Физрук

      В любой работе есть моменты, которые тебя невообразимо бесят. Например, мистера Барнса бесили замены. Пожалуй, бесили даже сильнее, чем старшеклассницы, которые в силу постоянных выплесков гормонов думали далеко не головой, выбирая форму для уроков. Все это чаще всего приводило к неконтролируемому слюноотделению у сильной половины человечества и взрывом мысленных фейспалмов в голове у Барнса.       Что самое страшное - сегодня эти две вещи столкнулись прямо на его глазах.       Вместо того, чтобы просто в очередной раз наблюдать, как девочки в шортах-трусах ломают себе маникюр, с которым, наверное, и писать-то на уроках неудобно, о волейбольный мяч, он вынужден был подрабатывать Шивой. Одной рукой он держал взбесившегося малолетку, напоминавшего Винни-Пуха в годы его особой пухлости, который готов был отгрызть голову своему однокласснику за шутку про его умственные способности. Ногой прижимал к стене его острого на язык, но хилого соперника, у которого, видимо, отбило чувство самосохранения дверью автобуса. Его вторая рука была занята секундомером. Свисток обмотался вокруг шеи как удавка. На ногах и руках уже наливались синяки от истеричных извиваний двух шкетов. А зал скорее напоминал психушку, нежели спортивный зал солидного, мать его, учреждения, которое по какой-то невероятной ошибке прозвали школой.       Если бы коллега Барнса сейчас был на рабочем месте, два взбесившихся драчуна были бы проблемой Бартона. Но тот, устав от мелкоты, притворился больным, а сам смотался в какие-то дальние края, о чем не забывал извещать всех и каждого на своей страничке в соцсетях. И теперь Барнсу приходилось заменять этого придурка, не забывая при этом про ленивый выпускной класс.       Сам Барнс не помнил, в какой конкретно момент ему пришла здравая мысль схватить двоих малявок за шкирку и хорошенько встряхнуть. Его даже их надрывный кашель и слабые попытки вырваться из крепкой хватки не особо парили. Втолкнув двух гиперактивных неадекватов в душевую, он сунул их головы в раковины и врубил холодную воду. Как только вопли сменились слабыми попытками отплеваться, Барнс ослабил хватку. — Остыли?       Два мокрых цуцика уставились на него, обхватив себя руками. Футболки медленно пропитывались водой. У обоих дрожали губы, и оба не могли произнести ни слова. Где-то глубоко-глубоко дернулась мысль, что ему это с рук не сойдет. Но как дернулась, так и померла в конвульсиях. — Полотенце в шкафу. Я засек десять минут. Если вас не будет в зале, я вас в таком виде на улицу выгоню зачет по лыжам сдавать, — и чуть тише добавил, закрывая дверь. — Идиоты малолетние.       В зале к этому моменту уже стояла гнетущая тишина. Малолетки сбились в стайку в углу зала, глядя на Барнса с нескрываемым ужасом. Выпускники, которые уже прошли долгий путь от «да мы этого физрука за неделю сломаем» до «так точно, сэр», стояли по стойке смирно. — Построились, мать вашу, — рыкнул Барнс, открывая тетрадь. Стайка медленно и неуверенно начала принимать форму прямой линии. Выпускники злорадно взирали на своих преемников, отлично зная, что их ждет за такую нерешительность.       В принципе, урок прошел спокойно. Малявки прибывали в шоковом состоянии от действий мистера Барнса. Старшие парни мысленно матерились, считая, что с такими уроками физкультуры никакой армии не нужно. Те немногие девушки, которые до сих пор не поняли, что физрука красивыми глазками не сразить, как обычно ныли о сломанных ногтях. Ныли, но продолжали отчаянно пытаться перебросить мяч на другую сторону поля. Потому что отлично знали, что нытье нытьем, а у этого психа двойку так просто не пересдать — доведет до состояния полного истощения за сорок пять минут и даже не почешется. Но под конец урока Джеймс понял, что два цуцика уже начали осуществление своей страшной мести — мигнул на столе в кабинете телефон с сообщением от директора.       То, что грозы за двух мокрых шкетов ему не миновать, Барнс понял еще на уроке, когда два обормота не явились ни через десять, ни через сорок минут. Вывод был один — обиды забылись, и два заядлых врага объединились против физрука. Правда, Джеймс так и не понял, что этому поспособствовало активнее: удушение собственными футболками или ледяная вода.       Самый лучший способ навредить учителю не менялся с момента появления школы как таковой — нужно было только прикинуться белыми и пушистыми ангелочками и нажаловаться классному руководителю. Проблем с другими учителями Барнс не боялся. Мужская часть школьного населения всецело физрука поддерживала, да и женская часть старалась беречь столь накаченный и прелестный материал, который можно было обженить. Но как назло эти два шкета учились у Романовой, которая на мышцы физрука не велась, да еще и искренне переживала за каждого ребенка, будто не видела, что малышня из нее веревки вьет.       Кабинет директора собрал в себе весь свет местного общества — зама по воспитательной работе в лице Стивена Роджерса, школьного психолога Брюса Беннера, которого особо никто и никогда не слушал, и Энтони Старка, который тут же предложил вошедшему Барнсу сигарету. Такое предложение от директора не примет только идиот, и Джеймс послушно присоединился к Тони у приоткрытого окна. — Ну и нахрена ты их голых под ледяной душ швырнул?       Барнс поперхнулся дымом. — А в снег я их с третьего этажа не заставлял прыгать? — Значит, ты их не раздевал? — подал голос Беннер и, казалось, тут же об этом пожалел. — Я что, идиот? Или, может, извращенец? — Ну, знаешь ли… От тебя всего можно ожидать, — фыркнул Роджерс, потягиваясь в кресле. — Я вот, например слышал, что ты их пытался утопить. — Я что, случайно забыл лычки офицера Гестапо отстегнуть? Черт, вы бы хоть сказали, — криво оскалился Джеймс. — И где эта правдорубка рыжая? — Должна была подойти, — глянул Старк на часы. — Скоро перемена уже закончится. — А нам хватит пяти минут, чтобы с этим разобраться, не хочу из-за этой су… — Хватит, — перебил его мягкий вкрадчивый голос. Вслед за Романовой в кабинет вошла Пеппер Поттс — социальный работник. Разговор, вопреки заверениям Натальи, намечался долгий, что Барнса ну совершенно не радовало. Старк тут же выкинул окурок, весь подбоченился и очаровательно улыбнулся Пеппер, но та, похоже, была не в настроении и на павлиньи повадки директора никак не отреагировала. — Ну, начнем тогда? — сконфуженно произнес Тони, за секунду превращаясь из местного хулигана с сигаретой в директора школы. Он в этом конфликте выступал как судья, а Роджерс, Беннер и Поттс как присяжные. Обычно конфликты между учителями заканчивались еще на пороге кабинета директора. Но сейчас, судя по абсолютно ледяному взгляду Барнса и вздувающимся ноздрям Романовой, так просто этот разговор не закончится. — Почему вы позволяете себе такое отношение с детьми? — Какое именно? — поинтересовался Барнс, скрестив руки на груди. — Просто я уже слышал две версии — одна краше другой. — Вы… — Наталья аж задохнулась от подобной наглости, — вы… вы же с ними обращаетесь как с собаками! Оскорбляете их, сгоняете в душевую и перед всем классом водой обливаете ледяной! Это все ваши армейские заморочки! — Я вроде в армии служил, а не в святой инквизиции. — Не передергивайте. Это дедовщина, а вы все-таки в школе работаете. — Давайте начнем с того, что ваши два обормота полезли в драку. Вы мое отношение к дракам знаете: пока крови нет, пусть дерутся. Уж лучше в, так сказать, контролируемой обстановке месятся, чем во дворе с розочками и камнями. Но нет, мисс Романова, у вас особый подход к детям — конфликт нужно гасить. Ну, я и погасил.       Старк тихо хрюкнул в кулак, маскируя смех под кашель, и спросил: — Так что все-таки произошло? — Подержал их под холодной водой секунд тридцать, пока их истерический припадок не закончился. Велел вернуться на урок, они не вернулись. — Прогуляли, значит? — Ну да, — Барнс, который все это время, несмотря на экстренный педсовет, с сигаретой не расставался, наконец выкинул окурок и закрыл окно. — Ну что ж, этих двоих стоит наказать. — Наказать? Детей? Которые и так из-за этого мужлана настрадались? — возмутилась Романова. — А кто его накажет за рукоприкладство? — И чего же вы хотите? — поинтересовался Старк, тяжело вздохнув. — Уволить его. — Уволить? — фыркнул Барнс. — Значит, их родителям можно забить на воспитание своих детей, а мне их ошибки исправлять уже нельзя. А пару месяцев назад вы говорили обратное — сказали, что я виноват в том, что мало уделяю времени воспитательному процессу на уроках — и то не так, и это не эдак. — Вы перевираете мои слова! — возмутилась Романова. — Я вообще удивляюсь, что вас взяли на должность учителя — у вас явные приступы агрессии, психические отклонения и еще черт знает что после этой вашей армии! А вы еще с детьми работаете!       Гневную тираду прервал вежливый стук в дверь, и через несколько секунд протиснулась голова Макса — главного запевалы выпускников, который исключительно на уроках физкультуры превращался из раздолбая в пай-мальчика. Оглядев собравшуюся демонстрацию и остановив свой взгляд на раскрасневшейся Романовой, он поинтересовался, можно ли войти. Старк недоуменно кивнул. Вслед за Максом в кабинет явился весь класс, а еще два обсохших шкета.       После признаний, которых выпускники добились, скорее всего, не обещаниями сладкой жизни, два шкета принесли свои извинения, рассказали, что историю приукрасили и на самом деле физрук просто привел их в чувство. — Простите нас, мистер Барнс, — выдавили они почти синхронно. Барнс был уверен, что выпускники заставили их это отрепетировать. И вообще тяжко было бы двум малявкам отказать толпе старшеклассников, которым уже терять нечего — через полгода в колледж поступать. — Ну, мисс Романова, думаю, конфликт исчерпан. — Женщина хотела было что-то возразить, но поняла, что воевать с директором, чьим вниманием снова завладела мисс Поттс, бесполезно. — Все свободны.       Джеймс ждать не стал и тут же покинул кабинет. У самого порога его пихнула в плечо Наталья. — Вы, чертов детоненавистник… — пробурчала она, вцепившись наманикюренными ногтями в журнал. — А знаете, вы правы, мисс Романова. Мне иногда хочется их всех переубивать. -       Наталья посмотрела на него нескрываемым ужасом, поджав губы. — Но потом я вспоминаю, что они только дети и при желании их можно перевоспитать… — Женщина расслабилась и позволила себе легкую улыбку. — А еще вспоминаю, что за убийство дают пять лет, и что в тюрьму мне не очень хочется.       Лицо Романовы исказилось. — Вы мне отвратительны. — Взаимно, мисс Романова.