No one wins

Его орбита изменила своё направление в тот момент, когда его верный пес детства позвонил и судорожно начал что-то лепетать, выдавая что-то нечленораздельное. После порции словесного кнута, Туфан все же мог донести информацию, от которого его захотелось сразу же казнить. В древние времена именно так поступали с гонцами, принесших дурную весть. -Господин, Зейнеп сейчас в реанимации. Её автомобиль на огромной скорости вылетел за ограждения моста... Он чувствовал этот отголосок беспокойства, который все нарастал по мере того, как слова приобрели для него какую-то логическую связь. Его малышка... -Жива? - коротко спросил он, стараясь контролировать свой голос, чтоб его песик не подумал,что ему есть дело до его игрушки. - Пока да... Сбросив вызов, он с ненавистью запустил телефон в стену, с наслаждением наблюдая, как некогда дорогой аппарат связи превратился в жалкое подобие себя прежнего. Он не понимал себя... Ярость сменилась мгновенной болью, которая нарастала в нем, как только он воскресил слова своего подчиненного. ...Пока да... Что значит пока да?! Никто не разрешал ей умирать! И он, обуреваемый противоречивыми чувствами, вылетит из своего кабинета. Его работники, завидев его, предпочитали уступить ему дорогу. Встречаться с ним, когда он на грани бешенства, опасно. Они это усвоили. Какие молодцы! Он хотел уничтожать. Он понимал, что если она не выживет, падут головы. Это нищенская больница будет разорена и сравнена с землей. Работники уничтожены. Если он потеряет свою малышку, ему не будет жаль уничтожить пару жалких жизней. На Зейнеп его клеймо. Печать его фамилии. Вытащить её душу в их интересах. Он гнал автомобиль на такой скорости, как это было только в его студенческие годы. Он не жалел ни машины, которую обновил только на прошлой неделе, ни других автомобилистов, которые вполне могли и попасть из-за него в аварию. А уж на пешеходов ему тем более было наплевать. Его гнев нуждался в выходе... Его внутренний демон просил принести ему жертву. Он жаждет Зейнеп. Именно она могла на время его успокоить, утолить жажду его демона и позволить ему продолжить жить дальше, как обычному человеку. Она могла. А сейчас он из-за стечения обстоятельств мог её и потерять, потому что эти криворукие могли лишить ему этого болеутоляющего, коим долго время была его малышка. Он подсел на неё. На ту нежность, которую она дарила ему даже после этой омерзительной вспышки гнева, которая и стала причиной насилия... Как и тогда, в отеле. Он выпускал себя из клетки условностей только при ней. С ней. В ней... А она...спустя две недели нежно поглаживала его волосы, когда он, уставший, после работы прилег ей на колени. Она тихо шептала ему о своей любви. Тихо повторяла, что он больше не один. Он преодолел два десятка километров меньше, чем за десять минут, нарушая всевозможные правила дорожного движения. Тысячей больше, тысячей меньше... Сейчас важнее судьба Зейнеп. Ярость разрывала его изнутри. Огонь, который нуждался в жертве, наполнят его кровь, заполняя их какой-то невероятной силой. Он ощущал, что вполне сейчас может и убить человека. Мораль отступила. Милосердие исчезло. Ему нужно было выплеснуть это... не важно, на кого. Но он помнил о чести своей семьи и о гордости своего рода. Именно это заставило его идти медленнее, а лицо расслабиться. Он снова одел маску. Которую носил время от времени. Когда так было нужно. А сейчас это как никогда необходимо. Он вошел в кабинет главного врача частной клиники, не утраждая себя даже слышать слов глупого секретаря. Кто она и кто он. Смешно... Хозяин же кабинета сразу его узнал. Хороший мальчик... - Господин Козджоглу, нам недавно сообщили,что к нам доставили вашу...близкую подругу. Состояние критическое. Из-за неоднократного массажа сердца у вашей подруги началось внутреннее кровотечение... Мы не сразу поняли в чем дело... И её ребенок... Нам жаль... Мы сделали что могли, но мы могли спасти лишь одного из них... Его ребенок... Она носила его ребенка...А он... Перед его взором мгновенно предстала картина, как он однажды на неё сорвался. Она была, по сути, не виновата в том, что его окружают совершенно тупые люди, но именно ее невинный вопрос о том, как прошел его день, стал катализатором очередного его срыва. Он не помнил, что было потом...Будто пелена на глазах... Очнулся лишь от её крика... Он душил её, сживая шею так, будто хотел сломать ее и покончить с этим всем раз и навсегда. Он помнил,что он медленно, отходя от собственного шока, отпускал её шею. А она, упав на пол, судорожно пыталась заполнить легкие живительным воздухом... А затем её начало рвать. Обессиленная, она опустошила желудок прямо на дорогой ковер, который он специально заказал из Италии для этой квартиры. Она мучалась в приступах нехватки воздуха, а он, развернувшись, пошел у выходу, на ходу звоня своему подчиненному и приказывая ему появиться по адресу, который он вскоре отправил сообщением. Она не должна была быть одна... В голове словно был туман. Он не чувствовал своего тела. Не понимал,что было вокруг. Он шел чуть более медленным шагом, понимая,что в таком состоянии он не сможет толком вести машину. Механически поднимает руку, призывая таксиста к себе. ...Он только что чуть не убил её... Он был близок к этому. К тому,чтоб уничтожить единственный свой барьер. Ту, перед кем он мог не носить масок. А он... Он также механически набрал своего человека, Мехмеда, кажется, желая знать, как у его малышки дела. Он набирал номер подчиненного, слушая постоянные гудки, которые следовали один за другим, образуя какую-то печальную симфонию. А что...Если... Он почти уже начал паниковать, пока его подчиненный не поднял наконец чертову трубку. -Жива, господин. Состояние стабильно... Коротко и ясно. Знает, как с ним разговаривать. Ничего лишнего. Лишь информация... А он, успокаивая себя, что этого достаточно и не позволяя себе спросить сверх того,что ему сообщили, завершил вызов. Мехмед был рядом с его малышкой около недели, постоянно сообщая ему короткие сведения о её состоянии. И было все прекрасно, пока тот случайно не увидел фотографии, где его пес обнимает его женщину. Эти фотографии вызывали в нем что-то среднее между насмешкой и раскалённую до состояния бешенства ярость. Он, сидя в своем кабинете, чувствовал это трепетное отношение к Зейнеп. Эту чертову нежность, от которой хотелось избить его до полусмерти. Он забыл своё место. Но он пока должен был быть с Зейнеп... А уж потом он разберется с ним. Позже... Эти чертовы фотографии от какого-то доброжелателя давно пора уже было сложить в отдельный альбом. Они в кафе. Он наливает ей вина сам,как какой-то холоп, коим он по сути и был. Она ему улыбается. Она. Ему. Улыбается. Как ему, в начале их истории. Так искренне, так тепло. Так, будто это он её вселенная. Так, будто он перестал существовать для неё... Или другая...Где они дурачатся в каком-то парке развлечений. Как возлюбленные... Степень его бешенства возрастала по мере того, как эта игра в любовь продолжалась,а дела на фирме все ухудшались из-за мошки, вознесшегося до уровня Бога. Кемаль Сойдере... Раздражение. Неудовлетворение. Ярость. Бешенство... Все это требовало какого-то выхода. И он решил все же использоваться старым способом. Поехать к Зейнеп и исцелить свою душу, испив священный глоток её любви. Она встретила его не как обычно. Без счастливой улыбки от одного его появления. Без объятий. Без поцелуев. Просто открыла дверь и пошла на кухню. Подальше от него?! Она раньше млела от его вида. Становилась такой мягкой, нежной, ранимой, как та девочка, которую он встретил тогда в кафе. Тогда она была частью плана. Безответная любовь, которая она все пыталась сделать реальной. Пыталась так упорно,а сейчас отступила из-за глупого мальчишки, который никогда не станет им? Так не пойдет... Он и правда нашел её на кухне. Она что-то готовила, то и дело моя руки. Домашняя рутина, которую он никогда и не наблюдал. А тут она, такая домашняя, такая родная, такая своя... Не желая сопротивляться своему желанию, он обнял её сзади, зарываясь в собранные волосы. И тут он резко почувствовал помимо родного аромата её шампуня какой-то посторонний аромат. Какой-то резкий. Явно не женский... Какой-то слишком тяжелый. Догадка поразила его и он чуть сильнее сжал её талию, заставляя её вскрикнуть от неожиданности. А он, скользя руками по её телу, пытался убедить самого себя, что она всё ещё его. Что она не может по своей воли принадлежать другому. Что она только его... И тут миг и вспышка воспоминания о последних фотографиях. Где она и его подчиненный заходят в какое-то кафе... Где они вполне могли... Не сдержавшись, он заставляет её полностью облокатиться на него, отвлекаясь от готовки. Он резким движением срывает резинку с её волос, начиная их целовать, попутно проникая под одежду, напоминая ей так, чья она. Что она никогда не получит ни от кого того, что может получить от него. а кто смеет отнять её у него?! Нежные прикосновения его пальцев прочертили невесомую линию вдоль её тела, приближаясь к её горлу. Она мгновенно замерла, как только его рука нежно схватила её за горло. Помнит...Боится... Бедная девочка, во власти монстра.... Ярость наступила мгновенно. Он сжал горло сильнее, заставляя её ощутимо прижаться к нему,чтоб сделать захват менее плотным. Чтоб хоть как-то ослабить его хватку, она невероятно осторожно прикоснулась к его пальцам на её горле, стараясь ослабить его хватку. На мгновение он расслабился, переставая сжимать её шею, на что она отреагировала мгновенно. Развернувшись, она влепила ему пощечину. Он замер... А она замахнулась за ещё одной, но он вовремя перехватил руку и сжал её, желая сломать. Вместо ярости появился азарт, который всегда приводил их в горизонтальное положение. Но сейчас не время... Он соскучился Отбросить условности. Быть самим собой. Забыть о том,что она могла быть с другим. Есть только он и она... Он резко притянул её к себе, впиваясь в неё поцелуем. Она сопротивляется ему, пытается увернуться, отвернуть голову, прекратить эту сладкую пытку. Но он лишь прижимает её ближе, лаская её языком и руками, заставляя её растаять, как это и бывает между ними обычно. И она, сопротивляясь ещё мгновение, все же таит, мягко зарываясь в его волосы, стараясь смягчить его, сделать более нежным. Он же не настроен на ласковое обращение. Властно приобняв её за талию, он пятится назад, пока не чувствует,что он уперся на поверхность простого кухонного стола. Всегда было интересно, насколько он прочный... Подхватив её, он плавно опустил её на стол. Она от неожиданности прекратила их поцелуй, выдохнув ему в губы. Он же, воспользовавшись этим краткой передышкой, переключился на её шею, проведя по ней носом, даря ласку, а затем впился в её шею, оставляя на ней яркую метку своей страсти. Её сладкий стон был лучшим доказательством,что она все ещё с ним. Пусть огрызается, шипит, показывает коготки. Все равно она всё ещё принадлежит ему. И он, отчасти обрадованный очередным доказательством её любви, прекращает любые ласки, просто смотря на неё. Вот такая, млеющая, жаждующая каждого прикосновения, именно так выглядит его женщина. А не та подделка, что он видел наедине с другим мужчинам через объектив камеры. И он, поднимая её лицо, лаская её щеку, тихо прошептал только два слова, которые были даже более веским клеймом, чем эти метки, одна из которых уже начала выделяться на её шее. Лучшее украшение от него. - Ты моя. Это клеймо не пройдет. Оно будет написано на ней не хуже,чем татуировка. Она принадлежит ему. И он сделает все,чтобы так было всегда. Или по крайней мере до того момента, пока он так хочет. А она же, не особо воспринимая его слова, протянула свои руки к его шее, стараясь притянуть его ближе к себе, просто ощутить его руки снова на себе. И он не отказал ей в такой малости. Она доказала ему самое важное. Кто не был бы с ней рядом, она всегда будет вспоминать его. А сейчас он в очередной раз докажет, что он как был единственным, так таковым и останется. - Чего ты хочешь? - тихо спросил он, гладя её по руке, большим пальцем надавливая на кожу, даря как обычно и свою нежность, но при этом не делая это так,чтоб она окончательно потеряла голову. Она сама должна это произнести. Сама... А она, не до конца понимая его слова, просто чувствуя,что он что-то ждет от неё, и она опять пытается как-то продолжить то, что он так внезапно начал. А ему нужны были всего лишь два слова. Всего два, и их игры продолжатся. Просто два слова. И он снова задал свой вопрос, держа собственное возбуждение в узде. Ему были важны эти слова именно сейчас. Именно тогда, когда она словно под кайфом... А она же, сквозь пелену возбуждения прошептала другое слова, от которого платину контроля смыло цунами желания окончательно. - Просто тебя... - как-то тихо произнесла она, не смотря ему в глаза. И тут она погладив его по щеке, добавила: - Только...тебя. Он проснулся в прекрасном расположении духа тогда. Рядом лежала женщина, которая в очередной раз доказала, что она полностью принадлежит ему. И нет причин для сомнений в этой истине. Она с ним. И так будет всегда. Пока он в этом нуждается, разумеется. Он видел эту мягкую улыбку, которая возвращала его в те дни, когда она только-только начинала влюбляться в него, даря ему на каждом шагу свою улыбку. Даря ему свою нежность. А затем и любовь... А затем была эта глупая борьба с ним. Он мог бы сразу поставить шах и мат, если бы хотел, конечно. Но ему было интересно наблюдать за ней. Как она ломает себя, чтоб сделать этот шаг ему навстречу. Как ломается её гордость, своими осколками раня её, делая ещё более беззащитной перед ним. И вот её развод. Это было слишком просто. Забрать то,что принадлежит ему по праву. Она сопротивлялась поначалу, но одно прикосновение к ней, ещё одна просьба, сказанная ей на ухо проникновенным шепотом, и документы на развод подписаны. Она принадлежит ему. И никакой слабак Озан этого не изменит. Он начал тихонько будить её,а она, лишь перевернулась на другой бок, натянув на себя одеяло. Маленькая лентяйка... Ну что же...Он вполне может приготовить завтрак и сам. Встав, он краем глаза заметил, что на лежащий на прикроватной тумбочке, беззвучно приходят сообщения. Чуть приглядевшись, он увидел имя, которое испортило ему все настроение... Мехмет. Ему резко захотелось уйти из квартиры. Подальше от неё... И он, собравшись как можно более бесшумно, покинул её, напоследок оглянувшись. Она все так же сладко спала. Маленькая лгунья... Вот так резко от желания быть рядом с ней, ему захотелось переломать кости своему подчиненному. Конечно же, он мог бы и просто убить его. Один из многих других. Просто пешка. Верный песик... Но что-то всегда останавливало его от расправы над Мехметом... Может то,что он бросался на каждого,кто переходил ему дорогу? Он лично видел казнь очередного вредоносного субъекта. Как тот резал его на кусочки перед Эмиром. Как постоянно говорил,что нужно было подумать дважды с предателями господина Эмира. Он снял ему лицо, слыша крики своей жертвы, но при этом проговаривал, что такова участь предателей. Страдать. И вот такой человек просто так предаст его, своего хозяина? Зейнеп, конечно, чертовски хороша,но преданность ему перевешивает похоть к хорошенькой девушке. Но пора что-то решать с ним...Он ему надоел… Мехмету явно улыбалась удача, освещая его недолгое пребывание на этом свете. К счастью для него, он сразу же был вынужден погрузиться в рабочий процесс. Как руководитель, он был вынужден был понимать не только кретинизм не только своих людей, но и остальных. Понимание того, что мир слишком глуп именно в элементарном, он был вынужден решать простейшие задачи, нерешение которых могло привести к потере контракта. Казнь Мехмета не стоит семи миллионов. Явно. Так что он был вынужден ждать, точнее, ему было позволено жить пока дальше. До вечера. Конечная точка его жизни становилась все ближе по мере того, как он решал свои вопросы, в уме прикидывая, кого можно будет уволить после заключения этого контракта. Наконец, долгожданный вечер наступил. Он вызывал своих верных псов к себе в кабинет, когда здание уже полностью опустело. Они были одни. Он, Мехмет и Туфан. Казнь всегда должна быть показательна. Чтоб люди понимали,что их ждет. Чтоб боялись сделать хоть что-то такое,за что наступит расплата. А Туфану не будет лишним увидеть,что бывает с теми,кто его расстраивает. Он ненавидел чувствовать страх от своих людей. Если ты боишься,значит, тебе есть, что скрывать. А уж найти эту тайну не составит труда. Человек сам невольно выдает все свои тайны. А уж использовать слабости другого человека против него Эмир умел. Но Мехмет был как всегда собран. В его глазах все также горела уверенность и невероятная преданность своему хозяину. В нем чувствовалось желание выполнить любую просьбу своего господина. Слишком спокоен для предателя... -Что же, Мехмет, как там моя маленькая пташка?- произнес он, сохраняя контакт глазами. Он ждал,что его собеседник не выдержит и опустит глаза. Что он даст ему зеленый свет в процессе собственного уничтожения. Тот же, к удивлению, начал все так же уверенно говорить о том, как себя чувствует его малышка. Так спокойно, будто не он хотел её поиметь... Когда ж прелюдии подошли к концу, Эмир прямо спросил его,что же он забыл в жизни Зейнеп. Его ответ же, заставил его как-то задуматься... - Господин... Когда я пришел к Зейнеп в первый раз, она сидела на полу, окруженная собственной блевотой, жалкая, слабая, беззащитная. Она плакала, периодически ударяясь головой об стену. У неё была истерика... Я ж просто помог ей подняться. Я помог ей вернуться хотя бы отчасти к прежней жизни... Она стала жить вновь. И... Господин, было бы лучше,если бы наше общение продолжалось, потому что... Как она призналась мне, я являюсь единственным,кто показал ей радость жизни... А она уже начала думать о суициде... - Ты же знаешь,что тебя ждет теперь, герой беззащитных принцесс? - тихо прошептал он, срываясь на последнем слове. Он чувствовал очередной приступ бешенства. Кто этот червяк,чтоб указывать ему, кто будет в жизни его малышки, а кого ждет жалкая участь быть очередным показательным выступлением?! - Я предан Вам, господин. Но Зейнеп я предан не меньше... Он...Предан...Зейнеп?! Он не сдержался и бросил в него нож для резки бумаги. Попал в ногу, но тот даже не поморщился. Он все так же стоял, уверенный в себе. Слишком уверенный в себе... Неужели...?! - Ну и как она была в постели?- вежливо спросил Эмир, наблюдая, как струйки крови одна за одной бегут вниз по его ноге. Но Мехмет же лишь усмехнулся и произнес то,что спасло ему жизни. - Господин, она говорила лишь о вас. Всегда...Только о вас... Только он... Вновь и вновь его сомнения не имели реальной основы. Вновь она показала ему,что она никогда не допустит другого ни до своего тела, ни до своей души и что самое важное до сердца... И он, неожиданно для себя понял, что он улыбается. И ему было наплевать,что это может ослабить железную руку страха перед ним у его подчиненных. Он улыбался, чувствуя внутреннюю радость от очередного доказательства своей власти над ней. И он, отпустив подчиненных, позволил себе расслабиться. Впервые за день... И он, наслаждаясь моментом, все же нашел в себе силы уйти с работы и отправиться к своей любимой жене, на ходу прикидывая, когда он сможет навестить свою малышку. Он должен закрепить свою власть над ней в скором времени. И... Это будет упоительным... Сидя в кабинете врача, оглушенный этой новостью, он постепенно успокаивал себя, что этот ребенок и не нужен был ему. Он же свидетельство его презренной слабости к другой женщине. Не жене. Его любимой жены... Отчего же по венам будто вместо крови потекла раскаленная лава вины перед Зейнеп? Он чувствовал, как вина заполняет его, будто чашу вина. Вина... Жгучая вина затопила его полностью... В его легких внезапно стало меньше воздуха... Он сожалел... Он же помнил, кто является причиной того,что его малышка сейчас борется за жизнь, потеряв, похоже, вместе с ребенком и смысл жизни. А он, равнодушно наблюдая очередную её истерику, в очередной раз наслаждался,что её любовь не исчезает. Абсолютная вседозволенность. Он кидал ей в лицо о своей любви к жене. Он так тщательно подбирал слова,чтоб ударить больнее, а потом наблюдать за её внутреннюю борьбу. Как меняется её лицо... Как это презрительное лицо сглаживается, являя ему лик влюбленной женщины. Любовь была сильнее обиды. Сильнее гордости... И эта пьянящая чаша любви одурманивала его не хуже наркотических средств, которыми он баловался по молодости. Он чувствовал легкое онемение пальцев, когда она вновь после очередной отвратительной сцены, кричала ему, что эта любовь сжигает в ней все. Он чувствовал легкий дурман, когда она вновь прижималась к его груди после очередного его признания к жене. Она все время шептала только одно -А я буду любить тебя молча... Она и правда пыталась. Она просто встречала его у порога, они занимались любовью. А потом она также молча, взяла откуда-то появившиеся сигареты, накидывала на себя халат, и просто уходила на балкон. Её не бывало обычно по десять минут. И потом, вернувшись, она с безразличным видом шла в душ, будто намекая, что в его пребывании больше нет смысла. Её безразличие усиливалось день ото дня. Становилось глубже... Уничтожало в нём его уверенность в её любви. В её преданности. С каждым разом её походы после секса становились все более затяжными. Она выходила раз за разом оттуда с более равнодушным видом, будто никотин отравлял не только её легкие,но и душу. Уничтожал её по крупицам. И оставлял потом на её коже стойкий запах безысходности. Он не чувствовал от неё теплого запаха её кожи, а только отталкивающий, отвратительный аромат тоски, смешанный с дорогими духами. Её будто подменили. Даже в постели она будто проживала жизнь, наслаждаясь каждым его прикосновением. Её стоны от простых поцелуев в шею напоминали скорее похоронный марш её увядающей любви. Никотин заставлял некогда прекрасную розу увядать. Делал её раз за разом все более безобразной. И вот однажды он не выдерживает. Идёт за ней, накинув и на себя халат, надеясь хотя бы на миг среди табачного дыма увидеть её настоящую. Она стояла, куря уже не первую сигарету. Курила, смотря на заходящее солнце. Дым, отраженный в солнечных лучах, становился похож на туман, среди которой он постепенно терял свою женщину. Она уходила. Медленно. Каждый вздох вредного дурмана делал её все более безжизненной. А он просто не знал, что стало причиной вот этого. Этого морального истощения. Взял сигарету. Закурил. Как делал это раньше, до женитьбы с дорогой женщиной. Он курил когда-то. И бросил, потому что Нихан было неприятно терпеть его объятия из-за стойкого запаха дыма. И они вот хотя бы так были вместе. Он курил, смотря на её лицо. Её маска была идеальна. Прекрасная кукла, которая курила так, будто её кто-то снимал для рекламы. Столько скрытой сексуальности в простых выпусканиях струи никотина. Она была великолепна в своей безысходности. А он не знал как согреть её, вытащить из этого кокона. И тут он просто спросил её, а зачем... Она докурила, затушила, обернулась к нему и просто сказала то, что заставило его застыть на месте. - Никотин заполняет пустоту внутри меня. Хотя бы так я на миг ощущаю себя живой. Полноценной... Я так забываю твои визиты из прихоти... Никотин заставляет меня забыть тебя... И знаешь, он помогает. Он стоял, не понимая, как до такого могло дойти. Когда улыбка на её лице превратилась в горький оскал усмешки. Он вспомнил, как отчаянно она шла к нему навстречу последний месяц этих запретных отношений. Как машинально срывала с него пиджак, будто только так могла показать свою боль. А он не замечал. Не хотел, наверное. Она ж была с рядом. Там, где и должна была быть. Он не видел её агонии любви, когда она душила в себе это, стараясь жить. Но, похоже, любить его уже не получалось так сильно, как это было прежде. Он ошибся где-то... Ошибся. Когда впервые на её равнодушие ответил той же монетой. Когда улыбался на её искусственно созданную улыбку, взятую ей как некую привычку. Никотин заполнял её так же, как раньше и её любовь. Она дышала на автомате, вдыхая эти пары. А он не видел. Свои проблемы были важнее... Дым окружал их пространство, а он, уверенный в себе, не увидел, как в нем задыхалась её любовь, задушенная его равнодушием. Как медленно,но верно она уходила, давая место новой себе. Он машинально тушит сигарету, возвращаясь в их мир, идя к ней в ванную комнату. Она, обновленная, смотрит на него непонимающе. Она не понимает, почему он все ещё здесь. Он же получил все,что хотел...? Молчаливый вопрос глазами. Она нехотя смотрит на него, будто ей противно быть с ним после близости. Ей неприятно его общество?! Внутренний порыв был сильнее. Он шагнул в одну с ней бездну. Он поднял её лицо, заглядывая в её глазах, ища чего-то. И натолкнулся лишь на отталкивающую пустоту. Равнодушие. Броню некогда сильной женщины. И он, не выдержав, целует её, пытаясь возродить её. Целует так, как никогда этого не делал. Нежно, мягко, без намека. Целует, надеясь,что она как в сказке пробудится ото сна. Что она вернется к нему. Она холодна. Пуста. И лишь никотин оживляет её, даря шанс начать все заново. Но зачем заменители? Он будет для неё всем. Он, не зная, как быть, бьет её по лицу. Её голова резко отлетела в сторону. И вот в глазах появились наконец эмоции. Его малышка вернулась... Ну давай же, малышка. Ненавидь. Борись. Искупай меня в обжигающей лаве своих эмоций. Она не заставляет себя ждать. Огонь в её глазах возвращают на свет его малышку. Ту, которая шла по головам. Ту, что уничтожала ради своих целей. Её лицо потеряло свою искусственно созданную маску, полную равнодушия. Миру явилась настоящая Зейнеп. И вот она, без лишних слов, возвращает ему пощечину. Он чувствует тепло на месте удара, который становится все горячее. Она обжигала его своим огнем, а он, усмехаясь, перехватывает её руку, собирающуюся повторить. К чему это, дорогая? Ты вернулась. Так зачем тратить лишние минуты? И он, притягивая её за руку в свои стальные объятия, целует её, вкладывая в поцелуй все то,что чувствовал. Радость от того,что она снова с ним. Горечь, что иначе никак не вытащить её из кокона безразличия, в котором она спрятала себя. Она сопротивляется. Бьет его одной рукой по спине, стараясь причинить боль. А он получает кайф, что в ней не осталось фальшивой роли безразличной любовницы. Его поцелуи становились все более напористыми. Ну же, давай. Отпусти себя. Не нужно ядовитых мыслей, не нужно лелеять свои раны сердца. Отдайся же власти своей всеразрушающей любви. Постепенно её гнев становится все тише, затихая так медленно, будто это был не он. Не она. Будто они чужие... Он почти отстранился от её горьких губ, пока она сама свободной рукой не притянула его ближе, сливаясь с ним. И он, не теряя времени зря, развязывает её халат, желая вспомнить, каково любить свою малышку. Не пустую куклу, от которой веяло безысходностью. Которой нужны были заменители. ...Я твой лучший яд.. Думал он, прижимая её все ближе, запоминая каждое мгновение. Они вновь вместе... Он делает шаг назад, в бездну своей больной привязанности. Шагая вместе с ней в эту бездну. Он смирился... А она, глупая, от резких движений, осталась полностью обнаженной. А он даже не мог этого видеть, слишком отвлеченный её искренней радостью от их единения. Она толкнула его в ад, и он возьмет её с собой, чтоб и она поняла, каково это мучиться от невозможности быть рядом духовно. Какое отчаяние наступает, когда другой человек просто отдает свое тело, думая,что этого достаточно. Он прикасался к ней будто в первый раз. Нежность её кожи, от которой вновь пахло теплой искренностью, а не чужим табачным дымом. Они вновь едины. Она наконец очнулась, возвращаясь к своему истинному состоянию. Механизмы её любви были отлажены, а сама она вновь улыбалась ему. Это было лишним поводом увидеть её. Её улыбка открывала в нем какой-то тайный замок, затрагивая что-то в нём. Он хотел быть с ней в такие моменты. Ощущать её тепло, которое она вновь дарила ему безвозместно. Это рождало в нем такое желание вновь и вновь откладывать очередной ужин с женой, улыбаясь Зейнеп, которая приготовила ему ужин. Он будто нашел свою нирвану. Ему нравилось её смущение на его комплименты. Она будто вновь стала той, которую он впервые увидел на фото. Она расцвела не при помощи дорогой косметики или одежды. Она будто светилась изнутри. И её свет грел её темную душу, толкая её раз за разом в её объятия. Азарт пропал. Ушла нравственность. И он сам того не подозревая, наслаждался этим. Он хотел её улыбки. Её сладкие поцелуи, яд от которых вновь тек в его жилах. Засыпая с ней после очередной ночи любви, он думал, а может так и должно выглядеть счастье? Он видел, какой она счастливой была по утрам. Как ластилась к нему, когда он только-только начинал просыпаться. Это сладкие мгновения. Он ощущал, как нежно она прикасалась к его лицу, кончиками пальцев чертя какую-то одной ей известную линию. Затем она начинала прокладывать свой путь уже поцелуями, и тут он не выдерживал, впиваясь в неё поцелуем, валя её на постель. Просто лежать с ней, на ней, обвивающей его талию, но все это было интимнее самого страстного секса,что были между ними. Он ощущал невероятное тепло, которое никогда не получал от жены. И порой он, смотря на её улыбку на устах во время завтраков, думал, а может он выбрал не тот путь? Ошибся? Ведь вот о таком он и мечтал... А Зейнеп, наслаждаясь этим мгновением его нежности, быстро убирала со стола,чтобы потом сесть на его колени и просто, обнимая его, молча быть рядом. И не нужно было слов,чтобы понять её любовь. Они будто жили в своем мире, из которого он отлучался лишь на работу. Дома он почти и не бывал. Он распорядился, чтоб в её доме был отдельный гардероб и для него,который заполнился вскоре его одеждой. А Зейнеп, счастливая до неприличия, встречала своего мужчину в его же рубашках,что хранили его запах. Видеть свою женщину в своей же одежде, было для него ново. Когда он впервые увидел её вот такой, с чуть влажными волосами, шагающей к нему такой походкой, будто заранее знала, как хорошо они проведут время. Без интима... После той ночи, когда плитка кафеля разбилась от их слишком яростного примерения, они просто наслаждались друг другом, даря друг другу лучшие воспоминания. Однажды он читал ей строки из своей любимой книжки, а она, улыбаясь, лежала на его коленях, вставляя какие-то реплики. А потом,он двигаясь, просто сидел, чтобы не разрушить её сон. Но постепенно этот кокон её любви становился таким ярким и всепоглощающим,что он иногда ловил себя на мысли,что его жена отошла на задний план, напоминая о себе лишь на совете директоров. Видя её, он не ощущал ничего, кроме мимолетного восхищения. Да, она была хороша, но раз за разом он невольно вспоминал свою малышку, которая вела себя как королева, даже сидя с ним в уютной тишине. В ней чувствовался аристократизм, которого он почему-то сейчас не ощущал в своей любимой жене. Все стало каким-то...ненастоящим. Но это все равно манило к себе. Желание снова влиться в жизнь жены было таким сильным,что он в один момент просто решил заночевать дома. Он не отправил весточку Зейнеп, боясь её разочарования. Он знал,что она ждет, но он отчаянно хотел вернуться в их прежний формат отношений. Она ждет, а он ничего ей не должен. Когда же она сама в сообщениях спросила, будет ли он сегодня, он не удержался и написал,что сегодня он проведет ночь со своей любимой женой. Он ждал реакции. Возмущения. Истерик. Но она не ответила. Как и не ответила с утра, когда он ей позвонил по самому ничтожному поводу. Она перестала отвечать ему на звонки. На сообщения. И даже когда он сам пришел в её дом вечером, её там не было. Было ощущение,что она сама была миражом, который внезапно пропал. Он не стал из гордости искать её сам, отправив своего человека на поиски. И получил очередные фотографии, где его малышка танцевала в его же клубе с Мехметом. Судя по тому,что он видел, она не особо страдала. Она обнимала другого, шептала что-то сквозь оглушающие биты музыки. Целовала его... Будто его никогда и не было в её жизни. Ядовитые стрелы пронзили его насквозь. Он хотел понять, откуда в этих двух взялось столько смелости,что они переступили через его волю. Через его молчаливый приказ не переходить границы дружеских отношений. Он ощущал себя ненужным. Чужим. Вновь чужим. Вновь тем,кто был приходящим человеком. Но он же этого и хотел? Не выходить за рамки секс отношений без обязательств? Он же хотел вернуться к прежнему формату отношений,где он был волен делать все,что хотел... Не было ярости. Не было желания уничтожать. Было опустошение... Он хотел напиться. Он хотел забыть эти фотографии,где его женщина целовала другого, забывая о своей верности ему. Забывая, что она принадлежит ему. Он мог простить измену, но не предательство. Она же отдалась...во власть другого мужчины. Он хотел забыться... И он, взглянув на часы, решил забыться в объятиях алкоголя и дешевых шлюх, которые не были ею. Он вызвал шофера, боясь,что в этом душевном забытье, он просто потеряет управление... Он не замечал никого, спускаясь вниз к машине. Шофер же, завидев его, быстро открывает дверь, а он просто произносит одно слово. Комбо. Его клуб. Его преисподняя... А уже на месте он молча поднимается в свою ложу, где также молча пьет стакан за стаканом. Экран показывает происходящее на танцполе. Камера сменила свой ракурс, и он краем глаза заметил знакомую фигуру. Зейнеп...которая танцевала... Чувственность...Скрытое желание...Она будто занималась любовью,а не танцевала. Как будто соблазняет кого-то...Очередная стрела пронзила его...Она это делает не для кого-то. Для кого-то чужого, который познает её такой, какой её видел лишь он один. Гнев поднимался так же быстро,как опустошался его стакан. Она. В его клубе... Решение было быстрым. Мгновенным. Он не думал...Анализ умер так же быстро,как и он, спускающийся к простым людям. Он сразу её заметил. Эту женщину он узнает из тысячи. И по мере того,как он приближался к ней, его гнев отступает вслед за чем-то другим. Чего он не мог понять. И он не сдерживается, обнимает её за талию, ловя с ней один ритм... Они оба пьяны. Ограничения стерты. И он, резко развернул её лицом к себе, видя её затуманенный взгляд, полный тем же,что и его глаза. Тоска. И он впиваясь в её губы резким поцелуем, возобновляет свои права на неё, показывая всем в этом клубе, кому она принадлежит. И нет безумца, который решился бы перейти ему дорога. ...Ты моя... Это читалось в том, как она льнула к нему. В каком бешенном темпе сливались не сколько их губы, сколько души. Как отчаянно она приближалась к нему, не оставляя между ними никакого расстояния. И он наконец получил то, чего так ждал. Пусть она не сказала этого, но слова были и не нужны. ...Я твоя... Он чувствовал невероятную свободу, когда прикасался к ней. Когда возобновлял своё клеймо на ней, танцуя с ней, двигаясь в одном ритме. Когда показывал каждому в этом клубе, чьей женщиной она является. Он прикасался к ней, проникая под жалкую матерью ткани, вновь ощущая нежность её кожи. А она, будто издеваясь, приближалась к его уху и тихо стонала. Эти стоны...Они только для него. Эта женщина только для него... Он хотел её. Здесь и сейчас. Наплевать на условности. Наплевать на общественное мнение. Наплевать на красноречивые взгляды всей толпы, которые невольно стали свидетелями его одержимости. А она все тихо стонала для него, пробуждая все воспоминания об их ночах. Об их играх, что были так характерны для них... Он хотел её...Но ему нужен был какой-то сигнал помимо согласия её тела. Он хотел услышать. Он хотел словесного подтверждения. Он хотел её согласия. И она, почувствовав его желание, между стонами тихо прошептала. Так тихо, будто это была лишь его фантазия. -Я хочу тебя...В себе... Это сорвало то,что он так упорно сдерживал в себе. Он впился в неё поцелуем, краем глаза замечая взгляды. Он хотел её, но не здесь... Он нашел в себе силы оторваться, на миг прекратить это обоюдное истезание. Быстро схватив её за руку, он повел её в свою комнату. Это не для посторонних глаз. А она смеялась над его спешкой. Её смешила его зависимость... Она, похоже, наконец, поняла всю силу своей власти над ним. Слушать её смешки было невыносимо. И он заткнул её, привычно накрыв её губы своими. Он слепо двигался в свою ложу, на ощупь. Только на грани сознания понимая,что их примирение не должно произойти у стены его собственного кабинета. А она, будто насмехаясь, натолкнула его к стене, будто напоминая, как упоительно бывает, когда она находится между его горячим телом и равнодушием стены. Он не сдерживается, приподнимая её. А она, будто этого и ждет, обвивает его талию ногами. Она издевается... Она, будто наказывая его, делает плавные движения всем телом. Будто говоря, что времени нет. И на их близость судьба расщедрилась всего лишь на пару минут... Он понимал,что если они попадут сейчас к нему в комнату, тормоза сорвутся окончательно. Он понимал это, и потому, подхватив эту бестию, быстро открыл дверь и буквально влетел со своей ношей к себе. Он опустил её на стол. Единственный предмет,что был поблизости. И она позволила ему на краткое мгновение целовать себя. А потом же оттолкнула. Вызов в глазах... Он так ждал этого. Его малышка... Она оттолкнула его, поднявшись на ноги. Она дрожала, всем телом показывая, как ей это трудно. Но игра была важнее для неё... Что же...Поиграем в наш маленький ад, милая?... И он, очарованный, беспомощный, сам попятился к дивану, упал на него и начал ждать. Ему больше ничего не оставалось. Теперь он вынужден ждать... А она, смотря на него сквозь дымку желания, бросала ему вызов. Как и раньше... Зазвучала какая-то песня... Французская речь... Язык страсти...Язык желания... Она приблизилась к нему,но только так,чтобы расстояние между ними было достаточным. Повернулась к нему спиной, начала медленно поднимать свою кофту, плавно извиваясь при этом. Кофта постепенно обнажала её тело. Единственным атрибутом остался лишь жалкий кусок кружевной материи,который так легко сорвать... А она, будто не замечая его, растягнула свою юбку, которая, будто повинуясь магнитической мелодии музыки, плавно опустилась к её ногам. Если бы только ситуация была другой... Он бы смотрел на неё вечно. Она раздевалась перед ним, забыв о правилах приличия. Забыв все то,чему её учили в её жалкой семейке. Она вновь стала собой... Она дразнила его, снимая лямку со своего плеча, а потом, обернувшись к нему, победоносно улыбалась, видя его беспомощный вид. Она упивалась своей властью. Она, прикрыв свою грудь, на миг обернулась к нему, продолжая свою пытку. Он хотел её...Такой. Любой... И она наконец приблизилась к нему. Так в представлении греков поступала Афродита. Просто уничтожала в человеке все разумное,оставляя лишь любовь. Она опустилась перед ним на колени, плавно, медленно. Давая понять,что даже зная о своей власти, она готова раз за разом уступать ему... Границы были сметены ураганом безумия двух сильных людей, которые ощущали болезненную необходимость друг в друге. С этого дня её походы в клубы подошли к концу. Но слухи расходились так быстро,что он даже не мог этого контролировать. Да и не хотел... Все знали о его похождениях. Кто бы что не думал из семьи Сезин, он не был верным мужем. Да, он искренне любил жену, но это никогда ему не мешало. Более того, как-то до него дошел довольно интересный слух... Её прозвали Миледи. Как интересно... Бану всегда оставалась своей для людей из его клуба. А тут такой титул у простой девчонки... Ему передавали, как это выглядело со стороны. Он и не думал,что их единение выглядело как абсолютное клеймо на Зейнеп Сойдере. Страх перед его именем оттолкнет любого смельчика, который попробует к ней приблизиться. Пусть так, но у него будет гарантия её абсолютной верности. Никто в здравом уме и трезвой памяти не захочет переходить ему дорогу. А если такой и найдется, то его показательная казнь будет уроком. Он был так доволен,что практически даже забыл о том,что его малышка целовалась с другим. Это неважно. Её душа и её сердце всё ещё принадлежали ему. А тело... Он мог закрыть на это глаза. Он так думал по крайней мере, пока не увидел на её новую метку, которая не принадлежала ему. Татуировка. Под сердцем... Птичка. Символ свободы. Символ независимости. Символ, который хотелось свести с её тела как можно скорее. Особенно, когда он увидел инициалы, в которых он не узнал своих. Причудливый символ, который он не мог прочитать. Имя... Какое-то имя, что не было похоже на его собственное. Он спросил,что за символы. А она, поведя плечами, сказала ему только то,что разрушило их хрупкое перемирие. -Тут имя того, что показал мне,какой может быть любовь... И тут имя стало гореть на её коже,как никогда. Она выжгла на своем теле имя своего цепного пса. Все же не стоит прощать проступки своих слуг. Их нужно наказывать... И лимит прощения у Мехмета кончился тогда, когда он увидел эту её победоносную улыбку. Ему конец... А ей все было мало. Эта малышка совсем потеряла страх, раз приблизилась к его лицу и выдохе прошептала: - Знаешь, он показал мне, каким нежным может быть мужчина. Как можно таять в его руках, словно морожное в теплых руках... Она с наслаждением наблюдала за его яростью, насмехаясь на его беспомощностью. Она играла с ним, разрушая в нем что-то. Он понимал,что все это она говорит персонально для него,но это не мешало его желанию задушить в ней даже мысли о другом мужчине. А она, встав на цыпочки, продолжала истезать его, будто мстя за что-то. Она наслаждалась каждой его эмоцией. Смаковала её, будто это было коллекционным вином столетней выдержки. Она была невероятно хороша... Сквозь ярость в нем прослеживалось восхищение от её смелости. Так играть с ним... Но они же так любили эти сладкие муки. Неважно кто был третьим лишним. Он рано или поздно исчезал из их жизни... Зейнеп приблизилась и сладко прошептала, будто говорила что-то возбуждающее, а на самом деле спровоцировала его на очередное грубое проникновение в её тело. Правда, теперь с её абсолютного согласия. - Знаешь, иногда я просыпаюсь от того,что ощущаю на своем теле его руки. А потом воспоминания о его движениях в моем теле не дают мне покоя... И я вынуждена мучиться всю ночь... И так каждую ноооочь... Её власть над ним становилась чем-то действительно опасным. Эти их игры становились похожи на подразнивание льва. Она упивалась этим. Упивалась своей властью над ним. Она больше не звонила сама. Не писала. Стала говорить о себе лишь как о любовнице. Ничего большего. Никаких слов о любви. Никакой нежности... Их отношения напоминали бой со смертельным исходом. Все чаще он ловил себя на мысли,что каким-то образом разбудил её темную сторону. Ту, которая не знала жалости. Ту, что уничтожила в себе возлюбленную в него женщину. Она раз за разом кидала ему после секса, что ему пора к жене. Она насмехалась над ним и его любовью к другой. Раз за разом при нем ей звонил Мехмет,а она, будто его не было, разговаривала с ним таким нежным голосом,что клеймо на её теле будто становилось ярче. Он не видел другого выхода, кроме как уничтожить соперника. Но само то,что она так легко отвергла ту любовь,что была в ней. О которой она кричала... О которой молила в ответ. Пропало все. Остался тот формат отношений, который он ей предлагал. И все. Да,он приходил и уходил, когда хотел. Но постепенно ему этого становилось мало. Он хотел большего. Пытался бить её словами, своей одержимостью другой,а она, усмехаясь, указывала ему глазами на дверь. Но он терпел. Он ждал, когда ей надоест играть очередную роль, и на свет вырвется её всепоглощающая любовь. А она же раз за разом лишь улыбалась, получая очередной его подарок. Его злило,что она носила только одно украшение. Всегда. Всегда на ней был какой-то кулон, мистического происхождения. Он, конечно, подозревал, откуда оно... Но он все равно...Ждал? Ждал как безумный,что она прекратит эту жестокую игру. Но ей было все мало... Однажды она пришла к нему на работу,когда там была его жена. И вот она вошла к нему в кабинет, усмехаясь на его застывшую позу. Нихан же вопросительно подняла брови,глядя на бывшую родственницу. Та же, все так же сладко усмехаясь, спросила, где она может найти Мехмета. Видишь ли у них был запланирован обед... Все силы ушли на то,чтобы безразлично ответить,что он, скорее всего, на задании. А она, все прекрасно понимая, говорит,что сама ему позвонит. И на прощание кидает ему слова благодарности. Его восхищает её смелость. Вот так просто прийти в его фирму и при его жене кинуть такой изящный вызов. Весь её вид кричал о её наслаждении от его бессильной ярости. Она упивалась тем,что он не может вскочить и надавать ей пару пощечин,чтоб она наконец пришла в себя. Она потеряла страх. Недельное забытье и сладкое примирение уничтожило её инстинкт самосохранения. И больше нет в ней тормозов. Он не знал, на что тут можно надавить,чтобы хоть как-то вернуть потерянный контроль. Наверное, он потерял последний рычаг, когда показал,что она не просто одна из... От этого проблемы. Большие. И он не знал,что ему делать... Он думал...Упорно. Долго. Так, как некогда думал,как уничтожить Кемаля бея из жизни своей семьи. Он молча смотрел, напряженно думая, как ему вернуть прежний формат отношений. Вернуть её любовь. Вернуть какие-то границы... Но все,что он мог бы выдвинуть в качестве прежних аргументов были уничтожены её ухмылкой. Она была такой уверенной в себе,что ему становилось не по себе. И единственным оружием стало одно... Ударить её любовью к Нихан. Надавить на эту больную мазоль... Сделать так,чтобы она наконец, что эта призрачная власть, которая была в её руках, ничто. Она никогда не заменит ему жену. И он выполнил свой план идеально... На грани сознания он сумел все же назвать имя жены во время очередной близости,а потом видеть то, чего он не ожидал. Чистейшая ненависть, приправленная презрением и отвращением... Не было боли. Разочарования... Ничего. Кроме обжигающего коктейля эмоций,что горели в её глазах - Где она? - тихо поинтересовался он у главного врача, стараясь отодвинуть отвращение к самому себе на второй план. Он просто хотел её увидеть. Он не верил, что она могла так глупо умереть. От очередной его ложных слов. Он ощущал жгучий стыд перед ней. Ведь он просто хотел ограничить её уверенность в его чувствах. Он знал, что она поняла. Поняла все, когда на утро после той ночи в клубе сама указала ему на дверь. Отпустила его... И не было нежных слов, поцелуев и завтрака. Не было ничего, кроме этой её победоносной ухмылки. Он думал, что она знает, что нужна ему,а она... Прятала свою боль под очередной маской. Он, услышав, что реанимация продолжается, заставил главного человека в этой жалкой больницы отвести его туда, где его малышка боролась за жизнь. Уже одна. Без их малыша...