Жираф и Булочка

Мама назвала Хенрика разгильдяем, но сама активно «лайкала» все упоминания о вчерашнем инциденте. Она искренне считала, что для Тарьяй совсем не полезна эта шумиха. Его, видите ли, ждет большое будущее на актерском поприще, это может повредить его карьере и все в таком духе. А сама «лайкала». Теперь Хенрик понимал, в кого он порой такой лицемерный. Но маму он все же любил и в какой-то степени разделял ее мнение. Впрочем, он до сих пор считал, что ничего такого ужасного не произошло. В конце концов, их с Тарьяй не засняли за использованием тех самых презервативов. А уж свои шпионские расследования фанаты и до этого активно проводили. Друзья, конечно, уже успели простебать их на эту тему. Групповой чат просто искрил непристойными комментариями и картинками. Ульрикке старалась за двоих. Кажется, она даже записала какое-то обращение к фанатам, где пищала и веселилась. Впрочем, ничего нового. Времени следить за всеми обновлениями у Холма просто не хватало. Он с утра торчал в кафе, куда подозрительно повалили посетители. Но ему по-прежнему было в радость скорчить рожу или улыбнуться в камеру. Кто бы что ни думал, Хенрик Холм всегда оставался доброжелательным и великодушным к фанатам. Пока те не трогали Тарьяй. Вот за Му он мог порвать любого. Прекрасно зная, что Сандвику в школе сегодня наверняка снова не давали прохода, он выкроил несколько минут в рабочем аврале и написал ему подбадривающее смс. В ответ Тарьяй мгновенно прислал свое хмурое лицо и красноречивый фак на его фоне. Да еще и приписал, чтобы вечером Хенрик готовился к казни. Что ж, видимо, паломничество в Ниссен приобретало вселенские масштабы. Оставалось только надеяться, что фанаты не станут снова обвинять Тарьяй в грубости. Иначе Холм пойдет на всех боем. И плевать, если Сандвик действительно с кем-то мог быть груб. В том, что касалось Тарьяй, для Хенрика понятие справедливости приобретало весьма расплывчатые формы. После обеда позвонила Юлие и сказала, что они натворили приличного шума. Но она все обдумает и решит, что хорошего можно из этого выжать. - Я не понимаю, что такого вообще произошло? - простонал Хенрик, оседая на стул, так как ноги уже гудели от непрерывных забегов между кухней и обеденным залом. - Мы же не секс свой сняли. - Сняли бы секс, фандом бы погудел и успокоился, - усмехнулась Андем. Было слышно, как она споро печатает что-то на клавиатуре ноутбука. - А так вы дали им НАДЕЖДУ. Понимаешь? Это как прелюдия. Как заигрывания. Ухаживания. Называй как хочешь. Но когда человек хочет чего-то и ему это сразу дают, он говорит «отлично» и успокаивается. А вот если ему это что-то не давать, дразнить, намекать, позволять надеяться, что да, все правильно, как ты думаешь, все именно так, но до конца мы не скажем, вот это и заставляет держаться в напряжении, не отпускает, не позволяет соскочить с крючка. - Говоришь так, будто я сделал все специально, - хмыкнул Холм, который все же понял, к чему вела Юлие. - Я на такой эффект не рассчитывал. - Киса, мы всегда играли осторожно, сам знаешь. А ты вчера так сильно взбудоражил фандом, что мне весь вечер звонили, уточняли, не ебнулась ли я на старости лет с такими масштабами фансервиса. - Тоже мне старушка, - Хенрик фыркнул и, подхватив со стола солонку, стал вертеть ее в пальцах. - Ты так говоришь, что я не могу понять, продюссеры в курсе, что мы вместе или нет? - Погоди, что? - в голосе Андем послышалось удивление, она даже перестала печатать. - Стоп-стоп-стоп. Вот сейчас можно сначала? Хенрик, чтоб тебя, Холм, я не поняла, ты что, совратил мне моего невинного Тарьяй? - Эм, - Хенрик удивленно посмотрел на солонку, - а? То есть, ты решила, что я специально проделал этот трюк, вроде как подразнил фанатов? Решила, что это постановка была? Меня же случайно сфотографировали, Юлие! - Я тридцать пять лет Юлие! - рявкнула Андем. - Ты в своем уме, Холм? Одно дело, поддерживать интерес фандома совместными фотографиями, ну или в конце концов такими агрессивными намеками, и совсем другое — трахать семнадцатилетнего мальчишку! - Ведешь себя как его мамочка, - проворчал Хенрик, чувствуя дикое смущение и даже легкий оттенок вины, что разочаровал своего сценариста. - Не ревнуй, у тебя все равно не было шансов. - Хенке… - Юлие так опешила, что даже запнулась, но тут же рассмеялась. - Идиота ты кусок. Ты прекрасно понял меня. И сам знаешь, что моя любовь к Тарьяй материнская. - Ну да, моя мама тоже любит шипперить меня с другим мальчиком, - ухмыльнулся Холм и подбросил солонку, поймав ее в ладонь. Несколько крупинок просыпалось на стол и Хенрик, собрав пальцем, слизнул их. - Мне теперь точно надо подумать, - вздохнула Юлие, отсмеявшись. - И выпить. Они попрощались, и Хенрик отключился, тут же услышав очередное уведомление из Инстаграм. Тарьяй из-под своего фейкового аккаунта написал под его последней публикацией, что Холм козел, и наставил кучу гневных смайлов. Но тут же добавил, что козел он заботливый, раз все же использует презервативы. Тарьяй такой Тарьяй. Его комментарии тут же заработали кучу «сердечек». Хенрик и сам «лайкнул», посмеиваясь. Иногда эта колючка шипперила их куда сильнее той же мамы или Юлие. Попрощавшись с родителями, Холм переоделся и уже вышел на улицу, намереваясь пройтись домой пешком и позвонить по дороге Тарьяй, когда телефон завибрировал, высветив на дисплее фотографию Му. До минуты же рассчитал, когда смена кончается. - Только о тебе думал, - ответил Хенрик, невольно улыбаясь. У него сердце до сих пор в груди дергалось каждый раз, когда он слышал теперь голос Сандвика. Раньше тоже дергалось. Влюбленно. Но сейчас дергалось по-особенному. Взаимно влюбленно. Разные вещи, черт подери. - Мне звонила Юлие, - недовольно буркнул Тарьяй, не тратя времени на приветствия. - Что ты ей наговорил, придурок? - Ну, возможно, я наболтал ей лишнего, - признался Хенрик, смущенно потирая затылок. Он шагал в сторону своего дома, мельком разглядывая витрины и встречающихся на пути прохожих. Те, хвала небесам, его не узнавали. - Лишнего? Ну конечно! - злобно прошипел Сандвик. - Завтра она ждет нас двоих у себя. - Успокойся, что ты кипишь. Убивать она нас точно не станет, - хмыкнул Холм. - Мы сейчас как курочка, что несет золотые яйца. - Я тебе твои золотые яйца сам снесу! - не унимался Тарьяй. - Связался на свою голову с долбоебом. Ебтвоюбожемой, - страдальчески закончил он на одном дыхании. - Рот с мылом вымою! - пригрозил Хенрик. Сам он мог ругаться как распоследний рыбак из доков, но Тарьяй материться было категорически запрещено. - И вообще, она нам не мать, раз уж на то пошло. Наши отношения не должны зависеть от мнения сценариста сериала. Понимаешь? - Понимаю, - процедил Тарьяй. - Но если ты будешь продолжать творить хуйню, я могу и передумать насчет наших отношений. Понимаешь? - передразнил он Холма. - Что. Ты. Сказал? - отчетливо разделяя слова, спросил Хенрик. Он даже остановился, не в силах сдвинуться с места. - Ты охуел там, что ли, немного? Головой ударился, может быть? Сильно дерзким стал? А? Я не понял. - Ой, уймись, Холм, - тут же пошел на попятную Тарьяй. - Забыковал тут. Рубашку на себе еще разорви, - пробурчал он и тут же добавил, сменив тон: - Там еще несколько штук осталось, заедешь? - Я на тебе ее разорву, - пообещал Хенрик, сразу же успокаиваясь. Он, конечно, понимал, что Тарьяй просто сучит, но мысль о том, что тот реально может взять и прекратить их дурацкие, глупые, несуразные и такие жизненно необходимые отношения, причинила такую сильную боль, что потемнело в глазах. Хенрик вспомнил те времена, совсем недавние, к слову, когда Тарьяй держал его на расстоянии вытянутой руки, не отталкивая и не подпуская, и понял, что ни хрена не хочет повторения такого дерьмища. Поэтому, пока принимал душ дома, переодевался, ловил такси и ехал к дому Му, он перебирал в голове сотни вариантов, сотни диалогов, слов, мыслей. И наконец придумал то, что, как ему казалось, должно было помочь ему удержать Тарьяй в узде. Так как уже стемнело, никто не поджидал его с камерой у подъезда, поэтому Хенрик беспрепятственно добрался до квартиры Тарьяй. Тот открыл дверь и окинул Холма с ног до головы слегка диким взглядом. Тоже соскучился, сучонок. Мало того, он еще и вырядился в те самые белую рубашку и брюки, в которых приехал неделю назад в клуб. У Хенрика во рту пересохло. Он ощутил дежавю. Даже колени подогнулись, словно он снова собирался рухнуть на пол и сделать предложение. Впрочем, так оно практически и было. Но это позже, не сейчас. - Войдешь? - Тарьяй погладил дверной косяк длинными пальцами и стрельнул глазами. Его щеки пылали неподдельным, не наигранным румянцем, от которого у Хенрика перехватывало дыхание. - Вот так сразу? Даже чаю не предложишь? - нервно хохотнул он, ожидая, что Сандвик психанет за то, что момент испорчен и будет дуться добрую половину вечера. Но тот повел себя на удивление иначе. Просто притянул Холма к себе, обняв за шею, и поцеловал. Хенрик все еще не мог привыкнуть к этим поцелуям. Конечно они целовались и раньше. Но сейчас все было по-другому. Ощущалось как-то по-новому. От этого тряслись поджилки и дергался каждый нерв. Губы у Тарьяй были теплыми, чуть обветрившимися, мягкими и приятными до умопомрачения. Хенрик потерялся в этом поцелуе, отчаянно вцепившись одной рукой в дверной косяк, а второй — в рубашку на груди Тарьяй. Они ласкались языками, будто соревнуясь, в ком из них больше нерастраченной страсти. В какой-то момент просто перестало хватать кислорода, и они оторвались друг от друга, тяжело дыша. - Еще раз ляпнешь что-то с намеком на расставание, прикую к батарее, понял? - тихо, но серьезно произнес Хенрик, глядя Тарьяй прямо в глаза, радужку которых почти не было видно из-за расширившихся зрачков. - Такой собственник? - уголок губ Сандвика дернулся в попытке скрыть улыбку, но она и без того слышалась в голосе. - Ты даже представить не можешь, какой, - Хенрик утвердительно кивнул и снова полез целоваться. - Намучаюсь еще с тобой, да? - на этот раз Тарьяй все же улыбнулся. Его глаза горели, он словно насмотреться не мог на Холма, жадно шаря взглядом по его лицу. И Хенрику не нужно было громких слов. По этим глазам, в которых отражались его собственные чувства, ясно все было и без них.