No one wins

Пока он шел вслед за врачом, он поймал себя на мысли, что тихо шевелит губами слова молитвы, вознося свою мольбу к Аллаху. Он шел и просил даровать ей жизни. Просил не наказывать её за его ошибки... И вот они подошли. Она лежала на операционном столе, и он на минуту вспомнил её счастливую улыбку на то, что он приходил к ней. Как искренне она обнимала его. Как нежно целовала... И вот она лежит тут, как сорванный цветок. И виноват лишь он о д и н. И он, кинув врачу, чтоб держал его в курсе, ушёл, понимая, что не может видеть её такой. Он шел, не разбирая дороги, механически переставляя ноги. Шаг. Ещё шаг... Он держался, осознавая, что ему просто нужно сесть в свою машину. А потом... А потом. Он наконец дошел до своей новой Audi. Открыл дверь. Зашел. Случайно кинул взгляд на боковое стекло, увидел свои глаза. Голые. Беззащитные. Он смог наконец отпустить себя. Он закричал... Ударяя кулаком по рулю, наплевав на то, что его могут видеть. Это. Он. Виноват. Он был слишком уверен в том, что она видит его насквозь. И она видела, но лишь его маску. Ярость выплеснулась вместе с отчаянием. Это. Он. Виноват... По его вине сейчас она борется за право считаться живым человеком... Из-за него она пыталась покончить с собой. Он был честен с собой в этот момент. Он прекрасно понимал причины и следствия. Он знал почему. Ты хотел видеть её настоящую? Так возрадуйся, Эмир. Ты получил то, что хотел. И он, механически заведя мотор, не зная, что ему делать. И нужно ли что-то предпринимать? Эмир ненавидел быть слабым. Презирал себя в моменты, когда не мог что-то изменить. Он не любил терять. Не хотел признаваться себе, что, увидев Зейнеп на операционном столе, он вспомнил другую женщину, что так беспомощно лежала на земле, а он всё кричал одно лишь слово. Мама. Тогда он познал, что такое невозможность ничего изменить. Он решил, что будет лучше, если он просто поедет домой. Он ехал бездумно, чисто механически передвигаясь по дороге. Он отключился. Просто позволил себе не думать ни о чём, но это не помогало. То и дело мелькали мысли, что было бы, если бы он не стал в момент близости произносить имя своей жены. Но тогда ему казалось, что это правильно. Его внутренние демоны шептали, что он должен ударить её так. Она перешла все возведенные им границы, сознательно смеясь над его внутренними барьерами, которые он ставил раз за разом во время их связи. Всё четко распределено, но ей постоянно было мало. Она ухмылялась и шла дальше после его слов, что всё временно. Она уходила в себя, не просила ничего, но его бесило, что она опять заставляла приближаться после того, как он собственноручно и отдалялся от неё. Его бесило, что он не может уйти, напоследок хлопнув дверью. Его выводило это из себя, и он поддался худшему, что было в нём. И добился того, что сейчас она на волоске от смерти. Он ехал всё дальше, пропустив поворот к своему дому. Он механически переходил с полосы на полосу, а потом будто вернулся в реальность, когда оказался в неизвестном ему районе. Он остановился, чтобы посмотреть своё местоположение по телефону. Сарыер. Неподалеку был элитный коттеджный район, где собирался брать дом его близкий друг, Рустем. Посмотрев по карте, как он может повернуть назад, домой, он случайно заметил, что неподалеку от него находится мечеть. Его путь как раз лежал через неё, и он сразу же понял, куда он должен отправиться. Он оставил машину на платной парковке неподалеку и отправился туда пешком. Он знал, что недостоин быть там. Он совершил слишком много грехов за свою жизнь, и некоторым из них нет прощения. Даже Аллах не простил бы того, к чему он подтолкнул невинную девушку. Но при всём при этом Эмир надеялся, что его проступки не коснутся Зейнеп. …Она не виновата, что я попался ей на пути… Эта мысль мелькала, когда он подошёл к специальному месту, где совершил частичное омовение. Он делал это бездумно, почти механически. Его мысли блуждали в прошлом, а тело выполняло то, что ему говорил разум. Ему было всё равно, что на нём дизайнерский костюм, а после всего положенного на нём появились некрасивые водяные разводы. Он медленно шёл по ступенях, каясь на ходу. Он вспомнил всё плохое, что делал. Каждую мелочь, которую совершал импульсивно. Каждый грех, через который переступал ради своих целей. Впервые жизни он ощущал груз раскаяния. Он второй раз молился вот так. Впервые он пришёл совершать намаз ещё ребёнком, когда в его сердце ещё жила надежда, что его мама будет жива. Он нашёл в комнате мамы адаптированный Коран, который, по словам мамы, принадлежала её бабушке, дочери муллы. Поколение за поколением религиозность отошла на второстепенные роли, но память предков была священна. Мама рассказывала, как его прабабушка вышла из челяди, самообразовывалась, чтобы быть достойной мужа. Этот адаптированный Коран служил ей всего лишь подсказкой, но для маленького мальчика это был шанс обратиться к Аллаху и вымолить у него жизнь мамы. Тогда Аллах его не услышал, но всё равно в его сердце горела надежда, что в этот раз он будет услышан. Он молился, стараясь не допускать мыслей о Зейнеп. Но они мелькали так часто, что он каждый раз после такого своеволия просил прощения за это. Он верил, что Аллах простит ему, что он не мог полностью сосредоточиться на том, что повторял в уме. Заученные с детства просьбы. Мольбы, идущие от сердца. И уже потом, когда он произнёс все слова молитвы, он попросил лишь одного. …Прошу, пусть она будет жива… Он покинул мечеть, и по пути всё равно эта мысль жужжала над ухом. Он не мог от этого уйти. Это было глубоко внутри. Когда уже он вышел за вороты, давая просящему самую купюру в своем кошельке, ему позвонил главный врач и произнёс то, что заставило его в очередной раз поблагодарить за оказанную милость: - Состояние госпожи Зейнеп стабильно. Она жива... *** Он вернулся в их квартиру. Вытащил из бара бутылку виски. Налил в стакан со льдом. Он пил... Пытаясь на миг забыть, причиной чего он стал сегодня... Он пил, потеряв на время связь с реальностью... Священное забытье. Каково это чувствовать глубокое одиночество, находясь с кем-то? Каково говорить, зная, что твои слова по сути безразличны другому? Каково это? О, Эмир прекрасно знал это чувство... Отчаяние. Беспомощность. Жалость. Ненависть к самому себе за то, что вынужден сейчас говорить это. О, нет. Он не может быть с Зейнеп не поэтому. Как глупо. Говорить такие фальшивые слова, в которые он не верил. Он не может быть с ней, потому что она ушла. Потому что в ней не осталось того обжигающего коктейля любви, к которому он раз за разом с жаждой приникал. Пил с жадностью каждую каплю её нежности, искренности, преданности. Любовь обжигала его внутренности, заставляя, как и стакан виски, что-то оживать в нём. Он чувствовал, как холод и безразличие внутри стирается её присутствием. Тем, как с уверенностью она произносит, что и он может быть хорошим человеком. Что и он, великий грешник, может стать просто счастливым. Она уничтожила его мир... Просто ушла, думая, что так правильно. А что он мог делать, кроме того, что пытался из последних сил найти рычаг давления? Нихан. Ребенок. Признание их сына. Ничто не работало. И вот он, опустошенный, говорит, что она предала своего брата. Как забавно! Он понимал, что он имел в виду. Она предала их любовь. Предала, не посмотрев ему в глаза напоследок. Она просто ушла... И вот он лежит тут, говоря что-то, а чувствуя, что он сам обрек себя на это. Вот он, его личный ад... Быть с той, кто предает. И не быть с той, что могла бы сделать его счастливым... Он проиграл. Она уже другая. А он...бессилен?... Он не чувствовал рук. Ног. Своего тела... Алкоголь смысл все, кроме воспоминаний, которые заполнили его сознание через край. Он не понимал, почему он именно здесь. Почему не пришел к себе домой. Ближе к своему источнику спасения... Зачем пришел туда, где раз за разом он проживал ярчайшие моменты своей жизни... Миг...Помутнение сознания... И опять...Он вспомнил, как однажды пришел, привычно кинул ключи на тумбочку при входе. Зейнеп, зная об этой его привычке, купила какую-то коробочку, которая напоминала чем-то вазу для фруктов. Маленькая такая. Черный металл, где чистым серебром было написано что-то на неведомом ему языке. Что-то такое, что он и не хотел знать. Просто однажды заметил это её новое приобретение. Специально купленное для него. Кинув ключи, он как всегда позвал Зейнеп. Его голос эхом пронесся по квартире, не давая ему ничего в ответ. Пустота. Где она?! Он прошел на кухню. В спальню. Пустота. На дворе второй час ночи, а её по какой-то причине не было дома. Он уже почувствовал привычную волну раздражения, пока не услышал тихий голос, который доносился из ванной комнаты. Глупая, дерзкая девчонка... Его ноги сами понесли его к ванной комнате, где и застал её. Сидящей на тумбочке с закрытыми глазами и поющую какую-то песню из репертуара своего любимого исполнителя. Она пела,а он чувствовал, что энергия её жизни передается и ему, и он, не отдавая себе отсчета, от чего-то счастливо улыбнулся. Её красота терялась на фоне невероятной этой способности радоваться мелочам, которые делали её жизнь ещё полнее. И он хотел быть частью её. В с е г д а? И он, переступая этот Рубикон, отнимает один наушник, вставляя его в своё ухо. Одна песня на двоих. Одинаковые улыбки...И она, счастливая настолько, будто он подарил ей что-то неземное, просто поднимает руки, обнимая его за шею. Кожа к коже. Душа к душе. Глаза в глазах. И одна музыка на двоих, что дарила ощущение, что вот здесь, рядом с ней, и есть его дом. Рациональность была отключена этими легкими поглаживаниями её пальцев, которые почему-то рождали стаю мурашек по его спине. Музыка соединила в них что-то еще. Связала какой-то крепкой нитью. Сделала их ещё ближе... И вот песня окончилась, а они все так же сидели, прикасаясь друг к другу. Тело. Душа. Сердце... В этот миг тишины всё было общим. Родным. Необходимым... И затем нежно целуя её, ощущая, что её губы сегодня будто бы слаще, что были до этого, он понимал, что ничего не будет, как прежде. Но понимал сердцем, а не разумом...И сейчас, находясь будто между сознанием и невесомостью, он понимал, что тогда просто не захотел услышать голоса сердца. Ощущение невесомости поглощало его, отключая все. Но даже в этой невесомости он продолжал вспоминать... Как Зейнеп, во время очередного ужина, внезапно спросила, что было бы, если бы она тогда не встретила его. И вопрос не был риторическим... Она хотела знать. Жаждала понять, как поменялась бы её жизнь, если бы она никогда не знала его. И тут внезапно сама начала говорить с собой, будто он не сидел перед ней, запивая комок в горле бокалом красного вина. Столетней выдержки...Все самое лучшее. Всегда. Во всем...Он знал, что для Зейнеп все это лишняя мишура для очередного возвышения в статусе. Что все это лишнее. Что они тут одни, и ни к чему набивать цену. Этот ужин лишь для них... Блюда, приготовленные с любовью, обладали действительно невероятной пряной специей, которая разносила по его языку приятные ощущения. Незабываемо... - Если бы я не встретила тебя, я бы сейчас сидела с мужем. Мы бы ели простую домашнюю пиццу, запивали бы её колой, смеясь над чем-то своим... А не сидели бы за сервированным столом... Столовый набор из серебра. Фарфоровые вазы... Дорогие вина. Пафосные блюда... Будто я в дешевой мелодраме, где главная героиня наконец со своим любимым. Но, знаешь, Эмир... Я вот сейчас поняла, что предпочла бы есть простую пищу. Пить вредную газировку. Травить свой организм так, а не удушающим дымом твоего безразличия... И она, замолчав, вышла из-под стола в ванную комнату. А он, оставшись, задумался.А мог бы он быть просто тем, с кем можно было бы просто быть рядом? Без статуса? Без громкой фамилии? Без масок? Смог бы он жить вот так... Просто счастливым? Он медленно отложил столовый прибор. Приложил салфетку к губам, размышляя над тем, что стало причиной такой ярости. Он был внимателен. Дарил ей украшения, долго выбирая каждое из них. Однажды что-то потянуло его в отдел, где продавались кольца... Роскошь и пафос слепили глаза даже такого искусного в этих делах человека как Эмир, но он хотел этого. Хотел подарить Зейнеп что-то такое, что было бы только для них... Что-то такое, что было бы лучшим напоминанием о нём. Это кольцо напоминало его собственное. Перстень с гравировкой, только чуть изящнеее. Белое золото...Минимум шика, максимум смысла... Он попросил ювелира выжечь только одно слово на обратной стороне, которое можно было бы заметить, только если смотреть под определенным углом. Моя... Это кольцо он просто оставил однажды на своей подушке, когда уходил с утра на работу, бесшумно передвигаясь в темноте.Он старался сделать так, чтобы Зейнеп не проснулась. Она всегда так сладко спала. Жаль было бы её будить. И он вышел, оставив кольцо на подушке в специальном футляре из черного бархата, поцеловав напоследок свою малышку в губы. Легко...Нежно...А потом подавил свою улыбку, когда она тихонько улыбнулась на его действия. А потом с нетерпением весь день ждал хотя бы какой-то благодарности от неё... Хотя бы сообщения в телефоне. Пустота. Ничего. И только ближе к обеду пришла смс с адресом. Час дня. Разгар рабочей недели, завал на работе.Сотни сотрудников, которых взяли, похоже, из жалости, раз они не могут выполнять свою работу качественно. Сотни причин, почему он не должен ехать, и лишь одно заставило его ехать. Лишь одна фотография, где на безымянном пальце левой руки красовался его подарок... Он быстро вышел из здания, заранее вызвав своего водителя. И просто приказал, чтобы он ехал по адресу, который он перекинул ему сразу же после вызова. Он хотел скорее видеть её реакцию. Он понимал, насколько сильно было её желание быть с ним... Вопреки его официальному браку, она была согласна быть с ним. Быть его...И только его... И он вошел в кафе, где она сидела, будто она была рождена, чтобы быть с ним рядом. Аристократия... В ней чувствовалось это, даже когда она просто пила свой кофе. Миг...Она заметила его, и широкая улыбка появилась на её лице. Она медленно поднялась, и направилась к нему, будто бросая ему вызов. Он понимал, чего она хочет. Понимал, что в столь пафосном заведении, наверняка найдется кто-то ему лично знакомый. Или его официальной жене...Но ему было плевать... Он сам притянул её за шею рукой, впиваясь в её губы, зарываясь в её волосы... Ему было плевать на всех. В этот миг время и пространство перестало существовать... Только он и она... Миг, который принадлежал только им... Он наслаждался этим мигом простого счастья, что она дарила ему...Он чувствовал,что не сможет никогда ее отпустить...А она, прижимаясь к нему, сама разорвала поцелуй, напоследок тихо прошептав всего лишь одно слово, что заставило его протянуть ее левую руку к своим губам, даря ей чисто светский поцелуй, задержав свои губы на ее коже чуть дольше положенного... - Твоя... Он повел её к столику, боковым зрением отмечая обстановку. Находя одного знакомого, что судорожно что-то печатал на экране своего телефона... Плевать. Она принадлежит ему. Отныне и навек. Он знал, что сплетни дойдут до ушей его жены очень быстро, но ему было всё равно...И он, взяв её левую руку своей, где было схожее с её кольцо... А она, увидев их практическую идентичность, так счастливо улыбнулась, будто он предложил ей официальный брак. Предложил долго и счастливо, как обещают хорошим принцессам в добрых сказках. Она улыбалась официанту, который просто подошел взять заказ. Она будто светилась изнутри. Ей было достаточно этого...Просто его присутствие рядом. Без штампов в паспорте. Без пышной церемонии. Без глупых родственников, которые поздравляют её. Ей. Все это. Было. Не. Нужно... Она щебетала что-то, что он сделал её самой счастливой женщиной на земле... Её нирвана была полной, пока на дисплее его телефона не высветилось лишь одно имя, которое стерло улыбку с её лица...Но она продолжала держать его за руку, просто отвернув голову в сторону... Звонила Нихан. Его женушка... Он видел, как меняется её лицо. Как вместо искренней улыбки появляется характерная для неё маска. Глаза в миг стали напоминать холодные хрусталики льда, которые напомнили ему те времена, когда он на её глазах признавался в любви другой. Как говорил при ней, что для него значит один лишь миг, проведенный с Нихан. Как быстро она отбросила искренность. Становилась той, которой была для него в лице общества. Любовница. Временное увлечение. Но она сохранила невероятное хладнокровие, просто забирая свою руку из его пальцев. И в лучах солнца её кольцо как-то по-особенному блеснуло, будто отражая холод внутри своей хозяйки. Миг... И она повернулась к нему, показывая лучшую свою маску. Смотря на неё, он не узнавал женщину, что только миг назад улыбалась ему так, будто он её мир. Миг, и усмешка украсило ее лицо в какие-то темные тона. Её смуглая кожа будто побледнела, губы стали менее яркими, а глаза скорее отталкивали. В ней ничего не осталось всего лишь за тот миг, что по столу начал вибрировать телефон, высвечивая ненавистное ей имя. Она медленно взяла свою сумочку, поднимаясь: - Не буду тебе мешать...Я пойду прогуляюсь... Она ушла, оставив его наедине с женой. Наедине...Но он сбросил вызов, не желая терять это чувство наполненности, что был лишь миг назад... Он вышел и заметил, как она курила в компании какого-то мужчины, улыбаясь ему так же, как и Эмиру всего лишь мгновение назад. Она заметила его,но продолжила улыбаться другому. Не ему... Он медленно подошел, услышав лишь часть фразы мужчины, который, кажется, скоро станет безвестно пропавшем. - ... Я буду рад провести хотя бы вечность, вот так...Рядом с вами... Эмир не знал, что на него нашло...Но он, поравнявшись с Зейнеп, притянул её лицо к себе, резко поцеловав её...И дым, что он испил как лучший сорт дорогого вина. Она принадлежит ему... Дым наполнил его легкие, сжигая их. Он чувствовал,что она сопротивляется. Поджимает губы, но он просто мягко погладил её по спине. И она сдалась. Отвечает ему... Один дым на двоих. Одна зависимость на двоих. Он не чувствовал ничего, кроме её губ, которые отдавали горечью никотина. Он не хотел, чтобы она могла даже подумать, что их нити может кто-то оборвать. Они связаны, и нет никаких причин этому не верить. Она любит его, а он рядом с ней, испив с ней смертоносный яд одиночества. Она первая оборвала поцелуй, не посмотрев на него. Вновь оборачивается к другому мужчине, улыбаясь ему... И говорит то, из-за чего ему захотелось уничтожить этого сопляка. На её глазах... Медленно. Режа его в ритме своего сердца, которое будто танцевало сейчас в бешенном ритме. - Я, к сожалению, пока занята...Но буду рада нашей встрече. Мой номер у вас есть... Он чувствовал, что дым отравил его душу. Затронул сердце, рождая на нем какой-то осадок. Он медленно повернулся к ней, жестко схватив да лицо. Заставляя её взглянуть в его глаза. Пустота. Свет потушен, оставив непроглядную тьму, наполненную до краев жестокой болью его равнодушия. Он надавил на лицо чуть сильнее, не заботясь, что его любовь будет напоминать ей синими метками. Он хотел, чтобы не этот жалкий человек это понял, а она. Уяснила раз и навсегда, что в её жизни не будет другого мужчины, кроме него. Ни в сердце. Ни в душе. Ни один мужчина не будет касаться её кожи. Ни один мужчина не познает её такой, какой её видел лишь он один. - Её расписание вполне стабильно. И в нем черным по белому написано моё имя... Зря не надейся...Тебе ничего не светит... Мужчина, решив, что он обижает бедную девушку, начал что-то говорить о чести, о том, как должен себя вести джентльмен. А Эмир, ослабив хватку, на его глазах нежно поцеловал эту бедную девушку в уголок губ и развернулся к нему. Он бил без предупреждения. В живот. Со всей силой, что бурлила сейчас в его жилах. Тот же, согнувшись пополам, пытался заполнить легкие воздухом,чтобы хоть как-то прийти в норму. Эмир же поднял уже его лицо, смотря в глаза лишь то,что отразилось пониманием в голубых глазах другого мужчины, что попытался перейти ему дорогу. - Она моя. И потом этой же рукой ударил его по лицу, отчего тот упал. А повернувшись, увидел лишь кривую усмешку Зейнеп. Она подошла к нему, полноценно поцеловав. Она обнимает его за шею, и вновь отстраняясь, тихо шепчет, что она только его и не обязательно было его бить, чтобы это доказать И вот он идет к ней, проходя этот путь в их комнату. А она, быстро собирая вещи, молча смотрит на него. Он же все так же молча подходит, на автомате отбирая очередную её тряпку. Она молча позволяет ему это, видя что он делает. Он вновь целует её руку, задевая при этом холодный металл кольца. Он целует, смотря ей в глаза. Он видит, как рождаются новые эмоции. Утерянная любовь...Но она так быстро исчезает, будто её и не было никогда. Будто она была с ним,как и многие другие, ради его денег. Ради власти. Ради положения... - Я ухожу от тебя, Эмир, - тихо произносит она, пытаясь отнять ладонь. Как будто он ей это позволит... - Ты уйдешь только со мной в последний путь, милая...- так же тихо произносит он, удерживая её руку в своей. Он видел знакомый огонь в её глазах, что разгорелся с новой силой... - Я. Не. Твоя. Жена - четко произносит она, все пытаясь вырваться из стальной хватки его зависимости. Он же, ухмыляясь, притягивает её к себе ближе, прошептав ей на ухо то, за что потом получил пощечину. - Ты моя... Она пыталась вырваться из его власти. Прикосновения не помогали. Механизм ее любви дал сбой, а он, ни слова не сказав, просто так же молча повалил её на кровать, задев ногой ножку чемодана на полу. Ему было всё равно, что там взбрело ей в голову, но этот бунт будет уничтожен корне. Он целовал её шею, не обращая внимание на слабые трепыхания, что по идее должны были показывать её сопротивление. Глупая...Какая же ты глупая малышка... Он прикасался к ней сквозь ткань хлопка. Она никогда не одевалась дома с шиком. Простота. Уют... В ней будто и был его дом, к которому он раз за разом возвращался... Он целовал её, прокладывая путь к её губам...Пока она не прошептала то, от чего он скатился с неё в сторону, давая ей свободу действий. - Твои прикосновения приносят мне лишь боль... Она поднялась. Застегнула молнию на чемодане. Молча сняла свое кольцо...Положила его на тумбочку. Взяла чемодан... Если сейчас он ничего не сделает, она уйдет. И в его спектакле не будет смысла. Она уйдет...До конца вычеркнет его из своей жизни, начав новую страницу. Где не будет его... Буря эмоций просто от того,что он может навсегда лишиться тепла её души, что согревала его... И уже в след он сказал то единственное, что заставило её вернуться к нему. - А что, если бы я захотел быть другим? Что, если бы я попытался быть с тобой собой?... - Каким ты будешь?- тихо сказала она, повернувшись к нему. - Моим? Ты будешь со мной, а не будешь, какие слова будешь говорить жене после ночи, проведенной со мной? Или ты будешь другим, когда раз за разом будешь заявлять на меня права, будто я твоя кукла? По мере произнесения свой небольшой тирады, её голос возрастал, будто он может не услышать - Что ты знаешь обо мне, а? Ты говоришь обо мне как о своей собственности. Так, будто мои чувства пустой звук. Твои прикосновения напоминают клеймо вассала. Я не хочу больше сидеть в четырех стенах, ожидая, когда ты придешь. Я могла бы сейчас жить в счастливом браке с кем-то другим. Без машин. Без украшений. Без платиновых карт, где круглая сумма должны заменять мне мое одиночество. Ты никогда не думал обо мне.Ты просто раз за разом толкаешь меня в бездну.Мои слезы ничто. Моя любовь ничто. Я никто в твоей жизни. Просто приятное дополнение к устоявшемуся порядку вещей. Я больше не хочу так...В мире сотни мужчин, которые хотели бы быть на твоем месте...Которые бы дарили мне свою любовь в ответ...А ты жжешь своим клеймом мои внутренности, считая, что только этого я и достойна! Я перестала быть собой...! Ты уничтожил мою жизнь... Все это из-за тебя!... - Ты слишком много читала романов, милая, - отвечал он, поднимаясь с постели- Ты не можешь уйти. Не можешь жить с другими. Ты навечно сохранишь меня в своем сердце. Оно принадлежит мне...Твоя душа не захочет, чтобы ты была рядом с другим...Твое тело никогда не отзовется на ласки другого...Да и не получится. Я собственноручно казню любого, кто посмеет к тебе приблизиться. А ты будешь наблюдать его агонию ...Ты никогда меня не слушаешь, Зейнеп. Если бы слушала, ты бы поняла, что моя симпатия к тебе достаточного уровня с твоей одержимостью...Что ты не просто так считаешься только моей... Смирись. Не сопротивляйся. Это сильнее тебя...И даже сильнее меня. - Я ведь даже тебе не нужна, - тихо прошептала она, бессильно отпустив ручку чемодана. - Я больше не могу тебя так любить... Её вера в светлое будущее разрушена. Для неё все это игра, которую он вел, похоже, из-за скуки. Этот крик души, который тронул в нем что-то. Он понимал, что только от него зависит, будет ли она рядом или убедится в его безразличие и уйдет, разрушая себя, но уйдет...Его гордая девочка... Это было сильнее его... Он повернулся к ней спиной, подойдя к тумбочке, взяв кольцо и просто смотря ей глаза вернул его на место. Надел на безжизненную руку символ их зависимости. Мягко прикоснулся к её лицу и просто поцеловал, надеясь, что она поймет все вот так. Без слов. - Давай просто расстанемся, - молит она, отстраняясь. Он не может... Она просит слишком многого. Отпустить её, и дать возможность стать счастливой... Без него?! - Ты медленно уничтожаешь меня... - Ну допустим, ты уйдешь, - медленно начинает он, поглаживая её руку, чувствуя, как она начинает дрожать.- Ты уйдешь, но ты будешь продолжать меня любить. Вспомни Озана, милая. Ты всегда возвращаешься. Она была ошарашена. Правда слишком ярко отразилось на её лице, выдавая внутреннее потрясение... Она не может быть с ним? Что за чушь. Она не может быть без него! - А теперь, дорогая, хватит истерик...И поехали доказывать тебе, что ты не можешь убежать от самой себя... - Куда? - растеряно спросила она, смиряясь. Глупая...Какая же ты глупая... - Увидишь... Они спускались на лифте, и он просто подумал, каково было бы просто быть с ней рядом. Всегда...Не на один лишь короткий миг, а навсегда? Что он чувствовал, если бы это тепло, что наполняло его душу было не от времени до времени, а постоянным? Они вышли из лифта, и она почему-то сама взяла его за руку и повела прочь от его машины с водителем, потянув туда, где обычно ходили люди... Люди без машин. Без счетов в банке...Те, кто сам зарабатывал себе на жизнь. Те, с кем он встречался только тогда, когда сбегал из своего элитного мира, где он не был тем, от кого не ожидают подлости. Те, кто увидев его без всех этих атрибутов власти и состоятельности, могли бы просто так улыбнуться... Она тянула его туда, где и он мог бы жить, если бы не родился в роде Козджоглу. Он тоже, может, находил радость в том, что ест просто пиццу, которую могла бы приготовить Зейнеп... Он мог бы, действительно, быть другим. Быть...Счастливым?...Просто счастливым?!... Она, решив, что он мешкает, потому что боится опуститься на этот уровень простого человека, просто улыбнулась ему и как-то по-доброму сказала фразу, которая сейчас жгла его сердце наравне с чувством огромной вины за смерть их нерожденного ребёнка: - Ты же хотел быть другим. Верно, Эмир? Так будь им. Прямо сейчас. Будь просто со мной...Без статуса. Без денег. Без фамилии.Просто собой. Со мной. Сейчас. Он все медлил, понимая, что это будет похоже на то, что чувствует человек перед шагом в никуда...Он понимал, что если сейчас он пойдёт с ней, он не сможет выдавливать из себя потоки яда, которые могли бы как-то его обезопасить от её любви. От того, что он ведь, действительно, мог бы стать кем-то другим. Зейнеп всё так же с улыбкой приблизилась к нему, сама обняла его...Она понимала, что для это значит. Все же она идеальна...Будто создана для него... - Даже боги спускались к простым людям, - с легкой улыбкой проговорила она. Он каким-то образом всегда понимал, когда она улыбается. К а к она улыбается. Он понимал это чисто интуитивно. Как если бы это он улыбался. Если бы он видел себя и её со стороны. - Так почему же ты, Эмир Козджоглу, не можешь просто на миг стать другим? Ты же даже не пробовал... И она, напоследок улыбнувшись, потянула его вперёд. В толпу...И он, механически переставляя ноги, пошёл за ней, отчего-то улыбнувшись. Почему бы просто не попробовать...? Он, одетый по последней моде, в одежде, на которую большинству из окружающих его людей нужно трудиться месяцами, шёл за ней, держа её за руку. Она чувствовала его неловкость, чувствовала, как свою. Остановилась и с улыбкой просто поцеловала его, не стесняясь окружающих людей, отпуская себя, чему когда-то научил он её сам. И он, вновь поддавшись её желаниям, ответил на поцелуй, чувствуя, что даже тут, в незнакомой среде, он может быть своим, когда рядом с ним его малышка. Он обнимал её одной рукой за талию, а другую же положил на своё законное место. На её щеку. Он углублял поцелуй, отпуская себя вслед за ней. Мира не было...Не было ничего, кроме её, такой теплой, отвечающей ему на каждое его прикосновение. Они не были в этот момент простыми любовниками, которые выясняли минуту назад отношения. Они были другими... Свободными от условий. От каких-то норм. Они были в своём мире, из которого ему в данный момент было не сбежать... Разорвав поцелуй, она просто улыбнулась, прикоснувшись к его щеке. Мягко. Нежно...Так привычно. Как те возлюбленные, что в книжках находят своих людей на первых минутах прочтения... Но она не была героиней простого любовного романа, а он не был её героем. Но и не был этим жестоким человеком, которым его нарекли близкие его люди. Жена... Она никогда не смотрела на него вот так...Будто если бы он попросил, она бы навечно застыла в этом моменте... И он бы попросил, если бы не понимал, что это просто очарование новизны, а не любовь, которую она так ждёт от него. Но он не любит...Явно нет...И именно поэтому обнимает её сильнее, притягивает к себе и вдыхает этот легкий аромат её шампуня, что отдает чем-то травяным. Они пошли в какую-то забегаловку, около которой он даже постыдился бы ранее даже остановится. Бедный район, в котором обычные люди, вроде как, обедали. И Зейнеп повела его туда, усадила и сказала, чтобы он не боялся заразиться бедностью от окружающих, пошла к кассе и купила там что-то и принесла ему еды. Если это можно было, конечно, так гордо назвать...Какая-то лепешка с мясом и овощами...Что-то такое, от чего прям пахло бедностью и болезнями желудка. - Что это? - поинтересовался он, с подозрением наблюдая за ухмыляющейся Зейнеп, которая искренне была рада увидеть это его замешательство. - Это арабская шаурма, дорогой, - с улыбкой ответила она, ставя перед ним какой-то напиток с каким-то странным названием. Coca-Cola. - Ты хочешь, чтобы твоя месть произошла через моё пищевое отправление? - с усмешкой спросил он, наблюдая, как Зейнеп начала это...есть. И пить... Они могли пойти в любое место этого города. Они могли съездить в любую страну мира. Они могли попросить личного повара что-то приготовить им...Но эта девушка повела его в место, где, возможно, тараканы бегают по кухне, разнося болезни. - Иногда можно и вкусить простых радостей жизни, а не сидеть на своем троне, Эмир. Ешь. Если что потом сходишь к врачу, полечить свой снобизм. Он не хотел к этому даже прикасаться, не то, что есть... - Они хотя бы готовят в перчатках? - безнадежно спросил он, смиряясь с её дикими желаниями. - Нет. Голыми руками...Сразу после туалета. Ешь давай уже... - В этом дешевом заведении есть вилка и нож? - спросил он, понимая, что задал риторический вопрос. Как он согласился на это...Вот на это?! Он, Эмир Козджоглу, ест какую-то гадость, чтобы удержать любовницу в своей жизни... - Конечно...Хочешь принесу? Он чувствовал подвох. Он понимал, что хороший столовый набор этому заведению не по карману, но решил, что будет лучше убедиться в том, что он просто не сможет стать одним из этих людей, которые едят такое каждый день, чтобы если что потом просто забыть этот момент своей биографии. И она принесла. Пластиковый нож и вилку. Даже салфетку принесла и с поклоном ему отдала. Театр абсурда... И он э т о...съел. А Зейнеп тихонько сфотографировала это на телефон и потом отправила ему после очередного выяснения отношений, грозясь, что она опубликует это в прессе и все узнают, что "наследник рода Козджоглу попробовал пищи простых людей и даже не умер". Да, месть Кемалю никогда не была столь увлекательна, как перепалка с его сестрой. Выйдя из этой забегаловки, он спросил, довольна ли она теперь. Она просто кивнула, спросив, куда он хотел пойти. Он хотел отвести её в своё место, которое он когда-то случайно нашёл после очередного разговора с Нихан. Где она кричала ему в лицо, что никогда не сможет полюбить такого ублюдка, как он, и прочие милые вещи. Он хотел отвести её туда, где он находил покой. Простая деревянная мансарда крыши его частного дома, далеко-далеко от города. Когда отношения с женой становились такими удушающими, что он не мог даже вздохнуть без притупленной боли где-то внутри, слева, он отправлялся туда, где каждую неделю бывала нанятая помощница, которая наводила чистоту в доме, но главное приводила в порядок его место, где он любил встречать рассвет с бокалом вина. Он хотел, чтобы Зейнеп увидела его обитель...Он хотел, чтобы она, сидя с ним на диванных подушках, смогла ощутить тот же покой, что и он. Поймав такси, они отправились туда, по дороге особо и не разговаривая. Только Зейнеп, как-то машинально положила свою руку на его, неосознанно поглаживая её. Они доехали до ворот его дома, он открыл дверь своим ключом, а она с любопытством начала осматривать все вокруг. Ей было интересно всё, и она так напоминала себя прежнюю. Когда радовалась каждой мелочи, что он ей давал. Сейчас он даже может признаться хотя бы самому себе, что скучал...Вот по такой её реакции. На террасе она и вовсе как-то начала светиться изнутри. Она что-то там пробормотала, что всегда хотела потанцевать в свете уходящего солнца. Включила какую-то мелодию, и протянула руки к нему... Ничего особенного. Просто топтание на месте, если уж честно говорить. Но в этом и была вся прелесть. В простоте. В её искренности. В её радости... В том, как счастливо она засмеялась, когда он подхватил её за талию и начал кружить. Её искренний смех сливался с песней, создавая невероятную мелодию, которую он часто воспроизводил в своем сознании, когда лежал без сна в своей постели, близко к своей жене. Вспоминал, как она пила дорогое вино и морщила нос, что опять вынуждена терпеть его снобские замашки. А потом, чуть опьянев, она начала рассказывать ему, что чувствует, когда он каждый раз уходит к жене. Она пила и говорила, как каждый раз пытается улыбаться. Как ходит по бутикам, покупая какие-то тряпки, тщетно надеясь, что это хотя бы на мгновение позволит ей отпустить ситуацию. И как он затыкает её на полуслове, целуя, пытаясь стереть это из её памяти. Всю эту боль...Все эти страдания, которые ей нужно проходить, чтобы быть с ним. Он хотел, чтобы она забыла. Он жаждал этого, зарываясь рукой в её волосы. Её тело жило своей жизнью. От вина она, похоже, и не понимала, что делает, раз сама перевернула их, оказываясь на нём сверху. Она сама быстро сняла кофту, оказываясь лишь в верхней части нижнего белья. Она целовала его будто на автомате. Её сознание, заполненное болью, было отключено. И он пользовался моментов, даря ей всю ту нежность, которую не мог себе позволить в другие дни. Но сегодня ведь можно? Можно шептать её имя, не боясь, что она потом начнет разговоры об их отношениях и их будущем. Он мог целовать каждый сантиметр её кожи, зная, что это не вызовет ненужных вопросов. Он мог это все, как и потом, когда она заснет, он мог тихо шептать, смотря в окно и видя Луну, строки из некогда любимого стихотворения: Жизнь скверная текла Без сигарет и сна. И остро душу боль пронзала И руки в кандалах. Но всё-таки она Любить меня не отказалась. Вот и сейчас, сидя в мрачной квартире, не освещенной теплом её любви, он сидел, понимая, что никогда не чувствовал большего одиночества, чем это происходило сейчас. Свет, который на миг сделал его жизнь полнее, мог бы иссякнуть из-за его гордыни и нежелания просто отпустить. Сколько раз она просила? Сколько раз после очередного его колкого слова, предлагала разбежаться? Сколько? И сколько раз он молча затыкал её поцелуем, надеясь что эти разговоры иссякнут. Исчезнут из ее памяти, как страшный сон. Но они не исчезали из их жизни. Наоборот, становились столь частыми спутниками их отношений, что порой он задумывался, а может, действительно, расстаться? Они пытались однажды. Он сказал ей, что она отныне свободна. Да, он так сказал, а потом кто-то из его людей прислал всего лишь одно сообщение, где было видно, как его малышка на свидании. С кем-то другим. Они улыбались друг другу, и вполне были довольны сложившимся порядком вещей. Они были довольны. А он нет...Но он не хотел вновь делать этот первый шаг ей навстречу, посчитав, что расставание есть расставание. Что у каждого из них своя жизнь. А таких сообщений накопилось достаточно за этот месяц их псевдо расставания. Сотни фотографий, которые посылало ему большинство людей его окружения. То один, то другой, то третий. Вереница мужчин, с которыми она никто не встречалась больше одного раза. Управляющая компания, повесив на ее этаже камеры по его просьбе, раз за разом запечатлели её вечером. Она шла, пошатываясь, раз за разом одна. Всегда она приходила домой... Она искренне пыталась найти ему замену. Искала что-то похожее. Большинство людей, с кем она встречалась, чем-то были похожи на него. То характером, то внешностью, то одержимостью. Один из них стал одержим ей. Бедный малый... Влюбился так сильно, что чуть ли не умолял её о браке. Эти глупые признания он слушал, ощущая, что с каждым отказом у него становится все меньше сил продолжать делать вид, что её жизнь его не интересует. И вот когда он увидел, как тот пытается добиться взаимности прямо в коридоре их дома, он решил, что игра зашла слишком далеко. Он быстро отдал приказ своим людям, которые были тайными телохранителями Зейнеп. Все выглядело так, будто они случайно там оказались и помогли девушке. А потом она, испуганная, позвонила ему с просьбой приехать. И он приехал...И с каждым новым признанием в том что этот мужчина преследовал её, пытаясь заставить стать его, он понимал, что неглубокая могила где-то далеко уже ждет своего законного владельца. Он, успокаивая её поцелуями в макушку, шептал ей, что все будет хорошо. Что все позади. Что он рядом. Что он будет рядом... А потом уже он с наслаждением слушал крики этого ничтожества, что пытался стать тем, кем он смог бы быть никогда. Никогда ему не стать им. Никогда не познать её любви. И слыша этот жалкий скулеж мужчины, который перестал им быть в одно мгновение, он ощущал удовлетворение. Ему захотелось курить...И он встал, пошатываясь, по памяти вспоминая планировку квартиры по тьме вышел на балкон. Достав её сигареты, он мысленно проносился в миг, когда она кричала, что проклинает сам факт его существования. А начиналось же все так приятно.Она, встречая его ужином, как-то невзначай сказала, что у неё задержка и вполне возможно, у них будет малыш. А он, видя эти ее сияющие глаза, эту улыбку, которая символизировала, похоже, абсолютное счастье, просто сказал то, что думает: - Малышка, какие дети? Мы просто любовники. У меня есть жена...И только от неё у меня будут дети. Если ты все же будешь мамочкой, то точно не от меня. Она в миг потухла. Перестала притягивать своим светом. Её глаза тогда ещё не научились покрываться мгновенно ледяной коркой. Её губы тогда ещё не являли ему эту презрительную ухмылку. Она была все ещё той влюбленной девочкой, которая могла позволить себе заплакать при нём. А потом же она просто давала ему пощечины, говоря, что от такого ублюдка она и не собирается рожать. И если уж малыш есть, он её никогда не увидит. На следующий день она просто отправила ему одно слово. О ш и б к а Одно слово сподвигло его перезвонить и спросить, когда она успела стать мастером шарад. А она сказала,что не беременна, и устало добавила, что она больше не хочет его видеть. Попросила больше никогда не появляться в ее жизни. Она тогда исчезла. Просто уехала автостопом. Ничего не взяла. Ни украшений, ни денег, ни одежды. На тумбочке лишь осталось её кольцо с запиской, что благодарит за хорошее времяпрепровождение, но ей пора строить жизнь. И эта последняя фраза, которая разозлила его так сильно, что он отправил своих людей, чтобы вернули её в их квартиру в течение следующих суток. ...Ушла на поиски отца своего будущего ребенка... Её нашли и доставили к нему обратно. Она кричала, что не желает находиться в одном помещении с ним, порождением Дьявола на этой грешной земле. На пощечину она ответила тем же. Ненависть заполнила их двоих, заставив бить по самому дорогому. Но они не слышали друг друга, смотря на губы друг друга, из которых вырывались слова, отравленные ядом мнимого презрения. С каждой репликой они делали шаг навстречу, и вот наконец они просто заткнули друг друга. Этот поцелуй был единственным искренним,что было между ними тогда. Единственное, что шло от сердца. Единственное,что спасло их корабль, в котором раз за разом залатывались все новые дыры, не давая им исчезнуть в глубинных водах своей зависимости. Он опомнился лишь тогда, когда докуренная сигарета обожгла его пальцы, возвращая в реальность. Он...Не хотел, чтобы она услышала этих слов. Он не мог тогда просто признаться, что не готов. Не готов выходить из этих привычных отношений, где все роли распределяются именно им. Да и не нужен был им ещё один якорь, ведь они же в любой момент могли бы расстаться...Ведь так? Она очнулась спустя пару дней после намеренной попытки лишить его своего общества. Он навестил её на следующий день, надеясь, что ничто не изменит ее любви. Что она сможет и в этот раз простить. Понять его. Он пришел в ее палату, когда она просто безучастно смотрела в окно. Она даже не заметила,что она уже не одна. Она не отзывалась на свое имя, и он наивно решил, что его прикосновения смогут хоть как-то вернуть её к нему. В реальность... О да...Его прикосновения возымели поистине потрясающий эффект. Она посмотрела на него, будто он ее главный враг. Так, будто никогда не было этой связи между ними. Ненависть проглотила его настолько, что глаза стали полностью черными, а голос, некогда говоривший слова любви, преобразился. Стальные нотки, которые резали ему слух, возвестили его, что между ними, по её мнению, ничего не осталось. - Ты не смог меня любить. И убить ты меня тоже не смог. Ты даже не позволил мне уйти...Так уйди ты. Сейчас. Я больше не играю в твои игры... Их совместная агония продолжалась в течение месяца. Он больше не приходил сам, отправив туда Мехмета, который исправно докладывал ему, что происходило в жизни его малышки. Она не ела. Она не пила. Она не пыталась как-то жить. Она смотрела просто в одну точку. Это могли быть как одна из стен, либо окно. Но её безучастность становилась опасной для нее же самой. Её психическое состояние оставляло желать лучшего. И он решил, что есть только один выход. Он понимал, что это решение может привести к разрыву их отношений. К тому, что она начнет его ненавидеть. Пусть восстанет, чтобы мстить. Ну пусть наконец придет в себя! Он позвонил главному врачу частной клиники и просто отдал приказ, который привел к таким ужасающим последствиям. Но если бы даже зная это, он бы все равно сказал бы тоже самое: - Сообщите ей о выкидыше. И скажите,что она больше никогда не сможет иметь детей... - Но господин...- начал этот жалкий человечек. Будто он не знал,что это ложь. Будто он не знал,что она абсолютно физически здорова. Тут дело в том,что любовь её не спасет. Не даст спасения. А вот ненависть к нему вернет её к жизни. К нему...Пусть мстит. Пусть ненавидит. Пусть уничтожает его изнутри, найдя себе нового спутника жизни. Пусть делает все что хочет. Ему просто нужно было,чтобы она вернулась. Отдав приказ, он вновь поехал в ту мечеть, но так и не смог зайти, осознавая, что теперь он точно перешёл точку невозврата. Ему нет прощения. День выписки её из больницы был расписан по минутам. Его шофер довозит её до квартиры. Он ждет ее внутри, пытаясь как-то воскресить прежние эмоции. Его план был идеален. Ничего лишнего. Ничего того, что могло бы как-то нарушить его схему бытия. Кроме одного фактора, который впрочем всегда вносил свои коррективы. Непредсказуемость Зейнеп... Она вошла в квартиру с таким видом, будто ей было противно даже переступать порог их жилища. А уж когда она увидела его, её маска приобрела такую отталкивающую презрительность, что он на миг подумал что потерял свою малышку. Её взгляд будто превратил каждую каплю его крови в ледяные хрусталики. Он не чувствовал в ней прежнего огня, на который он раз за разом шёл из своей тьмы. А он не мог придумать,как можно зажечь огонь, который был так жестоко потушен. - Я надеюсь, что ты тут оказался просто потому, что не знал, что я буду сегодня здесь...- с усмешкой произнесла она, гордо приподнимая голову. Свою боль ей было необходимо разделить. Он понимал, что сейчас он должен быть максимально осторожным со словами. Не стоило играть словами сейчас... - Я пришел сюда увидеть тебя, - максимально честно ответил он, делая шаг ей навстречу. - Ой, прекрати. Пустые слова. Бери, что хотел, и убирайся. Судьба и так преподнесла мне лучший урок, дав мне шанс уничтожить себя до конца. Будь проклят день, когда ты появился на моем пути... Она загаралась священной силой ненависти, которая давала ей силы...Которая воскрешала её для него...Пусть говорит, что хочет...Ей это нужно. А потом слова забудутся, эмоции улягутся, а он сделает вид, что ничего не было. - Будь проклят час, когда я полюбила тебя...Нельзя любить такое ничтожество! Я хочу видеть, как ты будешь подыхать под руинами своей прекрасной жизни. Ты ответишь за то, что отнял у меня...Будь проклят! Он молчал, разумно решив, что самое разумное это не лишать женщину шанса высказать то,что накипело. - Я хочу видеть, как твоё великое имя станет не больше, чем насмешкой. Ты умрешь, Эмир. И твоим концом буду я... Она не кричала даже, но то, каким повседневным тоном она сообщила ему что его смерть наступит от её руки, его скорее насмешило. Она ничто без него! - Да что ты можешь? Ты просто дворовая девка, которую давно не порол хозяин... Гнев кипел в них...Рассекая пространство на мелкие составляющие. Он ощущал как горел каждый атом, напоминая летящую камету. Воздуха стало резко меньше...Борьба его с жалкой девчонкой, которая ничего не знает. Ничего не понимает...! - Я напишу эти слова на твоей надгробной плите! Именно в такие моменты, когда эмоции были на пределе. Именно тогда, желание обладать ею было таким острым, что он не мог этого контролировать. Он желал закрепить свое право. Снова. Начать хотя бы так, в постели, их историю с самого начала. Он не хотел, чтобы все эти слова, сказанные в порыве злости и отчаяния, остались в их памяти, стирая все то хорошее, что было между ними. Он не хотел заканчивать их историю вот так... Он понимал, что нежность тут не поможет. Он не слушал, что ещё она говорила, сосредоточив внимание только на её губах. На её глазах, которые она чуть сузила из-за этой псевдо ненависти. Она не может его не любить. Это начертано линией её судьбы. Это написано в её сердце. И ничто это не поменяет. Её эмоции опьяняли. Любовь ли. Или ненависть. Ничто не сравниться с той горячей волной, что поднималась в нем по мере того, как она что-то там говорила. Слова- ничто... Он заткнул её как и всегда. Привычно приник к её губам, надеясь в глубине души, что хотя бы так воскресит в ней приятные воспоминания. Хотя бы так даст ей понять, что война бессмысленна. Что тут не будет победителей. Они оба проигравшие, потому что у них одна болезнь на двоих. И это ничто не может изменить... Она ответила лишь тем,ч то прикусила ему губу. Он чувствовал, как в рот попала металлическая отрава. Его кровь пропитана её ядом, от которой может отравиться даже он сам. Нет спасения. Пощечина и её мертвые глаза стали последней каплей. Он вновь впился в её губы, для приличия начав поцелуй,а потом прокусывая её верхнюю губу. Кровь смешалась. Один яд. Одна зависимость. Пусть вот так, но они едины. Зейнеп ударила его ногой по бедру, целясь в пах. Игра слишком затянулась, милая. Он схватил её за горло, фиксируя её взгляд на себе. Пусть она смотрит на него как на врага. Она любит! И он докажет ей это... Она пытается вырваться, царапая его руку, что удерживает её горло. Глаза в глаза. А потом она со всей силой царапает ему лицо. Пару секунд он не понимает, что произошло, но капельки крови, что сейчас текут по его шее, возвращают его в реальность. А Зейнеп, насмехаясь, бьет его по руке. Он отпускает горло, а она языком проводит по этой кровавой дорожке. Она не целует его. Она насыщается его болью. Вот это дает ей что-то вроде наслаждения. Она толкает его к стене, отчего он больно ударяется спиной о бездушную поверхность. Она порывисто целует его, не давая толком насладиться вкусом своих губ. Потом вновь нажимает на ранку, чтобы кровь вновь заполнила её уста. На нее не действует собственный яд, а на его у неё, похоже, иммунитет. Ей не нужна была нежность. Ей не нужны слова. Она находила наслаждение только от того,что ему было больно. Каждый раз, когда он не мог сдержать стон боли, она так счастливо улыбалась. И в такие мгновения, глядя ей прямо в глаза, он понимал,что она вполне может и воплотить свой план в жизнь. Он пытался хоть как-то смягчить её. Превратить её ненависть хотя бы в презрение, которое потом легче превратить в нечто светлое. Но ненависть в ней граничила с равнодушием. Ей было будто все равно, он сейчас с ней или кто другой. Она притворяется! Слишком хорошо знает его, чтобы выдать в живую его самый большой страх. Потерять её любовь было бы для него неприятным, но существенным ударом. Он понимал, что он пошел в ва-банк, выдавая ложь за правду, и похоже он проиграл. Он понял это, когда она откинула его руку, покаявшуюся на её обнаженной коже. Когда она улыбнулась самой себе в зеркальной поверхности шкафа, будто она была довольна собой. Как будто убедилась в очередной раз в чем-то. - Тик...Так, Эмир Козджоглу. Вам пора идти...Так и быть, сегодня действует акция. Вход был бесплатным. Поцелуйте жену,чтобы счастье было полным. Она...выгоняла его?! Она, которая пропитана им м макушки и до самых кончиков пальцев ног. Она, которая клялась в любви? - Ах да...Трах был неплохим. Кстати...Представлять на твоем месте Мехмета стало несколько утомительно. Оригинал все равно будет лучше. Она выскользнула из постели, напоследок сказав, чтобы он передавал привет жене. Единственное, что осталось между ними, это физическая близость, которая будто возвращала их на определенный уровень их отношений. Зейнеп даже не скрывала, что каждая минута, проведенная с ним вне постели, ей неприятна. Она кривила лицо на любые его попытки завязать какой-то разговор, пресекая все его начинания своей фирменной теперь фразой, что за разговорами пусть идет к жене. И даже поцелуи, которые он старался урвать с её губ, заканчивались тем, что она отворачивала лицо и молча уходила из его объятий, выталкивая его из своего пространства. Даже в моменты близости она будто считала минуты, механически выдавая стоны, которые начали отдавать фальшью. Ему было больно осознавать, что все реже она просто с ним говорила. А слова любви... Вышли из её лексикона. Ей будто была ненавистна сама мысль, что она может его любить. Каждый раз когда он провоцировал хотя бы слова её ненависти, она поводила плечами, показывая, что он ведет себя глупо. Она стала следить за своей внешностью так, будто это единственная её драгоценность. Жизнь покинула её тело вместе с их нерожденным ребенком, оставив лишь оболочку, которая постоянно нуждалась в доработке. Впервые за весь период их отношений её карточки опустошились до нуля...Многочисленные тряпки, какие-то женские мелочи, которые делали её всё больше похожую на куклу. Он толкал её к стене, стараясь увидеть хоть какую-то эмоцию в её глазах. А ответом был лишь толчок от её руки, отталкивающую его в сторону. И он раз за разом был вынужден наблюдать её спину, которая шла в их спальню. Ему было невыносимо видеть, как она превращается в ту, что слепо делает то, что делают и простые шлюхи в клубах. Она не была с ним, хоть он и был с ней рядом. Он пытался с ней поговорить. Достучаться до её души, но она раз за разом смеялась над ним. - А с чего ты взял, что ты стоишь чего-то большего? Он не хотел этого! Он не думал, что это так тронет её... Что именно сейчас она сломается. Он платил, она улыбалась на каждый его конверт. Каждое его украшение, которым он старался тронуть её сердце хоть на миг, затрагивало губы, которые улыбались, щеки, на которых появлялись ямочки...Но не глаза. Его пугали её глаза. Они были так похожи на его собственные, когда его раз за разом уничтожали отказы жены начать семейную жизнь с нуля. Пустые. Холодные. Равнодушные... Ему казалось, что если бы даже он убил её брата перед ней, она бы улыбнулась. Это было невыносимо...Он душил в себе раз за разом желание покинуть её. Но это становилось все сложнее делать. Он чувствовал как его внутренности обжигает горечь когда она улыбалась, как только он заходил в квартиру. Однажды он не выдержал и со всей силой схватил её за накрученные волосы и ударил её лицом об стену. - Очнись! - кричал он, ударяя ещё раз. А она лишь смеялась. Он устал быть с ней. Той, в кого она превратилась. - Я оставляю тебе свой прощальный подарок. Наслаждайся. Он не понимал, почему именно сейчас у него появилось стойкое желание просто вернуть свою малышку назад. Он понимал, что своей грубостью он только усугубит ситуацию, но это было сильнее его. Он поддался своему внутреннему зверю, который умолял его возобновить свою власть над ней. Любой ценой. И он ещё раз ударив её лицом о поверхность стены, отпустил её волосы, ощущая, что на его пальцах остался приличный комок волос. Быстро смахнув их на пол, он со всей силой, которая поднялась с ним вместе с яростью и желанием просто вернуть прошлое, разорвал её тряпки, обнажая кожу. А она всё смеялась, порой захлёбываясь кашлем и отплевывая кровь на дизайнерские обои. Она смеялась, когда он судорожно целовал её шею. Её смех раздражал его…Он хотел чтобы она кричала о своей ненависти к нему, чтобы в ней бурлили прежние эмоции. И только боль вызывала в ней какие-то отголоски прежней личности. И именно поэтому он прокусывает кожу на её шее, впиваясь в неё, теряя на миг человеческое лицо. Он ощущал на губах её кровь, пропитанную вредоносным ядом безразличия. Он пил этот яд, понимая, что похоже это конец. Её любовь осталась в прошлом. Вместе с тем ребёнком ушла его малышка, которая бы сдалась под этим напором. Она бы подчинилась его воле, давая ему почувствовать силу своих чувств. Чтобы там не было, но в постели они были едины. Уходили все проблемы, которые они разделяли вдвоем. Они откидывали маски, отдаваясь этому чувству. Он чувствовал себя свободнее, когда она не требовала ничего, кроме его нежности. Она молила языком своего тела просто стать собой, отбросить условности. Каждая ночь любви были внутренним откровением для него, ведь он понимал, что его невыносимо тянет к ней. Тянет стать с ней единым целым помимо спальни. Но сейчас же он не чувствовал даже физической взаимностью. Это была не его Зейнеп… Она смеялась на каждое его действие. Он мог целовать её, а она потто демонстративно вытирала губы, смотря на него с насмешкой в глазах. Он мог её обнимать, а она, улыбаясь, рассказывала, каково быть любимой другим. Медленно расписывала, каково это чувствовать отдачу другого мужчины. Ей было наплевать, что было потом. Ей было важно, чтобы он вышел из себя, уничтожая при этом его уверенность в том, что она будет с ним. Очередные запреты, которые она выставляла раз за разом наедине. Она била его по рукам,когда он начинал гладить её лицо или трогал её волосы. Била со всей силой, ухмыляясь. Он терял её, так скоро и так одновременно медленно. Он будто наблюдал за всем со стороны. Он понимал, что все может кончится как только, он скажет ей все то, что заполняет его изнутри. Что ему жаль.Что он сам себе стал напоминать кого-то другого, ходя в мечеть так часто, что это стало отчасти традицией. Он молил, чтобы она простила его. Отпустила этот его грех, дав ему ещё один шанс. Но Всевышний не слышал его, раз за разом насмехаясь над ним через Зейнеп. Она продавала себя, чтобы вызвать его отвращение. Но он не мог уйти. Не мог остаться...Не мог понять, каково это оказаться в шкуре человека, который молит всем о прощении. Но он не мог попросить прощения словами. Это было недостойно его фамилии. Кохджоглу не просят прощения! Они ни перед кем не склоняют голову. Она вырвалась из его схватки, быстро увернувшись. Она видел, как кровь катилась по её лице, открывая ему простую истину. Он виноват. Да, это его вина, что она стала чужой постепенно. День ото дня, а он слепо верил, что она любит. Что нет на земле способов уничтожить её чувства к нему. Все это время она молча говорила, что между ними пропасть. Что они оба в тупике, за котором холодное равнодушие реальности. Их мир разрушен...И если он сейчас не сделает этого шага, он просто убьет её за эту её мерзкую ухмылку. - Малышка, - тихо начал он, поднимая руки вверх. Он ступал шаг за шагом, осторожно, следя за её реакцией. Она могла всего-навсего подумать,ч то это очередные их любовные игры, которые вели к этому подобию любви, что было раньше.- Милая моя, прости меня. Эти слова произвели какой-то странный эффект. Она в миг поникла, перестав походить на загнанного зверя. Она утратила все свои маски, показывая обиженную душу, оскорбленную его гордостью. - Это я виноват. Прости меня. Прости... Он встал перед ней на колени так же, как когда-то она это делала перед ним. К чему гордость, если она несет лишь тотальное уничтожение их хрупкой связи, которая могла в любой момент разрушиться после его лжи. Он знал, что это стоит того. Он обнимает её за ноги, стараясь хотя бы так смягчить её сердце. Он шептал о том, как он сожалеет. Как он виноват. Он просто повторял то, что сотни раз говорил в церкви, глядя святым в глаза через фитиль свечи. Он был явно не в себе, когда вновь просил прощения, смотря в её глаза снизу. Он молил её простить. Но он ничего не видел в ней. Ничего, что могло бы ему сказать, что у него всё ещё был шанс. Когда он уже потерял всякую надежду, она положила руку на его волосы, начав мягко перебирать их. Нежность вновь проснулась в ней, пусть даже и на мгновение. Он наслаждался тем, что она сделала эту попытку просто попробовать с начала. Когда она убрала руку, он встал, взяв её руку и переплетая их пальцы. Другой рукой мягко взял её за щеку, и в этот раз она не оттолкнула его. - Прости, - вновь повторил он, целуя её в уголок губ. Он умолял её, и она, сжалившись, повернула голову, вовлекая его в полноценный поцелуй, лишенный похоти или ярости. Они просто целовались. Они просто вновь стали едины. Она вновь стала той, лицо которой преображается при его появлении. Это уже не тот отвращающий оскал, который он принимал за ухмылку. И не улыбка. Это было позволение быть рядом. Целовать её руки, рассказывая, как прошел день. Это шептать ей заученные когда-то стихи на французском языке. Шептать, цитируя известных поэтов, объясняясь с ней так. Она ему нужна. Она ему важна. Она стала на миг столь нужна, что он раз за разом закрывал глаза на её насмешки. Её веселила его слабость. И она раз за разом ударяла по ней. То она рассказывала, что её подташнивает, и ехидно проговаривала, что может беременна. А потом притворно проговаривала, что его честь не пострадает, так как отец не он. Это было выше его сил. Слышать, как она раз за разом описывала ему выгоды того, как выйти за кого-то замуж. - А почему нет, дорогой? Мы друг другу никто. Так уж. Связала судьба. А вот представляешь, что было бы, если бы... Эти разговоры были постоянными спутниками их отношений. Она мстила ему за то, что не могла стать счастливой с ним и без него. Она стала той, которая просто уничтожала любую попытку вывести их отношения из тупика, где они топтались на месте. Она мстила. Она не стеснялась своей ненависти, которую показывала ему наедине. Однажды они вышли в свет. Он пытался как-то разнообразить их жизнь, раз за разом отвергая мысль, что конец давно наступил, и он пытается оживить то,что давно умерло в агонии. Он пытался. Старался вызвать в ней прежние эмоции, рассказывая в ответ, что они с женой хотят уехать в медовый месяц. А она откровенно рассматривала мужчину, сидящего чуть подаль. Ей было все равно,ч то он говорит. Она улыбалась другому, глазами флиртуя. - Раз уж мы определили наших партнеров на ночь, дорогой, может и начнем нашу приватную вечеринку. По отдельности? - предложила она, на миг обращая на него внимание. Она хотела вывести из себя? У неё удалось. Имя жены горело на его языке, причиняя боль. - Ты не боишься, что твой партнер меня не устроит? Ведь твой партнер на эту ночь, все же, я. Или ты хочешь разнообразить нашу совместную жизнь? По улыбке, которая показывала её знание собственного превосходства, он понимал, что она хочет. Секс втроем. Скромная натура, которая когда-то стеснялась дать ему руку, сейчас хочет разделить свою постель с кем-то другим? Просто игра. Очередной вызов. Молчаливый вопрос о том, сможет ли он делить её с кем-то другим. Он улыбнулся. Набрал по телефону сообщение, что он будет недоступен в течение этого дня, потом отключил свой смартфон. А потом, как настоящий джентльмен, встав, подал руку своей даме. Он повел её в сторону уборной, обхватывая её стан. Ну хотела острых ощущений? Ему не жалко. Он понимал, как это может сказаться на его репутации примерного семьянина, которое он до сих пор носит. Это было сильнее его, он хотел чтобы она поняла, что никто не заменит его. Он единственный, кто прикоснется к ней. Он знал, как она избежала когда-то первой брачной ночи. Напоить мужа под предлогом, что не может расслабиться. Он пил, а она делала вид. А потом плавно они перешли на постель, где под ласки новоиспеченный муж и заснул. Он знал это потому, что Озан сам когда-то в сильном подпитии говорил, что сомневается, было ли между ними что-то. Он рассказывал, что видел кровь на простынях, но не помнит лучшей ночи в своей жизни. Конечно ты не помнишь, глупец. Потому что ничего не было... Он знал, что он был, есть и будет единственным мужчиной в её жизни. Остальных же желающих ждёт боль, страдания, уничтожение. Он не знал, что двигало им, когда он убирал многих из тех, с кем она говорила в период своего равнодушия. Он знал каждого, чьей смертью стала его малышка. Каждый узнавал, за что умирает, только ближе к концу экзекуции. Парализованный, каждый видел его удовлетворенную улыбку, с который он делал контрольный выстрел в голову. Она зашла с ним в туалет, осознавая, чего он хочет от неё. Это было что-то такое, что она понимала по умолчанию. Как и то, когда нужно просто позволить ему расслабиться, сделав их вечер более приятным без этих вечных разборок. Его всегда удивляло то, как тонко она чувствует малейшие оттенки его настроения, давая ему почувствовать себя сильнее,чем он был мгновение назад. В глубине души он понимал, что она уникальна. Что она создана для того,чтобы быть рядом. Но все чаще она пошатывала основу его уверенности в её любви. Она будто смеялась над самой идеей этой своей принадлежности ему. В ней не осталось этой яркой энергии,которой она делилась с ним. Она закрыла это так глубоко внутри себя, что порой он задумывался, а есть ли ещё эта любовь? Вот и теперь, пока он закрывал дверь в туалетную комнату, она ловко забралась на столик, где была и раковина. Удобное изобретение человечества, которая будто намекала на то,что тут можно помыть не только руки. - Знаешь, Эмир, в чем твоя проблема? - спросила она, с ухмылкой наблюдая весь калейдоскоп эмоций, что отразились на его лице. - Ты хочешь всего. И сразу. Ты хочешь жену, которая бы сидела дома, мечтая о твоём возвращении. Ты хочешь любовницу, которая голая ждет тебя на холодных шелковых простынях. Ты хочешь, чтобы все сгорали в огне ради тебя и за тебя. Ты так этого хочешь, будто ты бог. Будто весь мир крутится вокруг тебя. И что мы имеем сейчас? Ты, будто цепной пес, пытаешься мне что-то доказать. Да, ты меня возьмешь тут, закрепив своё право. А что дальше? Ты видишь цель, а не всю перспективу. Я буду твоей, пока ты этого хочешь. А что я? Ты разве мне нужен? Если бы я хотела, любой бы занял твоё место. И ты прекрасно это знаешь. Её слова ударили точно в цель. Он боялся этого...Того, что игра, которую он начал сам, закончится тем, что он будет похоронен под её равнодушием. Любовь уже не стояла между ними. Не было и ненависти. Была пустота, которую он пытался заполнить хоть какими-то эмоциями. Гнев. Отвращение. Злость. Сладострастие. Все это хоть как-то заполняет звенящую пустоту пространства. - Любой мужчина мог бы так же стоять, как и ты сейчас, передо мной. И что? Что отличает тебя от сотен других? Ты уничтожаешь всех, кто тянется к тебе, стремясь добиться лишь одну. Ты думал хоть раз обо мне? Конечно, нет. Зачем? Игрушка всегда готова, верно? Ты был моим палачом. А кто я теперь?...Кто ты мне? К чему продолжать то, что давно закончилось? Их история закончена? Да неужели...Именно поэтому ты всё ещё сидишь тут, чуть раздвинув ноги, показывая, что на тебе сегодня нет белья? Ты играешь не по правилам...Делаешь все, чтобы я разозлился. Зачем? - Ты думаешь, что это игра? Прелюдия к чему-то большему? Ты всё ещё такой мальчик, Эмир. Думаешь, что все это, - обвела она своё короткое черное платье, которое все же не допускало даже мысли, что его обладательница вышла за рамки приличия,- для тебя? Ты даже не допускаешь мысли, что я потом поеду к другому, с которым и хотела провести ночь. Не думал об этом, любимый? Конечно же, нет. Она спрыгнула со своего места, подходя к нему. Он видел, как она наслаждалась его зависимым положением. Она понимала, какую власть над ним имеют её пустые слова, которые разжигали вместо гнева иные эмоции. - Ты думаешь, что ты единственный, верно? Что ты тот, у кого есть право на моё тело? Это сорвало ему крышу окончательно. Он не соображал, что он делает. Просто впился в её губы, на ходу приподнимая её платье снизу. Привычно нашел то, что искал. Она текла...И так бесстыже врала ему, смотря прямо в глаза. О том, что не любит. О том, что не хочет. О том, что он больше ей не нужен. Он чувствовал, как она вновь раскрывается перед ним. Пусть даже так... Он направил её к зеркалу, на каждым шагу чувствуя, как она сдерживает свои стоны. Как было напряженно её тело...Как ей было тяжело скрывать от него свою реакцию. И он бы ничего не заметил, если бы это не был очередное их признание друг другу в привязанности. В невероятной зависимости. Он был слаб перед ней, как и она перед ним. Взаимное сумасшествие. И вновь она села на этот столик, уже придавленная весом его тела. Она так хотела его...Именно его. Только его. В последний раз поцеловав её в губы, он оторвался от них, опускаясь на колени. Он знал, как на нее действует то, что он опускается перед ней. Знал, как сильно в такие моменты она хочет быть с ним. Для нее он не был молящим...Для неё он был искренним. Она сама раздвинула перед ним ноги, безмолвно соглашаясь. Она давала своё добро так, будто до этого он не догадывался. Он руками приподнял платье ещё выше, на ходу целуя её колено. Её самая сильная эрогенная зона. Она так громко застонала, не боясь, что их могут услышать. Не боясь ничего, и даже его равнодушия. Ей было все равно, как и ему, когда он притянул её ближе к себе Наплевать на свою репутацию верного мужа, который никогда не был замечен в столь откровенной позе с любовницей. Ему было все равно. Только её стоны, которые отражались от холодных стен только одному ему понятной вибрацией. Он чувствовал как она положила ему ноги на плечи, облегчая задачу. Он углублялся в её суть, про себя вспоминая все эти слова о других мужчинах. О том наслаждении, которые якобы ей доставляли другие. И её протяжные стоны,которые как вода уничтожали все эти мысли, рождая в нём желание просто забыть. Вычеркнуть. Это больше не стоило его внимания... И вот этот тихий стон, свидетельствующий, что она достигла своей нирваны. Он понимал, что они закончили. Что они снова едины во всем. Но это не мешало ему, после того, как он покинул её, целовать внутреннюю сторону бедра, стараясь не улыбаться на то, как она дрожит от его прикосновений. Он целовал её кожу, пообещав себе больше никогда не верить её словам. Боже правый, как же они пусты... Медленно он поднялся, видя этот её затуманенный взгляд. Она не видела его, всё ещё переживая свою волну оргазма. Ей было все равно, но не ему. Он поцеловал её шею, мягко. Без привычных укусов. А затем впился в её губы, делясь с ней собственным вкусом наслаждения, который был сладок как никогда. А затем просто сказал, что им пора. С ухмылкой наблюдая, как она пытается понять, что от неё требуется. С трудом оправила платье, осторожно спускаясь на дрожащие ноги. Он понимал, что каждый, видя эту её чуть шатающуюся походку, красные губы, уже виднеющийся засос на шее, поймет, что происходило тут, за закрытыми дверями. Но ему было плевать. Она снова с ним. И это самое главное.