Жираф и Булочка

Хенрика что-то выдернуло из глубокого сна и выбросило в реальность. Секундой позже он зажмурился от яркого солнца, пробившегося сквозь щель в шторах. Му любил поспать подольше, когда выдавалась возможность, поэтому портьеры у него обычно оказывались плотно задернуты. Но вчера они трахались до глубокой ночи, и никто за этим не проследил. Холм потер глаза и, подавив зевок, посмотрел на вихрастую голову, лежащую на соседней подушке. Засыпать с Тарьяй было здорово, но вот просыпаться — просто волшебно. Наглый луч скользнул по лицу Му, очертив его острые скулы и родинки. Тот нахмурился, но не проснулся. Эта картина казалась столь милой, что у Хенрика защемило глубоко в груди. Он улыбался как придурок, просто наблюдая за спящим Тарьяй. Подсвеченные утренним солнцем, золотистые волосы сияли словно нимб. Но ангельскую внешность портили греховно приоткрытые губы. Хенрик чувствовал, как в самом низу живота начинает теплеть и появляется привычная уже тяжесть. Он не удержался и, улегшись на бок, протянул руку к лицу Тарьяй. Касаясь буквально кончиками пальцев, он очертил линию скулы, подбородка, добрался до губ и замер. Сердце в груди тоже замерло от щемящей нежности. Решившись, он провел пальцем по приоткрытой нижней губе, чувствуя легкую шероховатость и тепло от дыхания. В этот миг будто замерла вся Вселенная. Хенрик буквально слышал, как движется воздух. Он смотрел на спящего Тарьяй и понимал, все, что было в его жизни до этого мгновения — абсолютное ничтожное дерьмо. Вот он смысл его жизни. Его новая религия. Его божество. Его алтарь. Его грех. Чуть оттянув нижнюю губу Му, Холм скользнул пальцем глубже и провел им по кромке зубов. Он и сам не знал, чего добивается. Разбудить парня он не намеревался. Просто сейчас его переполняла какая-то дикая, неконтролируемая, почти животная потребность касаться. Когда-то Хенрик слышал слова великого Станиславского о том, что такое любить. Любить, говорил режиссер, это хотеть касаться. Что ж, если Хенрик Холм и не был великим актером, то по крайней мере любил он именно по Станиславскому. Тарьяй снова нахмурился и повернул голову набок, открыв Хенрику доступ к своей шее, усыпанной мелкими родинками. Холм, даже не думая сдерживаться, провел кончиками пальцев по выступающему кадыку, выпирающим ключицам и спустился к груди. Вчера он так затрахал свою детку, что они даже не расстелили постель, и сейчас Тарьяй оказался укрыт своей белоснежной рубашкой. Это выглядело так сексуально, что у Хенрика чуть сбилось дыхание, когда он проследил взглядом за темной дорожкой волос в паху, прятавшейся за накрахмаленным когда-то воротничком. Обведя по кругу горошинки сосков, рука Холма спустилась ниже, к подтянутому животу. Кажется, его невинные ласки с катастрофической скоростью теряли свою невинность. Блядский, развратный, непорочный и невинный Тарьяй. Как, ну как он умудрялся совмещать в себе ангельскую невинность и греховность самого Сатаны? Хенрик хотел его постоянно, стоило только увидеть. Сейчас, правда, Холм думал немного о другом. Он сполз по кровати ниже и оказался у Му между ног, приподняв рубашку за нижний край, нырнул под нее и облизнулся. Член Тарьяй покоился на его бедре, уже немного твердый с утра, но еще не до конца. Мягко обхватив его пальцами, Хенрик сдвинул его в сторону и провел языком по всей длине. На самом деле, он сейчас даже толком не думал о сексе, ему просто хотелось прикоснуться к Тарьяй везде. Где только мог. Обласкав член, он отпустил его и погладил внутреннюю сторону бедра, покрытую волосками. Тарьяй коротко вздохнул и задышал глубже, но все же не проснулся. Под несильным напором руки Холма он покорно раздвинул ноги, откинув одну в сторону. Хенрик чувствовал, как от открывшейся его взору картины собственный член теперь упорно упирается в матрас. Кончиком пальца он погладил чуть приоткрытую и слегка покрасневшую дырку. Прости его Господи, как же он вчера заебал Тарьяй, если у него тут все еще было раскрыто. Смазка почти испарилась, поэтому пришлось смочить палец слюной и вернуть обратно. Тот довольно легко скользнул внутрь на половину, но потом почувствовал сопротивление. Хенрик подавил стон и свободной рукой, извернувшись, сжал собственный член у основания, пытаясь переждать волну возбуждения. Блядство. Он просто засунул свой палец в чужую задницу. В чужую, блядь, ебаную задницу. Но смысл заключался в том, что это была задница Тарьяй. И ебал ее именно он, Хенрик Холм. Только от осознания этого уже можно было кончить. Но Хенрик сдержался. Мало того, он добавил к первому пальцу второй, несильно надавливая на края дырки, заставляя ее раскрыться сильнее. Тарьяй что-то сонно заворчал, явно просыпаясь. - Что т-ты делаешь? - невнятно пробормотал он, приподнимая край рубашки и смотря на Хенрика абсолютно сонными и сумасшедше прекрасными глазами. - Тшш, - шикнул на него Хенрик и протолкнул пальцы до конца. - Ебать… - выдохнул Тарьяй и шокированно распахнул глаза, окончательно просыпаясь. - Ты хренов ненасытный монстр, у меня там болит все. - Я аккуратненько, - Холм пошло улыбнулся и пошевелил пальцами, затем согнул их и надавил, прекрасно зная, как это действие скажется на Тарьяй. Тот полностью оправдал его ожидания, всхлипнув и громко задышав. Его щеки привычно зарумянились, а рот открылся еще больше. - Матерь Божья, какой же ты красивый… - Ч-что? - Тарьяй смутился еще сильнее и торопливо облизнул пересохшие губы. Он метнул взгляд на свой уже совершенно полностью вставший член, потом на губы Хенрика, затем на его глаза. Этот говнюк хотел совершенно определенных вещей. И разве мог Хенрик ему отказать? Продолжая трахать Тарьяй двумя пальцами, он снова обласкал его член губами, от самого основания до уже потекшей головки. Подхватив языком выступившую смазку, Холм понял, что Му уже много и не надо, поэтому быстро взял головку в рот и с жадностью принялся старательно сосать. Опыта у них обоих в этом деле было не так много. Точнее, друг до друга — никакого. Но за последние два дня практические занятия значительно улучшили технику обоих. Хенрик обсасывал член, кайфуя от пошлых, мокрых звуков, пытаясь взять как можно глубже, но очень глубоко у него, конечно, пока не получалось. Впрочем, Тарьяй сейчас точно было по-барабану, насколько глубоко возьмет Холм. Он совершенно не сдерживал своих стонов, цепляясь одной рукой за покрывало, а второй — за волосы Хенрика. И вот эти стоны вечно сдержанного и закрытого Тарьяй Сандвика Му, каждый раз доводили Холма до края бездны. Понимание, что именно он и только он является их причиной и слышит их, сводило с ума. Член Тарьяй напрягся, готовясь выплеснуть сперму, и тот потянул голову Хенрика за волосы вверх. Тот вопросительно приподнял брови. - Блядь, твои губы… - прошептал Тарьяй, шаря по лицу Холма пьяным взглядом. - Они выглядят такими выебанными… - Потому что ты их и выебал, - Хенрик пошло улыбнулся и толкнулся пальцами поглубже, заставив Тарьяй застонать и выгнуться дугой. - Господи, я сейчас… - выдохнул тот и кончил, забрызгивая спермой свой собственный живот. Хенрик завороженно следил за белесыми потеками, напоминавшими сейчас глазурь, стекающую по горячей булочке. Его сладкой булочке. Не удержавшись, он потянулся и слизнул языком пару капель. Он уже пробовал на вкус сперму Тарьяй. Непривычно, но ничего ужасного. А сейчас так и вовсе, она показалась ему даже приятной. - Чертов фрик, - расслабленно хмыкнул Му. Он сыто улыбался и выглядел словно кот, объевшийся сметаны. - Будто тебе это не нравится, - Хенрик хмыкнул и вернулся на свое место на кровати. Положив ладонь поперек живота Тарьяй, он уткнулся носом в его шею и жадно втянул воздух. - Я схожу от тебя с ума, - пробормотал еле слышно, щекоча кожу дыханием и ресницами. - У нас минутка нежности и взаимных признаний? - фыркнул Тарьяй, но в голосе слышалось смущение. Этот невозможный сученыш мог раздвигать свои ноги для Хенрика всю ночь, но вот раскрыть душу для него явно все еще было подвигом. Впрочем, Холм и не нуждался в признаниях. - Ты ведь в курсе, что я тебя не отпущу? - деловито поинтересовался он, прикусывая кожу над кадыком Тарьяй. - Я, вроде бы, никуда и не ухожу, - хмыкнул тот. - Ты понял, что я имел в виду, засранец, - пробормотал Хенрик, впиваясь в облюбованную шею с явным намерением оставить там охуительный засос. - Я прекрасно тебя понял, - довольно и нахально улыбаясь, ответил Тарьяй и накрыл лежащую на его животе ладонь Хенрика своей.