — А ты, похоже, и не устал совсем, раз вместо того, чтобы скорее рухнуть спать, ещё что-то делаешь, зуб даю, по работе, — усмехнулся Артур и потянулся за вторым бутербродом; Имс передал ему тарелку, чтобы облегчить задачу.       — Просто пытаюсь понять, что делать дальше, — вздохнул Имс, убирая ноутбук, и тоже взял второй бутерброд. — Ненавижу терять контроль над ситуацией.       — Расскажи мне об этом, — фыркнул Артур, — координатор даже не может просчитать логистику отступления.       Артур потянулся было за бутылкой, но Имс его опередил — налил ещё одну порцию и отставил бутылку подальше. Артур вопросительно на него посмотрел.       — Если мы сейчас будем выяснять отношения, я бы предпочёл делать это на чистую голову. Ты помнишь, чем первая попытка закончилась на почве алкоголя, — напомнил Имс, но Артур только усмехнулся.       — Не лучшее время, тебе не кажется? Со всей восточно-европейской мафией на хвосте? И потом, мы же, кажется, всё уже выяснили. Развод и девичья фамилия.       — Ты ведь не брал мою фамилию, — улыбнулся Имс.       — Ещё бы! Арлин Уэйкем — звучит ужасно, — Артур всё продолжал ухмыляться.       — Тем более что ты для меня всё равно всегда Артур, — добавил Имс.       Они замолчали и отвернулись друг от друга. Артур поиграл стаканом с виски и допил его до конца. Имс всё ещё цедил свою первую порцию. Когда тишина стала невыносимой, Артур вздохнул, похлопал Имса по плечу и встал, потягиваясь, перешёл на свою кровать и сел на неё по-турецки.       — Ну и что же ты надумал делать дальше? — спросил Артур.       Имс рассказал свою идею с эвакуацией Артура и детей из Европы, и чем дальше он говорил, тем больше Артур хмурился.       — Ну уж нет, — заявил он в конце. — Я не допущу, чтобы дети меня всю жизнь ненавидели, если с тобой что-нибудь случится. Отправляем их с Филиппой домой и идём за Зелинским.       — Чтобы они потом нас обоих ненавидели, как Филиппа — Кобба? Думали, что мы их предали, когда мы не вернёмся? Хочешь оставить их сиротами?       — Тогда ты летишь с нами, мы прячем детей и собираем нормальную команду, — подытожил Артур. — Ситуация патовая, Имс: оставлять всё как есть нельзя, иначе Зелинский найдёт нас и прикончит. Нельзя доверить решение никому постороннему: тонкость ситуации понимаем только мы, да и лишние свидетели ни к чему. Ну и в одиночку ни одному из нас с ним не справиться. Так что выход один — вместе до конца.       — Я не вернусь с тобой в Штаты, Артур, — Имс помотал головой. — Мне будет больно снова оказаться в нашем доме, который уже не мой, где мы всё разрушили.       — «Мы»? — возмутился Артур. — Кто скрывал от меня, чем занимается в свободное время? Кто врал, что не вмешивается в дела компании без моего разрешения? Кто сбегал из дома при первой возможности? Кто перестал даже прикасаться ко мне и смотреть на меня? Ты себе представляешь, как я себя чувствовал?       Имс был потрясён таким заявлением. В голове у него как будто резко образовался вакуум, и эти слова теперь наполняли всё пространство, как последствие Большого взрыва. Даже в ушах зазвенело от шока. Имс тряхнул головой, чтобы вернуть мысли на места, и во все глаза уставился на Артура.       — Я думал, — заговорил Имс и запнулся. Прокашлялся и продолжил: — Я думал, ты сам этого не хочешь, чтобы я к тебе прикасался. Ты то засиживался за работой, то уходил вниз читать. И почти каждый раз, когда я до тебя дотрагивался, ты уворачивался. Я был в полной уверенности, что становлюсь тебе неприятен — старость и всё такое.       — Ты больной, что ли? — воскликнул Артур и вскочил на ноги; Имс тоже на всякий случай поднялся. — Я засиживался за работой, потому что вынужден был перепроверять, правду ли ты говоришь. Уходил читать, потому что мне действительно было интересно, а ты ни разу не попытался меня остановить. И это не я уворачивался — это ты так себя держал, что было непонятно, чего ты хочешь! Тебе будет больно в наш дом вернуться! А мне там каково было эти годы в холодной постели, каждую секунду чувствуя, как ты уходишь если не физически, то духовно? Господи, ты не был от меня так далеко, даже когда работал в Новой Зеландии, а я был в Рейкьявике!       — Ты меня выгнал, — полушёпотом напомнил Имс.       — Да. Потому что раньше ты всегда возвращался. А в этот раз не вернулся, и мне было стыдно позвать тебя самостоятельно. А чем больше проходило времени, тем больше я задумывался: может, ты и не хочешь возвращаться?       — А Брюссель? — задыхаясь спросил Имс.       — В Брюсселе мы были пьяны, а у тебя всё очень плохо с самооценкой, если ты считаешь, что я когда-нибудь перестану тебя хотеть. Ну и я вроде тоже ещё ничего, как думаешь?       Имс услышал достаточно. Отпустив поводья самоконтроля, он сгрёб Артура в охапку и поцеловал так пылко, как если бы от этого зависела его жизнь. Впрочем, в некоторой степени так и было: не биологическое существование, но дальнейшая судьба заключалась в том, как отреагирует Артур на поцелуй. А вариантов было много: от очередного удара до ответной страсти. Но пока Артур только покоился в объятии Имса оцепеневшей куклой, с неуклюже вскинутыми руками, зажмуренными глазами, задержанным дыханием и неистовым сердцебиением. А Имсу казалось, что ещё мгновение, и он сойдёт с ума.       Разорвав поцелуй, только когда перестало хватать кислорода, Имс отступил на шаг, держа Артура за плечи и вглядываясь в его глаза в надежде прочитать в расширившихся зрачках своё будущее. Артур тяжело дышал, шокированно таращился на Имса и явно прикидывал, как ему поступить дальше; Имс чувствовал, как под его ладонями напряглись мышцы Артура.       — Это что сейчас было? — строго спросил Артур.       — Суммирование нашего диалога, — Имс выпустил Артура и пожал плечами. — Надеюсь, я вынес из него правильный месседж.       — Зависит от того, что ты сам пытался донести.       — Что я люблю тебя. Всё ещё. Всегда. Разводись со мной сколько хочешь — этого тебе не изменить. Возможно, мы слишком часто «погружались», и ты сам собой ненароком внедрился в мою подкорку, но выкорчевать идею, оказывается, гораздо сложнее, чем посадить, — на одном дыхании произнёс Имс и после небольшой паузы добавил. — Так что ты теперь навсегда застрял у меня в голове. И я даже не против: это создаёт иллюзию, что мне есть ради чего раз за разом выживать.       Имс успел увидеть в глазах Артура неизбывную горечь за мгновение того, как руки Артура обвились вокруг его шеи, а их губы снова сомкнулись. Второй поцелуй был ещё более отчаянный, и Имс был уверен, что по щекам Артура скатились слёзы.       — Я с тобой разведусь нахрен, — прошептал Артур, едва разомкнув поцелуй. — Почему ты пять лет назад не мог всего этого сказать?       — И упустить возможность разоблачить самого мерзкого преступника в Европе? Никогда, — усмехнулся Имс, и они ещё на несколько мгновений слились в поцелуе.       — Давай не будем говорить о Зелинском в момент примирения? А то опять поссоримся, — сказал Артур и, держа Имса за руку, стал отступать к кровати, увлекая Имса за собой.       — А о чём же мы будем говорить? — коварно ухмыльнулся Имс, когда Артур опустился на кровать и отодвинулся к дальнему краю, чтобы освободить место Имсу.       — Закрепим результат, — ответил Артур, и в следующую секунду Имс уже был в его постели, в его объятиях. Они целовались, как в пору первой страсти, и руки неистово шарили по телам, тщетно дёргая за одежду, которая никак не хотела самостоятельно исчезать, и пришлось прервать поцелуй, чтобы раздеть друг друга — футболки в одну сторону, брюки и нижнее бельё в другую, — и снова рухнуть в объятия друг друга, кататься по кровати, в поисках удобной позы, и тереться друг о друга до искр из глаз, до тумана в голове от удовольствия. Имс очень надеялся, что в гостинице достаточно хорошая звукоизоляция, чтобы вся молодёжь не прибежала кто на помощь, кто из любопытства.       Ведь кто кроме двух любовников может знать, что за стоны доносятся из их комнаты? А Имс наслаждался каждой нотой, которую издавал Артур. Он по-прежнему был такой же громкий и искренний в постели, как в первые годы их романа. Имсу даже не хотелось думать о тех мимолётных любовниках, которые прошли через постель Артура тогда и в последние три года. Это был бы только лишний повод для ревности, впрочем, ни за что бы Имс не поверил, что Артур был с ними так же откровенен и податлив, как с ним.       Всё закончилось слишком быстро. Издав последний сдавленный стон, Артур обмяк на кровати, изливаясь в руку Имса. Проласкав его до конца оргазма, Имс продолжил лениво ублажать себя, пока Артур восстанавливал дыхание, а после Артур перехватил у него инициативу, и сопровождая поглаживания медленным, умиротворяющим поцелуем, знакомыми и точными движениями, которые даже столько лет спустя не оставляли Имса равнодушными, довёл и его до разрядки. И после ещё небольшой паузы на отдых, они перебрались на вторую кровать, Артур устроил голову на груди Имса и по-хозяйски перекинул руку через его торс, крепко обнимая.       — Скажем детям, что мы больше не разводимся? — прошептал Артур, и Имс невольно усмехнулся.       — Не, пусть ещё помучаются, — предложил он и поцеловал Артура в лоб. — А теперь можно поговорить о сам-знаешь-ком?       — Завтра, — отрезал Артур. — Все вместе поговорим. Что-то мне подсказывает, Филиппа захочет поквитаться не меньше нашего.       — Он же ей вроде ничего не сделал? — недоумённо уточнил Имс, и Артур в ответ усмехнулся.       — Ты как будто её не знаешь — она же за любой кипеш.       Имс тоже усмехнулся, ещё крепче прижал к себе Артура и зарылся носом в его волосы — даже в этом возрасте всё ещё густые, мягкие и с самой что ни на есть благородной сединой. Артур бессознательно чертил узоры пальцами на груди Имса, постепенно его движения становились всё медленнее и сбивчивее, и постепенно рука Артура безвольно обмякла — он спал. Имс тоже погружался в сон, чувствуя, как капля по капле ускользает от него сознание. Было темно и тихо, окна выходили на задний двор, где на много километров тянулось поле и не было ни пятна света, и только дождь монотонно шептал за окном, как будто рассказывая кому-то, что только что видел.